Суррогат

***

– Давайте договоримся сразу, я вас не уважаю, вы меня тоже терпеть не можете, соответственно, пройдём эту тему со свистом выпущенной пули в русской рулетке. Маюри потянул за шнурок, и на проекторе отобразились схемы и рисунки человеческого тела. Студенты дружно взвыли, заворчав, словно разворошённый улей. – Не я такой, а жизнь такая, так что харе ныть, дармоеды! Ваши родители поручили нам ваше образование, воспитание, и, о, господи, даже жизни, – патетически взвизгнул Куротсучи, погружая мутантов в бездну уныния. Все уже давно догадывались, о чём пойдёт речь. – Поэтому сегодня внеочередная лекция о половом воспитании. Рукия наполовину сползла под парту, чувствуя неловкость в отличие от своих сверстников, зевающих над темой. Трудно шарить в чём–то подобном, когда твой брат – машина для убийства. – Тебе нехорошо? – с заботой в голосе спросил Ашидо. Он притронулся к её руке, несильно сжимая, и Рукия слабо улыбнулась. Ей не было плохо, скорее… тревожно. До сего момента Рукия всегда просчитывала все варианты последствий. Пути отхода, возможных союзников, собственные шансы разрешить ситуацию. Но в случае с Кано всё полетело под откос. Да, она не могла не заметить изменения, происходящие в её брате, и то, что Ренджи всё ещё не на глубине двух метров под землей – живое тому подтверждение, но сила привычки… Рукия не решалась ни позвонить, ни прийти поговорить лично. Одно дело обсудить вопрос по поводу общения с друзьями, другой – отношений с одним из них. Это могло поставить на кон репутацию Бьякуи. Это могло повлиять на семью. Что учудят родственники, можно только представить… – Да, Аясегава, промывать прямую кишку необходимо и даже после этого использовать защиту. Нет, Харрибел, подсолнечное масло существует для готовки, не смейте его советовать в качестве лубриканта! – надрывался Маюри. Кучики тяжело вздохнула, облокотившись на парту. Они с Ашидо дальше поцелуев и объятий не заходили, и это ей в нём нравилось. Кано не торопился, не лапал, не говорил странные смущающие вещи, которые так неловко и жалко слюняво шепчут новички, насмотревшись порно. Зооморф казался опытным в таких вещах, хотя… Рукия перевела взгляд на Ашидо, со скучающим видом слушающего распалявшегося профессора. В Академии регулярно проводили лекции о половом воспитании, учитывая особенности разных классов и гормонального фона. Объясняться с родителями учеников, откуда дочь или сын принёс ребёнка в подоле, администрация не горела желанием. Наверное, зооморфам с их животными повадками совсем не сладко от подобного. И тем не менее, как бы Ашидо ни был хорошо воспитан, Рукия сильно сомневалась, что парень ещё ни с кем не спал. Вспоминая своих друзей, Кучики вспыхнула. Для зооморфов же это было в порядке вещей, да? – Вы должны быть очень внимательными к выбору своих половых партнёров, повторяю ещё раз для тупых, – Куротсучи метнул взгляд на хихикавшую кучку воздушников. Когда они замолкли, профессор с суровым видом зашагал вдоль проектора. – Беспорядочные половые связи несут в себе ряд опасностей, в частности ЗППП… Сколько было партнёров у Кано? Они сблизились только недавно, но никаких слухов о нём Рукия не слышала… Это всё заставляло её чувствовать себя странно. – Если тебе некомфортно, мы можем просто уйти отсюда, – тихо проговорил Ашидо ей на ухо. Элементаль чуть не подскочила на месте от испуга и коротко вскрикнула, привлекая к себе внимание. – Кучики, у вас есть что добавить о гонорее? – невозмутимо спросил Маюри. Рукия смутилась, увидев, сколько взглядов было обращено к ней. В них читалось сочувствие, где-то усмешка или издёвка. Люди вокруг неё никогда не менялись, она всегда была на виду, спасибо роду Кучики, но сейчас, оттого, что Кано был рядом, эти чувства были острее и болезненнее. – Простите, профессор, я случайно напугал её, попросив карандаш, – Ашидо ей улыбнулся, ненадолго рассеивая сгустившиеся тучи и поселяя смущение уже другого рода. Куротсучи скривился. – Кстати о карандашах, совать продолговатые тонкие предметы в уретру… Когда взгляды студентов вновь устремились на профессора, Рукия вздохнула с облегчением. Ашидо ничего больше не говорил, но девушка заметила, как тот поджал губы, когда она не ответила. Покидала девушка кабинет на ватных ногах. Лекция вышла муторной, душной и кринжовой, как, собственно, и сам Куротсучи. Она оставила неприятный осадок внизу живота, разбудила страхи и неуверенность. Рукия думала, а сможет ли она вообще соревноваться с более опытными девушками-зооморфами? Чем вообще она зацепила Ашидо? Парень обменялся парой рукопожатий с приятелями и с хмурым видом приблизился к ней. К горлу Рукии подступил комок. Этот взгляд же о том, что им нужно поговорить? Иногда они понимали друг друга без слов, и Рукия придавала этому милому факту особое значение, но сейчас она проклинала эту особенность, потому что больше всего на свете ей не хотелось обсуждать своё состояние с Ашидо. – Рукия! Напротив входа в кабинет, буквально в паре сотен метров, у фонтана её ждал Ренджи и… брат. Внутри Рукии всё заледенело, кажется, температура вокруг неё резко упала, и те немногочисленные студенты, что были неподалеку от неё, зябко отшатнулись. – Это и есть причина, по которой ты меня избегаешь? Задыхаясь, Рукия судорожно схватила его за предплечье. В горле пересохло, а перед глазами встала кровавая картина разворочённой столовой, в центре которой ярким пятном выделялись рыжие волосы. Как глупо было решить, что Бьякуя сделает исключение. Он расправлялся с другими людьми и за меньшее. Она несмело подняла голову, глядя Ашидо в глаза. По факту, их сумбурно завязавшаяся связь длится так недолго, но то ли по наивности, то ли по неопытности, Кучики казалось, что знает его очень давно. Ей же действительно с ним комфортно, так почему страх и неуверенность