Скованная цепями

Росс возвращается на следующий день, к обеду, бледный, с бескровными губами и впавшим контуром глаз. Идет неуверенно и, кажется, пошатываясь, так что на ум приходит первая мысль — он пьян, причем не слабо, но, наткнувшись на его наполненный уставшим мраком взгляд, я понимаю, что дело не в алкоголе. Он лишь слегка кивает мне, проходя мимо, и я отчетливо чувствую запах крови и пепла, смешавшихся в один отвратительный коктейль, от которого меня чуть не выворачивает наизнанку. Я провожаю его с подозрительным любопытством и, не вытерпев и двух минут, иду следом, шаг в шаг, на носочках подходя к его комнате и занося руку, чтобы постучаться. Здравый смысл шепчет: это не твое дело, но сострадательное сердце оказывается сильнее — я аккуратно открываю дверь, чтобы не скрипнула ни одна петля, и попадаю в его комнату, всю наполненную серыми красками и запахом боли. Она так отчетливо чувствуется, что я закрываю нос рукой, ощущая подступающую тошноту. В груди становится больно, дискомфортно, легкие будто стягиваются в узел и запирают кислород внутри. Он переполняет меня, и я резко выдыхаю, замечая скинутый на пол пиджак, рубашку, когда-то белоснежную, но сейчас всю пропитанную кровью. Осознание того, что боль в груди не моя — его, накрывает внезапно, и я кидаюсь к двери в ванную, открывая ее смело, нараспашку. От увиденной картины я встаю как вкопанная, с распахнутыми от ужаса глазами, с непониманием на лице. Впервые от близости Анвара меня бросает в холод, и я, будто заторможенная, медленно прохожу внутрь. — Вам бы стоило стучаться, мисс Лэйн, — он слегка поворачивает голову и, оперевшись о раковину руками, делает глубокий вдох. От этого кровь из его ран, с которых он успел снять окровавленные бинтовые салфетки, начинает сочиться с новой силой, и темные ее ручейки беспрепятственно стекают вниз, под ремень брюк. Я закрываю открывшийся от изумления рот ладонью и, бросаюсь к нему, когда он, ухмыльнувшись, тянется за новым полотенцем. Обессиленный, покачивается, но все же умудряется устоять на ногах. — Мистер Росс! Бог мой, что же мне делать? — мой голос дрожит, как и руки, когда я подхожу к нему и, взяв треклятое полотенце, зависаю с ним в дюйме от сочащейся кровью груди. Я никогда не видела столько крови и таких уродливых ран. Его мышцы будто вывернуты наружу, опалены и выглядят, мягко говоря, омерзительно, потому что запекшиеся на них кровь превратилась в почти черные сгустки. Странный цвет, так же, как и цвет свежей крови, которая уже медленней вытекает из ран. — По-видимому, радоваться, — он хочет улыбнуться, но получается криво, неловко, перекошенное от боли лицо покрывается испариной, и Росс обхватывает мою руку и прижимает к груди, так, что полотенце, наконец, закрывает одну из ран. — Нашли время шутить, — я фыркаю, пытаясь казаться хотя бы безразличной, уж если смелостью не могу похвастаться, и Росс облизывает пересохшие губы, закрывая глаза и вновь пошатываясь. Я бесполезно пытаюсь ему помочь, но он слишком большой и мощный, чтобы я смогла удержать его, поэтому лишь в раковине он находит опору. — Нужно позвонить в больницу, мистер Росс, дайте мне телефон, — мой голос дрожит от слез, я так напугана его состоянием, что у самой перед глазами начинает темнеть. Я смачиваю полотенце холодной водой и прижимаю его к другой ране, затем к следующей, для чего-то пытаясь оттереть кровь и делая еще хуже: она начинает течь там, где практически подсохла. — Норин, оставьте меня, от вашей помощи я умру гораздо быстрее. Он невыносим! Как