***
Сидя в кресле своего кабинета, Чонгук решил главную задачу — безопасность. После поступления прямых угроз от своих же людей, в рядах которых завелись «крысы», Чон хотел обеспечить безопасность своей семьи. Навалившиеся проблемы с поставками товара не шли ни в какие приоритеты после услышанных недавно слов. Юнги беремен. Любой любящий муж обрадовался бы этой новости, ведь рождение новой жизни лишь сильнее укрепляет и без того нерушимые узы брака. Чонгук рад, но одна мысль, что его сын не сможет увидеть этот свет, пугала сильнее, чем мысль, что он расстроил омегу. Юнги, заставший его врасплох, попал под горячую руку озабоченного проблемами безопасности альфы. Надеясь, что омега отойдёт от резких слов сам, глава семьи продолжил решать бумажные вопросы, не заметив, как рассвет, сменяя тишину ночи, подкрался незаметно и впустил первые лучи солнца в кабинет через окно. Отодвинув от себя папку с отчётами за последние полгода, мужчина потёр ладонями лицо, шумно выдыхая воздух из лёгких. Принюхавшись, Чонгук только сейчас понял, что не чувствует на себе запах омеги. Вставая на ноги, альфа тут же направился в сторону их спальни, чтобы немного провести время с самым дорогим человеком и попросить прощения за грубость. Открывая дверь, его сразу кольнула промелькнувшая мысль, которую он тут же подтвердил, смотря на скомканное одеяло посередине кровати и еле уловимый аромат ледяной вишни. — Чёрт, — разворачиваясь, Чонгук направился вниз, находу доставая мобильный. — Кто дал разрешения выпускать его из дома?! — зарычав на выстроившихся в линию альф, Чон двумя пальцами схватился за узел галстука, оттягивая удавку от шеи. Слушая на другом конце протяжные гудки, мужчина с каждой последующей секундой продолжал меняться в лице. Миллионы мыслей пробегали в его глазах, строя немыслимые баррикады на пути к верному ответу. Застыв на мгновение после услышанных банальных фраз от оператора, Чонгук за секунду подлетел к водителю, ударяя кулаком по челюсти. Схватив так и не упавшего от сильного удара альфу за воротник уже не такой белоснежной рубашки, притянул к себе, шипя сквозь сильно сжатые зубы: — Где мой муж? — не в силах контролировать эмоции, альфа ещё раз проехался костяшками по окровавленному лицу, превращая нос парня в месиво. — Он просил отвезти его к Вашему отцу, сэр, — бывший военный, не смея наброситься на обезумевшего босса, соблюдая нормы общения, ответил сразу же, как на то дали права. — Почему никто не доложил мне? — размеренно произнося каждое слово, Чонгук отпихнул водителя от себя, второй рукой второпях набирая номер папы. — Если его не найдут, вы встретите свой последний закат сегодня на пирсе. — Что? — не сразу ответив на звонок, недовольно произнёс Мелан. — Пап, Юнги у тебя? — Посмотрите, кто вспомнил, что у него есть муж, — язвительно ответил омега, хмыкая от распирающего недовольства и осуждения младшего сына. — Да, он у меня. — Я сейчас приеду, — нахмурив брови, Чонгук, не в состоянии гадать причину такого поведения папы, сбросил звонок, молча направляясь к машине. Сев за руль, он выехал со двора, осматривая в последний раз персонал, который, не смея поднять головы, поклоном провожал босса до самых ворот. Чонгук ехал по пустой трассе, нарушая все скоростные режимы, чтобы побыстрее добраться до того места, куда по непонятным причинам без предупреждения сбежал омега. Выкуривая очередную сигарету, альфа припарковал машину около ступеней. Выходя и поспешно поднимаясь к двери, он беспрепятственно зашёл в дом, где его уже ждал папа. Стоя на нижней ступеньке в проходе на второй этаж, Мелан, скрестив