сковывают? Почему она бежит? – Я не хочу, чтобы с тобой произошло то же, что с Ичиго, – еле проговорила она. – Возможно, мы поторопились. Я ведь так и не сказала брату… Кано раздражённо выдохнул, повернувшись к ожидающим её студентам. На его лице читалась мрачная решимость. – Не попробуешь – не узнаешь. В любом случае, он меня не убьёт, но если ты продолжишь врать нам обоим, то какой во всём этом смысл? Рукия почувствовала себя очень маленькой напуганной девочкой, когда Ашидо обхватил её кисть и мягко улыбнулся. – Ты мне действительно нравишься, и я бы не хотел, чтобы из-за недопонимания и недомолвок всё закончилось вот так. Если ради того, чтобы продолжить с тобой общаться, нужно победить финального босса в лице Бьякуи, ну… что ж, я попытаюсь. – Никаких дуэлей, – воскликнула Рукия, сжимая руку в ответ. Иней, успевший расползтись по полу вокруг них, моментально растаял. – Определённо, не хотелось бы закончить жизнь в инвалидной коляске, – хохотнул Кано и повёл её навстречу. – Но насколько я понял, не только брат занимал твои мысли. – Я пока не готова об этом говорить, даже думать об этом не стоит, – твёрдо произнесла Рукия, но Ашидо понял её слова как-то по-своему, потому что на губах парня расцвела странная ухмылка.

***

Мягко говоря, приём был холодным. Ренджи нервно сжимал кулаки, переводя взгляд то на брата, то на сестру. Обнадёживало то, что позади журчал фонтан, хоть и полусдохший, чтобы не разводить в здании сырость в и так нетёплое время года. Сверление взглядом – это вообще фишка Бьякуи, как понял Ренджи, причина которой крылась в скрытном и замкнутом характере телепата. Правда Абараи в последнее время был в целом ни в чём не уверен, думая, что с каждым фортелем, который отмачивает Кучики, его жизнь медленно и неуклонно катится в бездну. – Ты знаешь кто я – я знаю кто ты. Не желая зря сотрясать воздух, спрошу прямо, ты ухаживаешь за моей сестрой? Рукия дрожала как осиновый лист, огромными глазами умоляя Бьякую о благоразумии. Смелый поступок с её стороны, учитывая то, как Кучики-старший наказывал тех редких ухажёров, что появлялись в её жизни. Ренджи даже позавидовал Ашидо, критично осмотрев его сверху донизу. Рукия так-то и ему эти годы нравилась, только почему-то они и на йоту не приблизились в романтическом плане. «Зато этот безнадёжный романтик, как на реактивной тяге, присасывается», – подумал Ренджи, скривившись. Бьякуя лишь чуть повернулся в его сторону, вопросительно подняв бровь. Абараи поспешно захлопнул мыслерезку. – Мне нравится Рукия, поэтому я хочу с ней встречаться. Ни для кого не секрет, как ты за неё переживаешь, но уверяю тебя, в мои намеренья не входит причинить ей боль, – сказал Ашидо, глядя в глаза Кучики. – Причинить боль можно и случайно, и неосознанно. Это не показатель… – спокойно начал Бьякуя, но замолк, что заставило Ренджи насторожиться. Он сам-то стоял рядом лишь для подстраховки. В этот раз он решил не отсиживаться в стороне, как тогда с Ичиго, правда, совсем не знал, откуда ждать удар. Бьякуя посмотрел на Рукию, Кано и в конце концов на Абараи. Рецепторы уловили какое-то напряжение, вибрацию, будто вот-вот что-то будет, как вдруг…Бякуя выдохнул: – В пизду. Встречайся. Здравствуй, челюсть, вот и пол. Ренджи потерял дар речи. Если бы он мог повернуться, то увидел, что они с Рукией сейчас были похожи, как сиамские близнецы. А Кучики всего лишь пожал плечами и добавил: – Конечно, если сделаешь ей что-то плохое, то ты труп, ты же не глупый, раз ко мне подошёл. – Но, видимо, очень удачливый, – в полном шоке проговорил Ашидо, не веря в то, что услышал. – Но почему? – Я не обязан тебе это объяснять, но, возможно, Рукия расскажет чуть позже, если не бросит тебя раньше. – Брат, какого чёрта?! Ты ведь даже перед Ичиго не извинился за тот случай! – отмерев, закричала Рукия, и окружавшие их студенты недоумённо переглянулись. Они ещё никогда не видели подобной сцены от членов клана Кучики. – Разве? Упущение, – задумчиво произнёс Бьякуя, снова возвращая взгляд на Ренджи. У последнего задёргалась бровь. – Остановись… – Ренджи положил руку на плечо телепата, борясь с громко колотящимся сердцем. – Только не говори, что всё это подразумевает под собой какую-то цель. – Любые действия без цели в принципе не имеют смысла. – Зубы мне не заговаривай! За перебранкой, в которой Бьякуя лишь лениво парировал экспрессивные выпады Абараи, Ренджи не замечал, с какими глазами смотрит на них новоявленная парочка, так непритязательно благословлённая старшим братом. А вслед за ними и те немногочисленные студенты, которые подобно трудолюбивым пчёлкам разнесут вести по всей Академии Рукия знала своего брата как облупленного, но что–то подобное он мог сказать только наедине с ней, а не на публике. Такое публичное проявление чувств – это нонсенс. Девушка мысленно сделала себе пометку поговорить с братом наедине. – Нам пора идти. Спасибо, брат, что выслушал, – Рукия полуцеремонно поклонилась, и Бьякуя тепло ей улыбнулся, что точно чуть не вызвало культурный шок у всех присутствующих. – Естественно я ожидаю, что между нами не будет тайн, Ашидо Кано, иначе тебе очень не понравится, как телепаты умеют вскрывать черепные коробки, – голос Бякуи оставался спокоен, но вот этот тёмный со сталью взгляд… – Конечно, – нервно сглотнул Ашидо, – Я возьму у Рукии ваш номер телефона. Через мгновение парочки и след простыл. Ренджи развёл руками. – И что это было? – Тебе не понравилось? Разве добрый поступок по отношению к твоим друзьям не расценивается как плюс? – Плюс к чему? – нервно усмехнулся Абараи. – К симпатии ко мне конечно же, – невозмутимо отметил Кучики. Прозвенел звонок, и телепат, ничего больше не сказав, отправился по своим делам, оставив Ренджи медленно обтекать в осознании того, в какую же беспросветную задницу он попал.

