начало февраля, 2 курс
От Тины уходит девушка. Долгие, красивые отношения не пары и не тройки лет казались такими неразрывными, прочными.. Эдди часто слышал все эти упоминания в разговорах о "моей рыжей", будто бы легкие, привычные и вскользь, но, на самом деле, наполненные глубинной настоящей нежностью, тихо радуясь, что вот хоть у кого-то всё хорошо и стабильно. О разрыве он узнаёт случайно, застав подругу врасплох, украдкой вытирающей глаза в пустом коридоре. И это настолько непривычно, странно и пугающе - видеть всегда плещущую жизнерадостностью и уверенностью во всём девушку подавленной и расстроенной, что чужая боль будто пронизывает и его самого, окатывая холодной волной, заставляя споткнуться на ровном месте. История оказывается простой и банальной - колледж, разные города, расстояние, "Ты же понимаешь, Ти, у нас разные дороги, и детское пусть останется в детстве, без обид, хорошо? Лет через пять вместе этому улыбнёмся." Девушка рассказывает об этом уже с улыбкой, разводя руками, мол, вот, и так бывает, лишний кусочек опыта в копилку, но Эдди видит горечь, затаенную в глубине светлых глаз. Чувствует неправильную, больную надломленность, которая, конечно, исчезнет со временем, затянется и перекроется чем-то лучшим и счастливым, но.. Шрамы всегда остаются. Веном тихо гладит напряженную спину тонкими нитями, успокаивая растревоженные чувства, предлагая молчаливую поддержку. Старается убрать какое-то царапающее, тревожное, непонятое ещё самим парнем чувство, что поселяется в подкорке некомфортным отголоском. Не говорит ничего против, когда Эдди без раздумий кивает на задорно-отчаянное "Ну что, Брок, пойдёшь пить за мою новую жизнь? Только предупреждаю - одной бутылкой не обойдёмся, я намерена проснуться вообще другим человеком, ха!" И обнимает всю ночь незаметными под одеждой тёплыми щупами, отгоняя тревожные холодные сны, отрубившегося там же, у Тины с соседкой, парня, которому девчонки выделяют аж целую кровать, тихонько перешептываясь о чем-то своем на второй до рассвета. Но непонятная тревога не оставляет Эдди ни тогда, ни на следующий день. И когда холодным вечером Веном осторожно и игриво распускает тёплые хваталки, поглаживая худые бока и зарываясь в короткие волосы на затылке своего человека, стараясь немного расшевелить, согреть внутренним теплом угрюмо и бестолково пялящегося в учебник Брока, тот вдруг распрямляется решительно, впериваясь взглядом в тёмное окно, весь натянутый, будто струна, и говорит нарочито-спокойно-страшно: "Мы ведь расстанемся однажды, правда? Вот так же, глупо и банально." И продолжает, словно не замечая, как замерли в искреннем недоумении чёрные щупы: "Просто.. Они тоже думали, что вместе навсегда, и что? Простой переезд, чёртова тысяча километров и.. всё! Кто знает, что случится с нами, где наш камень преткновения? Мне семнадцать, черт, Ви! Много ты знаешь пар, проживших вместе всю жизнь со школы? Хотя, боже, о чем я спрашиваю... Конечно, ты не знаешь. Так вот, я скажу - таких мало, ничтожно мало. Со мной, наверное, сейчас весело и необычно, ну, тебе. Пока всё в новинку. А потом? Пусть пройдёт пять лет, пусть даже десять, и тебе - столько видевшему, бывавшему в таких местах, что мне и не снилось - станет банально скучно на этой мелкой планетке! Да и по поводу твоего "так много даёшь"..." - парень кривит рот в горькой, неприятной усмешке. В голове (не)кстати всплывает тот их разговор, пару недель назад, когда он, пытаясь отдышаться, валялся в объятиях тёплых щупов на перекрученных простынях, отвлеченно мечтая минимум о сэндвиче, максимум - о стейке, и в пустую, лёгкую голову вдруг заглянула любопытная мысль. Несостыковочка. И Эдди не был бы собой, не задав пытливо вопрос вслух: почему симбиот после всей этой их.. активности, проявляясь зачастую в полной форме, требующей нехилого расхода