руки, не скрывал своего недовольного вида. Подходя к родителю, Чонгук тихо вздохнул, предвкушая неприятный разговор. — Все, кто его отпустил, будут наказаны, — поднимая покрасневшие от злости глаза, альфа попытался успокоить рвущегося к своему омеге зверя внутри разрывающейся плоти. — Он был в одной пижаме, Чонгук, — сразу начал омега. — Ты меня очень сильно расстроил, — не отрывая взгляда от тёмных глаз напротив. — Как ты мог сказать беременному мужу, что тебе не нужен ваш ребёнок?! — на одном дыхании Мелан выплеснул накопленные эмоции в лицо сына. — Мне пришлось вызвать Нейта, чтобы он вколол ему успокоительное! — В пижаме? Успокоительное? — не успевая за льющимся потоком информации, он отвёл взгляд в сторону, не сумев удержать пассивное нападение. — Не нужен? — сжимая пальцы в кулак, Чонгук только сейчас понял, что недостаточно обеспечил безопасность омеги, раз его так просто выпустили за территорию их особняка. — Я жизнь за них отдам! — рыча в ответ, он не заметил, как мужчина пошатнулся, почти падая на мраморные ступени, но, с силой сжав поручень, удержался на месте. — Где Юнги? — Я тебя к нему не пущу, — преодолевая страх быть подавленным зверем альфы, Мелан прикрыл глаза, готовясь к любому исходу. — Не пущу! — Чонгук, отойди от папы, — грозный рык старшего раздался за спиной альфы. Чувствуя на плече стальную хватку брата, Чонгук сделал шаг назад, приходя в чувства от резкого потока навалившейся информации. — Пап, иди к Юнги, — провожая слегка напуганного родителя взглядом, Хосок развернул к себе Чонгука, без предупреждения ударяя кулаком по скуле. — Что ты наделал, придурок?! Не в состоянии отвечать или же дать сдачи старшему брату, Чонгук поднял глаза, в которых боль волнами растекалась по телу, заполняя до краёв кровавой водой. И он падает. Его зверь тонет в слезах омеги, который оплакивает ещё не родившееся дитя, воет от бездействия. Не в силах переступить невидимую черту, он раздирает острыми когтями грудную клетку, окрашивая реки слёз в красный цвет. Боль, что получил Юнги, вдвойне отдаётся Чонгуку, шепча на ухо: «Тебе не пережить». Чонгуку точно не пережить эту ночь без того, кому сердце отдал, а с его будто поигрался. Не осознавая причиняемую боль, альфа вновь и вновь совершал ошибки, ломая хрупкое сердце истинного. Он своё разорвать готов, но всё ещё просит сохранить, вложить частичку в того, кого под ним носит, и подарить жизнь. Чонгуку неспокойно, он погружается в тот океан вечной боли с головой, пытаясь вытащить тонущего Юнги на поверхность, но сам тонет следом, камнем падая на дно. Юнги ему больше не поверит, не станет слушать оправдания. Чонгук будет пытаться вернуть своё, склеивая по частичкам то, что разбивал словами. — Вставай, — еле слышно разносится где-то на поверхности. — Он не откроет тебе.***
Уже который день Чонгук приходит к своей же комнате в доме родителей, садится на пол около двери и слушает оглушающую тишину. Что бы он ни говорил, какие бы оправдания ни придумывал, Юнги ещё ни разу не открыл дверь. Чонгук заслужил, он это понимает. Неправильно подобрав слова в такой важный для Юнги момент, он разрушил их отношения своим повышенным чувством тревоги за безопасность омеги. «Как это не вовремя», — продолжая проматывать в голове двусмысленную фразу, альфа откинулся назад, спиной ощущая холодную стену. Он не знает, что Юнги сидит прямо за ней, лицом уткнувшись в колени. Не знает, почему ему становится лучше, когда он часами сидит за дверью и рассказывает какие-то совершенно разные вещи, лишь бы не молчать и не слушать удушающий звон в ушах. Мелан говорит, что