Суррогат

      О, как прекрасно человечество, придумавшее витиеватые маты. Весь спектр эмоций можно выразить ёмким, чётким словцом. Не нужно писать баллады, кусать губы в попытках не ругнуться – материтесь. Материтесь и не жалейте, что кто-то услышит ваши трёхэтажные пассажи. Не бойтесь, что кто-то будет презрительно смотреть на вас и осуждающе тыкать пальцем. Что может быть лучше искренних эмоций? Они разбивают стены недопонимания, лечат раны, рождают ответные чувства. Но ничто из этого списка и близко не стояло с тем, что испытывал Гриммджо Джаггерджак. - Открой дверь, сволота. Я кому говорю?! Уж что-что, а двери в ванные комнаты сделали на совесть. Прочные дубовые косяки, стальные петли – красота. Гриммджо забаррикадировался уже как больше получаса и выходить не собирался. А виной тому хвост. Да-да, хвост. Длинный такой – идеальный руль – пятнистый, с мягкой шерстью, сильный. Бил по ногам, зараза, больно, потому что степень раздражения и злости Гриммджо росла в геометрической прогрессии. Хвост не исчезал, как бы Джаггерджак ни пытался дышать, поймать дзен (делать дыхательную гимнастику всем советовал Комаммура, пока зооморфы не налепили ему на пушистый хвост прищепки). За дверью бесновался Куросаки, желающий умыться и справить нужду. Но выйти к нему в таком виде – означало получить такую порцию насмешек и хохота, что весь тщательно взлелеянный образ плохого мальчика выветрится со скоростью звука. - Гриммджо, дрочить можно и в своей комнате, - Джаггерджак вздрогнул, и хвост нервно дёрнулся. – Или у тебя живот прихватило? - Иди нахуй, Куросаки, - фамилию идиота невозможно было произносить без рычания. А вкупе со своей звериной сущностью звучало это действительно угрожающе. Ясен хер, что Ичиго не отвяжется. Придётся выходить и позориться, а этого ой как не хотелось. Оставался только один выход, подсказанный самим Куросаки. После щелчка замка дверь распахнулась, и Ичиго уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы от души разораться на дебила-соседа за непозволительно долго занятую ванную, но застыл. Образ длинного твёрдого члена, казалось, отпечатался где-то в голове и запустил программу экстренной перезагрузки мозгового компьютера. Гриммджо самодовольно и развязно ухмылялся, демонстрируя поджарый живот. Пальцем провёл по головке, возвращаясь к стволу и венкам, выступающим под кожей. Кровь тут же хлынула к лицу, и Ичиго, красный как мак, драпанул из проёма. «Да пошёл ты в жопу, мудила! Убью, нахуй», - раздалось из коридора, и стены содрогнулись от грохота. Гриммджо думал, что сломается от ржача. Он смеялся без остановки, и смех с каждой секундой становился всё больше похожим на истерику. Член стоял, вставший как по команде «смирно» от нескольких привычных движений. Ичиго ушёл, а что делать с хвостом – непонятно. Из-за утреннего инцидента суррогат и зооморф не разговаривали друг с другом. Студенты недоумённо смотрели на эту парочку, демонстративно молчавшую на всех парах, не понимая, что могло послужить их разладу, что оба ходили без следов насилия. И, наверное, на них перестали бы обращать внимание, если бы у Джаггерджака постоянно не дрожали плечи, а Куросаки не напоминал спелый помидор. - Ну, прости, - прикрывая шальную улыбку рукой, тихо сказал Гриммджо. Ичиго не ответил, с преувеличенным интересом вглядываясь в химические формулы на доске. – Ичиго, я сожалею, что тебе пришлось увидеть мой член. Не каждый достоин его увидеть. Понимаю, ты перенервничал от такой чести, уй...!       Гриммджо скукожился за своей партой, прикрывая живот и сдерживая матерные вопли от сильного удара. - Куросаки, у вас вопрос по теме? – сочившимся ядом голосом проговорил Маюри, тут же оказываясь у их ряда. Ичиго старался не скривиться от этой полубезумной улыбки.       Он был такой не один, потому что Куроцучи был знаменит не только неудачно сделанными винирами, слепящими хлеще первого снега, но и поехавшей кукухой на фоне природной гениальности и беспробудного пьянства. - Нет… - Да, - выпалил Гриммджо, и на лице Ичиго отразилась вся гамма эмоций маньяка-потрошителя. – Ему стало интересно, можно ли обнаружить гормонально-половую дисфункцию методом химического анализа. «УБЬЮ», - говорил взгляд Куросаки. «Очень интересно, а как это относится к генетической связи неорганики и органики?» - взвизгнул Маюри и уже не слезал с пунцовеющего Куросаки до конца пары. - Me perdonas? – прозвучало в студенческом магазине, и Ичиго чуть не поперхнулся воздухом. «Простишь меня?» - Что? Полки с товарами не шелохнулись, люстры не качались, и даже продавец ухом не повёл, - так где же землетрясение, мать вашу, или как назвать то, что Джагерджак ещё и полиглот?! Садо сбоку заинтересованно дёрнулся, отставив в сторону зимние кроссовки. У Ичиго тут же возникла мысль, что Ясутора, наполовину являющийся мексиканцем, его наверняка понял. - Actué feo y estoy listo para hacer las paces, - Гриммджо в лице не поменялся и всё также, с еле заметной усмешкой, рассматривал что-то на витрине. «Я поступил некрасиво, и готов загладить свою вину» Это выглядело, как попытка помириться. Нет, серьёзно, он смущался? По расслабленной позе этого не скажешь. Но чуть отсутствующий взгляд, остановившийся на каких-то этикетах, выдавал глубокую задумчивость. Злость вдруг сошла на нет, и