он может шутить в таком состоянии?! Я срываюсь, всхлипываю беспомощно и жалко, обреченно опуская руки и не зная, что делать дальше. Анвар Росс — гроза криминального мира, каратель, убийца стоит передо мной полу-живой, с развороченной от пуль грудью и умудряется издеваться. Сама не замечаю, как по скулам стекают крупные слезы, и Росс кидает на меня измученный, из-подлобья взгляд. — Сделайте одолжение, попросите Лалу сварить кофе, чертовски хочется спать, а мне еще нужно решить некоторые вопросы, — он выдавливает из себя с натугой, с агонией, и я сжимаю губы в тонкую линию, мотая головой и поражаясь его непробиваемости. Он почти умирает, а говорит о кофе! Могу поспорить, он умрет быстрее, чем Лала сварит его. Я стою несколько секунд, с раздражением и злостью глядя в его черные, как ночь, глаза, и с психом кидаю полотенце к его ногам. Пусть подыхает! Я и пальцем не пошевелю! И тогда мне не придется прибегать к помощи Джоэла. — Без проблем, мистер Росс, только скажу ей, чтобы поторопилась — принято выполнять последние желания умирающего, — моя гневная реплика вызывает лишь его кривую ухмылку, и я с еще большей злостью вылетаю из комнаты. Меня трясет и руки не слушаются меня, когда я захожу в кухню и, не увидев Лалы, сама решаю приготовить кофе. Просыпаю зерна мимо и даже не могу налить воды, в конце просто сдаваясь: опускаюсь на пол и, обхватив колени руками, утыкаюсь в них лицом. Рыдаю, чувствуя, как от меня отрывают кусок за куском, как из получившихся ран течет кровь и мне становится холодно без нее. Я вся превращаюсь в лед и трещины. — Ненавижу... Так тебе и надо, — шепчу бессмыслицу, отгоняя прочь мысли о том, что его уже нет. — Красивая мисс, что у вас случится? — Лала заходит бесшумно, зато ее взволнованный голос разносится под высокие потолки, чуть ли не оглушая. Я поднимаю голову, шмыгая носом, и не знаю, что сказать. Что сейчас, наверху Анвар Росс умирает? — Мистер Росс попросил кофе, Лала, а у меня не получается. — Кофе? — ее пепельно-черная бровь взлетает вверх, и во взгляде появляется облегчение. Она улыбается, проходя к столу и начиная хозяйничать, а я так и сижу на полу, подперев спиной холодильник и ощущая дикую опустошенность. Дышится намного легче, но в глубине груди до сих пор ощущается пульсирующая боль. Она то накатывает, то отступает, пока я молча смотрю в одну точку. — Он спуститься? — спрашивает меня Лала, поманипулировав над туркой и наливая кофе в чашку, а я пожимаю плечами. — Навряд ли. Я снесу, — поднимаюсь и, еле перебирая ногами, иду в его спальню. Кофе успевает выплескаться, потому что по мере приближения меня вновь начинает трясти, и, когда я открываю дверь, в чашке остается меньше половины. Я не только его варить не умею, но и донести не смогла. Правда, Россу будет совершенно все равно. За время моего отсутствия он успел перелечь на кровать, и я со страхом смотрю на его грудь, заляпанную свежими бинтовыми салфетками, через которые уже успела просочиться темная кровь. Он то ли спит, то ли в беспамятстве, потому что не реагирует на мое появление и не двигается даже тогда, когда я подхожу к кровати с этим дурацким подносом в руках. От трясущихся рук начинает дребезжать ложечка, и ресницы Росса дрожат, он открывает глаза, фокусируя на мне размытый, с поволокой взгляд и, слава богу, опрокидывая меня в знакомый жар. Это значит, что смерть отступила? Но после таких ран это невозможно. — Какая честь... Мисс Лэйн, поставьте его, вам явно с трудом дается удерживать его прямо. Я просто разжимаю пальцы и поднос с чашкой