токсикоз, который пришёл достаточно рано для срока, проходит временами, когда он приходит. Чонгуку плохо. Плохо без маленьких ручек на своей груди, без звонкого смеха и сияющих глаз. Но Юнги ещё тяжелее. Альфа знает и чувствует это. Проводя по несколько часов у комнаты, он обещает вернуться на рассвете, потому что папа запрещает ему оставаться на ночь. Чонгук этого тоже не понимает, но уходит. Уходит, чтобы вернуться. — Почему я не могу просто остаться у этой грёбаной двери? — злится уставший Чонгук, который ночами работает, а оставшееся время проводит у двери, за которой самовольно заточил себя его омега. — Ты себя видел?! — не в силах сдержать эмоции, мужчина бьёт сына по спине, тут же отворачиваясь, чтобы не показывать льющиеся по щекам слёзы. — Ты как труп! — всхлипывает омега. — Ничего не ешь! Похудел! Ты вообще спишь?! — Пап, — пытаясь обнять обеспокоенного омегу, Чонгук получает лишь отказ, тихо вздыхая. — Я не могу ни о чём думать, кроме Юнги, — запинается альфа, прочищая горло от подступивших эмоций. — Я умоляю тебя: не дай ему сделать аборт. — Уходи, Чонгук, — не сдерживая слёз, Мелан подходит к Хосоку, который никогда не вмешивался в их разговоры, прижимаясь к широкой груди. Чонгук, встречаясь глазами с Тэхёном, который, переживая за брата, ночами не спит, сменяя пост за Чоном, просто кивает, молча обещая присмотреть за Юнги. И Чонгук уходит. Уже пятый день выполняя однотипные действия, он не помнит, как заканчивается день и начинается ночь, как приходит рассвет, и он едет обратно к Юнги, чтобы рассказать одни и те же истории из их детства. Иногда они меняются, а иногда Чонгук засыпает. Юнги его не будит. Юнги вообще ничего не говорит. У Юнги внутри ураган снёс все вновь выстроенные баррикады, погружая в вечную мерзлоту. Почва потрескалась, раздражая подвешенное на цепях сердце, которые с каждым новым приливом сжимали хрупкий очаг всё сильнее. Юнги уже не холодно и не больно. Юнги ничего не чувствует. Он понимает, что его тянет к Чонгуку неведомой силой раз за разом только из-за того, что омега хранит под сердцем. Токсикоз мучает его всю ночь, иногда давая малые передышки для отдыха, а потом всё по кругу. Когда альфа сидит за дверью, Юнги чувствует, что живёт. Выслушивая оправдания или же правду, он всё равно не в силах поверить или простить любимого. Омега чувствует, что от него ничего не остаётся, чтобы вновь давать шанс на реабилитацию. Хочется свернуться клубком на полу, прикрыть глаза и уснуть вечным сном. Но каждый раз он открывает глаза и, вставая с кровати, идёт к двери, садится около той и слушает голос мужа. Юнги боится открыть дверь и кинуться в его объятия. Боится, что всё повторится. Только теперь он не имеет право на ошибку, потому что решил взять ответственность не только за свою жизнь. — Юнги, — стучит в дверь только отошедший от истерики Мелан. — Милый, нужно поесть. — Я не хочу, — открывает дверь Юнги, зная, что, если этого не сделает, мужчина будет очень волноваться, а после глотать пачками таблетки от сердца. — Ты же знаешь, что нужно кушать, — входит следом за омегой Мелан, наблюдая, как тот с зелёным лицом ложится в кровать. — Меня сейчас стошнит. — Он придет утром, малыш, — звучит уверенно Мелан, всеми силами скрывая признаки недавнего состояния. — Лучше бы он вообще не приходил, — прикусывает губу омега, наказывая себя за поспешные высказывания. — Тебе же становится легче, когда он рядом, — поставив поднос с едой на тумбу, Мелан кладёт ладонь на неприкрытое футболкой плечо. — Может, вам стоит поговорить? — Дядя, пожалуйста, — тихо отвечает Юнги, прячась