начало февраля, 2 курс
За плотно закрытым окном завывает ветер, кидая в стекло крупные капли. Только начавшийся февраль на побережье показывает себя во всей красе. Эдди всю холодную дождливую неделю жалуется на усталость, ползает сонной мухой, закутывается в шарф и капюшон, перебегая между корпусами, совершенно не вынося холода. Веном помогает как может - часто охватывает согревающей плотью под одеждой, учится делать растворимый кофе засыпающему над конспектами парню, не заливая при этом полкомнаты, позволяет высыпаться, в конце концов. Впрочем, против последнего пункта по-прежнему постоянно выступает сам Брок такими способами, против которых клинтарец не может устоять, да и не хочет совершенно. Как-то все время оказывается, что его драгоценный хост не так уж и устал и не так уж и хочет спать, когда вначале мысли, а потом и дело доходит до поцелуев-касаний-стонов-"Ви, пожалуйста, ещё.. Только отдохну.. минуту.." Веном только поражается в очередной раз, зачем люди устроены так сложно, зачем столько времени его человеку нужно было скрывать, прятать свои желания, когда это делает так хорошо им обоим, делает их связь лишь крепче, день за днем. Ведь привязанность росла и крепла в драгоценном хосте уже так долго, и если бы он просто смог раньше… Но, как он уже понял, слишком многим в людской жизни управляет страх... Хорошо, что его Эдди сильный и смелый, чтобы свои страхи учиться понемногу оставлять позади. Впрочем, есть у его человека сложности и теперь, и они клинтарцу понятны. Непонятно только, что с ними делать.***
Отопление в кои-то веки включили не жадничая, и в маленькой комнате даже не тепло - жарко. Эдди лежит на животе, подбородком на сложенных ладонях, обняв локтями подушку, расслабленный и горячий, заблаговременно освобождённый ловкими щупами от "этой твоей глупой" одежды. Балансируя между долгожданным сном и тёплыми ласками, перетекающими по спине, плечам и бёдрам ненавязчиво, осторожно, будто давая выбор. Парень тихо стонет, выгибаясь в пояснице, обозначая выбранное вполне недвусмысленно. Чёрные пальцы касаются лопаток, царапая когтями несильно, скользят вниз, вдоль позвоночника, ещё ниже, оглаживая, сжимая, не торопясь двигаться куда-либо дальше. Клинтарец отлично чувствует желание большего, фонящее от его человека ещё с их первой ночи, но кроме того.. Смятение, страх, вина за это собственное вроде как недоверие, благодарность, что симбиот не спрашивает - всё перемешано в ядерную смесь эмоций. И наскоком здесь ничего не решить - слишком легко перегнуть палку, задеть, замкнуть сложный разум в собственном же отторжении и неприятии. Они так и не говорили о причине, из-за которой один вполне милый юноша сейчас кормит собой червей, но Веном и так все знает. О боли, что до сих пор осталась в глубине его носителя обрывками, чуть не убившей в нем самого себя, о попытках вытравить её, отчаянных, неумелых, необходимых, все же приятных, помогших научиться доверять хотя бы себе и не шарахаться от собственных мыслей. Но расплывчатые картинки из ночных кошмаров все ещё слишком явно всплывают в сознании, когда тёплые щупы подбираются слишком близко, гладят слишком настойчиво, и клинтарец каждый раз отступает, терпеливо дожидаясь, когда желание и доверие перевесят опасения и видения прошлого. А сегодня будто что-то меняется. Драгоценный Эдди расплавлен и разнежен горячими ласками почти что до отсутствия всяких мыслей, в нем не то, что нет страха, а, скорее, есть желание, наконец, не чувствовать страх, не цепляться за отравляющие воспоминания, убрать уже последние отголоски той боли из того, что только для них двоих, отдать себя бережной черноте до конца и чтобы никаких границ. Чаша весов