середина февраля, 2 курс
Вторая неделя февраля традиционно превращает колледж в дурдом, а студентов - в несколько повёрнутых совсем не на учёбе кретинов. В холле обосновываются здоровенные ящики с прорезями сверху, оклеенные розовым и красным, закрытые на дурацкие нарочитые замочки-сердечки, возле которых беспрестанно толкутся, хихикая и показывая друг другу свои будущие валентинки, стайки девчонок, а парни, сделав лицо кирпичом или скорчив физиономию заправского ловеласа, подходят по одному, забрасывая не глядя в прорези записки, открытки, конверты... Сердечки кучкуются на стенах и свисают гирляндами с потолка. Сердечками обклеен незатыкающийся телевизор в холле, вещающий - конечно же! - про то, как, где и даже с кем лучше всего встретить "самый романтичный день в году". Сердечки подписываются на лекциях и семинарах, закрываясь от соседа по парте рукой: из тонкой и плотной бумаги, блестящие и матовые, красные, розовые, белые... Эдди спотыкается об очередную отклеившуюся от стены сердечковую гирлянду, пробегая по коридору, чуть не падает, бережно и незаметно подхваченный клинтарцем, перенимающим контроль на секунду и восстанавливающим равновесие. Бормочет: "Спасибо, Ви..", пиная злосчастные бумажные сердечки к стене. Последние дней пять симбиот не отстаёт от Брока с вопросами, озадаченный очередной удивительно слаженной человеческой активностью: вроде и нет у людей общего разума, телепатической связи, а вот, однако, все, как один, занимаются какими-то одинаковыми непонятными вещами. И даже после осторожной экскурсии в воспоминания драгоценного хоста проясняется далеко не всё. Например, почему сердечки называются сердечками - эти скругленные местами.. треугольники ну совершенно не похожи на человеческое сердце. Или чье-либо ещё. Вот вообще. Тогда почему, Эдди? А ещё, почему именно сердце, забудем про его странную форму, считается у людей символом для праздника любви? Чувства - это химические процессы в мозгу, сердце ни при чем, клинтарец точно знает. Так может, логичнее делать украшения из мозгов? Ну, пусть даже из нарисованных.. Эдди аж тормозит посреди аллеи от такого предложения и, уловив от своего второго этот чудесный образ развешанных по корпусу гирлянд из, эээ, мозгов, спасибо щадящему психику хоста воображению Венома, - бумажных, ржёт до слёз, пугая стайку восторженных первокурсниц, под раздражённый рык симбиота: он задал простой, логичный, казалось бы, вопрос, а этот, вместо того, чтобы ответить... Ещё клинтарцу интересно, отчего его человек так старательно не думает ни о прошедших праздниках, ни о грядущем, будто ловя себя за мысленный хвост всякий раз, как размышления сворачивают в сторону сердечкового безумия. Но, как бы ни было любопытно, - в таком случае лучше помолчать, это Веном успел усвоить. И подождать, не тревожа сложный разум хоста расспросами о личном. Эдди откроется ему, рано или поздно, всегда открывается. Но - только когда будет готов сам, торопить нельзя. Так и выходит. Однажды вечером воспоминания прошлого года всплывают лавовыми каплями, спровоцированные чем-то, увиденным краем глаза, что парень даже не успевает отфиксировать, погружая Брока в какую-то другую, уже почти забытую жизнь. Первый ДСВ в колледже, наконец-то без рьяного присмотра учителей и психованных мамаш. Эйфория, свобода - грядущий даже не день, а ночь кружит голову предвкушением: старшие товарищи охотно рассказали, что и как тут происходит в праздник влюблённых. Впрочем, несложно было и догадаться. Их пятеро парней в одинаковых клубных куртках, небрежно пересмеивающихся возле заветных ящиков под голодными взглядами стаек девчонок. Ещё бы - цвет факультета! Красивые, успешные, желанные. Какая бы не хотела такого в пару? И он так горд, что его позвали, приняли в компанию, что он вдруг оказался достоин и нужен аж этим крутым ребятам, он