Symphony of two souls

      Тэхён жил в доме, который располагался у заповедной зоны. Дом окружали деревья, природа, практически нетронутая человеком. Пройти метров двести: и перед тобой расстилается океан. Тихое, уютное место. Соседние дома расположены вдалеке друг от друга. Ни назойливых тебе соседей, ни лишних глаз.       Раньше, Тэхён часто брал скрипку, шёл на берег и начинал играть. Только небо над головой и океан были свидетелями его откровений. Его манила сила океана, величественная водная стихия. Тэхён любил наблюдать за волнами, слушать их шум. Он подпитывался энергией, перебирая песок и думая о чём-то своём, сокровенном.       После больницы Тэхёну пришлось нанять себе профессиональных помощников, которые облегчали его жизнь. Он начал обучаться шрифту Брайля*, чтобы иметь возможность читать. Иногда парень впадал в состояние депрессии, с которой боролся, посещая психолога.       Чонгук приходил к нему практически каждый день. За это время Тэхён мало что узнал о своём «хранителе». Просто Чонгуку особо нечего было сказать. Он уворачивался каждый раз, когда разговор заходил о себе и всячески избегал этой темы. Тэхён это чувствовал, понимал, особо не лез, он просто ждал, когда тот будет готов, приоткроет завесу, доверится. Что-то подкрадывалось незаметно к сознанию Тэхёна, неуловимо проскальзывало, но он не мог уловить, что именно он пропускает, что проходит мимо него, но, по сути своей, совершенно очевидное.       Парни сближались, по мере того, как чаще стали сплетаться их руки. По мере проведённых вместе вечеров, нежных взглядов, румянца на щеках и волнительных поцелуев. Тэхён научился снова спокойно брать скрипку в руки и играть. Чонгук часто провожал его к океану, где теперь выступал в качестве дополнительного слушателя. Когда Тэхён играл, он преображался так, что Чонгуку срывало все цепи. Чонгук в пролетающей мимо чайке, облаке, собственной тени видел непрошенных гостей, соперников. Его раздражал даже столь любимый Тэхёном океан. Он желал, чтобы Тэхён звучал только для него. Одного. Он так долго ждал, так долго мечтал, рисуя мысленно их двоих в своих фантазиях. В нём просыпалась агрессия, с которой он рука об руку живёт, нет, существует столько лет. Тогда Чонгук собирал себя, сжимал кулаки, мысленно давал себе пощечины, прогоняя злобу, переключался на Тэхёна и его музыку. Представьте, когда ваша жизнь, её смысл, все ваши мысли и действия, крутятся вокруг одного человека. Годами. Что ощущал Чонгук, будучи рядом с Тэхёном сейчас, когда дорвался и был принят? Казалось бы, вот оно – счастье. Вот он – не человек, а целый мир. Но, какой ценой он рядом? Чонгуком вязкой, чёрной слизью, овладевало чувство вины. Оно просачивалось сквозь барьеры, защиту, проникало, находило щели и заполняло его до краёв. О да, это мерзкое чувство, будто ты грязный, и сколько не смывай с себя – не получится, только кожу содрать разве что, вены вскрыть, выпустить жижу зловонную, прогнил которой до основания. Чонгук всякий раз начинал терять контроль над собой и своими эмоциями, когда Тэхену стоило заиграть при свидетелях, даже если ими выступали бездушные слушатели, но такую опасность несущие, потому что делить с ними приходится. Но когда Тэхён заканчивал играть, замирал на мгновение, опускал голову, тогда Чонгук обязательно обнимал его, пытался обхватить руками всего его, насколько мог дотянуться, спрятать. Когда они возвращались домой, Тэхён звездой разваливался на любой поверхности, Чонгук же обычно возился на кухне, набирая чего нибудь вкусного на поднос, брал вино, валился рядом с Тэхёном и они, поедая и выпивая, вместе проводили уютные вечера. Потом Чонгук уезжал, а Тэхён засыпал и видел в своих снах сцену.       Когда парни выезжали за покупками, Чонгук помогал Тэхёну ориентироваться в пространстве. Никакой тебе палочки, только Чонгук и его руки. Тэхён и не против нисколечки, вверял себя полностью, доверял. Чонгук же чувствовал свою необходимость и коршуном парил вокруг любимого. Чонгук сам бы всё привозил, но Тэхён уверенно набирал обороты, свыкаясь с положением, настаивал на обычных вылазках, против которых Чонгук спорить не смел.       