как никогда склоняется к жажде другого удовольствия, пульсирующего внутри их тела огненной точкой. И Брок так опасно близок к тому, чтобы податься бёдрами назад, к горячим пальцам, ласкающим всё откровеннее, глубже, выщупывающим чувствительную ложбинку. Но все же медлит, только вздрагивая под осторожными прикосновениями, дыша часто и жмурясь то ли от ощущений, то ли от собственной нерешительности. Зубастая морда склоняется к его плечу, мажет языком по щеке, урча на ухо тихо и нежно, почувствовав нужный момент: "Боишься, любовь моя?" "Нет.." - парень качает головой, упираясь лбом в сложенные ладони, и тут же противореча себе. - "М.. Да. То есть.. Чёрт, я.." Вздыхает судорожно, пытаясь сформулировать, и вдруг обжигается пониманием, чего действительно хочет от своего второго. Пусть это будет совсем, совсем иначе, чем тогда, в жуткой тишине, прерываемой лишь изредка механическими фразами и собственными всхлипами. Когда он был один на один с собственным голосом в голове, бесконечно прокручивающим: "Пожалуйста, пожалуйста, только пусть всё это прекратится.." Его передергивает от всплывшего слишком близко к поверхности кусочка памяти, и когтистые пальцы тут же замирают в нерешительности, готовые отступить и в этот раз. Но именно этот робкий момент сомнения его обычно самоуверенной я-точно-знаю-что-тебе-нужно-Эдди-заразы придаёт решимости ему самому. "Нет, я.." - хриплый голос срывается, заставляя сглатывать нервно. - "Слушай, просто.. Расскажи мне, как это будет. Как ты.. сделаешь это со мной. Просто говори.. Мне нужно.. слышать тебя. И.. Я хочу тебя. В себе. Ты ведь чувствуешь это.." "Важность слов," - думает Веном, щекоча кончиком языка чувствительную шею до мурашек, охватывая их сознание тихой радостью и совсем немного восторженным нетерпением. Он мог бы показать, дать почувствовать, передать всё по их связи: свою нежность, их истинные желания, то, что никогда не причинит вреда, - это полнее и честнее произнесенного вслух. Мысли не обманут. Но дело, очевидно, не в этом. нужно слышать… Клинтарец подключает все свои языковые навыки, осторожно заглядывая в сознание парня в поисках подсказок: всё будет так, как того хочет сам Эдди, всё уже в его голове, нужно просто увидеть. "Ты хочешь знать, что я сделаю с тобой?" Низкий рокочущий голос отдаётся резонансом где-то между рёбрами, от чего кожа покрывается мурашками окончательно, а искры возбуждения вспыхивают вдоль натянутых нервов. Его отдельный фетиш, его слабость, пунктик в больной голове. Не самый странный среди прочих, вполне безобидный. Но одна мысль о том, что он услышит, промурлыканное этим голосом медленно, в подробностях, заставляет кровь глухо пульсировать в ушах, а член напрячься почти до предела. Эдди тихо выдыхает сквозь зубы, сильнее вжимаясь бёдрами в старый матрас. "Прежде всего," - иронично замечает симбиот, не упуская из внимания эту деталь, - "я лишу тебя возможности, знаешь, вмешиваться, уж извини." Тонкие щупы надёжно фиксируют плечи, локти, колени, бёдра, практически приковывая парня к кровати, заставляя замереть в тягучем ожидании, а твёрдую плоть затягивает мягким и плотным, исключая любое.. воздействие. Время застывает, обостряя чувства. И ему все ещё страшно, но этот страх не липкий, не болезненный - он острый и восторженный, ведь властная темнота из снов и фантазий за его спиной наконец-то обрела форму. И у неё есть тёплая шкура. И бережные, сильные когтистые пальцы. И до горячего озноба любимый голос. И самый лизучий и болтливый в мире язык. И всё, чего он хочет, лёжа обездвиженным, открытым под тяжестью чёрной плоти, выдыхая на счёт, - прочувствовать в самой полной мере, во всех деталях, как сны его многих одиноких