Суррогат

      С утра корпус гудел, как пчелиный рой. В коридорах топали, шумели, смеялись, девушки заглядывали друг к другу, прося то лак для волос, то блёстки. Из-за всей этой какофонии звуков у Ичиго успела разболеться голова, а ещё ведь даже не вечер.       Час назад ему пришло сообщение от отца, который обещался приехать после обеда, поэтому настроение у Куросаки стойко держалось на отметке ниже плинтуса. Про буйный характер Ишшина он Гриммджо не рассказывал, как и отцу про не совсем традиционные отношения в жизни его сына. Оставалось надеяться, что батя не притащит с собой плакат матери, над которым будет ронять скупые (обильные) мужские слёзы.       Хотя на мнение Куросаки Ишшина Ичиго было плевать с высокой колокольни, далеко не факт, что отец не попытается прописать ему пиздюлей батиной любви. И стоило бы пояснить для Гриммджо, что это не акт агрессии, а последняя здоровая извилина Ишшина, не умеющая в адекватную коммуникацию.       Щелчок замка ванной выдернул Ичиго из раздумий, и в коридор вышел мрачный как туча Джаггерджак. В прямых, обтягивающих стройные ноги брюках с кожаным ремнём и в белоснежной рубашке он выглядел до неприличия горячо, но картину портила безжизненно повисшая лента галстука. – Куросаки, метнись кабанчиком и завяжи мне уже эту удавку на шее, – злобно прошипел Гриммджо, игнорируя вздувшуюся от злости венку на лице суррогата. – А пососать не завернуть? Достань руки из жопы и завяжи сам, – Ичиго демонстративно отвернулся к зеркалу в прихожей, поправляя воротник. Наглость Джаггерджака выбешивала его на раз-два. Вглядываясь в отражение, он не заметил, как зооморф подошёл к нему сзади, нагло сминая брюки в промежности. – А не слишком ли ты стал борзым, суррогат? – с мурчащими нотками пропел Гриммджо, с наслаждением вдыхая запах рыжих волос. Ичиго порывисто выдохнул, непроизвольно прижимаясь к горячему телу, в костюме сразу стало тесно. – Ой, отвали, – опомнившись, под смешок зооморфа Ичиго оттолкнул загребущие руки и вцепился в чужой галстук. – Ведёшь себя, как дитя малое. В голубых глазах поселились смешинки, но Джаггерджак ничего не сказал, показав клыки и позволив длинным пальцам колдовать над непослушной тканью. – А ты заводишься с пол-оборота, – низким голосом произнёс Гриммджо.       Ичиго не ответил, досадуя на себя, что стал слишком остро реагировать на близость с зооморфом. За относительно короткий промежуток времени тот уже успел узнать все слабые места Куросаки и не стеснялся этим пользоваться.       Казалось, это должно настораживать, ведь Ичиго не понаслышке знал, что растворяться в человеке опасно. Ничто не вечно. Никогда нельзя предугадать, как долго продержатся чувства, не растворятся ли в суматохе лет. Чужая голова – потёмки, и нет никакой гарантии, что твоя любовь не перерастёт в нездоровую, превращаясь в зависимость.       Это требует времени на осмысление, но сейчас, хоть уши и горели от нехитрых слов, было хорошо стоять просто так, рядом, готовиться к празднику, подначивая друг друга и дразня. Им явно нужно будет поговорить о личном пространстве. Может, завести какое-то хобби… – Сегодня приедут мой отец и сёстры, – тихо сказал Ичиго. Гриммджо внимательно смотрел на него. – Я должен предупредить тебя о том, что Ишшин несколько… своеобразный. – Ты хотел сказать отбитый? – приподнял брови Гриммджо, и Ичиго недовольно стрельнул в него взглядом. – Типа того. Не удивляйся, когда он будет делать что-то отличное от понятия нормы, принятой у отцов. – Откуда мне знать, что такое норма? Мой уже как больше десяти лет гниёт в местах не столь отдалённых.       