что угодно сделает для друзей! Ему хорошо, он счастлив и девичьи стайки строят ему подведённые глазки, пока он нарочито не спеша, по одной, бросает в ящик пять валентинок, внутри которых имена пяти самых классных и престижных девушек на факультете и его имя. Кто-то из парней статусом поскромнее завистливо вздыхает - с такой-то смазливой мордой чуваку точно повезёт. Той ночью у него был первый раз.. ну.. с двумя сразу. И последний, если честно. Не то, чтобы ему сильно понравилось... Пышногрудая шатенка и худенькая блондинка, с которыми он свалил с общей гулянки под завистливыми взглядами глубокой ночью к себе, соревновались друг с другом за звание лучшей как могли, требуя все больше внимания, обижаясь то и дело, забывая это самое внимание уделять, капризничая и явно пересмотрев не очень реалистичной порнухи. К тому же, он был пьян, они - тоже. В общем.. быть честным - так больше времени ушло на неловкую смену средств защиты и путаные перемены поз на крайне тесной для троих кровати, чем на процесс. А в итоге и вовсе пришлось заканчивать всё визуальной составляющей и собственной рукой - чтобы спасти чувствительные места от рьяных дам, даже в совместных ласках не сумевших договориться и весьма неаккуратно борющихся за первенство, а также от их, эм, зубов и маникюра, пришлось соврать, что больше всего его заводит смотреть. И если две такие невероятно классные девчонки сделают это друг с другом прямо здесь... К тому моменту всё, чего уже хотелось, - просто остаться одному, сбросить раздражающее напряжение банальным способом, желательно, в тишине, а не под аккомпанемент насквозь фальшивых вздохов, и лечь спать... К счастью, дамы свои старания выместили друг на друге вполне успешно, в том смысле, что смотреть действительно вышло результативнее, чем.. участвовать. Может, они даже остались довольны друг другом - Эдди это уже особо не заботило. Последнее, что он помнил о той ночи - возмущенный хлопок двери сквозь накативший сон и радость от того, что это "приключение" закончилось. Наутро, разумеется, пришлось врать дружкам, как все было круто, а дамы, к счастью, то ли не вспомнили ничего, то ли забили... Брок передергивает плечами, чувствуя, как Веном считывает воспоминание; кривится и неопределённо машет рукой, давая понять, что вопросов лучше не задавать. Бурчит себе под нос: "Хрень это всё, Ви, забей. И вообще, последнее удачное четырнадцатое у меня было, блин, в пятом классе: девочка, которая мне нравилась, дала поцеловать себя в щёчку. А дальше всё какая-то фигня: то ссоры, то вот.. От праздника влюблённых, хах, только одно название." Клинтарец ластится к раздражённому сознанию, не желая делать хосту неприятно своим интересом и расспросами, урчит тихо: "Тогда не станем вспоминать про этот день, Эдди. Пусть будет обычный день для нас." "Ну, вообще-то..." - вопреки ожиданиям ещё более нервно поджимает губы Брок, уже злясь на себя за старательно скрываемую до поры до времени от Венома идею. Глубоко вздыхает и решается: "Вообще-то, я думал, знаешь.. Мы ведь.. вместе? Пара, я имею в виду..Настоящая.. Я тебя люблю, ты меня тоже.. И тебе были интересны земные традиции, я помню, тогда, на Рождество.. Вот я и подумал.." И, чувствуя некоторое подвисание симбиота, тут же торопливо выдаёт, пряча уколовшую вдруг обиду: "А, ладно, правда, забей. Не стоит того." "Э-э-эдди..." - наконец уловившая что к чему в хороводе мыслей зубастая башка материализуется, мгновенно обвивая горячий язык вокруг шеи драгоценного хоста, благо поздний вечер и на пути из библиотеки в их корпус - никого. Урчит ласково и неподдельно-радостно: "Понял! Хочешь День Влюблённых для нас! Мы влюбленные. Наш день, для нас двоих. Праздник, как у людей! Не будем забивать, любовь моя!" Брок фыркает все ещё обиженно - нельзя ж так тупить, в самом деле, - но быстро