***

Очередной толчок заставил Ичиго обессиленно опустить голову на подушку. Когтистая ладонь сильнее сжала ногу выше колена, приподнимая её для лучшего проникновения. – Гримм…джо… – вырвалось из ободранной криками глотки, и чужие зубы мягко сомкнулись на загривке. Ичиго блаженно прикрыл глаза, растворяясь в уютном тепле от заботливо накрывшего своим телом зверя. Когти царапнули по молочной броне, и Гриммджо довольно заурчал, принимаясь вылизывать шею за ухом, успокаивая. Ему нравилось, когда пахло силой. Ему также нравилось, как дрожал суррогат каждый раз, когда Джаггерджак входил в него с хлюпаньем смазки и влажным шлепком яиц. Ичиго думал, что ниже падать уже некуда, если его заводила настолько звенящая пошлость. Его член тёрся о мокрые насквозь простыни, принося почти болезненные ощущения. Гриммджо в гоне осушил его до конца, и Куросаки оставалось только цепляться за чужие предплечья в предоргазменных судорогах. Зверь внутри Джаггерджака считывал это как агрессию и попытку сбежать, а потому ускорялся и с силой впечатывал Ичиго в кровать, доводя его до пика в кратчайшие сроки. Сейчас Гриммджо двигался медленно и лениво, наслаждаясь мягкими скольжениями тел и члена внутри. Он урчал и вылизывал кожу, натягивающую позвонки, плечи, помечая свою и только свою добычу.Ичиго усмехнулся, открыв в Гриммджо эту трогательную собственническую черту. Он потянулся к тумбе за графином воды – в горле было сухо, как в пустыне, но рука остановилась на полпути грозным рыком, и мышцы под рёбрами напряглись. – Гриммджо, я просто хочу попить. В горле пересохло, – и добавил гораздо тише. – Ебырь-террорист… Уловив умоляющие нотки в голосе, зверь отпустил чужую ногу и потянулся к графину сам. Другой рукой, которая перехватывала грудь Ичиго поперек, обхватил шею, заставляя приподнять голову. Гриммджо сделал большой глоток и коснулся своими губами чужих. Живительная влага коснулась пересохших стенок, и Ичиго благодарно застонал. Ему показалось, что от этого звука член Гриммджо стал ещё больше внутри. Ичиго устало приоткрыл глаза, встречаясь с мутным взглядом с расширенным зрачком. Голубая радужка практически спряталась за ним, отчего глаза зооморфа казались бездонными колодцами. – Спасибо, – прошептал Куросаки после трёх таких поцелуев, и Гриммджо довольно мурлыкнул, вышел из разморенного тела, перевернул и вошёл снова одним слитым движением. Ичиго не знал от чего стонать, от острого прошившего его удовольствия, заставляющего его подмахивать запачканными спермой бёдрами или отчаянья – его тело начинало вопить об отдыхе. Взгляд цеплял заляпанный ковёр его комнаты, на который его сбросили ещё в самом начале, сливая первое безумное возбуждение в яростных рваных толчках; чуть треснувший компьютерный стол, не выдержавший силы фрикций, с которой Гриммджо пригвоздил его к нему; стена у двери с парой белёсых пятен – это Ичиго хотел сходить в уборную чисто из человеческих побуждений отлить. Кажется, кто-то должен будет ему генеральную уборку. Гриммджо держал его крепко – не дёрнешься. Мял всего, вылизывал и кусал, Ичиго только и успевал, что хвататься за его шею, плечи и спину, чувствуя пальцами, как перекатываются литые мышцы. Гриммджо ловил его стоны ртом и глубоко целовал, будто клеймил печатью «Моё! Моё! Моё!». Ичиго льстило, и он открывался ещё шире, принимая Гриммджо на всю длину и слыша, как тот в невменяемом состоянии довольно урчит, одобряя поведение партнёра и заботливо придерживает для лучшего угла. Со зверем спорить опасно. Ичиго хорошо запомнил, что говорил ему Ильфорте. Первым делом, когда они вышли из библиотеки, Ичиго потащил вяло сопротивляющегося Гриммджо в ректорскую. Потребовав у напуганного секретаря документы, он спешно оформил заявление за двоих на академический отпуск и, не слушая возражений, отвёл зооморфа в их комнату. Стоило перешагнуть порог, как Джаггерджак прижал его к стенке с такой силой, что позвоночник прошило болью. – Гриммджо, стой, ублюдок, да остынь, ещё не время! – сопротивлялся Ичиго горячим рукам. Гриммджо буквально полыхал, прикладываясь к его губам, словно от этого зависела его жизнь. Пришлось применить силу. Отправив мощным пинком зооморфа в спальню, Ичиго, стараясь не вслушиваться в утробное рычание, запер дверь на ключ. За перегородкой заскреблись, подвывая. С трудом переводя дыхание, Ичиго поспешил в магазин. Продавец смерил нагруженную тележку странным взглядом, но ничего не сказал, когда Куросаки оставил немаленькую сумму на кассе, и Ичиго со своей поклажей продуктов, состоящих в основном из мясного рациона, отправился обратно в корпус, надеясь, что никто не заметит большого бутыля смазки, спрятанного среди вырезок и стейков. Как можно тише Ичиго зашёл в квартиру. Стараясь не шуршать