энергии, не начинает по-хозяйски рыскать щупальцами в тумбочке, забитой разнообразными шоколадками? Да и вообще, почему запасы этой сладкой гадости, которые раньше приходилось пополнять чуть ли не ежедневно, теперь лежат себе, вон, уже неделю так точно, расходуясь как-то удивительно экономно? Клинтарец рассказал тогда, без утайки, но с еле читающейся настороженностью, не зная, как отреагирует на информацию сложный хост, о том, что именно за вещество на самом деле нужно ему из тех килограммов шоколадок, что исчезали в зубастой пасти, заглушая их особое чувство голода. И о том, что гормоны, которые вырабатывает их тело в моменты нервного возбуждения, опасности, но больше всего - в моменты их яркой, сумасшедшей близости, полной эмоций, чувств, удовольствия, любви - это гораздо больше и.. питательнее для инопланетного организма, чем те крохи, которые можно добыть из шоколада. Он, разумеется, не вредит их телу - не поглощает всё подчистую, берет лишь малую часть, но этого хватает, чтобы восполнить затраченную энергию и не только. Шоколадки, конечно, остаются нужны, да, но - теперь меньше. Тогда Эдди смеялся до слёз, въехав до конца в объяснения симбиота только со второго раза, нашёл этот вариант.. кормления ужасно милым, порадовался, что ненавистного шоколада хоть на какую-то часть станет меньше в их жизни, а потом и вовсе с хитрой улыбкой и томно-тягучим "То есть, поправь меня, если я ошибаюсь: чем чаще мы.. ну.. ты понял, тем больше всех этих питательных веществ для тебя?.. Тогда чего ты ждёшь-то, мм?" утянул уже проявившегося над ним клинтарца в долгий поцелуй, явно вознамерившись ударными темпами бороться внезапно открывшимся интересным способом с голодом своего второго. Теперь же почему-то эти же мысли вызывают запоздалую неловкость и раздражение, вслед за которыми зарождается ядовитое сомнение - а что, если на самом деле это и есть определяющий фактор?.. Если именно утоление вечного голода побуждает клинтарца быть с ним.. так? Хотеть его?.. Его ли? Да, он ощущает всю ту бездну чувств, что открыта ему по их связи, но.. Клинтарец уже тогда знал, что может дать ему человеческая физиология. Что если причина и следствие - чувства и желание физической близости - перепутаны, и первое исключительно вытекает из второго, что-то типа, эээ, своеобразной подсознательной благодарности?.. Всем, конечно, было бы хорошо и так, ничего не меняется, но как-то эта мысль... царапает. Это не то, чего бы ему хотелось. И что будет, когда в какой-то момент его тело начнёт работать иначе, повзрослев, не проявляя больше определённые желания с такой, хм, интенсивностью, а после, когда-то, и вовсе не сможет обеспечивать симбиота желанными химическими соединениями?.. Он не маленький, в конце концов, знает, как все это работает.. Хотя до этого ещё надо дожить, конечно. Гораздо вероятнее, что симбиоту просто наскучит торчать в одном непутевом носителе и он начнёт тяготиться простым земным бытом, недостатками своего хоста, их отношениями, которые, уж Эдди-то знает, чаще всего недолги - на эйфории далеко не уедешь, а потом всплывают проблемы, детали, нюансы, в конечном итоге быстро разводящие двух вчерашних пылких возлюбленных на два враждующих фронта. Всё это парень выплёскивает на оторопевшего клинтарца, неловко сбиваясь, сжимая тонкие пальцы в кулаки, злясь на себя за путаность мыслей и речи, на симбиота - непонятно за что, на всю эту ситуацию - просто потому, что не может промолчать, не думать, не сопоставлять... Раздражение последних двух дней уходит, наконец, облечённое в слова, оставляя пустоту и глухую тоску - он наверняка прав, не может быть не прав. Всё слишком логично. Не бывает всё хорошо и гладко, тем более у него. Раз уж не получилось даже у Тины, которая, казалось, всегда добьется своего, то он-то уж точно не заслужил "счастья