оттаивает, ощущая искренние волны понимания, обожания, благодарности от своего второго. В конце концов, он сам постоянно забывает, что для инопланетного мозга читать эмоции и воспоминания хоста и верно в них разбираться - очень разные вещи. И слова между ними все же нужны и важны. Улыбается, наконец, ворошащим русую чёлку хваталкам, быстро целует уголок зубастой пасти, веля спрятаться сию же секунду: не хватало ещё, чтобы какой-нибудь заблудший студент поседел накануне Валентиновна дня. "И, Ви," - добавляет смущённо парень, когда они оказываются уже в стенах своего маленького убежища. - "Ты, в общем... Попробуй не смотреть на мои мысли про этот.. день. Или если это невозможно, - я не знаю, как это работает, - сделай вид, что ничего не знаешь, ладно?.. Хочу, ну.. сделать сюрприз." Следующие пару дней Эдди пребывает в воодушевленном и каком-то озорном настроении. Веном, хоть и старается максимально отрешаться от сознания любимого хоста, все же не может не улавливать искры совершенно детского, безусловного, искреннего счастья, когда мысли парня перескакивают к теперь ожидаемому с внутренней теплотой вечеру. И вездесущие сердечки уже как-то даже совсем не бесят... Брок, чувствуя себя иногда весьма по-дурацки, но усилием воли старательно отгоняя всякие сомнения, притаскивает в маленькую комнатку пару свечей, проводит несколько часов в тщательном выборе Того Самого фильма для их особенного вечера, а накануне, состроив совсем загадочную физиономию, приволакивает из ближайшего продуктового магазинчика крепко завязанный пакет и запихивает его в тумбочку до времени.***
Четырнадцатого с самого утра колледж совершенно сходит с ума. Девчонки, от первого до последнего курса, дефилируют по коридорам разодетые, с букетами и разной степени искренности улыбками до ушей; удачливые - под ручку с партнёрами, менее удачливые - стараясь не показывать зависти к первым, отчаянно стреляя глазками в симпатичные цели обоих полов, в зависимости от предпочтений, и надеясь на чудо сегодняшнего вечера. Парни ведут себя ничуть не более скромно, лобызая счастливых избранниц или избранников - Эдди чуть не врезается в страстно целующихся посреди коридора одногруппника с каким-то парнишкой, судя по всему, открывшихся друг другу в чувствах вот буквально полминуты назад, хмыкает: вот уж про кого бы не подумал, а оно вон чего - или, будучи гордыми и свободными, тоже надеются на любовную лихорадку, которая охватит кампус ближе к ночи. Валентинова почта работает весь день, разнося содержимое тех самых ящиков из холла, срывая лекции и семинары. Впрочем, преподавателям не впервой и на сегодня никто никаких серьёзных тем не планирует, за исключением, наверное, пары преподов, к которым никогда в жизни не сунется никакая почта - себе дороже. Эдди, мягко говоря, охреневает, когда радостная "почтальонша" в юбке короче пояса бухает перед ним штук двадцать сердечек и конвертиков и, подмигивая и касаясь вскользь руки, успевает шепнуть, что вот тот, красненький, с рисованным поцелуйчиком - это её. В валентинках восемнадцать признаний от девчонок и три - от парней. И ещё в одной - верх стихотворного искусства, без подписи. Впрочем, двустишью "Я люблю тебя, скотина, с Днём Святого Валентина! :-Р" подпись не нужна, и так понятно, чьё авторство. Брок фыркает и закатывает глаза, сгребая всю эту разноцветную кучку в рюкзак, а валентинку со стишком пряча между тетрадными листами. Веном под кожей пульсирует одновременно сдержанной ревностью и несдержанной гордостью - ещё бы! Разумеется, его человек самый красивый, притягательный, желанный, чему он сам удивляется-то? Пусть только кто-то скажет иначе! Но и обожатели пусть держат руки.. подальше. Ещё не хватало... Эдди, улавливая всю эту гамму эмоций, хмыкает тихое: "Не лопни там, а.. А то придётся мне на вечер звать кого-нибудь ещё.." И