ночей становятся явью до конца. "Вот так," - теперь голос над ухом мурлыкает бархатно и глубоко. - "Теперь ты только в моих руках, Эдди. И тебе это нравится. Я знаю всё, что тебе нравится, любимый, тебе не нужно говорить, я вижу это ярче и полнее, чем ты смог бы рассказать. Всегда нравится отдавать контроль, быть беспомощным со мной, просить о большем, зная, впрочем, что ты получишь то, что хочешь, только когда я разрешу. Твоё сердце бьётся так часто.. Мне нравится, что ты не споришь. Будь послушным дальше и я дам всё, о чём мечтает по ночам твой чудесный вкусный разум. А ещё, любовь моя, ты ведь знаешь, что я знаю всё о твоих пальцах.. Что ты делал это с собой. Столько жарких ночей, столько тихих стонов, столько удовольствия… Мой маленький и смелый.. Тебе так нравилось ощущать их внутри.. И не только их, кстати. Хм, мне лестно, что тебе сразу нравился.. чёрный цвет. Жаль, ты прекратил свои чудесные эксперименты, когда мы встретились…" "Блять…" - шепчет Брок, сцепляя нервные ладони перед собой. - "Просто.. Блять." Конечно, знает. Кто б сомневался. И почему-то это вот высказанное знание о знании, скачущие мысли о том, что, да, его второй всё видел, пусть даже и сумбурными отрывками воспоминаний, молниеносно разжигают невидимый пожар под кожей, и его трясёт. Тёплые щупы расползаются по спине от поясницы, выводя щекотные узоры, закручиваются спиралями по рукам, переползают на грудь и живот, протискиваясь между простынями и горячим телом, заставляя вздрагивать и рвано выдыхать сквозь зубы. "Я знаю, как ты скучаешь, знаю, сколько раз ты думал о той.. вещи, что спрятана в полке, под бельём, сколько раз, трогая себя, хотел её в себе. Но со мной будет ещё лучше, обещаю. И мы не станем торопиться, любовь моя. Я буду ласкать тебя медленно, едва касаясь, пока каждая клеточка твоего тела не будет наполнена нашим удовольствием, и я не дам тебе забыть, что всё, что чувствуешь ты, чувствую и я. Думай об этом, ощущай это, Эдди. Ты будешь плавиться под моими касаниями, выгибаться им навстречу, ведь я знаю, как сделать приятнее. Так, как никто бы не смог." Брок стискивает зубы, всхлипывая от этой потрясающей угрозы, от того, как невероятно вкрадчивый голос просто растворяет все мысли в его голове: только слушать, ловить каждую вибрацию, отзывающуюся в костях, и чувствовать, как вторят словам движения когтистых пальцев и десятков чёрных щупов, ласкающих, скользящих, сжимающих, ластящихся к распаленной коже. И, о, да, он отлично чувствует, как отзывается симбиоту каждая ласка через их связь, снова возвращаясь к нему умноженной на два, и от этого крышу сносит совершенно. "Такой твёрдый здесь.." - мягкая чернота чуть сжимается, буквально на секунду, заставляя глухо застонать и двинуть бёдрами навстречу, закусив губу. - "Только для меня. Не нужно сдерживаться, любовь моя, я тоже хочу слышать тебя, как ты стонешь для меня, ты всегда такой громкий, Э-э-эдди.. Мне это нравится. Собираюсь заставить тебя потерять контроль полностью, лишить слов и мыслей. Только наши чувства и ничего больше." Слышать все эти.. вещи оказывается чуть более стыдно и вместе с тем ещё более сладко, чем он мог себе представить. Парень прикрывает веки, смаргивая влажную пелену на ресницах, облизывает прикушенную губу, теряясь в то ли десятках, то ли уже сотнях одновременных прикосновений к, кажется, слившимся в единую эрогенную зону нервам. Он не знал раньше, что простые лёгкие касания к плечам и дальше, вдоль тёмных линий татуировок, могут заставить тело сходить с ума сильнее, чем самые жаркие объятия. Что влажный поцелуй в поясницу тонким кончиком языка заставит его отчаянно застонать, сгорая от бесконтрольного желания. Брок не