Ичиго осёкся, замирая. Галстук сидел как влитой, но Куросаки ладонь убирать не спешил, чувствуя, как бьётся сердце справа от чёрной «удавки». Гриммджо был спокоен и расслаблен, положил руки на чужие бёдра, погладил большими пальцами выступающие через одежду тазовые косточки, успокаивая. – Всё нормально, не бери в голову, я тебя услышал. – Это он тебя?.. – Ичиго не решился договорить, намекая на разговор, состоявшийся пару дней назад. Гриммджо недовольно вздохнул, явно думая о том, какой Куросаки настырный. – В ночь, когда умерла мать, он испугался сирен полиции. Не признал меня в темноте и полоснул, не глядя. У него были проблемы с агрессией, неудачи в работе повлекли за собой алкоголизм. Он хотел стать королём Эспады, но превратился в отброса, потеряв контроль над гневом. Так всё и случилось.       Ровным голосом отчеканил Гриммджо. Вот так просто, словно это ничего и не значило. Без драм и волнения. Наверное, всё вышло ещё тогда, в гон в экватор, когда что-то в зооморфе надломилось, и всё принципы полетели к чертям. – Ты смог простить его? – Ичиго отзеркалил его движения, обнимая за талию. – Нет, и вряд ли это возможно. Но, может быть, когда-нибудь я захочу его увидеть, чтобы плюнуть в лицо.       Его мягко поцеловали, и Гриммджо отмер, благодарно прикрывая глаза. Ичиго не мог сказать или сделать больше ничего в утешение, но и этого зооморфу было достаточно. – Я помню нашу первую встречу, – сказал Джаггерджак, прижимаясь лбом. – Дед тогда сказал, что и твоя мама погибла. – Да, было дело, – протянул Ичиго и тут же отодвинулся, подумал, что если они продолжат в том же духе, то день грозит перейти в поминки. – Эй, – Гриммджо положил ладонь на его щёку, мягко поворачивая лицо к себе. – Не делай мне мозги. Мы раскрыли достаточно карт друг перед другом, чтобы сейчас чего-то стесняться. Я хочу больше знать о тебе и твоей боли так же, как и ты хотел знать обо мне.       Он прав, подумал Ичиго, тем более что это нечестно, что Гриммджо поведал свою историю о прошлом, а в ответ не получил ничего. Он должен знать, что послужило источником скрытности Куросаки, его отчуждения от людей и страха перед своей силой. Всегда тревожно делиться постыдными и тёмными воспоминаниями о собственной слабости – Ичиго до сих пор винил себя в произошедшем, и он не был уверен в том, что хотел бы об этом говорить. – Ты правда хочешь этого? – Ичиго в нерешительности прикусил губу. – Хочу, но если тебе дискомфортно, то не рассказывай сейчас, – с непривычной серьёзностью сказал Гриммджо. В последнее время он часто удивлял Куросаки своим спокойным поведением в те моменты, в которых раньше бы устроил полную грязь. Возможно, если бы не всё то дерьмо, которое выпало на его долю, то именно таким бы Гриммджо и стал.       «Но тогда его бы гораздо раньше прибрали к себе», – с досадой думал Ичиго, иногда наблюдая за тем, как проходящие мимо студентки пялились на зооморфа в коридорах Академии.       Шумиха после боя с Ильфорте постепенно улеглась, но на них всё ещё продолжали обращать внимание как на самую яркую парочку Готэя. Самые смелые подходили к Ичиго и просили показать броню. Пару раз Куросаки выполнял их просьбы, но чем больше смелели люди, тем быстрее Ичиго принял решение не потакать их прихотям.       К Гриммджо подходили чаще. Красивый, гибкий и яркий зооморф привлекал внимание, с ним хотели познакомиться, узнать его интересы, пригласить на вечеринку, но, к удивлению Куросаки, Джаггерджак категорично отказывался от приглашений и держал дистанцию со всяким, кто обращался к нему не по делу.       Он стал более свободным в выражении собственных эмоций, и глядя на него, Ичиго всё больше поддавался тревожности. Ведь Куросаки – не изменился. Пусть они и признались друг другу в вечной и нетленной, но перед глазами чётко вставал образ широкой спины, до которой не дотянуться. Ичиго чувствовал, что отставал.       Будто сделал шаг назад в то время, когда Ильфорте вызывал его на поединок. Он тогда тоже хотел заявить права на Гриммджо, догнать его, быть равным, и, казалось бы, успел, ухватил – но Джаггерджак снова сделал стремительный рывок и ушёл дальше, освободившись от того яда, что отравлял его существование.       