прикусывает язык на следующей же перемене, обещая себе быть осторожнее с провокациями, когда клинтарец просто впихивает его в пустующую аудиторию, перехватывая контроль, блокирует дверь и не отпускает минут десять, впиваясь жёсткими поцелуями в горячий рот, скользя языком до глубины, обводя по контуру, не щадя мягкие губы. Отстраняется, только ощутив, что драгоценный хост уже порядком теряет связь с реальностью, повисая в крепкой хватке чёрных щупов; смотрит пристально, прищурившись и, не сказав ни слова, вероятно, чем-то удовлетворившись, мигом скрывается под кожей. Брок тратит ещё пару минут на то, чтобы хоть как-то успокоить стучащее сердце и выровнять рваное дыхание, бормочет, ухмыляясь: "Понял тебя, Отелло.. Никаких больше шуток, ладно, окей." Вываливается в коридор и, к удивлению своему, замечает какую-то резкую смену интереса к своей персоне: встреченные девчонки не стреляют глазками, провожая взглядом, а, смущённо хихикая, спешат отвести взгляд и о чем-то пошептаться с подружками. Парень взглядывает на свое отражение в стеклянной двери и матерится сквозь зубы, обещая паразиту этакому, что как-нибудь он непременно ответит за выходку. Учитывая, насколько.. развратно-счастливая физиономия пялится на него из отражения, светя затуманенными глазами, распухшими губами и яркими пятнами на скулах... Неудивительно, что о нем думают, боже. Эдди готов поспорить, что восемь из десяти, глядя на.. это, думают совсем не о поцелуях.. Логика у его заразы, конечно, железная - правильно, никто не полезет к парню, который пять минут назад явно кому-то.. Собственник, блин. "Мой!" - довольно заявляет Веном, ухмыляясь где-то в сознании. Эдди чертыхается и, пригладив хотя бы растрепанную чёлку, пытается пробраться на задние ряды, желательно, не впечатлив своим видом всю группу...***
Как только заканчиваются основные занятия, студенческий народ, в любой другой день спешащий разойтись по кружкам, секциям, дополнительным и библиотекам в жажде знаний, собирается в холлах и коридорах гомонящими толпами, источающими феромоны и убийственную смесь парфюмов, собираясь в ближайший же час разбрестись по глобальным разнузданным пьянкам, чтобы уж в этом году точно получить от вечера дня влюблённых всё и даже больше. Эдди сбегает от этих живых водоворотов, затягивающих в себя все больше народа, под защиту четырёх стен и двери на замке - у них сегодня совсем другие планы. Например, целоваться долго и, на сей раз, невыносимо нежно, до подгибающихся коленей и сладкой щекотки в солнечном сплетении, просто потому что, наконец, можно проявиться, можно касаться, можно вжиматься в мощную фигуру, тихо сходя с ума от ощущения... правильности. Настоящести. "Стой, подожди!" - Брок отрывается от, безусловно, очень приятного занятия с трудом, упираясь ладонями в черную грудь и, противореча своим же словам, притискивается бёдрами ближе, трётся бессовестно, прикусив губу, даже не пытаясь скрыть свою недвусмысленную заинтересованность в продолжении. В бирюзовых глазах пляшут черти размером с небоскрёб. И, выкручиваясь из тёплых лап, прерывая попытку клинтарца проигнорировать слова и снова перейти к действиям, выдыхает со смехом: "Подожди, сказал! Ну! Не порть мне задумку! Я всё распланировал! И это у нас, знаешь, в конце.. А сейчас - вот!" И демонстрирует стоящие рядом с маленькой электроплиткой ингредиенты - молоко, пару плиток хорошего шоколада, какой-то белесый порошок и большой пакет мини-зефирок, - сияя как та стальная кастрюлька, что расположилась на плите. Веном улавливает, что это всё и есть будущий "сюрприз", определенно одобряет - чем бы оно ни стало стараниями драгоценного хоста, а плитки шоколада соблазняют уже сейчас, даже через хрустящую бумажную упаковку, - любопытно суётся мордой в белый порошок, не находя, впрочем, для себя ничего интересного, зато мгновенно