замечает, как начинает будто в бреду повторять: "Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста..." Не имея возможности сложить слова хоть в сколько-нибудь осмысленную фразу. "Слишком рано, любимый," - низкий голос будто задыхается, срываясь на возбужденный хрип. Так мучительно мало для них обоих.. - "Слишком рано и.. О. Я знаю, как тебе понравится ещё больше. Иди сюда.." Вся чернота будто стекает с гибкого тела, мощные лапы подхватывают его, усаживая на чёрные бёдра, лицом к себе, и от того, как сильно приходится развести колени, от контраста собственной всё же хрупкости - как бы он ни вскидывался на подобные заявления от клинтарца - на фоне гипертрофированных нечеловеческих мышц скулы вспыхивают пятнами, и он прижимается к мощной фигуре крепче, обнимает за шею, отворачивается, пряча лицо, и зажмуривается зачем-то, стесняясь посмотреть в опаловые глаза. Знает он, чтоб его… Да он с ума сходит всякий раз от этой невероятной силы и мощи, даже когда чёрная зубастая громада просто вырастает рядом, а уж сидеть верхом, раздвинув ноги, ощущая тугие узлы мыщц ладонями и бёдрами, вжимаясь в рельефный живот твёрдым членом, раскрываясь для него так… Ч-чёрт… Тёплые щупы невесомо скользят по щеке, цепляют приоткрытые губы, сдавливают подбородок, заставляя отлипнуть и отстраниться. Когтистые лапы оглаживают ягодицы, сжимают в широких ладонях, едва ощутимо царапают мягкую кожу кончиками когтей. "Посмотри на меня, любовь моя," - произносит клинтарец тихо и вкрадчиво. - "Ты будешь смотреть мне в глаза, не отводя взгляд, все время, каждую секунду, пока я на твоей коже, и каждую секунду, что я буду в тебе, ты слышишь? Это моё условие. Давай же." Парень чувствует это от своей "я-воплощение-самоконтроля-Эдди"-заразы как лавовую волну: что-то тёмное, будоражаще-опасное, чему совершенно невозможно сопротивляться. Чистый инстинкт хрен знает сколькилетней космической сущности - тяжёлый, властный, подчиняющий полностью. Он и не хочет сопротивляться. По крайней мере, сейчас. В другой раз можно и поиграть в непослушного, почувствовать, чем грозит неподчинение, это отдельная остро-соблазнительная мысль. Но не теперь. Сейчас он тихо матерится сквозь зубы, вскидывая голову отчаянно, сведя брови, с вызовом смотря из-под полуприкрытых век в упор, вцепляясь пальцами в чёрные плечи. Пальцы тут же опутывают тонкие чёрные петли, надёжно фиксируя - не пошевелить, не сдвинуть. "Прекрасно," - клыкастая пасть растягивается в довольном оскале, рычащий голос снова звучит бархатно и ласково. - "Умница. Мой." Теплые щупы вновь расползаются по телу, теперь плотнее и ощутимее, стискивают в объятиях, оплетают бёдра, вновь удерживая, не позволяя уж слишком прижиматься ими к черной шкуре, ласкающе скользят вверх по напряжённой спине, животу, и дальше, по загривку и ключицам, по чувствительной шее, возвращая чуть схлынувшую от перемены позы горячую истому, заставляя запрокинуть голову, не отводя плывущего взгляда из-под мокрых ресниц. "Ты ярче звёзд," - вдруг произносит странную фразу клинтарец, приостанавливая все движения на мгновение, просто ловя собственной шкурой дрожь распаленного тела, будто стараясь навсегда сохранить в памяти взгляд ласковых, но никогда не станущих действительно покорными бирюзовых глаз, бешеный стук их сердца, сбитое, тяжёлое дыхание на ярких губах. Эдди ловит секундный расплывчатый образ: мириады огней в глубокой черноте, бесконечность, дом. И всё это - тускло и неважно в сравнении с блеском его глаз в свете маленькой прикроватной лампы. Это.. почему-то тяжело, и страшно, и больно, и... И он умрёт, кажется, если когда-нибудь Веном будет чувствовать к нему хоть сколько-то меньшее. "Никогда." - тут