навеки", а, значит, лучше разобраться с этим сейчас, чем дать себе надежду, и потом, когда она заполонит разум как худший из сорняков, обжечься о простую, банальную, злую правду. "Просто.. Скажи мне честно, что я прав, чтобы не придумывал тут себе любовь до гроба на пустом месте," - Эдди усмехается грустно и зло, и Веном слышит, чувствует в холодном, отчужденном тоне подступающие слёзы. - "Я буду с тобой в любом случае, столько, сколько ты захочешь, мне, черт, просто некуда деваться от себя самого - я не хочу иначе, так что тебе не нужно меня привязывать к себе невыполнимыми обещаниями, но просто давай сразу говорить начистоту и без обид." Клинтарец видит этот мысленный образ, который, тихо жалея себя, рисует в голове его невозможный хост: благородная жертвенность во имя собственной любви сейчас, горестное одиночество после, знакомая, привычная жизнь с вечным отголоском затаенной боли, потому что ничего другого, счастливого и беззаботного, такому как он не положено. Чувствует, как разрывается сложный разум между жалостью к себе, страхом, отчаянным желанием докопаться до правды и, одновременно, верой в какое-то чудо, что его сейчас разубедят, разуверят в собственных подозрениях.. Веном все еще не понимает, как можно одновременно чувствовать столько сильных, разнонаправленных эмоций. Прислушиваясь к их телу, ощущает как ломает сейчас и без того хрупкую психику его носителя повышенный синтез некоторых веществ, усугубляя тревогу, проявившуюся из-за недавних новостей, заставляя мыслить категорично и негативно, обращать любые рассуждения против себя самого. И, желая помочь, объяснить, что происходит с ними, что нет никаких оснований для всех этих чудовищных надуманных проблем, что Эдди лишь запутался в собственных тревожных мыслях, что между ними, как и прежде, ничего скрытого - лишь искренность чувств и общее желание быть вместе, без какой-либо подспудной выгоды, начинает мягко и тепло: "Ты неправ, любовь моя. Это просто эмоции, тревожишься о Тине, тревожишься о нас. Это логично. Но твоя тревога - это не совсем ты. Тебе нужно понять, что сейчас твой гормональный фон..." Что он совершил какую-то глобальную ошибку, симбиот догадывается, глядя на потемневшее лицо хоста в отражении ночного окна и ощущая, как резко закрывается в холодном отчуждении только было начавший расслабляться от произносимых слов разум. "Гормональный фон?.." - парень шипит ядовитой змеей, прищурившись и растягивая губы в усмешке. - "Только это тебя волнует, так? Не мои чувства, не мои слова? Мы, вроде, уже говорили про гормональный фон, напомнить? Как раз когда ты не сумел отличить банальную реакцию тела на первую попавшуюся девку от моих эмоций, что, вспомнил, знаток? Мы, вроде, тогда уже обсудили всё про гормоны и всё такое, разве нет? Да только, видно, тебя лишь они и волнуют, не я! Зачем слушать, что я говорю и уж тем более мне отвечать, важнее чёртова химия в моем теле! А знаешь что? Отлично! Развлекайся с ней, а в голову ко мне не лезь! Я тебя туда не приглашал, знаешь ли, там ничего интересного - лишь глупые человеческие чувства! И правда, на кой чёрт они тебе сдались!" Брок тяжело дышит, высказав, наконец, этому всё, что собралось больным комком в груди, ожидая в ответ... оправдание? успокаивающие слова? ответную злость, в конце концов?.. И совершенно теряется, слыша все тот же спокойный и сдержанный тон, только на сей раз на фоне расползающейся по связи горькой, чистой обиды: "В этом ты прав, Эдди. Ты меня не звал. Я уйду, если захочешь, но хочу, чтобы ты знал - наше... прости, твоё тело чудесно и много может мне дать, но это лишь приятный бонус. Ты важен. Твои эмоции важны. В них суть. Просто хотел, чтобы нам было хорошо. Вместе. Всегда хотел только этого. С первого дня. Связь не может надоесть, если её хотят оба. Неважно место, время - важны только те, кто в симбиозе. Думал, ты понимаешь это. Люблю, Эдди. Вернусь, когда пригласишь." Чёрные щупы исчезают под кожей, в эфире воцаряется полная, звенящая тишина. "Да пожалуйста! Обойдешься!" - Брок фыркает, передергивая плечами, хотя и чуть менее уверенно, чем был, толкая свою речь. Стягивает нервно футболку и джинсы и падает на кровать ничком, все ещё потерянный в собственных безрадостных мыслях.***
