Скованная цепями

Первое, о чем я думаю, когда выныриваю из сна, что все же стоило включить кондиционер, потому что от духоты в комнате тяжело дышать. Я скидываю с себя простыню, чтобы хоть немного остудиться, но тут же резко открываю глаза. Мне до боли знакомы эти ощущения, и, едва повернув голову, я удостовериваюсь в догадках. Проклятый Росс. Натягиваю простыню обратно, скрывая обнаженное тело от полыхающего взгляда, и от стыда краснею. Вчера между нами произошло то, что не должно было произойти, и как бы я не хотела забыть, слабая резь между ног напоминает об этом при каждом движении, так же, как всколыхнувшаяся обида. — Доброе утро, мисс Лэйн, — он стоит у окна, полуразвернувшись ко мне, привычно спрятав руки в карманы брюк. Сегодня он предпочел черную рубашку и черные брюки, и этот выбор делает его еще более угрюмым и опасным. Мне даже видеть его не хочется, но еще меньше хочется показать, что его ошибка меня задела. Да мне плевать. — Доброе, — на самом деле нет, потому что я заснула около пяти, мучаясь от ядовитой горечи внутри, желая избавиться от нее, но не представляя как. Как можно простить мужчину, если в самый сокровенный и интимный момент он назвал тебя чужим именем? Впрочем, он вряд ли нуждается в моем прощении. — Как ты себя чувствуешь, Норин? Что-нибудь болит? Я могу пригласить врача, — он переходит на ты, снижая голос до шепота, будто желая показать — теперь, после секса в гостиной, мы стали ближе. Вот только я не хочу, разочарование бьет больно, а я и так уязвима. Совершенно одна, без прав, без поддержки, в одном доме с человеком, который видит во мне Селию. — Знаете, мистер Росс, вам необязательно беспокоиться обо мне, — я заворачиваюсь в простыню, сжимая ее на груди, и кое-как, запутавшись в ней, вставаю с кровати. Провожу по волосам рукой, хоть немного приводя их в порядок, и стоически выдерживаю сканирующий тяжелый взгляд. Удивительно, насколько черные у него глаза и какое горячее тело. И я не знаю, как он это делает, но каждый раз, как я чувствую жар, или духоту, или у меня пересыхает горло, я могу точно сказать, что он либо смотрит на меня, либо просто где-то рядом. В такие моменты можно поверить во что-то необъяснимое, потустороннее, но я не верю в эту чушь, не хочу слушать внутренний голос, шепчущий, что с этим человеком что-то не так. Он будто из другой вселенной, попавший в этот мир по ошибке. — Я просто хотел вам кое-что объяснить... — Не надо! — я вскидываю руку, выдавливая из себя беспечную улыбку, а самая истекаю обидой. — Вы не обязаны также объясняться передо мной. Нет, серьезно, со мной все в порядке, и если честно, мне все равно, кого вы во мне видели в тот момент и видите сейчас, потому что меня это не волнует, — я встаю напротив него и, вскинув подбородок, произношу пламенную речь, вкладывая в голос как можно больше равнодушия, но, наверное, со стороны это выглядит не очень-то достоверно. — Не надо придавать большого значения тому, что было между нами. Это всего лишь секс, и я искренне жалею, что поддалась порыву, этого не должно было случиться и, надеюсь, это больше не повторится, потому что я и так совершила ошибку. Не знаю, что на меня нашло. — Значит, ошибку? — он прищуривает глаза, сжимая челюсти от плохо скрываемого гнева, и я замолкаю, нервно сглатывая и ощущая порывы его злости на себе. Она лижет кожу ожогами, оставляя на ней жгучие следы. Тишина нагнетает и без того взвинченные нервы, и я уже жалею о своих словах. — Простите, если обидел вас, мисс Лэйн, и я буду откровенен с вами: вы очень похожи на мою жену — Селию, и, видимо, это тоже насмешка вселенной, — уголки его губ дергаются от горькой усмешки, и Анвар опускает голову, глядя себе под ноги. Я впервые вижу его таким: задумчивым, отрешенным, он и сейчас будто не со мной. Черт бы его побрал! Это больно! Хоть мы и никто друг другу. Молчу, попросту не зная, что сказать. Что говорят, когда понимают, что ты — лишь напоминание о любимом человеке? Этакая внешняя оболочка, без души и сердца, которые в принципе его не интересуют.  — Ясно. Поэтому я здесь, да? Она ушла от вас, а вы выбрали себе игрушку, похожую на жену. Ну и как? Получилось заменить? — я упрямо сжимаю губы и смотрю в его окаменевшее вдруг лицо. Наверное, я позволяю себе слишком много, разговаривая с ним в таком тоне, но не я первая начала этот разговор. — Так вы решаете свои проблемы? Просто забираете человека, лишая его свободы, семьи, будущего, и держите возле себя как напоминание о любви? Я не ваша жена, мистер Росс, и меня зовут Норин Лэйн. Я не знаю, что между вами произошло, но если вы так любите ее, то советую пойти и попросить прощения. Все просто. Или она точно так же, как и я, была с вами против своей воли? Он дергается в мою сторону, словно желая заткнуть меня силой, но, нервно тряхнув головой, останавливается. Крылья его носа трепещут от тяжелого дыхания, и я делаю шаг назад, сильнее сжимая простынь на груди и словно надеясь, что она защитит меня от его ярости. Страх налипает комьями, ложится на плечи тяжестью, и мне кажется, что вокруг нас сгущается тьма, забивает легкие и вызывает судорожный кашель. Я сгибаюсь пополам, прижимая ладонь ко рту и пытаясь хотя бы вдохнуть, но воздух наполнен дымом, от которого режет глаза и пересыхает горло. — Мистер Россс... мне нечем дышать,— оседая на колени, хриплю я, но он не двигается, все продолжая смотреть на меня с дикой яростью. Мои внутренности перекручивает, я отпускаю простынь, царапая пол рукой и закашливаясь ещё сильнее. Меня будто наполняет огнём, который, ещё немного, сожжет меня дотла. Он скапливается по мере пролетающих мимо секунд, и я издаю протяжный стон, чувствуя, как по губам стекает тёплая кровь. Анвар, до этого застывший, отмирает, смотрит на меня пустым угасающим взглядом, и, наконец, перестаёт меня терзать. Он не человек вовсе. — Вы так и не научились держать язык за зубами, мисс Лэйн. Селия умерла, и я вряд ли смогу вернуть её просто попросив прощения, — Анвар останавливается в дверях и я поднимаю голову, смотря на него снизу вверх, боясь даже разогнуться, до сих пор ощущая горечь пепла на языке и капающую из носа кровь. Его лицо непроницаемо жестоко, и, могу поспорить, — он чудовище в человеческом обличье. — Кстати, Александр передавал вам свои извинения за неудобства. — Вы убили его? — хмурюсь, понимая скрытый подтекст в его словах, и мечтаю, чтобы он опроверг их. Да, Алек подонок, и когда-то я была рада сама убить его, но едва представив, что ласкавшие меня вчера руки — руки убийцы, омытые свежей кровью, меня пробирает озноб. До костей. Так же, как тогда, когда я наблюдала, как он убивал Димитрия. Не просто с жестокостью, а с наслаждением. И я покрываюсь мурашками, замерзая даже под его темнеющим взглядом. Мой вопрос остается без ответа, и Росс уходит, а я не нахожу в себе сил, чтобы подняться, чтобы хотя бы все обдумать. Слишком много всего навалилось. Последнюю неделю июля я тлею в тихом отчаянии, проваливаясь в абсолютное одиночество и ненавидя этот дом всем сердцем. Мне надоедает море, солнце, однообразный песок, мне опротивели коверканные слова Лалы, которая, во время отсутствия Росса, не отходит от меня ни на шаг. Я с жалостью понимаю, что здесь, в этом забытом богом месте, мимо меня проходит жизнь, что одноклассники уже подали заявки в университеты, оттанцевали на выпускном, шагнули в новый этап, а я остановилась на одном уровне и даже не знаю, что меня ждет. Я знаю одно, что как только в гостиной раздается трель телефона, Анвар Росс уезжает, через несколько дней возвращается и ходит по дому тенью, не сталкиваясь со мной, только обжигая взглядом с какого-нибудь наблюдательного пункта. Чаще всего со второго этажа, где его крупная фигура выделяется в проеме окна. В такие моменты я делаю вид, что ничего не ощущаю, но тело рефлекторно напрягается, будто отзываясь на его зов. Я проклинаю ту ночь, когда отдалась ему, и ненавижу это странное чувство в себе — что-то похожее на обиду, словно меня использовали, предали, отымели. Глупо кого-то винить, когда я сама этого захотела, почти напросилась. До тошноты наплававшись в бассейне, я возвращаюсь домой, не удосуживаясь даже накинуть халат. Росс уехал вчера, а судя по периодичности его отъездов, вернется только дня через три, но каково оказывается удивление, когда я наталкиваюсь на него в холле. И даже не эта встреча