же отзывается низкий голос, заставляя всхлипнуть от избытка эмоций, понимания, любви. Он не знает, за что ему выпало.. такое. Он ничем не заслужил, чтобы кто-то считал его своим миром. "Глупости!" - раздражённо рычит симбиот, уловив даже не мысль - настроение, сузив отблескивающие глаза, сжимая в бесчисленных объятиях почти больно. - "Красивый, смелый, добрый, Эдди.. Лучший для нас!" Черные щупы разжимают сковывающий охват, возвращаясь к настойчивым ласкам, успокаивая, погружая в бездну ощущений. "И никто не смеет сказать иначе. Но, кажется, мы отвлеклись, любовь моя," - ироничный рокот забирается под кожу, обволакивает сознание, отключая переживания, оставляя лишь томное, острое, мучительно-сладкое "здесь и сейчас". "Я все ещё хочу слышать тебя, постоянно, что мне для этого сделать? Коснуться здесь?" - чёрная нить почти невесомо скользит по бедру внутри, щекоча, вырывая горячий вздох. "Или здесь?" - Когтистые пальцы выщупывают, поглаживают нежную кожу в паху, не прикасаясь ни к чему больше, заставляя все же глухо застонать, кусая губы и подаваясь навстречу. “Такой нетерпеливый, столько эмоций внутри.. Но я хочу больше. На нашем теле ещё столько приятных мест.. К примеру, здесь," - тонкий щуп скользит по губам, устремляясь внутрь, разбухая несильно, сцепляясь с отзывчивым языком в поцелуе. "И здесь," - Тонкий кончик языка щёлкает резко по твердому соску, заставляя вскрикнуть в голос, и тут же принимается облизывать попеременно, широко и мокро, доводя до мелкой дрожи, до бесконтрольных отчаянных стонов, до предельно выгнутой навстречу спины. Слишком хорошо, чтобы думать, и все ещё слишком мало. "Я смогу довести нас до грани лишь этим, как думаешь, любимый? Я мог бы попробовать." Брок только протестующе стонет через плотный щуп, сверкая глазами. Он ничего не сможет сделать, беспомощный, распятый в хватке чёрных щупалец, взбреди в зубастую голову воплотить эту мысль. И он уже ни в чем насчет себя не уверен: ни в том, что не захочет этого, ни в том, что затея обречена на провал - он весь горит, сердце стучит уже в кончиках пальцев, которыми он вдавливается в тёплую шкуру и, кажется, им сейчас хватило бы и меньшего, им просто нужно ещё совсем чуть-чуть и было бы так.. сладко, им уже почти так сладко, что к черту бы всё, и если бы он только мог попросить... "Так хочешь, чтобы я коснулся тебя здесь, где ты такой твёрдый, мокрый и горячий.." - мгновенно ловит невысказанное симбиот, задевая вскользь кончиком языка подрагивающий от сводящего с ума желания член, срываясь в конце фразы на хриплый стон вместе с зажмурившимся-таки от желанного прикосновения драгоценным хостом. "Смотри на меня, Эдди!” совсем жалобный взгляд в ответ, затуманенный и расфокусированный совершенно “Я знаю, нам хочется больше и.. тебе так хочется сейчас. Любишь, когда вылизываю, люблю твой вкус. Но прости, не могу позволить, чтобы все закончилось быстро, а ты бываешь таким быстрым, любовь моя, если трогать тебя.. там." Кончик языка возвращается к розовым, влажно блестящим бусинам сосков. Стонать уже нет сил, он может просто дышать с частотой пульса, срываясь на всхлипы и сглатывая часто. Тёплый щуп выскальзывает изо рта, мокрый от слюны, давая судорожно вдохнуть. "Хватит..