комок раздражения, тлевший под рёбрами, рассосался. Ичиго пришло в голову, что зря он так рассердился. Ну, пошутил, ну показал писю, кто от этого пострадал? А в извинениях Гриммджо есть своя изюминка. - Допустим, я тебя понял, хотя нихуя не понял. Переведёшь? – улыбнулся Куросаки, и зооморф оживился, повернувшись к нему. - Обрыбишься, - оскалился Джаггерджак, на что Куросаки обречённо вздохнул. - Да пожалуйста, пездюк, - суррогат подхватил свою корзину и направился к кассам. – Красиво стелешь, кстати. - Si estuviera menos orgulloso, diría que lo siento por ti, - вполголоса проговорил Гриммджо, зная, что Ичиго не услышит и не поймёт. «Если бы я был менее гордым, я бы сказал, что к тебе чувствую» Гриммджо, осторожно выдыхая, проводил его взглядом. Он и не заметил, как к нему приблизился абстракт, возвышаясь над ним на полголовы. - Tal vez no estoy haciendo lo correcto, pero ... te gusta, - сказал Садо. «Может быть, я лезу не в своё дело, но... Он тебе нравится» Гриммджо пожал плечами, ничем не выдавая волнение спалившегося человека. Здоровяк ему импонировал больше, чем грудастая девка. У той хоть и приличные дойки, да мозгами не отличалась от баб в стаях зооморфов.       Ясутора мало говорил, не страдал эгоцентризмом, что бесило в большинстве сородичей Джаггерджака, и вообще излучал какое-то поразительное спокойствие. Гриммджо делал ставку на японский менталитет. Но, в общем и целом, если бы перед Джаггерджаком встал выбор, кому бы он доверил знание про симпатию к Куросаки, он бы выбрал Ясутору. - Не долбись в шары, здоровяк, - рассмеялся Гриммджо, хватая пачку презервативов с полки, которую сверлил взглядом минут пять назад. – Я этой хернёй не страдаю. Садо скептически осмотрел его покупки, однако ничего на это не ответил, но зато когда Джаггерджак с благодушной безмятежностью на лице зашагал к кассе, выдал: - Знаешь, мой дедушка часто говорил, что нужно amar hasta el último suspiro, hasta el último latido del corazón, потому что hasta el que está lejos se acerca si le tienes en tu corazón. «Любить до последнего вздоха, до последнего биения сердца, потому что даже тот, кто далеко, стоит рядом, если он в твоем сердце»       Сердце неромантичного Гриммджо предсказуемо ёкнуло так, что невыносимо захотелось блевать. Как только стрелка часов перевалила за 16:00, на территории Академии воцарилась тишина. Ни птички, ни мушки, ни шепотка, ни шороха тлеющей папиросной бумаги. Щупальца подростковой активности втянулись в стены и затихли, изредка причмокивая присосками. Время замерло, отсчитывая минуты до конца профильных занятий. Одинокий рейнджер, кассир, встал перед входом в академский магазинчик, мужественно засучив рукава. Он чуял запах озона, как перед грозой; сухонькие мышцы напряглись в ожидании. Пальцы замерли у кармана, в котором металлическим грузом ждали своего момента ключи от кассы. Мужчина достал из нагрудного кармана куртки карманные часы, сверил с огромным циферблатом, висящим над крыльцом главного здания. Уходящее солнце на секунду ослепило его, но он тут же вскинул ладонь перед глазами на манер козырька. Жидкая бородка чуть подёрнулась инеем, тонкие губы были плотно сомкнуты, а кончик длинного орлиного носа покраснел, и только глаза горели неугасимым огнём. Это был опытный боец: без страха и упрёка. В его жилах текла кровь рыцаря, небесами избранного охранять цитадель студенческих надежд. Кассир глубоко вздохнул, запустив как можно больше кислорода в лёгкие. Осталось десять минут до адского пекла. Первые фигуры, показавшиеся вдали, двигались нестройной кучкой. Со стороны спортзала вывалилось копошащееся нечто и взяло курс на магазин. Неумолимо увеличиваясь, оно объединялось с группками, принимало в свою армию. Понемногу набиравшая скорость лавина пересекла склад, столовую, протаптывая извилистые дорожки в сугробах, и кассир встрепенулся. Он отпер стеклянную дверь, включил свет и встал за прилавок. В окнах появились первые горящие угольки жадных до забав глаз. Всплакнул колокольчик. Номер квартиры вызывал нервный тик. С облупившейся позолотой несчастные цифры «46» висели криво. Болтик, призванный поддерживать тусклую табличку, был выкручен наполовину, поэтому его собрат не выдержал нагрузки. Из-за двери доносилась неразборчивая ругань вперемешку с хохотом. Проходящие мимо студенты косились и на квартиру, и на застывшего перед ней парня. Молодой человек с аккуратной до педантичности наружности сверлил взглядом табличку и медленно закипал. На первый взгляд можно было решить, что в четвёртый корпус зашёл мажор из аристократов, и это окажется почти правдой. Рубашка, выглаженная и заправленная в клетчатые брюки, по белизне могла соперничать со снегами Арктики. Из нагрудного кармана выглядывал крошечный уголок платка с вышитым вензелем «И.У.»; студент с идеально уложенной прической в раздражении топал ногой, и каблук его налакированной туфли издавал мерзкий стук нетерпения по этажу. - Исида! Стук прекратился. По лестнице спешно поднимался Садо, на ходу расстёгивая куртку с тёплым мехом. Под ней виднелся свитер с широкой горловиной и обычные джинсы. Исида скептически осмотрел наряд Ясуторы, как самый стереотипный ботаник поправив очки. - Позволь спросить, почему мы должны заходить за твоим, - он скривился. - Другом вместе? Ты опоздал на пять минут, я уже было решил идти веселиться без тебя. Садо иронично поднял бровь. Трудно было представить Исиду развлекающегося в толпе гормонально неуравновешенных сверстников, и Ясутора до сих пор удивлялся, как Урюю согласился на это.       