пакетами, он переложил готовую еду в холодильник, заранее наполнил графин водой, предварительно выпив как минимум литр, и разделся до белья, мысленно готовясь к неизбежному. «В гон он забудет, что является Гриммджо Джаггерджаком. Забудет о потребностях и желаниях, кроме одного – покрыть. Не сопротивляйся и получай удовольствие. Хищники очень агрессивны, если их добыча пытается ускользнуть, но если ты будешь покладистым, подготовишься и зальёшься смазкой, то обойдёшься без серьёзных повреждений, – говорил Ильфорте, следя за пульсирующим зрачком Джаггерджака. – Самки к этому приспособлены, но ты крепкий, выдержишь. Главное, добраться до экватора, когда первая горячка пройдёт, и его сознание прояснится. Трудно представить, что было бы, если бы он переживал свой первый гон в одиночку… С тех пор, как Гриммджо оказался в Академии, у него не было даже друзей…» Ичиго со стоическим спокойствием смотрел в окно, наслаждаясь белизной выпавшего снега. Гон не делает Гриммджо незнакомцем, это всё тот же наглый зооморф, с отвратительным лексиконом и шилом в жопе. Но важный зооморф, значимый, засевший там, откуда уже не выковырять и ножом. Гриммджо тот, кто на руках нёс его в медпункт после того, как Бьякуя вскипятил его мозг, тот, кто бросил вызов Зараки, пытаясь выполнить наказ директора, тот, кто проводил с ним вечера, пары, залитые солнечным светом, вписки, тот, кто вызывал в Ичиго искренние смех и улыбку – бояться Гриммджо? Блажь. Вспоминая их близость, Ичиго чувствовал приятную истому внизу живота. Его избаловали. Джаггерджак избаловал, позволяя видеть себя завоевателем и проигравшим. Гибкий, уверенный в себе, не боящийся ни роли, ни чужого мнения, никого и ничего. Куросаки накрыл лицо рукой. Он действительно любит его. Боже, как тупо. Щелчок замка квартиры показался слишком громким в глухой тишине квартиры. Это был контрольный выстрел. Личная казнь Куросаки Ичиго. Со стороны спальни послышался шорох и рычание. Ичиго выдохнул и сжал покрепче бутылёк. Никто не говорил, что заботиться о ком-то легко. Ичиго крепко прижимал к себе тяжелое влажное тело и шумно вдыхал аромат чужих волос. Теперь было тяжело различить собственный запах Гриммджо, смешавшийся с его, смазки, мускуса и пота. Невзирая на то, что личность Гриммджо отключилась под властью пантеры, к Ичиго проявляли заботу. Было ли это желанием подсознательного Гриммджо-человека, или пантера вслед за хозяином решила проявить чудеса лояльности, Куросаки не знал, но в те моменты нежности, когда его бережно баюкали в руках, слизывали слёзы и крепко обнимали с мурлыкающим рокотом, сердце пропускало удар. – Ичиго… – в полусне произнёс зооморф, прижимаясь искусанными губами к яремной вене, Куросаки только усмехнулся. Аккуратно, стараясь не разбудить, Ичиго встал с кровати, намереваясь пока есть время, перекусить. Ильфорте не говорил, как скоро наступит экватор, так что момент упускать было нельзя. Наполнив желудок, Ичиго с вожделением встал под струи душа, смывая с себя грязь, пот и всё остальное, чем не жадничал Джаггерджак. Ноги ещё дрожали, и судя по фиолетовым и багровым отметинам, зооморф оторвался по полной, но что-то подсказывало Ичиго, что могло быть и хуже. И в то же время он не стал обманывать себя, что было… хорошо. Было ли хорошо, потому что Куросаки стал грёбанным извращенцем, или потому что это был Гриммджо. Наверное, всё-таки последнее, успокаивал себя Ичиго. Довольно улыбаясь, он совсем не заметил, как сзади к нему подошли. – Куросаки… – хриплым голосом сказал Гриммджо, прижимаясь лбом к его лопаткам. Ичиго вздрогнул и чуть позорно не закричал от испуга, но вовремя сдержался, помня о том, что зверя злить нельзя. Зрачок уже не заполнял радужку полностью, сообщая о том, что первая половина гона прошла. – Гриммджо, ты чего? – мягко спросил он, пытаясь развернуться всем телом, но уже знакомые руки удержали на месте. – Тебе больно? Я… чудовище? Гриммджо говорил странно, ломанно, и Ичиго ни с того ни с сего почувствовал себя неуютно. – Я хотел уйти, спрятаться из Академии, но не смог. Стоял под дверью, слушал и понял, что лучше горло себе разорву, чем отпущу тебя. Ублюдок, от тебя никуда теперь не сбежишь. – О чём ты говоришь? У тебя отходняк? Ильфорте говорил про экватор, но не о том, что ты будешь нести херню! – с силой оторвав от себя руки, Ичиго повернулся к Джаггерджаку лицом, и того вдруг перекосило. Ичиго понял, на что Гриммджо с ужасом смотрел. Он непроизвольно зажал рот рукой, и от его вида Куросаки стало плохо. По всей коже пестрели синяки, засосы, царапины и укусы, была и пара гематом. Взгляд Джаггерджака перескакивал с одной раны на другую, и чем дольше он смотрел, тем сильнее бледнел. Дверь душевой кабины с грохотом закрылась, а безвольное