Умом Ичиго понимал, что накручивает себя зря, ведь в одиночку никто из них не справился бы с теми неприятностями, которые свалились на них в кабинете директора. Но ведь Джаггерджак вкладывался в их отношения ничуть не меньше, а эффект… Ичиго вздохнул. Возможно, разговор с отцом и встреча с сёстрами прояснят хоть что-нибудь. Ему нужен совет. Или просто побыть в одиночестве. Каждый раз, когда Ичиго думал о матери, то настроение падало на весь день, не стоило Джаггерджаку видеть его таким. – Прости, обещаю, что мы обсудим это, – Ичиго отвёл взгляд, и конечно не увидел недовольство, мелькнувшее в глазах напротив. – Хорошо, – отрывисто бросил Гриммджо и окончательно растрепал рыжие волосы, засмеявшись вместе с Ичиго.       Парковочные места оказались заполнены до отказа, пестрея самыми разнообразными марками машин. Люди выползали из рычащих металлических чудовищ и спешили к своим детям. Радостные возгласы наполнили воздух.       Ичиго выискивал взглядом трансфер. Грузный блестящий автобус (Академия смогла расщедриться в этом году на новёхонький транспорт) заехал на закреплённое за ним место, поэтому те, кто не имел своего личного средства передвижения или жил слишком далеко, ехали в относительном комфорте.       Наконец, двери открылись, и Ичиго почувствовал нервный мандраж, как всегда бывает перед важной встречей. Он мог бы собой гордиться, что не вздрогнул, когда тёплая ладонь обхватила его, и Куросаки вспомнил, что не один. Больше не один. Гриммджо стоял рядом, хмуро рассматривая встречающих и их родителей. Его молчаливая поддержка как никогда кстати подходила ситуации. Ичиго сжал его руку крепче, принимая, и Джаггерджак ухмыльнулся. – Что, наше Храброе сердце пасует перед встречей с роднёй? – Ты не замечал в себе паталогическую страсть к сравнению всех и вся с диснеевскими принцессами? – огрызнулся Ичиго. – Я сравниваю не только с принцессами, но я и не виноват, что ты так и напрашиваешься, – оскалился Гриммджо на Ичиго, становясь похожим на того дерзкого ублюдка, которого Куросаки встретил несколько месяцев назад. – Может, мне ещё и платье надеть, чтобы тебе лучше сравнивать было? Глаза Джаггерджака недобро и опасно загорелись. – Вряд ли хотела бы ещё одну сестру… Парни синхронно обернулись, и Гриммджо от неожиданности икнул. – Карин! – преувеличенно радостно воскликнул Ичиго, мигом забывая о неуместном недофлирте с Гриммджо, и подхватил сестру на руки. Та хоть и замолотила кулачками по его широким плечам, но улыбку не сдержала. Прямо за ней к ним катили чемоданы высокий мужчина и вторая девочка-подросток.       Карин – маленькая женская версия Ичиго, как окрестил её про себя Джаггерджак, тут же принялась критически осматривать спутника брата. От кончиков туфель до торчащих цветных волос – её взглядом можно было вскрывать консервные банки. Гриммджо был готов поклясться на месте, что предупреждать нужно было не об отце Куросаки, а о младшей бестии. – Первое впечатление – удовлетворительное, – цокнула в конце концов Карин. – А как будто твоё мнение учитывается, козявка, – Ичиго тяпнул вздёрнутый нос, и мелкая смешно заверещала, пытаясь вырваться из крепких пальцев брата.       На вид сёстрам было не меньше 13-14 лет, но отличались разительно. Старшие дети всё ещё боролись, когда остальная часть семьи приблизилась.       В первую очередь, да, Гриммджо охренел от отца.       С оглушающим криком «Ичиго-о-о-о», проехавшимся по чувствительным ушам зооморфа, великовозрастная туша в поистине зверином прыжке ринулась на рыжего бойца. Куросаки привычным движением (что заставило Джаггерджака усомниться в адекватности происходящего и ввело в состояние ахуенеза) откатился в сторону, тут же выставляя блок от совсем не ласкового отцовского замаха. – Ты стал сильнее с нашей последней встречи, – радостно процедил Ишшин Куросаки, нанося короткие, но быстрые удары, которые тем не менее успешно отбивались. – Мне было четырнадцать, больной ублюдок, – с огоньком в глазах говорил Ичиго, продолжая отвешивать люлей отцу.       