Он и вырядился так, будто собирался посетить как минимум прием у посла. Старинный медальон в виде звезды, прицепленный к воротнику рубашки, гармонично вписывался в образ богатенького мальчика. - Да, представь себе, - огрызнулся Исида, прекрасно считывая эмоции неразговорчивого Садо. – И сколько нам их ждать? - Думаю, лучше заглянуть, - сказал Ясутора, и под бубнёж Урю «думает он, как же» зашли. Зашли и чуть не вышли. На полу по коридору были раскиданы вещи и обувь, которые цепочкой вели в комнату Ичиго, как хлебные крошки. За порогом ситуация была не менее катастрофичной: разворошенная постель, выпотрошенный шкаф, книги и тетради, расхристанные на столе, лежали как попало. Вымотанный Куросаки сидел в домашней футболке и лениво пытался парировать издевательские замечания своего соседа. - Я уже сотню раз сказал, я не хочу надевать твои всратые шмотки, - Ичиго скептически осмотрел небольшую кучку, растущую возле него. Удивительно, как они все умещались в шкафу. - На хую вертел твою сотню. Куросаки, на твоём фоне я буду выглядеть педофилом, отмотавшим срок, харэ мне мозг трахать, - Гриммджо раздражённо бросил в него рваную майку. - Просто отпусти меня уже в рубашке, - Куросаки закатил глаза. - Вот в этой? – рявкнул Гриммджо, встряхивая перед глазами розовую рубашку с пальмами. – Ебанулся? - Тогда оставь меня здесь, - обиженно протянул Ичиго, заваливаясь на кучу одежды. - И не надейся, мудила, мы ведь па-а-ара, - рубашка полетела в мусорку. - Ой, сучара, - Ичиго резко встал с кровати, вставая вплотную к Джаггерджаку. – Вот что ты хочешь? Скажи, я сделаю, только отстань. - Это драма для пидоров? – раздался полный исследовательского интереса голос у двери. Перед тем как прийти к этой квартире, Исида провёл «небольшой» анализ. Будучи абстрактом, он подключил свои связи в кругу суррогатов, пообщался с самыми лояльными из зооморфов, пощебетал с Иноуэ – и вот, он уже был обладателем бесценной и неопровержимой информации, что эти двое - геи! Как гордый и правильный представитель немецкой знати на своей родине Исида чтил гетеронормативность, духовные скрепы и христианские ценности. Но как любопытный ребёнок с острым интеллектом, склонностью к бунтарству и жаждой знаний - запретной темой интересовался, а посему совал свой нос не туда, куда надо. Эффект проявился моментально. Ичиго только успел обхватить Гриммджо поперёк живота, как Садо уже встал между ними, сверкая бронёй. - Сохранять спокойствие, Гриммджо. Спокойствие! – пыхтел Куросаки под рычащее «Убью, блять, сука, отпусти!» - Исида, извинись, - мрачно изрёк Ясутора. - Не собираюсь. Это же правда, - выйдя из ступора, капризно сказал Урю, поняв, что вроде бы как сейчас его убивать не собираются, потому что через Садо зооморфу-недобитку уж точно не пройти. Джаггерджак заревел ещё громче, вызывая по спине Исиды табун мурашек. - Исида! - И не подумаю, - ещё громче произнёс Урю, встряхнув тёмными волосами, но сам мысленно придумывал, куда пустить сверкающую из частиц стрелу, чтобы быстро и намертво. - Ладно, я пойду в твоих шмотках, только угомонись, - крикнул Ичиго, и Джаггерджак замер. Появившиеся уши встали торчком и покрутились. Гриммджо посмотрел на сцепившиеся в замок руки, недоумевающее лицо Куросаки и по-злодейски гадко улыбнулся. За мгновение в карих глазах промелькнуло «Гандон», и уже в следующие полчаса не пропадало, пока зооморф одевал его под ошарашенными взглядами абстрактов.       «Они идеально подходят друг к другу», - подумал Ясутора, уволакивая Исиду на кухню, пока тот снова не дал Гриммджо повод вытрясти что-нибудь из Куросаки. Например, душу.       Поводов обижаться на Гриммджо у Ичиго было море, но как можно обижаться на человека, которым ещё и тайно начал восхищаться?       Джаггерджак был разным. Он как синее безграничное море, меняющее свои оттенки. С ним Гриммджо становился открытым, улыбался, щипался, щекотал, бил от души, крыл матом, пошло шутил, постоянно касался и заглядывал в глаза.       Пока никого не было рядом, он много говорил: об учёбе, Испании, в которой вырос, путешествиях в разные страны, которые очень хотел посетить. Любил танцы, гитару, домашнюю еду (и ненавидел мыть посуду, сука), дикие причёски и скорость. Только о семье не говорил. На людях Гриммджо становился жёстким, натянутым как тетива. Двигался резко, отвечал грубо. В такие моменты Ичиго с облегчением выдыхал и уже не боялся заплутать в пугающих размышлениях об их дружбе. Вроде бы все как у всех, никаких драм, никакой лирики. Но, бывает, возникает между людьми невидимая связь, которая становится короче и короче с каждым словом, каждым актом заботы, каждым прикосновением. Ичиго пытался вспомнить, в какой момент произошли эти перемены, и не находил ответа. Просто однажды проснулся, пошел на кухню и сварил кофе на двоих. В бок уткнулся острый локоть, и Гриммджо с ленивой усмешкой подхватил кружку. Солнце запуталось в его волосах, высветило бирюзовые пряди.       Стало так комфортно, уютно. По груди разлилось тепло. Слышно было лишь тиканье часов.