получая от парня возмущённое "Э!" Укладывается мини-башкой Броку на плечо, поглаживая тёплыми щупами широкий загривок, и с полчаса наблюдает, умиротворенно щурясь и сдерживая желание пакостно стянуть полшоколадки со стола, как тот что-то помешивает в кастрюльке, покусывая губу в лёгком волнении и сосредоточенно взглядывая на таймер на мобильнике. Наконец, Эдди отряхивает ладони от прилипчивого порошка и радостно возвещает, что "готово!" И, кажется, гордится результатом.. Клинтарец заглядывает в ёмкость, лениво булькающую густой, тёмной, бархатистой жидкостью. Тянется кончиком языка, чтобы попробовать эту весьма аппетитную штуку, но Брок тут же прикрывает кастрюльку крышкой с предостерегающим: "С ума сошёл? Обожжёшься!" Целует вскользь мокрый язык, мигом обернувшийся вокруг тонкой кисти, дергая уголками губ в улыбке, и, явно нервничая и собираясь с мыслями, говорит больше себе, чем своему второму: "Так. Почти всё. Щас. Ещё пара деталей." В итоге всё, вроде бы, идеально: Эдди не забывает ни зажечь ту пару свечей на подоконнике, ни закинуть по большой горсти зефирок в чашки с горячим шоколадом (Вобщем.. Сюрприз, Ви! Шоколад, ага! Надеюсь, в таком виде он тебе тоже понравится..). Но когда он забирается на кровать, в объятия сильных лап, прихватив с собой ноут и чашки, ему все ещё ужасно странно и даже неловко за себя - все эти глупые человеческие штуки с инопланетным существом, которое на человека-то похоже формой лишь по собственному желанию.. Вдруг скучно, не нужно, неинтересно.. Клинтарец фыркает ему в шею, взлохмачивает русую макушку тяжёлой лапой, тихо рокочет на ухо, опаляя встревоженный разум искренней благодарностью: "Люблю. Спасибо, Эдди. И хватит мыслей, просто чувствуй." И это действительно работает, и всё вдруг становится так правильно-хорошо, что парень перестаёт нервничать и смущаться всей этой.. людской романтики, расслабляется, откидываясь спиной на широкую грудь, ловя волны тёплого спокойствия по их связи, и перестаёт думать - просто наслаждается моментом. Горячий шоколад Веному нравится, и Эдди ужасно польщён и рад, и отдаёт клинтарцу и свою чашку тоже - ну слишком сладкая фигня, другая консистенция её ничуть не спасает. А Тот Самый фильм оказывается весьма увлекательным, но, кажется, придётся пересматривать его ещё раз, потому что симбиот в процессе просмотра очень по-человечески распускает лапы, и не очень по-человечески - хваталки и язык, то обнимая крепче, то поглаживая острые коленки и плоский живот, то втягивая в неспешные, чувственные поцелуи. И Брок так тихо и абсолютно счастлив простым, банальным и ужасно тёплым вещам, которых, оказывается, так не хватало, вроде, вот, просмотра фильма в обнимку, что почти забывает о своём ещё одном пункте идеального вечера дня влюблённых, готовый просто хоть вечность млеть в крепких объятиях под бормотание с экрана, вслушиваясь в тихонько пульсирующую между ними нежность. Но титры всё же обозначают конец уютной идиллии, и поцелуи становятся глубже и жарче, а касания чёрных лап - настойчивее: Веном явно готов напомнить о последнем пункте. Ну, чтобы уж исполнить всё задуманное. И Эдди вдруг оказывается уже под до рваных вдохов притягательной чёрной тушей, обнажённый, возбужденный, распалённый до красных пятен на щеках. Вздыхает шумно в поцелуй, заканчивая вздох нетерпеливым "ммм...", толкается пару раз в чёрное бедро, недвусмысленно намекая, что был бы совсем не против немного более решительных действий, приподнимается на локтях вслед за оторвавшимся от него мощным телом, тут же, впрочем, получая мягкое давление когтистых ладоней на плечи, опрокидывающих его обратно на спину. "Лежи," - веско и бархатно урчит клинтарец, пресекая повторную попытку парня рыпнуться навстречу. - "Тише, Эдди. Сейчас." Каким-то образом в чёрных лапах оказывается кастрюлька со все ещё тёплыми