В один из вечеров, Тэхён на кровати умостившись между ног Чонгука, упираясь спиной в его грудь, перебирая пальцами косточки на его руках, задал вопрос, который поверг Чонгука в шок.       — Чонгук-а, а я ведь мог бы попробовать выступать? Снова. Как думаешь, меня принял бы мир музыки обратно? Сцена? Люди? Я же мог бы вернуться к прежней жизни? Не совсем той, не совсем так, но мог бы? Я так хочу играть, Чонгук, ведь это вся моя жизнь. Я провожу время только с тобой. Поездки в магазин и прогулка к океану – это всё, что у меня осталось. Я ведь вырос в музыке, я ею живу. Без неё я теряю себя, я исчезаю.       Откровенно, Чонгук ждал этого вопроса, знал, что рано или поздно настанет тот момент, когда Тэхён захочет попробовать.       Чонгуку опять придётся видеть Тэхёна в окружении людей, и закипающий гнев, начал овладевать им. Ладони стали влажными, дыхание сбилось, пульс ускорился, на него накатывал приступ паники. Чонгук прижал Тэхёна к себе, уткнулся ему в шею, зажмурился и начал часто дышать, у него выступили слёзы, он стиснул зубы и шумно через нос втягивал воздух. Он вдыхал запах Тэхёна, обхватил руками его за плечи, пытаясь перебороть приступ, но всё тщетно, он не мог совладать с накатившими на него ощущениями, его начало подтряхивать, знобить. Тэхён, не понимая, что происходит, испугался, развернулся к Чонгуку корпусом, не зная, что делать, растерявшись, прижался к нему.       — Чонгук, что с тобой? Тебе плохо? Мне вызвать скорую?       — Не отпускай меня, Тэ, прошу, никогда не отпускай и не уходи, ни при каких обстоятельствах! Не бросай, что бы ни произошло, обещай мне. Я не смогу! Будь рядом, умоляю, я всех тебе заменю, я всем для тебя стану, я буду твоим слушателем, твоим домом, твоей сценой, я пищей твоей стану, кислородом твоим. Я так люблю тебя Тэ, так люблю!       Слёзы катились с глаз Чонгука, он сбивался в словах, а Тэхён сидел, боясь пошевелиться, боясь спугнуть момент, которого он так ждал. Ведь Чонгук открывается, он говорит.       — Ты не понимаешь, как это – любить и знать, что не достоин! Ты же что-то неземное, тот, к кому дотянуться не мог, о ком мечтать только смел. Кто я, Тэхён? Я никто! Ничтожный человек с ничтожной жизнью. Я столько лет был рядом с тобой, но так при этом далеко. Каждый день я наблюдал за тобой, я видел твои счастливые глаза после концертов и видел похотливые взгляды тех, кто приближался к тебе. Знал бы ты, как я ненавижу каждого, кто прикасался к тебе. А я взгляда одного твоего не стою.       Чонгук запнулся, когда понял, что сказал лишнее, а Тэхён, пытающийся сложить в голове 2+2 растерянно слушал, и правда оглушала его с каждым произнесённым словом Чонгука.       Отстраняясь от него, он хаотично перематывал в памяти моменты, в которых он мог бы заметить Чонгука в прошлой жизни, но тщетно. Ни одно воспоминание не выдавало его присутствия.       Тэхён нащупав ладонь Чонгука нежно обхватил её своими пальцами, поглаживал. Нашёл влажные дорожки слёз, приблизился и нежно сцеловывать начал, успокаивать. Он запустил пальцы в волосы Чонгука, сел лицом к нему, обхватив ногами его бёдра. Обнял руками его сильные плечи, и начал целовать... Целовать каждый миллиметр его лица, глаза, ресницы, медленно, чувственно. Он ощутил вину перед Чонгуком, за то что раньше не заметил, времени столько упустил. Но сейчас, когда правду знает, он возместит упущенное, своё сердце в ладони эти вложит, добровольно себя целиком отдаст – пусть нарадуется.       Руки Чонгука подхватили Тэхёна, бережно уложили на спину, по телу любимому скользить начали. Любимый свитер, раздражающий до ужаса теперь, снят и в сторону отброшен. Горячее тело Тэхёна обжечь дыханием хочется, каждую впадинку выучить, вдохнуть в себя запах особенный, впечатать в памяти, чтобы запомнить до вздоха своего последнего.       — Тэ, родной самый, позволь мне? Я бережно любить тебя буду. Могу ведь?       Конечно, мог.       — Тэ, разреши мне, впусти меня, я покажу тебе звёзды и океан удовольствия по венам пущу твоим, позволишь?       Конечно, позволил. *Шрифт Брайля (фр. Braille) — рельефно-точечный тактильный шрифт, предназначенный для письма и чтения незрячим и плохо видящим людям.