***

В десятом корпусе царило бурное оживление, как в типичном американском подростковом фильме. Ну, знаете вот эти частные дома, в которых тусят ребята с красными стаканчиками, а в них далеко не газировка? На утро бассейн в блевоте, кто-то трахался на родительской кровати, адское перегарище, маревом стоящее над домом, чьи-то плавки на люстре в гостиной – вот оно. Хрен им, конечно, а не сюжет американской тусовки. Ичиго смотрел на ещё трезвые лица и чувствовал странное спокойствие. Словно нашел то гармоничное состояние, в котором можно раствориться и расслабиться. Ничто его не тревожило и не выводило из себя. Флер новых ощущений всеобщего праздника захватил его существо, и он, окутанный запахом Гриммджо, чувствовал себя частью коллектива. Воротник его кожаной куртки защекотал щёку. Ичиго втянул воздух со странным волнением, которое появляется, когда чувствуешь что-то неуловимо приятное и знакомое. - Что стоишь? Идём, - пальцы ухватили за локоть, и Куросаки безропотно подчинился. В руки всунули стаканчик, на вкус как сок, но хитро поблескивающие глаза говорили, что градус в напитке есть. - Малявка говорила, что ты никогда не посещал тусы, - рыкнул Гриммджо. Ичиго пожал плечами, прищурился от маленького диско-шара. Казалось, что в холле собралось все три старших класса со всей Академии. Младших отправили спать наверх, оставив свободными два первых этажа. Все окна закрыли плотными шторами, у стен стояло несколько столов со всевозможными закусками и чашами «пунша». Ящики со спиртным ожидаемо стояли на полу и облизывались жадными взглядами. Вопреки мнению Ичиго, считавшего, что все попойки проходят шумно, а потому невозможны, музыка тихо лилась из колонок, создавая скорее приятный фон. На креслах и диванах уже не было свободных мест, и студенты, не стесняясь, усаживались на пол. У подножья лестницы кто-то активно махал рукой, и Ичиго увидел Орихиме и Садо с его мрачным другом. Куросаки успел их потерять на входе в корпус, когда они разделились. Повернувшись к Гриммджо, он склонил голову в вопросительном жесте. Джаггерджак всё понял правильно и, тряхнув шевелюрой, двинулся к компании, прихватив бутылку виски из-под стола. Ичиго улыбнулся: не за каждым Гриммджо Джаггерджак послушно пойдёт, как котёнок за мамой-кошкой. Иноуэ уже раскраснелась от выпитого вина и чуть икала, опираясь на багрового то ли от возмущения, то ли от алкоголя Исиду. - Кучики позвала наверх. Мацумото готовит какую-то игру, - коротко известил Ясутора, и вся компании двинулась по лестнице. Комната явно принадлежала не Рангику, так как такого педантичного порядка у неё даже предположить было сложно. Точнее до прихода гостей здесь было стерильно, теперь же в центре помещения у стола мрачно восседал её хозяин, угрюмо взиравший на батальон бутылок, расставленный у стен, упаковки от закусок и пакеты для мусора. Мацумото с театрально заплаканным лицом сидела у его ног, запрокидывала руки на худые чужие колени, причитая что-то о тщетности бытия. - Пойми, мы не можем быть вместе! Я выпущусь, а ты останешься здесь, мой рыцарь. На кого мне тебя оставить? - Мацумото веером раскинула рыжие пряди. - Не представляешь, как я жду, когда ты свалишь, - в попытках скинуть с себя волосы Хицугайя запутался в них пальцами, попадая в плен медного шёлка. - Кто будет будить тебя по утрам? – Рангику пьяно буркнула. - Надеюсь, будильник, а не твои ебанутые поклонники, - пальцы всё-таки вырвались из плена, и Тоширо аккуратно пригладил волосы Мацумото. - Кто будет украшением нашей уютной квартирки? - Если тот свинарник, что остается после своих дебошей, ты называешь уютом, то я предпочту, чтобы его не было. Ичиго еле подавил смешок. О Хицугайе была наслышана вся Академия, кто хоть как-то знал Мацумото. Одна половина ему завидовала, другая сочувствовала бедному пареньку. Обычно в корпусах жили строго пары одного пола, но на Хицугайе сошёлся свет клином. Места для него в корпусах в момент заселения не было. Пару лет назад случился бум новобранцев в мутантской среде, и Тоширо просто не хватило комнаты среди ровесников. Ему тогда было всего одиннадцать лет, и Генрюсай решил, что мальчика будет вполне безопасно поселить с молодой девушкой. Эксперимент прошёл успешно, хоть и с малой кровью. Спустя неделю Хицугайя Тоширо попросил проверить Мацумото Рангику на вменяемость. Преподаватели разводили руками. Мальчишка оказался серьёзным, ответственным и хмурым ребёнком. Его строгий, порой жёсткий нрав оказывал благотворное влияние на гиперактивную Рангику, и жалобу оставили неудовлетворённой. Тоширо же смирился от безысходности: все его просьбы о переселении были отклонены. Он стал «единственным возлюбленным» роковой красотки элементалей. Нерастраченная женская нежность, которую Мацумото из вредности не тратила на мужчин, обволакивала Хицугайю так, что он не мог дышать. Она пыталась его баловать: в комнате у себя никого не оставляла – Тоширо ругался, а если кто-то отпускал в его адрес сальные шуточки: этот кто-то мог начинать писать завещание, потому что Рангику умела оставлять ровные борозды свистящим вихрем даже в металле. Увидев столпившийся у дверей народ, Мацумото мигом подобрала сопли, ювелирно вытерла слёзы, не размазав тушь и подводку, и, качнув бедрами, принялась рассаживать гостей. - Ну, надо же, сколько вас! Не толкайтесь, присаживайтесь. Да, прямо на пол, - громко говорила она, расталкивая всех по местам. Народу скопилось достаточно.       