тело с силой прижали к стенке. – Не смей об этом думать! – закричал Ичиго, пытаясь перекричать предполагаемые мысли в голове зооморфа и прижимая его предплечьями к стене. – Я не хотел, я не этого хотел, – лихорадочно зашептал Гриммджо, тщетно стараясь высвободиться из цепких рук суррогата. – Может быть, я этого хотел. И мне не больно, слышишь? Это обычный процесс… – Ты не понимаешь! Это полный пиздец, я – гребанный насильник и… – Да что ты, блять несёшь такое?! – Пусти, нахрен, Куросаки! – Ни за что, дерьма ты кусок. – Бесконтрольное чудовище… – Да угомонись ты..! От звонкой пощёчины Гриммджо замер, уставившись в пустоту. – Почему ты себя так ненавидишь за то, в чём не виноват? Расскажи мне! Хватит скрывать, или я настолько ничего для тебя не значу?! Гриммджо вздрогнул, будто от ещё одного удара и затравленно посмотрел на пышущего гневом Ичиго. По его коже рябью проявлялась белёсая броня, и вода отскакивала от неё хлёсткими брызгами. Смотреть на Ичиго было больно, и в его глазах отражалось то же самое. Куросаки медленно приблизился и мягко поцеловал, углубляя поцелуй. Рука ласково легла на покрасневшую щёку, успокаивая сорвавшегося зооморфа. – Я уже решил, что никогда тебя не оставлю, поэтому пожалуйста, расскажи мне, что тебя тревожит, – они стояли, уткнувшись лбами друг в друга, и Гриммджо расслаблялся, будто постепенно разжимались внутренние тиски. – …навредить тебе. – Что? – не расслышал Ичиго. – Я боялся навредить тебе, – уже твёрже произнёс Джаггерджак. Дрожащими пальцами он коснулся распаренной кожи возле одного из особенно страшных укусов. – Вот это…это недопустимо. Это может сделать только зверь или чудовище. – Но ты зооморф, – ласково произнёс Ичиго. – Ты наполовину зверь. – Это не важно, – пожал губы Гриммджо. – Он неуправляем, жесток, калечит и убивает. Я ненавижу свою суть. Ненавижу зооморфов и их образ жизни. – Глупости, ты отлично контролируешь себя. – Это вопрос времени, и то, что произошло, – зарычал отчаянно Гриммджо, указывая пальцем на грудь Ичиго. – Это только начало! – Начало чего? – Я так много раз хотел отказаться от тебя, не видеть, не слышать, не чувствовать, но ты как фрисби – всегда возвращаешься, и я блохастой псиной бегу со всех ног, чтобы поймать и присвоить себе, – он всхлипнул, и это резануло Ичиго сильнее, чем все укусы, что расцветали на его теле. – Мама умерла не для того, чтобы я стал таким же убийцей как отец! От сказанного Джаггерджак начал задыхаться, Ичиго уставился на него в шоке. Так вот что терзало его всё это время. Его отец убил свою жену, и ребёнок… нет, даже помыслить об этом было страшно. Как это произошло, он узнает, но не сейчас. Теперь понятно, почему Гриммджо так долго не оборачивался и ни с кем не сближался. Страх превратиться в монстра, стать как отец и навредить близким превратил его в законченного одиночку. Джаггерджак перестал был идеальным самоуверенным зооморфом – но стал живым, и от того ещё более настоящим. – Ильфорте же сказал, что твой первый гон будет тяжёлым, потому что ты поздно обернулся. Этого следовало ожидать. – Но не с тобой. Я не хочу тебя калечить! – с последним криком силы оставили зооморфа, и он стёк на пол кабины, вцепившись в волосы. Ичиго выключил воду и спустился следом на колени. Гриммджо била мелкая дрожь, и это было так нетипично для обычно наглого и уверенного Джаггерджака, что в груди неприятно защемило. – Я цел, если вдруг тебе интересно. Даже более чем, я бы повторил. Гриммджо резко вскинул голову, но увидел только счастливую и любящую улыбку. – Ты псих или тупой, я же сказал тебе… – Да-да, сказал, я услышал. Но это нисколько не изменило моих чувств к тебе. Ты всё такой же назойливый, настырный кошак с манерами ублюдка и трахающийся как бог. – Но… – А если мне вдруг покажется, что ты где-то переступил черту, я усмирю тебя. Похоже, моя сила идеально для этого подходит, – ещё шире улыбнулся Ичиго, видя, как лёд постепенно трескается. –Ты невозможный, – холодная ладонь коснулась щеки, и Ичиго понял, что зооморф ужасно замёрз. Он тут же подхватил его за руки, открыл душ и закутал в полотенце. – Тебе срочно нужно поесть и отдохнуть, – заторопился Ичиго, быстро обтираясь и разыскивая чистую одежду. – Куросаки, – сдавлено послышалось за спиной. – Я поменяю постельное, а ты иди на кухню, разогрей чего-нибудь и ложись спать. – Ичиго. Суррогата прижали к стиральной машине, целуя влажно и требовательно. Ичиго хотел что-то протестующе промычать, но взгляд Гриммджо припечатал его на месте. – Ты сказал, что повторил бы. Хочу тебя, внутри, сейчас. – Но как же гон? Или ты снова собрался заглушить свои эмоции сексом? – неуверенно спросил Ичиго. Джаггерджак пожал плечами. – В эту игру могут играть оба, – он невозмутимо пожал