хах.. хватит.. мучать меня.. ты.." - еле найдя слова, сорванным шепотом, смотря в упор, вздрагивая под точными обжигающими касаниями. - "Кончай этот.. массаж, твою.. Я.. чёрт, я.. знаю, ты.. хочешь меня.. И я хочу, да.. хватит.." Парень снова всхлипывает от невозможности даже сказать что-то осмысленное и вновь прикрывает веки, выгибаясь ближе к ласкающему языку, не выдерживая. "Не закрывай глаза," - в низком голосе нетерпения чуть ли не больше, чем в его собственном, он слышит это и ощущает через их связь неуемным щекотным чувством где-то в солнечном сплетении. - "Смотри на меня, любимый. Смотри же, сейчас.” Чернота горячей волной стекает вниз, опутывает нитями подтянутые ягодицы, сжимая, раздвигая сильнее, устремляясь чем-то тёплым, влажным, упругим, очень скользким вниз по ложбинке от копчика, касаясь, наконец, этим чем-то сжатых мышц. Эдди стонет вновь, не открывая глаз, дёргается в своих мягких прочных оковах, сжимая губы, толкаясь бедрами навстречу нежному и настойчивому - да скорее же… Но тонкий щуп только трётся и ластится, истекая особой влажностью, дразнит лёгкими поглаживаниями там, где тело драгоценного хоста готово раскрыться для него, пустить в себя теперь и так тоже. “Нам нравится так, любовь моя. Такой чувствительный здесь, такой мягкий, твое тело так.. просит.. Столько удовольствия, так долго ждал. И я хочу взять тебя. Полностью, глубоко, сейчас. Нам будет очень хорошо, и приятно, и совсем немного больно, ведь ты хочешь этого, хочешь чувствовать, как я заполняю тебя, как делаю тебя своим до конца. Я хочу видеть тебя, Эдди.." И бирюзовые глаза распахиваются отчаянно решительно, приковывая взгляд к другим, белесо-опаловым, нечеловеческим. Тонкие пальцы вцепляются в чёрную шкуру ещё сильнее, и он может только лихорадочным шепотом повторять: "Я с тобой, я с тобой, я с тобой, ччёееерт..." Срываясь на стоны в голос, когда тонкий щуп - о да, ч-чёрт! - мягко толкается в него, скользит в тугое колечко, невыносимо медленно, и бережно, и неотвратимо, давая привыкнуть, чуть увеличиваясь, пульсируя горячо и так приятно на фоне слабой боли в отвыкших мышцах. Всхлипывает разочарованно, сжимаясь, стараясь удержать, когда гладкое и тёплое выскальзывает прочь почти сразу же, кружит, лаская, у самого входа. И вновь сбивает дыхание, когда давление и полнота возвращаются в его тело, растягивают его ещё немного - щуп в нём сейчас вряд ли толще пары пальцев, хах, но он и правда так давно не делал ничего с собой вот так, что успел забыть, как это… Больно, и классно, и горячо, и - ну нет, вернись же, ч-чёрт, так нужно ещё... Вдавиться в жаждущее тело на пару дюймов, ласкаясь к коже любимого множеством нитей черной плоти, так бережно, как только можно, немного дразнясь и сдерживаясь за них обоих - его Эдди такой смелый и отчаянный, но такой хрупкий… Скользнуть обратно, наслаждаясь нетерпеливым вздохом и крепостью сжавшихся вокруг чёрной плоти мышц, и, помедлив, снова в него, и так ещё раз, ещё пять, ещё дюжину, лишь увеличиваясь немного с каждым разом - он уже не как пальцы, уже почти как та штуковина в тумбочке, принёсшая Эдди столько удовольствия. Но он сможет доставить ещё больше… "Блять, глубже!" - шипит Брок, снова пытаясь вывернуться из прочной хватки и двинуть бёдрами навстречу. Он уже совершенно на пределе и лучше бы симбиоту иметь это в виду, а чёртов щуп в нём все ещё слишком осторожен, растёт слишком неторопливо, двигается слишком.. издевательски-неглубоко! Будто облизывает самым кончиком, а не берет на полную и до конца, как обещал. И нужно больше и быстрее, чем это дразнящее нежное скольжение, доводящее до исступления своей неспешностью. Да что ж он никак, зараза… - "Давай уже, в меня, по-настоящему, ну, черт, ну пожалуйста, не могу больше, да черт бы тебя!.." И стонет протяжно, содрогаясь, кусая губы, старательно не отводя взгляда, позволяя разглядеть и дрожь мокрых ресниц, и почти жалобный излом бровей, и вспышку яркого удовольствия на дне расширенных во всю радужку зрачков, когда чужая плоть, оставляя наконец медлительность и робость в стороне, доверившись отчаянным просьбам и горящему в них обоих чувству, врывается в