Ичиго успел заметить Рукию, Ренджи, Ильфорте, Хисаги, Иккаку с Юмичикой, Хинамори из пятого корпуса и Исане с его потока. Рангику закрыла дверь, приоткрыла ветром форточку и села в кресло в поле зрения всех собравшихся. Зооморфы, стайкой рассевшиеся у правой стены, вели себя до безобразия прилично. Кроме Иккаку с Юмичикой, как обычно препиравшихся между собой, сидели тихо. Ильфорте сверлил противоположную сторону взглядом, часто поглядывая на Куросаки. Сердце на секунду вздрогнуло. Ичиго не мог припомнить ни одного случая, чтобы у Ренджи был настолько болезненный вид. Мешки под глазами, растрёпанный хвост волос, потухший тяжёлый взгляд. Он выглядел таким потерянным, что Ичиго невольно устыдился себя за невнимательность.       Когда в последний раз они говорили – Ичиго уже и забыл. Он настолько увлёкся учёбой, общением с Гриммджо, новыми друзьями, что совсем позабыл о своём первом лучшем друге. Возможно, у него появились проблемы, а он их проглядел.       Ичиго прикусил губу, думая, что после игры обязательно поговорит с Абараи и поможет ему, если тот попросит.       Состав участников был занимательным и до крайности интересным. Пока гости наслаждались мирной беседой, Мацумото проводила анализ обстановки. Больше всего её занимал один вопрос: что такого в Куросаки Ичиго? Сторонний наблюдатель мог заметить, как вокруг одного человека разрастается всё больше людей, так называемая свита, которую сам источник может не замечать. Он должен обладать определёнными волевыми качествами, энергией, способной объединять разных существ, удерживать и работать на себя. Куросаки раньше абсолютно не производил такого впечатления, но в последнее время… Мацумото повернулась в сторону зооморфов. Изменения в Ренджи были самыми яркими с тех пор, как его переселили в комнату с Ильфорте. Рукия обсуждала с ней это, Рангику помнила и подмечала все детали. Ренджи угасал, и это мало походило на съедающую тоску по "другу". Цепкие пальцы Гранца держали локоть Абараи, не давая сдвинуться с места ни на миллиметр, и это ограничение тоже не способствовало улучшению состояния свободолюбивого тигра. Противоположная сторона светилась детской непосредственностью. Мацумото улыбнулась какой-то пьяной нелепой шутке Орихиме, отметив, что и новенькая имеет талант притягивать к себе людей. Исида уже подчинился этому влиянию, заметно расслабившись. На щеках его играл лёгкий румянец.       И, наконец, загадка – Гриммджо – зооморф-одиночка. Необернувшийся зооморф, встречающийся с Куросаки. Раньше он не вызывал ни малейшего интереса, сливаясь со своими яркими, вызывающими собратьями. Однако Джаггерджак не тусил с остальными зооморфами, тихо занимался своими делами и вообще был сам себе на уме парень. Со дня образования их пары всё быстро переменилось, и Мацумото с удивлением подмечала широкую наглую улыбку Джаггерджака, его смех, искрящиеся глаза. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – между ними есть химия, но какая-то странная, дрожащая, еле сдерживаемая. Она ждёт выхода, копится, жмёт на стенки. От неё больно и тошно. Сильная, как лавина, сметающая всё на своём пути. Пока никто не видел, Хицугайя встревожено посмотрел на соседку. Мало кто знал, что весёлость и разнузданность Рангику напускные. Да, она приводила в квартиру гостей, шумела, много пила и громко говорила, когда не надо, но Мацумото всегда, по-женски, замечала многое. То, на что другие не обращали внимания. Встряхнув головой, Мацумото выпрямилась и хлопнула в ладоши, привлекая к себе взгляды: - Сегодня мы поиграем в «Я Никогда Не…», - студенты дружно застонали. – Но-но-но, отставить недовольство! Никто отсюда не выйдет, пока не пройдёт как минимум три круга. - Хочешь проверить? – кровожадно ухмыльнулся Ильфорте, показав рога. - Я тебе проверю, - сверкнул глазами Тоширо. – Будешь косплеить Локи в Йотунхейме - синим и очень-очень замёрзшим. - Тихо-тихо, мой мальчик, - запричитала Рангику, зная крутой нрав своего соседа, – Он же пошутил, правда? – Гранц активно закивал. - Кто не знает, объясняю правила. Ведущий говорит, например, я никогда не подглядывал за девушками в раздевалках. Тот, кто подглядывал, пьёт… - Хисаги, мы