удивляет меня, а незнакомый мужчина, который пришел с ним. Я так давно не видела других лиц, что встаю как вкопанная, ощущая, как скользит по коже вода, капающая с волос, перекинутых на одно плечо. Мы настороженно изучаем друг друга и я не могу отвести от него глаз, потому что он чем-то похож на Анвара, но в то же время совершенно другой, с осколками разбитого льда в зрачках, с правильными и привлекательными чертами, с изящными неторопливыми движениями, с холеной аристократичностью. Он на пол-головы ниже Росса, но держится с таким же достоинством, явно находясь на одной социальной лестнице с Анваром. Его скользкий взгляд ощупывает меня с ног до головы и останавливается на лице, губы чуть дергаются то ли от изумления, то ли от неверия, и он делает шаг навстречу, все продолжая смотреть на меня пожирающим вниманием. — Бог мой... этого не может быть, — выдыхает, а Росс вовремя вмешивается, подходя ко мне и обнимая одной рукой за талию, словно помечая территорию и с ходу показывая, кому я принадлежу. — Позволь вас познакомить, Джоэл. Это Норин Лэйн, моя... эмм... гостья, — он чуть запинается перед словом "гостья" и вжимает меня в себя, оставляя следы от пальцев на талии. Обнаженную кожу приятно покалывает, мне уютно рядом с ним, но все же я отстраняюсь настолько, насколько мне позволяет его хватка. — Норин, это мой партнер по бизнесу Джоэл. Я несмело протягиваю руку, и Джоэл, завороженно глядя на меня, сжимает ее в теплой ладони. — Поразительное сходство! — вновь на выдохе, снова в рану. Такое ощущение, что меня нет, что все они видят во мне только Селию. Натянуто улыбаюсь и слишком резко, наверное, даже грубо, вырываю свою руку из его. Кидаю полный горькой обиды взгляд на Росса и, скинув его объятия, поднимаюсь наверх. Настроение падает до нуля, и я ненавижу даже стены, обступившие меня. Он забрал у меня семью! Лишил всякой надежды! А сам превратил в предмет интерьера — портрет, что напоминает ему о Селии. Я закрываю за собой дверь в спальню, но она не поддается, потому что внезапно появившийся Анвар упирается в нее ладонью и, успевая схватить меня за запястье, толкает к стене. Я больно ударяюсь лопатками, затылком и тут же оказываюсь в его тисках, он напирает на меня всем своим большим и крупным телом и, уперевшись руками по обе стороны от моей головы, склоняется к уху, прижимается щекой к моему виску и дышит часто, со свистом, будто унимая рвущийся наружу огонь. — Ты же чувствуешь это, Норин, скажи мне, — меня окатывает волнами жара, и я отворачиваюсь в сторону, предпочитая не видеть его вовсе. Его горячее дыхание опаляет шею, он так сильно сжал меня, что я не могу даже пошевелиться, не могу вдохнуть глубже, не могу подобрать слов. Что я должна сказать ему? Что рядом с ним начинаю гореть? Что этот проклятый огонь, которым он заполнен, причиняет мне боль? Анвар обхватывает ладонью мой подбородок и вынуждает посмотреть на себя, мне больно от впившихся в челюсть пальцев, и я прекращаю сопротивляться, утопая в водовороте черных глаз. Он красив и страшен одновременно, и я боюсь утонуть в нем без остатка, каждый новый день в его доме убивает во мне тягу к свободе, и я не понимаю, как такое возможно. Он словно приручает меня просто присутствием в моей жизни. Анвар смотрит на мои упрямо сжатые губы и сглатывает, отчего его кадык двигается вверх-вниз. — Что будет, если я не вспомню? Вы убьете меня? — мой вопрос явно застает его врасплох, он сводит брови к переносице, обдумывая мои слова и не торопясь с ответом, а я растерянно моргаю, желая скрыть блеснувшие в глазах слезы. Ему не нужна Норин Лэйн, ему нужна другая, но ведь она уже умерла. Селии больше нет. — Ты не можешь не вспомнить, моя девочка, ведь за это я продал душу, обрек себя на вечные скитания. Я горю в огне, каждый божий день, и во имя шанса для нас забираю жизни. Это моя плата за возможность повернуть время вспять, — он шепчет мне в губы, жарко, проникновенно, укутывая меня в пламя агонии: он обращается к той, что находится за гранью моего сознания. К той, кто тянется к нему всем своим существом, но по каким-то причинам не может пробиться наружу. — Кто я, мистер Росс? Лишь средство для достижения цели?