Symphony of two souls

      Ласкать Тэхёна – из разряда нереального. Нежиться в его объятиях – из разряда иллюзорного. Чонгуку хотелось остановить время и остаться в этом промежутке навсегда. Наблюдать за тем, как Тэхён красив, как доверчиво открыт, как в ласке нуждается, как руками к Чонгуку тянется.       У последнего по местам, где пальцы Тэхёна прошлись, кожа трещит, разрывается. Тэ в нём страсть безудержную пробуждает, нежность самую трепетную вызывает, и этот коктейль эмоций голову кружит, кислород перекрывает.       Пять лет Чонгук видел это в своих фантазиях, пять лет он представлял, как ласкает это изящное, роскошное тело, целует такие губы желанные.       — Тэ, я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю.       Тихо, шёпотом.       Произнося эти слова, Чонгук губ Тэхёна касается, и звёзды видит только от этого. Нижнюю оттягивает, язык свой запускает, хозяйничает. У Тэхёна же сердце выскакивает, голова кружится, возбуждение по венам струится, заставляя тело изгибаться под руками сильными. Тихий стон «рот в рот» – и Чонгуку выть хочется. Шею хрупкую языком исследует, дорожкой к ключицам спускается, зубами по косточкам проводит, кожу горячую засасывает. Руками всё тело поглаживает, отдачи требует.       Когда Чонгук чувствительных сосков касается, Тэхён с разумом прощается, растворяясь в ощущениях. Надкусив бусинку, слышит тэхёнов всхлип, и нет больше сил у Чонгука сдерживаться, потому что безумно хочется.       — Всегда буду рядом. Только разреши мне. Я невольник красоты твоей, раб желаний твоих, всего себя к ногам твоим брошу, посвящу тебе. Только будь. Со мной будь, рядышком...       Тихо, шёпотом.       Чонгук за бедра Тэхёна притягивает, надвисает над ним, в глаза взглянуть хоть на мгновение хочет. Сердце жжет пламенем, слёзы отчаянья просятся. Боль вперемешку с безумием. Желание вперемешку с отчаяньем.       — Чонгук, я хочу тебя... Пожалуйста...       Пальцы, и проникновение болезненное, но нежностью своей искупающее. Глубже, и дыхание у обоих сбивающееся. Растягивая бережно, Чонгук к изнывающему члену Тэхёна губами касается и обещание сдерживает, в океан ощущений любимого окунает, тихий стон вызывает.       Вкусный. Тэхён такой вкусный. Попробовав раз, отказаться больше не сможешь. Чонгук, словно одурманенный, головку в рот вбирает, ниже по члену спускается, глубоко, до основания принимает, непривычно, давится, но со рта не выпускает, наслаждается.       Тэхён ноги шире расставляет, не стесняется, с тормозов слетает, пальцами в волосы Чонгука впивается, навстречу языку, губам горячим толкается. Не было в жизни его секса приятнее. Ведёт его не меньше Чонгука, и он впускает. На просьбу Чонгука откликается, в себя впускает, в сердце своё запечатывает, и мысленно все замки свои срывает, каждую частичку себя Чонгуку дарит, рядом быть обещает.       — Чонгук, поцелуй меня.       Хрипло, с желанием.       Чонгук от одной сладости своей отрывается, к другой сию секунду губами прижимается. Ноги Тэхёна на бёрдра свои закидывает, головку к сфинктеру прижимает, замирает на мгновение. Тэхён кивком головы одобряет, немного вперёд подаётся, разрешает.       Толчок... И чернота Тэхёна отступает, даёт вспышкам ярким перед глазами распуститься, вспомнить, как это.       Толчок... И руками Чонгука обхватывая, голову назад опрокидывая, телом всем прижимается, больно, но входить в себя медленно позволяет, не сопротивляется.       Толчок... И Чонгук в Тэхёне теряется, он, словно в тумане, входит полностью, на дыхание тяжёлое срывается.       Толчок... И две души такие любящие, годами друг друга ищущие, наконец-то объединяются. Одним целым становятся, и нет в мире сейчас ощущения прекраснее, потому что оба друг другом пропитываются, любовью своей обмениваются.       Чонгук в Тэхёне замирает на мгновение, даёт привыкнуть, ладонями лицо обхватывает, лбом ко лбу влажному прижимается, виски, шрамы, губы зацеловывает.       Толчок... Сильнее, до основания. И стоны вперемешку с сознанием. Тэхён, привыкая, требовать большего начинает, двигая бедрами на встречу, в спину Чонгука ногтями въедаясь, губами губы нащупывая, страстью своей отвечает. Движения размашистей становятся, ровно как и расширяются границы удовольствия. Чонгук нежным быть хочет, пытается, но от такого Тэхёна барьеры слетают к чертям и резче становится, любит и любовь свою показывает.       Толчок.... Сильнее, чтобы почувствовал, как нужен ему. Грубее, чтобы знал, как не мог без него.       — Чонгук-а-а... — стоном протяжным.       И кто такой Чонгук, чтобы голову не потерять от этого, кто он, чтобы демонов своих не выпустить и накормить наконец-то, заждавшихся? Ритмичными движениями Тэхёна вбивая в простыни, выгнув спину от удовольствия, момент этот запоминает, потому что знает – возможно не повторится, знает, что будет выброшен. И рассудок теряет, Тэхёну руки эти нереальные целует, за спину обнимает, член Тэхёна ладонью обхватывает, массировать головку начинает, слышит тэхёново «ещё, пожалуйста» и доставляет, удовольствие самое пьянящее.       Толчок.... И любимого «я кончаю» гортанно зарычать заставляет, войти несколько раз, душу свою чтобы оставить в том, кто под ним сейчас рассыпается. Задержать мгновение и с криком наслаждения кончить в ответ, чтобы рассыпаться тоже, у ног этих божественных.       «Как это, когда телами две души раненые встречаются? Боль такую постигшие, что на колени поставила, и подняться не разрешает, не даёт, мучает и залпом пить своё положение заставляет? Два одиночества, всю жизнь идущие друг к другу. И, видимо боги решили пошутить и свести их в таких обстоятельствах, иначе, как объяснить то, через что проходить им приходится?»