Гриммджо не смотрел по сторонам, чтобы удостовериться, что реакция окружающих примерно такая же, как и у него. Это было ясно как день. – И для вас это нормально? – бесцветным голосом спросил он. – Нормально? – Карин недоумённо наклонила голову. – Смотря, что ты подразумеваешь под нормой. Нормально ли есть мороженое зимой? Звонить бывшим? Или носить носки под сандалиями? Нас всё устраивает, так что обтекай и не парь мозги. – О, привет, а меня Юзу зовут!       Не успел Гриммджо уложить в голове тот факт, что писюха Куросаки умнее, чем половина его знакомых, как на него воззрились карие огромные глаза поистине милейшего существа. Зооморф еле сдержался, чтобы не схватиться за сердце. – А говорят яблочко от яблоньки недалеко падает, видимо, вы откатились слишком далеко, миледи, – покорно склонил голову Гриммджо, осторожно пожимая узкую ладонь. – Я Гриммджо. – Не смей кадрить мою сестру! – закричал из-за спины Ичиго, продолжая отбиваться от атак отца. Юзу звонко рассмеялась, под довольный хмык Карин.       Бой закончился стремительной капитуляцией Ишшина, стоило его любимым дочерям покинуть парковку в направлении к корпусам. Ичиго стёр с лица пот, окончательно разогревшись после интенсивного боя, и они вместе принялись догонять троицу. – Значит, вот тут ты живёшь. Нехилый комплекс, – присвистнула Карин. – Это административное здание, слева пруд со скамейками, справа магазин, корпуса и основные объекты для занятий дальше, – Ичиго широко улыбнулся, и Гриммджо невольно засмотрелся на его раскрасневшееся лицо. Рыжие пряди слиплись от испарины и кольцами обрамили шею, выглядывающую из-за воротника куртки. Хотелось лизнуть. – Так веди нас, – бодро заявила Карин, попутно ткнув Гриммджо локтём в бок, мол, не засматривайся, мы всё видим. Джаггерджак сделал себе ещё одну заметку: ни в коем случае не недооценивать старшую из сестёр Куросаки. Эта пигалица ещё даст им всем просраться.       Группа последовала по проложенным тропинкам, параллельно можно было увидеть знакомых со своими родственниками, но территория Академии была настолько большой, что можно было не беспокоиться, что их услышат.       Они взяли по стаканчику с горячим кофе в магазине и неспешно двинулись к пруду. Кто-то из элементалей организовал каток, и теперь по льду колесили и взрослые, и дети, радуясь представившейся возможности. Из динамиков, подвешенных к фонарным столбам, лилась незатейливая мелодия, что создавало атмосферу, скорее, какой-то ярмарки или парка аттракционов, чем серьёзного мероприятия. – Жалко, что мы не захватили с собой коньки, – проговорила Юзу, провожая грустным взглядом веселящихся студентов. Карин была с ней солидарна.       Этого Гриммджо просто так оставить не мог и, поведя носом, жестом приказал Ичиго оставаться на месте, а сам скрылся куда-то за деревья в неизвестном направлении. Родные проводили его недоумёнными взглядами, но Ичиго мог только недоумённо пожать плечами.       Вскоре Гриммджо вернулся в сопровождении хмурого красного Хицугайи. – В первый и последний раз я ведусь на это, шантажист хренов. – Маленькое приключение на двадцать минут, туда-обратно, мелкий, – скалился Джаггерджак и подвёл элементаля к семье Куросаки. – Колдуй.       Хицугайя окинул его скептическим взглядом, вздохнул и повернулся к непривычно притихшей Карин. – Вашу ногу, пожалуйста.       Через пять минут на подошвах сапог девочек и Ишшина красовались изящные ледяные коньки, и Юзу потащила начавшую внезапно сопротивляться Карин к кромке льда. – Голь на выдумку хитра, – поражённо проговорил Ичиго и тут же засмеялся. наблюдая за тем, как Ишшин пытается выделывать пируэты, чтобы впечатлить нисколько не впечатлённых дочерей. – Не могли же мы не выполнить хотя бы одно желание твоих сестёр, – Гриммджо довольно скрестил руки, выпятив грудь колесом. – Это было не так сложно. – Напоминаю, что я всё ещё здесь, – с раздражением подал голос Тоширо, про которого они успели забыть. – Прости, пожалуйста, Хицугайя, мы