Утро вырывает парня из глубокого сна писком будильника. Эдди улыбается привычно, жмурясь, шепчет в пустоту комнаты: "Доброе утро, Ви..", и - тяжёлой волной накатывают воспоминания вчерашнего вечера, ссора, его злые, обидные слова.. Черт, что он вообще нёс?.. Что на него нашло? Обвинил того, кто единственный заботился о нем без условностей и не ожидая чего-то взамен, черт знает в чем, и из-за чего - из-за поступка какой-то рыжей дуры... При чем она вообще? Как можно было сравнивать, пусть подспудно, её и симбиота, человеческую неверность и их связь - воплощение искренности и взаимности? Стыд заливает скулы медленной краской, скребется на душе сотней кошачьих когтей. Эдди роняет тихое "Прости..", закрыв глаза ладонью, зовёт клинтарца по имени, раз, два, десять, но в эфире по-прежнему глухо. "Ладно.." - подавленно вздыхает Брок, оставляя попытки достучаться до своего второго на время. - "Твоё полное право злиться, Ви. Буду рад тебя услышать, когда перестанешь.. Правда.." К середине дня тревога возрастает не на шутку. Во-первых, есть не хочется совершенно, хотя за последние месяцы голод тела, вынужденного функционировать за двоих, редко когда отступал больше, чем на пару часов. Во-вторых, порез от тетрадного листа - сущая мелочь - всё никак не затягивается, постоянно раскрываясь и норовя закапать кровью всю тетрадь. Эдди зовёт клинтарца мысленно и тихонько вслух, пишет такое привычное и, чёрт, родное имя на полях много, много раз, до холодной испарины вдоль позвоночника боясь предположить вероятное - Веном оставил его. Пусть даже не навсегда - об этом думать вообще невыносимо, пусть даже на пару-тройку дней, возможно, давая им время всё обдумать, отойти от размолвки, он же может перетекать в животных на время, как с той собакой.. Но... как он вообще теперь?.. Внутренности скручивает тугим холодным узлом, до тошноты. Тишина в голове начинает пищать ультразвуком в ушах. Как бы он хотел сейчас вернуть вчерашний вечер, чтобы хотя бы дослушать клинтарца до конца, не взрываться на безобидное, в общем-то, упоминание его физиологии.. Но не знает, смог бы в том состоянии что-то спокойно воспринять, или же возможен был всего один итог - вспышка и ссора. Чёрт, наверное, симбиот прав - гормоны влияют, химия влияет. Глупо было отрицать.. Веном просто хотел помочь, объяснить, а он.. Эдди вздрагивает от сухого щелчка сломавшегося в тонких пальцах карандаша. Под вечер тревога перерастает в панику. Брок до последнего надоедает вопросами встреченному в библиотеке преподавателю, пока тот натурально не спасается бегством, - лишь бы не оставаться одному, лишь бы не слушать тишину и непривычно громкое течение собственных - только своих - мыслей. Втыкает дрожащими пальцами в уши наушники, кривясь, прячет их в сумку через пять минут - музыка бесит. Всё бесит. Страшно, пусто, холодно, страшно-страшно-страшно… Он так много отдал бы сейчас, чтобы снова оказаться в блаженном бездумии в когтистых тёплых лапах, но у него, ха, почти ничего нет, как нет и привычного тёплого ощущения в груди, без которого так чертовски пусто и зябко. Что, если симбиот не вернётся?.. Или вернётся через месяц, год? Кто его знает, какие у его расы взгляды на время? Он ведь совсем не хотел, чтобы так.. Не хотел остаться один, не хотел прогнать того, кого любит так сильно... Но это если прийти в себя и начать мыслить здраво, а в ту секунду... Эдди вздрагивает, попытавшись просто представить, как