остатками горячего шоколада. Брок вопросительно поднимает бровь, но послушно лежит смирно, расслабленно раскинув руки, только тихонько ерзая бёдрами и покусывая губу изнутри в нетерпеливости - скорее бы уже, ну... Вот зачем ему сейчас сдалась эта сладкая фигня, нет, серьёзно?.. И вздрагивает, резко вдыхая через нос, когда тёплый щуп вдруг касается ямки между ключицами, оставляя за собой.. ощущение. Тёплое, текучее, пахнущее сладостью, щекочущее горячую кожу до мурашек. Парень рефлекторно касается непонятного раздражителя, вскинув руку. Подняв голову, несколько ошарашенно смотрит пару секунд на выпачканные в шоколаде кончики пальцев, не придумав выдать ничего умнее, чем: "Ты, ээээ, чего это?.." Веном фыркает тихо, щуря опаловые глаза. Жмёт подушечкой чёрного пальца на лоб, заставляя вновь откинуться на подушку. Окунает кончик когтя на том же пальце в тёплую густую лужицу, скользит медленно вниз, к пупку, оставляя за собой видимую тёмным мазком траекторию. "Скажешь, не думал об этом, Эдди?.." - нежное мурлыканье звучит над ухом так тихо и так, чёрт, ощутимо-возбуждённо, что Брок не удерживает короткий стон на выдохе, прогибаясь навстречу замершему на животе когтю, не смея пошевелиться как-то ещё. - "Не думал каждый раз, когда мой язык касался твоих пальцев в шоколадных следах?.. О том, как бы это было, если бы шоколад был не только на пальцах, заставляя меня вылизывать наше тело ещё тщательнее, чем обычно.. Так горячо. И мокро. И очень, очень долго.." Чёрный палец, вновь коснувшись залитой шоколадом межключичной ямки, скользит от пупка ещё ниже, по поджавшемуся плоскому животу, и.. "Ч-ч-чёеееерт..." - выстанывает почему-то шепотом Эдди, чувствуя всего одно мягкое, влажное, липкое прикосновение к самому кончику напряжённого органа. Клинтарец довольно хмыкает, считывая это как однозначное "да". А дальше.. Чёрные пальцы и тёплые щупы не сдерживаются в касаниях, погружаясь раз за разом в густую жидкость в кастрюльке и после пятная бледную кожу тёмным, сладким и липким, заранее проставляя метки, ориентиры на местности, по которым минуты спустя пройдется ласкающий язык, задерживаясь на каждом следе, вылизывая, отмывая до исходной веснушчатой белизны. "Бо-оже..." - стонет Брок, выгибаясь в пояснице, заходясь частыми короткими вздохами, - "Пожалуйста.. Пожалуйста, я тебя прошу только - не залей этим всю кровать, нам в ней ещё спать! И, блять.. бля-а-а!.. сделай так ещё раз..." Клинтарец фыркает насмешливо, впрочем, безропотно повторяя медленное движение вверх когтистым пальцем по крепко стоящему члену, оставляя очередной след, от основания к головке, почти касающейся живота, располосованного тёмными потёками, пока тонкие пальцы комкают простынь и жаркий рот раскрывается в безмолвном стоне. И когда Веном заканчивает разукрашивать его в какую-то сюрреалистичную помесь зебры с жирафом - полосами и пятнами, - не забыв пройтись узорами по татуированным плечам, и по рукам до запястий, и очертить контуры ключиц и рёбер, и оставить крайне говорящие отпечатки больших ладоней внутри на бедрах, Эдди уже мало волнует сохранность чистоты постельного белья. Гораздо больше его интересует горячий и влажный язык, касающийся, наконец, распаленной кожи, облизывающий тщательно, как самое сладкое лакомство, и дело, понятно, не совсем в расплесканных по телу шоколадных пятнах. Совсем не. Он чувствует это, чувствует каждым нервом, их каждой одной на двоих клеточкой - то дикое, почти животное наслаждение, что накрывает обоих друг от друга. Его второго - от возможности касаться, пробовать, ласкать, сжимать в бесчисленных объятиях, скользить медленно и вдумчиво по коже в сладких потёках. Его самого - от нереальных ощущений, о, да, от того, что Веном буквально везде на нём, а в какой-то момент, ч-черт, и это так классно, - и в нём, от разницы ритмов