не успели это обсудить… – Ичиго почувствовал укол стыда вперемешку со злостью, потому что, судя по радостной морде зооморфа, тот не чувствовал ни капли раскаянья. – Мы отвлекли тебя от встречи с родителями. – На самом деле, я не против был отдохнуть от них на некоторое время, – озадаченно почесал затылок Хицугайя, внимательно следя за катающимися. – Не смотря на характер наших сил, мои родственники довольно… пылко выражают свои чувства. Но тем менее кое-что взамен я попрошу. – М? И что же? – с удивлением спросил Ичиго, ведь за всё время их знакомства он ни разу не слышал, чтобы Тоширо что-то у кого-то просил. Гриммджо тоже заинтересованно наклонился. – Дашь номер своей сестры? Карин, верно?       Теперь настала очередь обтекать Ичиго под многозначительный взгляд Джаггерджака.       Плата за услугу оказалась даже лишней, потому что Карин сама подошла к элементалю и молча протянула свой телефон. Было почти неловко наблюдать за двумя краснеющими подростками – почти, потому что Ишшин в это время громко шмыгал носом и обращался к небесам к Масаки, чтобы дала ему знак, за что дочь выросла так быстро. – Так, чем ты его шантажировал? – Тем, что попробовать полкружки пива у взрослых это одно, а чокаться со мной на попойке виски с колой – уже попахивает батиным ремнём. – Чудовище, – Ичиго весело присвистнул, и, дождавшись Карин, они пошли дальше.       Парни показали семье Куросаки столовую, спортивный зал и другие корпуса, которые успели украсить по случаю события снаружи шариками, баннерами и гирляндами. То тут, то там мелькали чьи-то хвосты, крылья, вспышки огня, небольшие смерчи, кто-то увеличивался в размере. Гриммджо даже пришлось посадить свою личную госпожу Юзу на плечи, чтобы та помогла спуститься печально известному Изуру Кире, который в очередной раз не рассчитал с уменьшением веса и повис на решётке второго этажа.       Солнце уже почти село, когда они остановились у шестого корпуса. Ичиго махнул Гриммджо и отцу и повёл девочек переодеваться к основному торжеству. Джаггерджак остался с Ишшином один на один. Куросаки старший достал сигарету. – Значит, зооморф из Эспады.       Воздух внезапно потяжелел, и Гриммджо напрягся. Перемены в Ишшине произошли буквально за секунду, и теперь в нём не было ничего от того добродушного дурачка, каким он показался в начале. В свете заходящего солнца его сходство с Ичиго оказалось почти пугающим.       Мужчина крепко затянулся, выдыхая целое облако дыма, и Гриммджо решил затянуться тоже. – Не считаю себя её частью. Это была привилегия моей семьи. – И где она сейчас? Ты провёл всё своё время с нами, – Ишшин смотрел на окна, но Гриммджо знал, что ни одну его реакцию тот не упустит из виду. – Под двумя метрами земли, это всё, что я могу сказать, – сигаретный привкус осел на языке, и Гриммджо не мог сказать, когда он был ещё отвратительнее. – И что же, нет никого из родных, кто хотел бы тебя проведать? – Мне сполна хватает Ичиго, – пальцы чуть сильнее сжали фильтр. Отвечая на этот вопрос, Гриммджо не мог с уверенностью сказать, как на их с Куросаки отношения отреагирует Ишшин. Да он сам только спустя мгновение осознал, насколько Куросаки значим в его жизни. Но Ишшин лишь задумчиво перевёл взгляд на него, мысленно оценивая и делая одному ему понятные выводы. Спустя какое-то время раздумий, мужчина выкинул окурок и сказал: – У меня редко получается созваниваться с сыном. Ичиго всегда был себе на уме, самостоятельный, ответственный и принимал решения, взвесив все за и против. В этом он весь в мать. Я полностью доверяю его выбору, но… – Но когда речь идёт об Эспаде… Это вы хотели сказать? Я, правда, удивлён, что вы знаете о ней. Обычно семьи суррогатов не интересуются жизнью элиты мутантов, – Гриммджо встретился с Ишшином взглядом, но не нашёл в мужчине напротив враждебности, лишь отеческую заботу, такую незнакомую, даже тошнотворную, но порождающую огонёк зависти. – Нет, – огорошил его Ишшин, игнорируя комментарий после вопроса. – Я разговаривал с ним накануне, наблюдал за вами и из автобуса, и всё то время, которое гуляли, и увидел, насколько серьёзны его намерения. Как он смотрит, как говорит, как реагирует на то, что ты делаешь. Но вкупе с его положительными качествами есть у него один минус: если он отдаётся какому-то делу, то отдаётся полностью – это касается и тебя. Если ты разобьёшь ему сердце, он, я и вся наша семья тебе этого не простит.       