него разом глубоко, резко, остро, не сдерживаясь, как хочется; разбухает внутри до восхитительно ощутимой толщины, сходу задевает его это местечко - огненную точку, просящую касаний; продолжает поглаживать, и нажимать, и будто немного вибрировать рядом, разливая по натянутым нервам пламя и холод попеременно, заставляя дрожать как в лихорадке. Клинтарец рычит, теряя контроль, впиваясь когтями в узкие бёдра, и это ощущается потрясающе, как и отраженное удовольствие симбиота: их абсолютное безграничное единение, которого он зачем-то избегал все эти дни. Горячие волны, расплескиваясь по телу, кажется, расплавляют кости и Брок разрывает диалог взлядов, утыкается лбом куда-то в собственное запястье, все ещё зажатое чёрной петлей на широком плече, распластываясь в поддерживающей чёрной сети, тихо выстанывая: "Прости, я не могу, не могу, прости.. Какой же ты.." Подбрасывая бёдра, жадно двигаясь навстречу всем телом, задавая плавный, размашистый ритм. Черт.. Это.. Тепло, упруго, так много внутри.. Намного.. Хах, невыносимо лучше вибратора. Лучше его самых отчаянных фантазий. Лучше - и это без сомнений, - чем было бы со сколь угодно нежным и внимательным партнёром из числа людей. Никто бы не был горячее и бережнее, никто бы не заботился о нём.. так, никто не смог бы ловить его желания на лету… И разве смог бы он довериться вот так, без всяких опасений, отдавая себя полностью, кому-то, кроме продолжения себя самого?.. Невозможно.. Боли не остаётся, только потрясающая наполненность ласковой чернотой, которой становится в нём ещё чуть-чуть больше с каждым глубоким толчком. Каждое движение - током по их нервам. Каждый стон - в два голоса. "Чувствую нас," - хрипло рычит клинтарец, сжимая ладонями тонкую талию. - "Столько даёшь нам.. Эдди.. только мой!" Брок вдруг всхлипывает судорожно, притормаживая. Сглатывает, жмурится так, что пара тёплых капель падает на чёрную шкуру. Что-то пронзает сознание острой болью, и раньше, чем Веном успевает поймать эту мысль, Эдди отчаянно шепчет, цепляясь за мощные плечи и снова начиная двигаться на чёрной плоти часто и резко: "Только твой, Ви… Ты мой первый… Только ты.. Я.. я только твой… Чувствуешь?.." Симбиот крепко прижимает мальчишку к себе, так, чтобы никаких сомнений не возникло, что да, так оно и есть. Тихо рычит в ответ: "Единственный, любовь моя. Никто, кроме нас." Это неправда. Они оба знают это, пусть Брок и не говорит об этом с клинтарцем. Реальность слишком зло обошлась с его драгоценным хостом, чтобы те слова, что они шепчут сейчас друг другу, были правдой. Но Эдди сейчас правда не нужна, сейчас она точно нужна меньше всего. А что нужно - так это тепло сильных лап, согласное рычание на ухо и их собственная реальность. Просто знать, что они могут сделать это своей правдой - то, о чем говорят и думают. Просто потому, что они так хотят и больше ничего в этом мире не имеет значения. Движения парня становятся дерганными и сбивчивыми, он уже снова полностью потерян в быстром ритме, и горячих рывках, и ощущениях, и он так близок.. Мгновенный ранящий осколок памяти уже исчез без остатка, выгорел в их любви и наслаждении друг другом, которые здесь и сейчас и ничего другого кроме них, и горячие волны собираются внизу живота, закручиваясь в тугую спираль. Эдди просто трётся щекой о чёрную шею, целуя тёплую шкуру беспорядочно - слишком хорошо, чтобы ещё что-то соображать. Они цепляются друг за друга до красных следов на коже, до волн на чёрной шкуре. Симбиот перехватывает контроль над движением, подхватывая парня когтистыми ладонями под бедра, не давая сбиться с ритма окончательно. Отпускает тонкие пальцы (парень тут же повисает на мощной шее, обнимая крепко, дышит