не сейчас пьём! - Выгоните этого извращенца! – зазвенел голос Хинамори. - Спокойно, дамы, позже разрулим, - под взглядом Мацумото Хисаги заметно съёжился. Казалось, ещё чуть-чуть, и он пискнет что-то похожее на «делайте со мной всё, что угодно, моя госпожа». - Если пьют все, ведущий пьёт штрафную, если никто не пьёт - тоже штрафная. После очередь переходит к следующему по часовой стрелке. Для пива и сидра два глотка, с напитками покрепче – один. Моему мальчику сок, пожалуйста, - продолжила Мацумото, с лаской глядя на Хицугайю. - Хуй там, Джаггерджак, наливай, - буркнул Тоширо. Гриммджо втихаря плеснул в его бокал виски. Парни стукнулись кулаками в знак зародившейся крепкой мужской дружбы. Народ зашумел, оживился, полился алкоголь. Хинамори кричала Гриммджо убрать водку от стакана Хицугайи, Рукия смеялась над пантомимой Ясуторы, избражающего Исиду, и вообще вся атмосфера была такой благодушной, что трудно было поверить, что что-то может пойти не так. - Я начну, - подала голос Рангику, хватая свой стакан с виски и колой. - Я никогда не ломала каблуки. - Ага, я знал, что ты трап! – завопил Иккаку, тыкая в поперхнувшегося пивом Юмичику пальцем. - Мужчины тоже носят туфли, обезьяна мохнатая! – крикнул со своего места Исида, гневно тряся кулаком. - Товарищи, товарищи! – пискнула Орихиме и после воцарившейся тишины добавила. – Я никогда не целовалась. По комнате прошёлся гул удивления. Иноуэ зарделась редисом и замолкла, положив руки на объёмную грудь. Кажется, кому-то повезёт утешать девочку от рыданий и полоскания над унитазом. Исида уже вытирал потные ладошки о штанины. Внезапно заржал Гриммджо. Присутствующие удивлённо повернулись в его сторону, чтобы увидеть, как его сосед делает глоток. Ичиго стоически выдержал язвительное «ой, девственник сраный, а я-то думал, ой не могу, ой, смеху-то, позорище рыжее», ткнул локтём Джаггерджаку под рёбра и отставил стакан. - Что здесь криминального? – спросил он у публики, и публика заткнулась, пожав плечами. Только у Ренджи взгляд стал каким-то лихорадочным. - И как это вы встречаетесь? Обет целомудрия? – спросил Ильфорте, вытягиваясь струной. - Как настоящая Красотка, Куросаки не сосётся, но сосёт знатно, - кинул в ответ Гриммджо, напрягаясь всеми мускулами. Верхняя губа дернулась, обнажая острые клыки. "Не лезь. Моё. Убью. Не достоин", - говорил только взгляд. Чувствуя, что дело запахло жареным, а между двумя дебилами сидел её любимый мальчик Хицугайя, Мацумото взмахнула руками, создавая короткий шквальный ветер. - Все свои альфачьи мужицкие вопросы решите потом. У нас игра, Содом и блэкджек. Я тринадцать лет в Азкабане ждала этой попойки, и вы, твари патлатые, мне её не испортите! Продолжаем, - сказала она. Однако зооморфы сверлили друг друга взглядами и успокаиваться не собирались. Ичиго обеспокоенно переводил взгляд с одного на другого, но не вмешивался. Он сам периодически забывал, что им нужно изображать пару из-за вмешательства в поединок с Зараки. Нюансы игры на публике они так и не обсудили за эти недели, и Куросаки с полным ощущением подступающего пиздеца понял, что то, что их до сих пор не раскусили, большая удача. - Я никогда не… - протянул Исида, пытаясь сосредоточиться, но Иноуэ, прижимаясь к нему грудью, успешно мешала. Парень сглотнул и покраснел. – Влюблялся. Женская команда выпустила дружное «аооууу», Иккаку выкрикнул громогласное «Нахуй баб», Гриммджо уткнулся взглядом в бокал, видимо, пытаясь найти ответ в виски. Ильфорте показушно прижался ближе к Ренджи. Абараи стакан не поднял. - Что, неужели никогда? И кто из нас позорник? – беззлобно и тихо спросил Ичиго. Джаггерджак окинул его задумчивым взглядом. Что-то в нем заставило напрячься, и Куросаки не сразу понял, что в комнате стало тихо. Вроде бы очередь была Садо, но повисшее напряжение не позволяло разорвать этот зрительный контакт. Сначала холодная от стакана с виски рука легла на шею, пустив по позвоночнику табун мурашек. Ичиго вздрогнул, прогнувшись вперёд от контраста температур, и его губ тут же коснулись чужие.       Влажные, с терпким вкусом крепкого алкоголя, настойчивые и наглые. Ичиго буквально растворился, моментально опьянев ещё сильнее. В груди стало нестерпимо жарко. В голове всё замутилось, завертелось, будто стоишь на шатком прогнившем мосту, под которым только острые камни далеко-далеко внизу. Казалось, запах Гриммджо укутал, проник под одежду, в лёгкие, кожу и кровь, и от него никуда не деться. Через несколько мгновений висок обдало жарким дыханием, и холод снова вернулся между ними, отрезвляя. Оглушительно хлопнула дверь, и Ичиго увидел, что напротив него пара мест оказались пусты. - Ну, нам больше достанется, - сказал Иккаку и, подхватив чужие бокалы, долил себе и Юмичике. В странной смущающе-недоумённой атмосфере чокнулись.