Сигарета давно истлела в замёрзших руках, но Гриммджо этого не заметил. К горлу, может, и подступала какая-то детская обида на то, что ему не верят, но тут же поднимало голову страстное желание доказать, переубедить. И злобное веселье. Да, оно самое. – О чём вы, папа? Я собираюсь отучиться на ветеринара и устроиться в вашу клинику, так что начинайте готовить для меня местечко, – он дерзко вскинул голову, блеснув клыками, ожидая вызова, и после небольшой паузы совсем не ожидал, когда Ишшин оглушительно громко рассмеялся. – Вот это подход! Вот это я понимаю! Значит, двух работничков мне принимать? Это хорошо. Свежие кадры – свежие мозги.       У Джаггерджака отвисла челюсть. Слушая, как Ишшин смеётся и зажигает ещё одну сигарету, он чувствовал, как его отпускает. Он бы не оставил Ичиго, даже если бы Ишшин был против, нет, но как бы Куросаки не артачился и не отрицал потом – мнение родных важнее прочих. Создавать конфликт не хотелось, а он бы был. Потому что Ичиго тоже уже никуда не денется.       Гриммджо усмехнулся, переходя на глухой смех. Всё-таки заразительно Ишшин смеялся. – Ну что, сынок, трудно тебе, наверное, с ним? – сказал Ишшин, когда успокоился и смахнул выступившую слезинку с глаз. – Скорее наоборот. Чего ещё можно ожидать от такого принципиального? – И то правда, это он в Масаки. Ишшин внезапно замолчал, снова переводя взгляд на окна: – Он же тебе ещё не рассказал? Снова повалил снег, угрожая утопить все расчищенные дорожки уже к полуночи. – Нет, но всему своё время. – Я рад, что ты это понимаешь, – Ишшин мягко улыбнулся. – В конце концов Ичиго необычный суррогат, и его мать сыграла в этом не последнюю роль, поэтому для него этот кусок жизни особенно важен. Гриммджо непонимающе моргнул. – В смысле необычный? – Возможно, он этого и не помнит, а может, ему страшно в этом признаться, но есть вероятность, что Ичиго был бы первым суррогатом, который смог бы передать свою силу по наследству. Когда-нибудь я поговорю с ним об этом. Ты, главное, присматривай за ним.       Похлопав Джаггерджака по плечу, Ишшин затоптал свою сигарету – двери корпуса распахнулись, и из его тёплой утробы выскочили Карин с Юзу, радуясь крупным белым хлопьям. Следом за ними волочился изрядно вымотанный Ичиго. Он проводил сестёр взглядом, остановившись на Гриммджо, и словно выдохнул всё напряжение, что в нём скопилось.       Гриммджо подумал, что если он способен вызывать радость в глазах такого человека, то он готов хоть трижды пережить удар своего отца, лишь бы его повстречать.

***

      На оформление бального зала администрация расщедрилась особенно. Огромное прямоугольное помещение, украшенное колоннами по периметру, использовалось редко – только для особо торжественных мероприятий и Родительского дня. Бюджет не резиновый – обслуживать такое пространство – это понимали все.       Изящная люстра переливалась ослепительным светом, бра подсвечивали светлые стены и расставленные столы с многочисленными закусками – возле них уже расположились некоторые главы семейства, которым предложенные снаружи активности уже в тягость в силу возраста.       Заходя в зал, Ичиго казалось, что сейчас из-за створки массивной двери выскочит глашатай и громким зычным голосом объявит о вошедших. Многие к балу отнеслись слишком буквально, и Куросаки заметил несколько девушек, вышагивающих по паркету в длинных воздушных платьях, вызывающих стойкую ассоциацию с дворянскими раутами.       