хаотичного скольжения снаружи и размеренного - внутри, от собственных громких, каких-то уж совсем неприличных стонов вовсе неузнаваемым голосом (сегодня можно - за стенами либо никого: выгуливают или ищут по клубам и барам свои вторые половинки, либо такие же.. влюблённые), от абсолютной свободы, отсутствия смущения, пока они занимаются этим, мягко говоря, необычно, и даже грязно, пожалуй.. В данном случае - вполне буквально. Вряд ли бы он решился на подобные эксперименты хоть с одной из бывших подружек - слишком велик риск какой-нибудь неловкости, сводящей всю атмосферу на нет. Но только не с тем, кто знает, точно знает, как сделать идеально, читает тебя напрямую и не засмеется, не перегнет палку, не ляпнет в самый разгар действа что-нибудь ужасно глупое, за что станет стыдно обоим.. А если и ляпнет - это будет то, что не заставит краснеть от стыда, а заведёт ещё на градус больше.. Только сейчас он может отдаться полностью и без оглядки: бесстыдным ласкам, тайным фантазиям, не боясь непонимания, осуждения, подчиняясь, открываясь с такой страстью... Эдди почти кончает, когда клинтарец чрезмерно тщательно и долго вылизывает выпачканные в шоколадных пятнах торчащие соски, возвращая им обычный розоватый цвет, с поправкой на зацелованную яркость, не забывая плавно толкаться в особое местечко внутри парой скользких щупов. И кончает без всяких "почти", едва не прокусив себе палец, примешивая свой вкус к шоколадному, когда длинный и мокрый язык, наконец, касается подрагивающего члена, лижет широко и с нажимом, стискивает головку влажным охватом, и низкий голос рычит в его голове с этой своей гребаной интонацией: "Вкусссный..." Почти как в их первую встречу, только теперь вот более чем очевидно, что симбиот имеет в виду.. Они долго возятся на сбитой простыни: Веном рьяно старается устранить последствия в виде незамеченных то тут, то там на светлой коже сладких пятнышек, тем самым ненамеренно дразня слишком чувствительные сейчас нервные окончания. Эдди то хихикает, вздрагивая, то ругается почему-то шепотом на перемазанную-таки постель, то отпихивает зубастую башку, лезущую своим невозможным языком в совсем щекотные места, то принимается обнимать и беспорядочно целовать тёплую шкуру, куда дотянется, мешая клинтарцу в благих намерениях. Сон, вопреки обычному, не идёт и Брок раскидывается на постели, закидывает руки за голову, счастливо жмурясь и забив на кое-где все же прилипающую к коже ткань, довольный, голый и расслабленный. Признается негромко и как-то торжественно: "Мне хорошо.. Очень хорошо, боже, и я тебя люблю. Чёрт, я гребаный извращенец, наверное, но мне правда.. так хорошо, с тобой. И всем, что мы..пффф..." Выдыхает громко, пряча лицо в ладонях, внезапно ощущая на скулах горячие пятна. Веном смеётся негромко где-то в голове, кружит теплыми нитями по плечам, повторяя контуры несмываемых тёмных линий. "Мы извращенец..." - фыркает низкий голос. - "И, да, нам это нравится, любовь моя." "Хочу татуировку!" - вдруг невпопад осеняет парня спустя десяток минут сквозь подбирающуюся дрёму, он аж садится на кровати от внезапной мысли, улыбаясь открыто и воодушевленно. - "Точно! Что-то.. Что-то про тебя, про нас... И, кажется, есть идея..." Клинтарец роняет тонкое тело обратно на скрипнувшую кровать, трётся краешком зубастой пасти о щеку, вырывая у драгоценного хоста тихий смешок, уютно сворачивается под рёбрами, оплетая плечи и спину тонкой тёплой сетью, урчит негромко, соглашаясь, одобряя. Ему тоже нравится вырисовывающаяся все чётче в сложной голове мысль. Следующим же вечером (а чего тянуть?) в ближайшем проверенном тату-салоне на левом плече Брока, над контурными небоскребами Сан-Франциско - данью страху высоты - на бледной коже загорается небольшая, с красивым, многохвостым, прочерчивающим предполагаемое небо следом, падающая звезда.