плечами. Постельное всё же сменили, и теперь Ичиго любовался им на свежих простынях каким-то жадным взглядом. – Я могу сделать всё, что захочу? – Зачем спрашивать разрешение, я же не целка, – Гриммджо в смущении прикрыл глаза рукой. После эмоционального потрясения он уже не мог так быстро снова выстроить психологическую защиту, и каждое слово Куросаки проходило по нему оголённым проводом. Или это всё его длинные проклятые пальцы, так ловко задевающие простату. – Ты как-то сам говорил, что не тиран, и не мудак, поэтому хочешь знать, что тебя хотят также, как и ты, – от его слов стояло камнем, и Гриммджо раздражённо поёрзал, пытаясь потереться о крепкий живот, но хитрый Куросаки намеренно отстранялся, дразня. – Ублюдок, не вынуждай меня ставить тебя раком, – оскалился Джаггерджак и тут же оказался на четвереньках сам, а его поясницу прижимали к матрасу. – Сейчас моя очередь, Гриммджо, – зубы прихватили загривок, и Джаггерджак позорно вскрикнул, дёрнувшись тазом вверх, член уже исходил смазкой. – Ты же всё хорошо помнишь, как вжимал меня в этом же самом месте? Гриммджо мог только невнятно промычать, потому что от отрывочных воспоминаний в горячке гона начинали болеть яйца в предвкушении. – Хороший мальчик, – гладил его по всему телу Куросаки, и от его слов конечности превращались в сплошное желе. И где только научился, ублюдок? Пальцы царапнули затвердевшие соски, что заставило Гриммджо прогнуться ещё ниже, развратно отставив задницу. Суррогат подтянул его ближе, прижимаясь влажными после душа бёдрами. Потирая ямки на пояснице, он широко лизнул бледную кожу вдоль позвоночника, уничтожая Джаггерджака за считанные минуты. Добило и заставило почти лечь грудью на кровать ощущение горячего твёрдого члена, лежащего между ягодиц. – Раз я могу делать всё, что захочу, не мог бы ты показать хвост? – Хв..?! Что? – охренел Гриммджо, поворачиваясь к Ичиго, но в этот самый момент член без сопротивления скользнул внутрь, и Джаггерджак захлебнулся в ощущениях, взвыв, проклиная суррогата и всю его семью до седьмого колена. Ичиго рвано выдохнул, уткнувшись ему в плечо. – Как хорошо, Гриммджо… Лицо суррогата, такое счастливое и наслаждающееся не могло быть проигнорировано, и Гриммджо, покраснев как маков цвет, уткнулся в сложенные руки у лица, материализуя длинный роскошный хвост. Ичиго поражённо ахнул и вошёл до упора, сжимая его у основания. Это был коронный. Гриммджо подбросило на месте, и он с протяжным громким стоном кончил в ту же секунду, как пальцы сомкнулись. – Гриммджо… ты в порядке? – шокированно уставился на него Ичиго. Его рука всё ещё сжимала хвост, а Джаггерджака ощутимо трясло от внезапных концентрированных ощущений. Зооморф кивнул, с ужасом понимая, что улыбка, скользнувшая по губам Куросаки, не предвещает ничего хорошего. Если, по словам Куросаки, Гриммджо – бог в постели, то Куросаки, видимо, убийца богов. Иначе то, что с ним сделал хренов суррогат, не назовёшь. Ичиго имел его в прямом смысле так, что Гриммджо сорвал голос быстрее, чем в своё время суррогат. Джаггерджак пытался полоснуть его когтями, чтобы не зарывался, но на коже тут же вспыхивала молочная броня, и Ичиго, ухмыляясь, насаживал его ещё глубже, наказывая и уничтожая все возможные мысли. Это была безоговорочная капитуляция. Гриммджо не был ханжой и вполне мог не стремаясь рассказать, как хорошо Куросаки его отымел, но сегодня тот превзошёл сам себя, и что самое ужасное, он прекрасно это осознавал, видя, с какой готовностью и страстью зооморф стонет. Это был не рядовой секс, и даже гон тут был не при чём, их разговор в душе разбил последние основные препятствия к полному принятию. Ичиго его не боялся. Ни в первую встречу, ни в гон. Он никогда не тешил себя иллюзиями, что Гриммджо изменится, или что в глубине души он ромашка. Думая об этом, Джаггерджак притягивает суррогата к себе за шею, и тот, входя до упора целует его, терпит болезненный укус и кусает в ответ, облизывая вспухшие губы до повисшей тривиальной слюнки. Он и кончает так, будто это и не Гриммджо зооморф, и оставляет свои метки. Равный. В какой-то момент, когда горячечная пелена перед глазами спала, а Куросаки, приподняв его за бёдра, вколачивался в него с обожанием во взгляде, Гриммджо осенило – Куросаки его не отпустит, и бежать от него – бессмысленно. – Я люблю тебя. Стоило сказать это хотя бы для того, чтобы увидеть это выражение лица и запечатлеть его в памяти навечно. – Что ты сказал? – сорвавшимся голосом произнёс Ичиго, и Гриммджо, ухмыльнувшись, потянул его вниз для глубокого, медленного поцелуя. Куросаки смешной. Вцепился в него судорожно, глаза на мокром месте, и сердце заколотилось так заполошно, что Гриммджо поверил. Поверил, что с его страхами можно справиться.