Сёстры восторженно застыли, разглядывая богатую обстановку, чинно вышагивающих официантов и состоятельных персон из влиятельных семей. Ичиго не очень нравилось подобное – основная часть студентов происходила из обычных семей, трудяг и рабочих, и такое мероприятие только подчёркивало разницу в социальных и материальных положениях. Казалось бы, какой век, какое время, однако ещё встречались люди, которые оценивали окружающих по кошельку и связям.       Ичиго окинул взглядом своих родных. Карин в синем бархатном по колено платье выглядела непривычно – основу её гардероба составляли штаны, шорты и футболки с худи, но по такому случаю она позволила себе рискнуть и теперь ни о чём не жалела. Ноги в аккуратных закрытых туфлях на низком каблуке, собранные шпильками в причёску волосы, выпрямленная спина – и не признаешь в этой маленькой леди пацанку. Только упрямство во взгляде выдавало в ней волевую личность, и сейчас эти глаза выискивали белоснежную макушку в снующих туда-сюда гостях.       Юзу было несколько легче. Хоть она и не привыкла к большому скоплению людей, быстро адаптировалась. Несмотря на добродушную улыбку, то и дело обращённую к плывущему от её внимания Гриммджо, девочка уже поглядывала на столы с закусками, пытаясь разглядеть ингредиенты и угадать рецепт, чтобы применить его дома. Никогда не догадаешься, сколько силы в этой тонкой фигурке, облачённой в кремовое платье.       После смерти матери Юзу взяла на себя домашние обязанности в совсем юном возрасте, объяснил Ичиго Гриммджо, пока сёстры не слышали. Когда отец рассказал об этом по телефону, Ичиго был зол. Он хотел сбежать из Академии, обвиняя себя в том, что бросил семью, когда должен был заботиться о них и помогать, но поймали и провели профилактическую беседу. – Сколько тебе тогда было лет? – спросил Гриммджо, стараясь не выдать своего интереса. – Двенадцать, кажется, не помню уже, если честно, – задумчиво почесал переносицу Ичиго, немного смущённый своим откровением. – Я тогда не особо в принципе понимал, что происходит. Два года учёбы в каком-то тумане, и этот звонок как обухом по голове. Отец тогда с девочками приехал, успокоил, и тогда я впервые заплёл им косы, представляешь?       Они неспешно двинулись к вожделенным Юзу столам, и Джаггерджак чуть по-новому посмотрел на девочек и Ишшина. Куросаки старший потерял не только жену и любимую, но и старшего сына, которого по закону отдали в Академию. Дома две маленькие дочери, кто за ними присматривал? Достаточно ли они получили любви и заботы в том возрасте, пока отец вкалывал на работе, стараясь их прокормить? Не поэтому ли Ишшин сейчас так горячо и пылко выражает свои эмоции и любовь, потому что испытывает дикое чувство вины за своё отсутствие?       Не поэтому ли Ичиго так трепетно к ним относится, потому что испытывает то же самое? – Ты не виноват в том, что произошло.       Слова Гриммджо заставили Ичиго остановиться и посмотреть на него. В глазах понимание и страх, что его раскусили. Иногда его можно читать как открытую книгу. – Всё это случилось из-за меня, и это никак не исправить… – он замолчал, почувствовал крепкую хватку на локте. Глаза Джаггерджака светились от злости. – Главное, что ты у них сейчас есть, и от того, что ты убиваешь себя этим чувством, им лучше не станет. Подумай об этом на досуге. Я уверен, что если их спросить, то получишь такой же ответ.       Ткань затрещала от того, с какой силой Гриммджо за неё держался. За Ичиго держался. За того, кто впервые за него заступился, кто первый за него боролся и вытащил из того хаоса, в котором Джаггерджак пребывал.       Зооморф надеялся, что та неуверенная кривая улыбка, появившаяся на лице Куросаки, уже какой-никакой успех. – Ты прав. Мне нужно это обдумать. Хотя бы обдумать.       