сильно и больно должно быть ударил по слушающему чувства существу тот его импульс злости и отторжения. И если бы это он почувствовал от симбиота такое, то.. смог бы сразу простить, захотел бы остаться с ним?.. Парня начинает бить нервная дрожь, мешающаяся с ознобом, пока он идёт по тёмной аллее к своему корпусу, нарочно замедляя шаг, все ещё надеясь.. Он понимает. Всё понимает. И будет ждать, сколько нужно, вот только.. Да он просто сойдёт с ума в ближайшую же неделю от одиночества и отчаяния. "Ты полный кретин, Эдди Брок," - мерзко замечает внутренний голос. - "Только ты мог разрушить то, что выпадает в жизненной лотерее лишь раз, не сдаёшь позиций неудачника, так держать!" Эдди всхлипывает на пороге маленькой комнаты - их комнаты. Как давно он возвращался сюда одиноким и пустым?.. Вечность назад. И вот, снова. Сил хватает только чтобы сесть на пол возле стола - на кровать он не осмеливается даже смотреть. Слишком много любви видели линялые простыни, той, единственно-настоящей, в которой он мог быть уверен и которую, возможно, потерял навсегда по собственной глупости. Он плачет, сгибаясь от боли в груди и сотрясающих тело всхлипов, обнимая себя руками за плечи, повторяет шёпотом, до замирания сердца боясь, что слишком поздно, что никто не услышит, что он так и заснёт здесь, на полу, утром вновь проснувшись в отвратительной пустоте: "Пожалуйста, не уходи, пожалуйста, я люблю тебя, я люблю тебя, не бросай меня, я не хотел, я не должен был, я люблю тебя, ты слышишь..." И вздрагивает, задохнувшись, замирая, когда ладони накрывают тёплые чёрные лапы, осторожно поглаживая тонкие бледные пальцы, а по связи, пульсируя, расплескивается бесконечное, вибрирующее, стучащее в висках "скучал-скучал-скучал-мой-скучал-Эдди"... Веном появляется наполовину за его спиной, обнимает, согревая. Вжимается зубастой пастью в стриженный затылок. Очень успешно имитирует тяжелый вздох. Глупый, маленький человеческий ребёнок. И угораздило же, чтобы именно он стал тем, кого симбиот не променяет никогда, ни на кого, лучше задохнуться в чуждой атмосфере, чем потерять эту связь, в которой его Эдди ещё сомневается временами, не понимает всю её глубину и неразрывность, рассматривает по-человечески придирчиво, не умея ещё поверить в них до конца. Никуда он не уходил, да и не собирался. Просто дал волю и своим эмоциям. Дал понять, каково им будет по отдельности, как невозможно друг без друга, никому из них. Как необходимо, жизненно необходимо обоим их единение, чтобы не осталось сомнений ни в чувствах, ни в их постоянстве. "Я здесь," - тихо рычит низкий голос, от которого у парня, как всегда, по шее бегут мурашки. "Я не ушёл, Эдди. Чувствую тебя. Не только то, что вспышкой, но и то, что глубоко вот здесь," - чёрный палец осторожно тычет кончиком когтя в растрёпанную макушку. - "И пока я чувствую здесь нас, я не уйду. Никогда. Просто знай это. И перестань растрачивать нужный твоему организму натрий хлор, пожалуйста." "Чего?.." - хлопает мокрыми глазами Брок, чувствуя, как его начинает отпускать тяжёлый страх и тело захватывает мелкая нервная дрожь. - "А, это... Переживу." Снова всхлипывает и утыкается носом в чёрную руку. Клинтарец проходится горячим языком по мокрой щеке, мысленно закатывая глаза - полезный человеческий жест, которому он быстро научился, пусть и не физически, - и произносит в их сознании тёплое и очень нужное сейчас его драгоценному хосту "Люблю". И, спустя паузу, с намёком: "У нас в ящике есть шоколадки, Эдди." Парень смеётся, вытирая ладонью слёзы со щёк, переплетает тонкие пальцы с чёрными и когтистыми. "Есть, Ви, пойдём. Я как раз притащил твои любимые, хотя, ты, наверное, знаешь. Не верил, что ты ушёл, знал, что проголодаешься." Веном, превращаясь в собственную мини-версию, благодарно трётся лбом о шею Брока, укладываясь тому на плечо.