***

Улькиорра думал, что люди не способны на ультразвук, так что на какое-то время решил, что оглох. В проеме аккуратной квартирки его женщины стояли два довольно улыбающихся раздолбая, на которых живого места, казалось, не было. – Куросаки-кун, Гриммджо, что с вами случилось? – пролепетала Орихиме, зажимая рот ладошками. – Вы подрались? – Ну, можно и так сказать, – пошло осклабился Гриммджо, за что суррогат ткнул его локтём в бок. Джаггерджак зашипел. – Орихиме, можно попросить тебя нас подлатать? Если Генрюсай увидит, то одной уборкой в библиотеке не отделаемся, – мягко попросил Куросаки, и девушка спешно повела его к себе в комнату. Улькиорра таким раскладом был не очень доволен. – Расслабься, герой–любовник, ничего он твоей принцессе не сделает, – сказал Гриммджо, довольно потягиваясь. Рубашка совсем не скрывала следов и засосов на его теле. – Я знаю. Иноуэ и сама может за себя постоять, – невозмутимо сказал Шиффер, и Джаггерджак снова улыбнулся. – Кстати, а ты что тут делаешь, Микки Маус? – Тебя не касается. Гриммджо присвистнул. «Орихиме, можешь в целом меня полечить? Ну, то есть, не точечно?» «Куросаки-кун, а зачем?» «Лучше не спрашивай», – донеслось из комнаты тихо. Но что значит тихо для двух зооморфов, один из которых хищник, а другой со слухом летучей мыши? – Вас не было пару дней. Как прошёл гон? – спросил Улькиорра. Гриммджо замялся. – Лучше, чем предполагал. – У тебя не возникло с этим проблем? – Тебя не касается, – скривившись, вернул его подначку Гриммджо. – Неуравновешенный зооморф – горе в семье. – Поговорим об этом, когда проведёшь гон со своей сучкой. – Следи за выражениями, – угрожающе приподнял верхнюю губу Улькиорра. – Так всё же по фактам. У меня рыжая сучка, у тебя такая же. Разница-то в… – Эспада заинтересуется тем, что один из её представителей снова в строю. – В рот я ебал эту Эспаду, – рыкнул Гриммджо, и Шиффер довольно хмыкнул. Его это полностью устраивало. «А что тут делает Улькиорра? Вы что, с ним..?» «Ой, Куросаки-кун, у тебя растяжение крестца?» «Всё-всё, молчу» – Но знаешь, мне всё же стоит сказать тебе спасибо, – неуверенно, глядя в пол, сказал Гриммджо. Улькиорра удивленно посмотрел на него. – Если бы ты не помог мне, возможно, сейчас я был бы в полном дерьме. – Хм, взаимно. Если бы не идиоты, не было бы этой женщины. – Странные эти рыжие, да? – с непривычной лаской сказал Джаггерджак, глядя на прикрытую дверь. – Скажи это Абараи, вашим куратором завтра будет Кучики, – вверх взвились кошачьи уши, а в комнате что-то грохнулось. – Надеюсь, вы умеете танцевать.

***

На первый взгляд размышления о чувствах казались простыми. Вот есть ты, другой человек, вы нравитесь друг другу, вам хорошо проводить время вместе, не врёте, проявляете уважение. Но чем больше Рукия об этом думала, тем больше всплывало нюансов, таких как долг, обязанности, честь. Она нервно ходила по комнате, вспоминая встречу с братом. Он действительно влюбился в Ренджи? Рукия ни разу не слышала, чтобы Бьякуя с кем-то встречался, или даже просто был дружелюбен. Контраст с тем братом, какого Рукия всегда знала, и с тем, кого сегодня встретила – это небо и земля. В нём всегда была эта искорка сумасбродства, которую он всеми силами прятал за чопорностью и хладнокровием от окружающих и, главным образом, от своей семьи, но юная Кучики и не предполагала, что его давний друг сможет разжечь её до пылающих углей. Она уже долго наматывала круги по своей комнате, продумывая разные способы развития событий. Насколько Бьякуя серьёзен в своих намереньях, и что им обоим делать в случае, когда клан узнает об их отношениях с зооморфами? А в том, что скоро Ренджи сдастся под убийственным напором Бьякуи, можно было даже не сомневаться. Результат мог быть совершенно непредсказуемым, и им бы стоило обсудить возможную стратегию поведения, потому что Рукия сомневалась, что Бьякуя стает прятать кого-то от отца. А вот то, что глава клана мог бы серьёзно попортить жизни их избранникам – вполне. Тем более, что ни Ренджи, ни Кано даже не входили в Эспаду, что ещё можно было бы с натяжкой принять. Абараи никогда не казался серьёзным. Отвешивающий неуместные и неловкие комплименты, зависающий над оголившимися ключицами Ичиго и вертящийся как волчок в своей стае, он совсем не походил на того, кто сначала подумает, а потом делает. Но тем не менее сегодня он был именно тем сдерживающим фактором, который не позволил сделать из Ашидо ползающего у ног слизня. Разрыв болезненной одержимости Ичиго лишил Ренджи инфантильной привязанности и позволил его внутреннему взрослому впервые одержать верх. Наверное, если бы не это, то его в тот же вечер, когда он принёс её брату на руках пьяную, размазало в неприглядные щи. А Бьякуя на фигню не разменивается… Внезапный стук в окно вырвал девушку из мрачных размышлений. Спустя пару секунд о стекло ударился ещё один камушек, и, чертыхнувшись про себя, Рукия посмотрела наружу. Под окном стоял Ашидо – лёгок на помине. Сделав знак рукой, он легко подпрыгнул, цепляясь за карниз, намереваясь добраться до её этажа. – Какого..? – спохватилась Рукия, нервно открывая створки, чтобы спустя мгновение, как ни в чём ни бывало, Кано уселся на её подоконник. – Привет, часто тут бываешь? – ухмыльнулся он, и в его глазах заплясали чертята. – Твоими