Недалеко от себя они заметили знакомые лица. По контрасту группы было несложно догадаться, что Улькиорра знакомил родителей со своей избранницей. Со стороны казалось, будто жертвенного ягнёнка принесли в дар богам, так невинно выглядела Орихиме, жавшаяся к зооморфу. – Матушка, отец, это Орихиме Иноуэ, моя женщина, – монотонно произнёс Улькиорра, выглядевший расслабленно и непринуждённо.       Его мать улыбнулась так, что каждый мог убедиться в остроте её клыков. Кажется, так выглядело её добродушие. – Милый, вы потрясающе выглядите вместе. Орихиме, вы такая румяная, так бы и съела, – грудным голосом проговорила женщина, обтянутая в чёрную чешуйчатую ткань, и наклонилась к Иноуэ. Выглядело это так, будто змея гипнотизирует взглядом тушканчика. – Дорогая, не напирай, – хохотнул отец, одетый не менее вычурно, но не менее опасно в облегающем костюме, не скрывавшем подтянутое тело. От его голоса супруга изящно выпрямилась, – Знакомство с родителями – это всегда стресс, не подливай масло в огонь. Орихиме, – обратился он уже к девушке. – Не скрою, мы думали, что Шиффер выберет кого-то из своего круга, но выслушав его аргументы до этого вечера, мы посчитали его решение разумным. – Я очень рада, спасибо, – чуть заикаясь, сказала Иноуэ, понимая в этот самый момент, что сплетни одногруппниц далеко не так страшны, как пугающая симпатия людей, превращающихся в летучих мышей.       Многозначительно переглянувшись, Гриммджо и Ичиго отправились дальше, оставив Юзу с закусками, Карин, успешно завершившую поиски Тоширо, и следящего за ней Ишшина, кусающего локти оттого, что не может принять факт того, что будет не единственным мужчиной в жизни своих ласточек, и ему придётся выдерживать конкуренцию с «соперником».       Возле одной из колонн, парни обнаружили Ренджи, хмуро глядящего на происходящее. Зал постепенно наполнялся народом, и от обилия красок и запахов начинала кружиться голова. – А ведь их предупреждали, чтобы никаких запахов, – проворчал Абараи и оглушительно чихнул. – Мудакам закон не писан. На вот, занюхай, – Гриммджо достал из кармана баночку, и Ренджи с удивлением увидел в ней кофейные зёрна. – Иисусья магия, ты чёртов гений, – Ренджи с благодарностью вдохнул аромат и протянул баночку обратно. Ичиго проследил взглядом за снова надувшимся от довольства Гриммджо. – Смотри, не лопни от гордости. Больно уж слишком ты счастливый. – Ничто меня не делает более счастливым, чем ночи с тобой, Куросаки, но, как видишь, я цел. Однако если случится непоправимое, номерок рыжей женщины у меня есть, – ухмыльнулся Гриммджо. – Смотри, как бы её жених до этого не сжёг тебя с концами, – хохотнул Ренджи, и они с Ичиго неприлично заржали над тут же нахохлившимся Джаггерджаком. Когда они оба успокоились, Ичиго спросил: – А ты почему стоишь, как девица неприкаянная? Ждёшь от Кучики приглашения на белый танец? – Если бы, – нахмурился Абараи. – Они с Рукией до сих пор проводят для предков экскурсию. Ашидо где-то заливает стресс валерьянкой, а мне нельзя, вот и стою. Бухать тоже нельзя, сплошное наебалово. – Разве на нас валерьянка действует? – недоумённо проговорил Гриммджо, для которого после полного обращения каждый день мог стать открытием. – Если захотите с Ичиго чего-то новенького в постели, обязательно попробуй, только тогда не жалуйся, когда на его телефоне появится очень не смешное для тебя видео, как ты трёшься об каждый угол, – оскалился Ренджи. – Интересная идея, – коварно протянул Куросаки, заметив напряжение Джаггерджака от такой перспективы. – Берегите границы, мальчики, а то ведь пообрываю кое-что, и кнопочку смартфона будет нечем нажимать, – рыкнул Гриммджо, наблюдая, как Биба и Боба изображают неподдельный ужас. Они снова прыснули от смеха, пропустив момент, когда все инстинкты зооморфа напряглись.       В толпе мелькнули оливкового цвета волосы и тут же исчезли на другом конце зала. Гриммджо почувствовал, как скрутился неприятный узел внизу живота. Ведь это не могло быть правдой? Она не могла прийти…       Когда Ичиго, наконец, выпрямился, вытирая выступившие от смеха слёзы, он с удивлением обнаружил, что Гриммджо исчез.