***

Понижать градус – было большой ошибкой. Но Рукия считала себя большой девочкой, которая их не совершает, и в результате переоценила свои способности. Корпуса были построены по одной схеме, поэтому Кучики должна была прекрасно знать, где стояли уборные, но ноги почему-то вели её из стороны в сторону, совершенно рассорившись с мозгами. Её мутило. Таблетки сорбента тоже не особо спасли ситуацию, так что выход оставался один – простой и надёжный, как швейцарские часы. Самое отвратительное на пьянках – это нажраться так, чтобы разум оставался в трезвом уме, а тело в недоброй памяти. Расслабленные конечности абсолютно не слушались, в животе горел огонёк пищеварительного возмущения, и в голове уже начинали стучать молоточками маленькие демоны похмелья. Перед глазами до сих пор стояла картинка поцелуя самой нашумевшей парочки Академии. Рукия икнула, чуть не подавившись завистью. Какое-то время и она была влюблена в Ичиго. Её не волновало ни его происхождение, ни статус, ни отчуждённость - последнее даже привлекало. С ним было спокойно, уютно, она чувствовала себя в безопасности. Ичиго никогда не смотрел на неё со страхом «ааа, сейчас придёт твой большой страшный брат, ааа». Кучики всхлипнула, огибая очередную лижущуюся парочку. У Ичиго красивые глаза, напоминающие мёд, яркая улыбка, которая появляется так же редко, как солнце над Лондоном. У него руки – сухие, горячие, за них хочется схватиться и не отпускать. Ох, сколько сил ей потребовалось, чтобы перебороть в себе эту подростковую первую любовь. И в подушку рыдала, и Мацумото на груди клялась, что за мужика в жизни замуж не выйдет, и косы обрезала специально! Переболело. Отпустило. Осталось щемящее, нежное, что остаётся, когда смотришь на человека, который для тебя недосягаем. Как на мальчика из старших классов, который тебе очень-очень нравится, и ты даже умудрилась с ним познакомиться, иногда он здоровается, а теперь вы стоите в одном круге компании. Кажется, подойди, прикоснись – но нет, жжётся. Уборная не находилась, и Рукия мысленно взвыла: «Что бы брат тебе на это сказал, размазня?!» - да так отчаянно, что чуть не заметила Абараи, притулившегося на перилах. - Ренджи? Зооморф чуть повернул голову на её голос. - Что ты здесь делаешь? – глухо сказал он, не двигаясь с места. Рукия облокотилась на перила рядом с ним. - Ищу уборную или тебя. Одно из двух. Кажется, легче было бы найти Тайную комнату, - сокрушённо проговорила Кучики, слыша лёгкую усмешку. - Но Тайная комната была в туалете для девочек, - Ренджи повернулся, слабо улыбнулся, и Рукия радостно ответила. - Вот именно! Поэтому это настолько же невозможно, сколько и правда!       Она почти свесилась с перил, когда Абараи оглушительно рассмеялся. «Ну ты и пьянь, что за чушь?» - сказал он, ласково улыбаясь. Такой Ренджи нравился Рукии. То выражение лица, которое проступило у него, когда Гриммджо внезапно поцеловал Ичиго, было ей незнакомым. Оно испугало её. - Ты любишь Ичиго? – внезапно спросила она. Ренджи резко перестал смеяться. - Все мы его любим в какой-то степени, - отстранённо заметил он, отводя взгляд. - Нет, ты хочешь его, - пошатываясь, сказала она. Абараи посмотрел на неё таким затравленным взглядом, что она уже пожалела о своих словах. – Прости, я не должна была... - Всё в порядке. Это… - Ренджи прикрыл глаза рукой, пытаясь справиться с эмоциями. – Я просто долбоёб, что так долго не мог в себе разобраться. Я знаю, что их отношения с Гриммджо – фикция, чтобы стайные не лезли. Но ты и сама видишь – что это уже мало похоже на притворство. Невозможно ТАК целовать, играя. - Да, ты прав, - задумчиво произнесла Рукия.       Студенты проходили мимо них, с интересом оглядывая странную пару. Рукия уже привыкла к таким взглядам благодаря брату. А вот Абараи чувствовал себя неуютно. - Ичиго вступился тогда перед Зараки, чтобы ублюдка не убили. Необязательно было «встречаться» так долго. Мы, зооморфы, обычно особо не заморачиваемся о партнёрах. Кенпачи бы понял, - Ренджи достал сигарету, закуривая. Рукия неодобрительно покачала головой. - Мне тоже Ичиго нравился когда-то, - она вырвала сигарету из рук Абараи и к его удивлению сделала тяжку. – Фу, гадость. Переживёшь, Ренджи. Только с Ильфорте завязывай, видно же, что тебя воротит от него. - Если бы это было так легко. Я с ним живу вообще-то, - Ренджи принял сигарету обратно. - Так переедь, проблема, что ли? – Рукия вопросительно подняла бровь. – Начни сначала. Если хочешь, я помогу выбить разрешение на переселение как можно раньше. Брата напрягу. - Не надо брата! – в панике махнул рукой Ренджи. Кучики усмехнулась. Зооморф смотрел на неё со смесью шока и восхищения. Его лицо наконец расслабилось, будто груз упал с широких плеч. – Спасибо, что выслушала. Мне действительно стало лучше. - Не за что, - со смешком сказала Рукия. – Ичиго такой человек: к нему тянет. Но ты не можешь заставить кого-то полюбить тебя. Если ему нравится Гриммджо, то мы можем только порадоваться за него. Он столько лет не находил себе места здесь. - Если любишь – отпусти, да? – горько заметил Ренджи, докуривая. - Есть здесь доля правды, - Рукия проследила, как Абараи разворачивается на месте и свешивает ноги на пол. - Мне, наверное, стоит извиниться, - растерянно произнёс он.       