молитвами, – с наигранным раздражением проговорила Рукия, складывая руки на груди. – Зачем пришёл? – Мы, кажется, не договорили сегодня. Одобрение твоего брата – это, конечно, хорошо, но недосказанность от тебя осталась. Весь запал Рукии моментально потух. Не это она хотела услышать, и не об этом были её мысли. Зрели проблемы посерьёзнее. – Это меньшее из зол, что я хотела бы обсуждать. – Что может быть злее твоей неуверенности в себе? – невозмутимо произнёс Ашидо, будто обычную вещь сказал, а вот Рукия вспыхнула, моментально, покрываясь красными пятнами. – Да как ты..? – Трудно не заметить, как ты нервничала на лекции Маюри. – Это совсем не то, о чём ты подумал, – Рукия разозлилась, хватая в руки первую попавшуюся книгу только, чтобы занять чем-то руки. – Я переживала о Бьякуе. Кано покосился на обложку книги, скептически приподняв бровь. На розовом фоне пестрело тривиальным шрифтом «Милые обманщицы», и Рукия швырнула роман, словно змею, на стол. Ашидо проследил взглядом за судорожно сжимающимися кулачками, тяжёлым дыханием и залёгшими кругами под глазами. Температура в комнате скакала, и было сложно понять, где теплее, в помещении или на улице. – Ты боишься, что будешь не соответствовать или что не соответствую я? – Что? Нет, конечно, – растерянно проговорила Кучики, затравленно озираясь. – Дело вовсе не в тебе. – А в чём тогда? – Кано мягко спрыгнул с подоконника, плавно приблизившись к ней, снимая куртку. Правду говорят, что олени – благородные животные. Сплошная грация и достоинство, им приписывали мудрость, способность к созиданию, чистоту помыслов. Даже просто передвигаясь по лесу, они аккуратно ходили по земле, чтобы не помять копытами пробившиеся в суровых условиях маленькие деревца. И вот сейчас Ашидо аккуратно ступал по выстеленному снегом ковру к испуганной маленькой Кучики. Он обвёл пальцами линию челюсти, скользнул по губам и остановился на скуле, заставляя приподнять голову и посмотреть в глаза. – Я боюсь, что на фоне девушек-зооморфов покажусь монашкой. У меня и отношений-то никогда не было. Всё это в первый раз, и так… страшно… Я ещё и Кучики… – И что это меняет? – в его глазах показалось веселье, нежность затопляла радужку, а ещё толика облегчения, что неприятно кольнуло грудь Рукии. Он боялся, что не достоин? – Я только рад, что это ты, и рад всему, что с тобой связано. И то, что ты настолько неискушённая… это тоже не проблема. – И ты не будешь меня стыдиться? – шмыгнула носом Рукия. Ашидо ошарашено на неё посмотрел, а потом внезапно рассмеялся, легко подхватывая её на руки, словно пушинку. – Вот ещё что удумала, стыдиться тебя? Да ты самая лучшая девушка на свете! – Ай, отпусти, голова рогатая! – взвизгнула Рукия, но вскоре присоединилась к зооморфу, и звонкая трель её смеха разнеслась по комнате. Картинка резко оборвалась, а вместе с ней и смех. Они упали на кровать, и Рукия замерла, вглядываясь в потемневшие глаза Кано. Внизу живота что-то сжалось в немом предвкушении, и девушка свела ноги теснее, испугавшись того, что промелькнуло в её голове. Древесный запах парфюма окутал её с головы до ног, и казалось, что сейчас они лежат не на узкой кровати в маленькой комнатке общежития, а в ворохе багрово-золотой листвы, шепчущей всякие странные мысли. – Я не сделаю ничего, что бы тебе не понравилось, – низким голосом проговорил Ашидо, следя взглядом за её оголившейся шеей. – Я знаю. – И ты не будешь заставлять себя делать что-то, что якобы должно мне понравиться, и в первую очередь, это касается повадков зооморфов, – серьёзно добавил Ашидо. Лицо Рукии просветлело. – Но я бы правда хотела… – И я бы хотел, – сокрушенно уронил голову Кано. – Ты бы знала как. И я такой же монашек, как и ты. Она опустила руку на его мягкие волосы, чувствуя огромный прилив нежности. Можно же было предположить, что Ашидо слишком благороден, чтобы завалить девушку после недели отношений, но нет, надумала себе всякого и записала в плейбои. Таким он ей нравился ещё больше. Рукия подтолкнула парня забраться повышена подушки, а сама легла на широкую грудь, слушая сердцебиение. – Тогда будем узнавать друг друга постепенно, – спокойно проговорила она, закидывая ногу на Ашидо. – Воу, леди, вы что, кокечнишаете? – коверкая слово, наигранно возмутился Кано, радуясь, что в глазах любимой девушки заплясали лукавые огоньки, которые ему так нравились. – Только по средам и то с семи до девяти, – улыбнулась она, прикладывая палец к его губам, которые тут же поцеловала, углубляясь и позволяя Ашидо обхватить её за талию и развернуть боком к себе. Чужая коленка оказалась между ног, и Рукия неожиданно для себя издала низкий стон, неосознанно потеревшись. – Я заметил огромный прогресс, Кучики-сан, чем вы ещё меня удивите? – коварно усмехнувшись, сказал Кано, будто не его джинсы сдерживали болезненный стояк. Реакция не заставила себя ждать, и с открытого окна его полностью накрыло леденящим душу снегом. Зооморф заорал благим матом. – Охренел совсем, извращенец чёртов… Рукия ещё что-то возмущённо бухтела и ворчала, но Ашидо не злился, глядя на рассерженного и смущенного донельзя элементаля, и улыбался, отряхивая чёлку от снега. Потому что пунцовые щёки на бледном лице говорили громче тысячи слов о том, что признание собственных желаний не за горами.