рвано и горячо, уткнувшись носом в вибрирующую черноту), растекается теплом по мокрой спине, дотягиваясь восхитительно длинным языком до горячего, твёрдого, такого соблазнительно-вкус-с-сного члена, скользит по стволу, вылизывает яйца и то волшебное местечко чуть дальше, между бёдер, отчего драгоценный хост срывается на то ли стоны, то ли ругательства, кусая губы и сжимаясь вокруг чёрной плоти, и, не мучая больше, в пару плотных, влажных облизываний сверху, по самым отзывчивым местечкам, доводит их до последней сладкой волны, распрямляющей тугую пружину, заставляющей его Эдди задохнуться собственным стоном, и, дрожа всем телом, так сильно стиснуть чёрный щуп в себе, давая ощутить каждое сладкое содрогание изнутри, что это почти причиняет боль им обоим. Но - почти, в отличие от стирающего последний контроль, умноженного на два удовольствия, расплескивающего чёрную фигуру в перетекающие по коже беспокойные пятна, а человека распластывающего по смятым простыням. Спустя пару минут Веном находит силы проявиться в полной форме и забирает в тёплые объятия все ещё какого-то будто оглушенного парня, осторожно гладя подрагивающую в отголосках наслаждения спину, передавая волны радости, обожания и нежности, мурлыкая тихонько в общем сознании любимое имя. Брок тоже находит силы, правда всего лишь пошевелить пальцами, поглаживая плотную шкуру в ответ, почему-то бесконтрольно улыбаясь. Вот так это случилось с ним. Так, как не мог себе представить там, в жаркой молчаливой темноте пустой комнаты, сжимая в кулаке чёрную игрушку и до слёз мечтая о чьей-то нежности, о ласке, о словах любви. Случилось не с человеком, нет, - с темнотой космической, осязаемой, когтистой, живой, тёплой, урчащей, обожающей его до мурашек, а уж слова… Эдди краснеет щеками, обжигаясь сейчас о то, что наговорили друг другу. Ну ладно, что Веном наговорил тут… Чёрт.. Такого он не слышал никогда, и как же это офигенно… И то, чего боялся, чего не мог представить - как бы остаться без стыда, не прячась, с тем, кто только что узнал тебя.. так глубоко, кто втискивался в твоё тело своим, брал тебя и слушал твои стоны, беспомощные, молящие; как это вообще - лежать рядом после? - всё это оказалось.. совсем наоборот. И всё, чего он хочет сейчас - не скрыться, не убежать, а чувствовать свою тьму всей кожей, обняться так тесно, как только им возможно, смотреть, переплетать пальцы, целовать лениво, отдать ему все отголоски этого сладко-саднящего чувства, в котором сам симбиот и виноват, тихонько и щекотно думать о том, что потом будет ещё раз.. хах.. и не один, и знать, что это услышат, - это всё для них вместе и вообще никак иначе... Эдди улыбается. Сомнения, страх, боль - всё осталось за пределами кольца когтистых лап, которые всегда будут обнимать его, защищать, дарить спокойствие и любовь. Может, он и не лучше других, как считает его второй, но пошло оно всё. Они вместе и счастливы, значит в этом есть смысл. "Ты тоже моя звезда, Ви, знаешь.." - Эдди улыбается сонно. - "Упавшая звезда. Падающие звезды исполняют желания. У нас так говорят." И тихо дремлет на широком плече под недоуменные рассуждения клинтарца, что звезда не может падать, это же гигантское газовое облако, он точно знает, и куда, по мнению землян, это должно упасть? И как оно должно исполнять какие-либо желания, кроме быстрой и полной аннигиляции? Ветер за окном усиливается, пробираясь сквозь раму. Веном, отвлекшись от монолога о ненаучности и нерациональности падающих звёзд, подтягивает к жмущемуся к теплому боку парню одеяло, думая, что раз звезды могут гореть в человеческих глазах, то, может, черт с ними, пусть себе падают тоже. Допустимые странности этой планеты.