Рукия пожала плечами. Ей и самой стало легче, выговорившись. Было бы очень печально потерять Ренджи. Он не плохой человек. В конце концов они так давно знакомы. Впереди её, скорее всего, ждет незавидная жизнь аристократки в браке по расчёту, и разбрасываться друзьями, которые делают её мир лучше, было бы глупо. - Может, верн..? - к горлу Рукии внезапно подступила тошнота. Девушка согнулась пополам.       «Твою мать!» - в панике вскрикнул Ренджи, помогая её свеситься вниз. Он собрал её волосы в кулак, неловко погладил по спине. В груди тлело зарождающееся тепло. Он еле сдерживал рвущийся наружу смех. - Только посмей заржать, ублюдок, - булькнула внизу Рукия, снова заходясь в приступе. - Не буду, - дрожащими губами произнёс Ренджи.       Всё-таки Кучики замечательная – думал Ренджи, прося кого-то принести немного воды. Дышать стало легче. Холодный разум. Острый ум. Чёткая мысль. Этим трём постулатам Бьякуя старался придерживаться всегда. Ему часто ставили палки в колёса - та же любимая младшая сестра своими выходками - но в остальных случаях он прекрасно их соблюдал. За окном окончательно стемнело, и редкие снежинки бились в окно. Ничего не хотелось делать, Бьякуя скучал. Ложиться спать было ещё рано, а маяться от безделья невыносимо. В здании кроме малолеток больше никого не было. Да даже если бы и был, подслушивание мыслей в его привычки не входило. Кучики вздохнул. В отражении окна он видел себя: бледного, с синими кругами под глазами – крайне несчастный вид. Совершенно не он. Незнакомец. Тот, с кем Бьякуе никогда не хотелось бы видеться, но он смотрел и сжимал кулаки от бессилия. В кого превратился? Что сделал за годы? Какая цель у всего? Бьякуя думал много, заглядывал в головы других людей, вопреки устоявшемуся мнению, что он высокомерный индюк, которому срать на других, пытаясь понять, какие ответы на эти вопросы дали они. Но не находил, встречаясь только с грязью, засевшей в мозгах. На часах девять вечера. В корпусе начали появляться первые «старшаки» либо перебравшие, либо познавшие учение «меньше пьёшь – меньше болеешь». Бьякуя прислушался к их мыслям и, к счастью, ничего плохого не нашёл. Значит, вечеринка проходит на ура.       «Хоть кто-то повеселится сегодня», - подумал Кучики, решив, что рефлексии на сегодня достаточно.       Внезапный стук в дверь остановил его. Бьякуя помедлил, думая, кого могло принести в такой час. Накинув кардиган, Кучики направился к двери и обомлел, стоило её открыть.       Его сестра в руках зооморфа, спящая и беззащитная, укутанная в свою куртку и шарф почти по нос. Бьякуя попытался вспомнить, где раньше видел этого смертника. Но ничего, кроме навязчивой мысли про обезьяну, в голове не всплывало. - Прости…те… Я, в общем, Рукия чутка перебрала. Ей стало плохо… - запинаясь, начал зооморф, чувствуя довлеющую на его сознание силу. – Я решил отнести её вам, чтобы с ней ничего не случилось. - Не знаешь, где она живёт? – угрожающе произнёс Бьякуя. Его сознание коснулось чужого, проникая осторожно и незаметно.       Зооморф беспокоился. Нежные чувства к сестре злили, но опасности не несли. Бьякуя раздражённо выдохнул. - Не надо, пожалуйста, - вдруг склонил голову парень. – И так голова болит. - Ты… почувствовал? – удивлённо проговорил Бьякуя. Зооморф растерянно кивнул, и Кучики вышел из сознания. – Как тебя зовут? - Абараи Ренджи, - сказал зооморф, протягивая Рукию Бьякуе. Тот бережно принял девушку, прижимая к своей груди. – Спасибо. Я просто хотел, чтобы с ней ничего не случилось. - Она тебе дорога? – неожиданно для себя спросил Бьякуя. Ренджи разделил его удивление. - Она моя подруга, - сказал он уверенно. – И замечательный человек.       Бьякуя кивнул, ласково глядя на сестру. Он уже собирался вернуться в свою комнату, как голос зооморфа остановил его: - А вы не такой, оказывается.       Бьякуя вопросительно посмотрел на него. Ренджи помялся, потоптался на месте. Видимо, его смутило то, что он не сдержался. Кучики снова осторожно коснулся его сознания, и Ренджи с опаской пустил его.       Бьякуя увидел свой размытый образ: страшная тень со стальным взглядом и удушающей аурой. Силуэт менялся, и в голове зооморфа промелькнуло детское любопытство, щекочущий интерес и ещё что-то, что пока не оформилось во что-то ясное. Затаённый страх мешал. - Я действительно так пугаю? – задумчиво проговорил он. Абараи захлопал глазами. - Ну, вы чуть не разбили Ичиго голову, - Ренджи почти втянул голову в плечи, когда взгляд Кучики моментально изменился при упоминании Куросаки.       Чуть поклонившись, Ренджи закрыл за собой дверь и медленно выдохнул от облегчения. Сознание Кучики покидало его. Ренджи прислушался к своим ощущениям: это было похоже на лепестки сакуры. Их шелест становился всё тише и тише – приятное чувство. Удивительно, как один и тот же человек мог тем же способом причинить сильную боль.       Ренджи побрёл к своей квартире. Он действительно поступил необдуманно, ломанувшись к Бьякуе через всю Академию. Но Рукию так сильно рвало, мало ли что? А Бьякуя оказался совсем не таким: в домашней уютной одежде, тёмные пряди выбились из причёски, обрамляя красивое лицо, мягкие руки, принявшие хрупкое тело Рукии.       «Красивый, зараза», - подумал Ренджи и тут же постарался выкинуть эти мысли из головы. В руках снова показалась пачка сигарет.       Пора начинать всё сначала. Не оглядываться на прошлое. Быть честным и говорить всегда прямо. Не завидовать, идти своим путём.       Абараи спрятал пачку и с радостным возбуждением обернулся. Широкие лапы тигра приземлились на снег, морда окунулась в белую прохладу. С урчанием Ренджи побежал к своему корпусу, распугивая случайных студентов.