летят вниз, на светло-серый ковер, который с жадностью впитывает темную жидкость. Только что я прошла через ад, думая, что Росс уже умер, а он находит в себе силы издеваться. Выглядит уже не так плохо: мертвенная бледность сошла и губы приобрели бледно-малиновый оттенок, даже запах пепла стал не столь очевидным, лишь его отголосок оседает на языке горечью, которую я сглатываю, смотря прямо в глаза ненавистного Росса. Он не человек, кто угодно, но не человек. Никто не смог бы выжить после таких ранений. — Пришли проверить, не умер ли я? И как, я вас разочаровал? — с каждой секундой его взгляд все больше проясняется, меня не было минут пятнадцать, а он уже не похож на тот полу-труп, что стоял в ванной. — Конечно, мистер Росс, настроение окончательно испорчено. Даже не знаю, какому богу теперь молиться, раз этот подвел. — Вот, что мне нравится в вас, Норин, ваш дерзкий язык, — он пытается приподняться, опираясь о локоть, но я вовремя подскакиваю к нему и кладу ладонь на плечо, удерживая на месте. Пару салфеток спадает и я с изумлением замечаю, как стали выглядеть раны: их диаметр уменьшился, мышцы уже не кровоточат и вся картина в целом выглядит лучше. Непонимающе хмурюсь, разглядывая их, и обвожу одну из них кончиком пальца. Анвар вздрагивает, но позволяет мне сделать это, и я захожу дальше, прикасаясь губами к горячей коже. Едва-едва, чтобы почувствовать вкус его боли. Мои волосы каскадом укрывают его грудь и я утыкаюсь лбом в выемку между его ключицей и шеей. Пахнет терпко, вкусно, знакомо. Он пропускает мои волосы между пальцев, ласкает затылок, гладит по голове, а я поражаюсь тому, как мне спокойно рядом с ним. Как хорошо знать, что ему ничто не угрожает и что даже такие раны не способны забрать его жизнь. Лишь где-то глубоко в сердце становится больно оттого, что это не мои ощущения — чужие, с прошлой жизни, эхом отдающиеся внутри. Они все больше пускают в меня корни и мне кажется, я предаю себя, семью, погибшую Энжел, каждого, кто был частью моего мира когда-то. — Ради таких моментов я готов подавиться пулями, — он шепчет, его горячее дыхание путается в моих волосах, губы касаются виска, и Росс слегка сжимает пальцы, ненавязчиво вынуждая меня поднять голову, заглянуть в его лицо. Мы настолько близко, что я вижу каждую морщинку, каждую крапинку в радужках его глаз, детали шрама, коверкающего скулу и щеку, уголок губ. Он красив и омерзителен одновременно, потому что из-за него я чуть не потеряла сердце. — Не стоит воображать, мистер Росс, в следующий раз, когда вы придете под руку со смертью, я и пальцем не пошевелю. Судя по всему, она вам не страшна, — я с вызовом изгибаю бровь, и Росс улыбается, разжимая пальцы и проводя ладонью по шее, вдоль по позвоночнику, оставляя ее тяжесть на пояснице. Ловлю момент и выпрямляюсь, тут же делая несколько шагов от кровати и лишая его возможности поймать меня в ловушку. — На самом деле страшна, мисс Лэйн, страшна тем, что может забрать вас. — Вы имеет в виду Селию, не меня, не бойтесь меня обидеть, — его слова оставляют болезненные уколы, но я не подаю вида и даже умудряюсь улыбнуться. И пусть внутри все переворачивается от боли, он никогда не узнает об этом. Там, в Нью-Йорке я была Норин Лэйн, отдельной личностью, живой душой, а здесь, под его пристальным немигающим взглядом лишь тень его жены, этакое препятствие, мешающее ему быть счастливым. — Я попрошу Лалу сварить вам кофе, отдыхайте, — ухожу, с высоко поднятой головой, спиной чувствуя его прожигающий взгляд, оставляющий на душе ожоги.