под толстое одеяло. — Как скажешь, милый, — он уходит, благодаря каждую минуту Юнги за то, что дал возможность его внуку увидеть этот мир. Мужчина еле улыбается Тэхёну, который, дождавшись, когда он покинет комнату, прошмыгнул внутрь, укладываясь с братом под одеяло. Тэхён тоже благодарен. Он не настаивал и не запрещал Юнги делать аборт, а просто верил, что старший одумается. С родителями он связывается не так часто, договорившись с дядей, что ничего не будут говорить пока папе, чтобы не шокировать беспокойного родителя. Хосок, который приходил с Чонгуком под утро, развлекает Тэхёна, пока младший Чон пытается вымолить прощение у Юнги. Они уезжают из дома, проводя время вместе. Альфа показывает омеге город, иногда они ходят по выставкам и музеям, иногда просто катаются на его любимом спорткаре. Хосок чувствует, что Мин улыбается лишь для того, чтобы не обидеть его, а на самом деле желает запрятаться в тёмный угол и рыдать от того, что переживает с Юнги ночью. Сильные кошмары сменяются токсикозом, бред преследует омегу до рассвета, пока Чонгук не перешагивает порог родительского дома. Перенося всю тяжесть на себя, Тэхён истощает собственный организм. По-другому омега не может, и Хосок это понимает. И все ждут. Ждут того момента, когда что-то изменится. А изменится ли?***
— Юнни, пойдём прогуляемся завтра днём? — обнимает его со спины Тэхён, нежно поглаживая ещё совсем маленький животик. — Ты уже две недели не выходишь из комнаты. — Ты знаешь, что у меня токсикоз, — не в силах даже шевелить губами, Юнги утыкается лицом в подушку, тихо воя от бессилия. С каждым днем токсикоз всё усиливается, не давая омеге нормально спать. Когда Чонгук сидит по ту сторону, Юнги жмётся к стене сильнее, показывая наглому жителю в его теле, что отец там и что у них всё непросто, но он должен всё понимать. К пятой неделе беременности омеге было не до обид, что он даже попросил Мелана, чтобы Чонгук остался на ночь, но через секунду пожалел о своих словах, увидев в проёме двери обессиленного от бессонных ночей мужчину. Юнги было его жаль. Чонгуку хочется верить, забыть все обиды и прижаться к родному телу, но только что-то съедает изнутри, шепча о последнем шансе, который уже был истрачен альфой. — Так возьмём с собой Чонгука, — улыбается Тэхён, тыкая пальцем в бугорок под пупком. Младший не понимает, почему у них такая сильная связь, но в душе надеется на такие же крепкие узы с Хосоком. — Не смешно, — фыркает Юнги и ломает пальцы до хруста от сильного желания быть рядом с любимым. — Согласен, — выдыхая горячий воздух в спину брата, Тэхён прикрывает глаза. — Но я бы простил его. Вы же просто не поняли друг друга. Тебе плохо без него и малышу тоже. — Дело не только в недопонимании, Тэ, — чувствуя очередной приступ токсикоза, Юнги в миг оказывается в ванне в обнимку с унитазом. — Чон Чонгук!***
Все уговоры погулять со стороны Тэхёна и Мелана так и не увенчались успехом. Юнги, внушая себе, что просто не сможет пройти метра без пакетика, просто хотел ещё раз услышать уставший голос, который раздаётся в одно и тоже время за стеной. Не хотел и выходить к хозяину голоса, внушая себе, что слишком быстро сдаётся. Пристроившись к облюбленному месту за последние недели, Юнги не услышал долгожданного голоса, но услышал крики и ругань другого знакомого голоса. — Да как ты посмел?! — рычит на Чонгука Чимини, который, узнав все новости, тут же примчался из отпуска обратно в Сеул, вытаскивая Намджуна и сына с белоснежных песков. — Ты за своим языком вообще следить не умеешь?! — Прекрати, — не в состоянии даже дать какое-то объяснение сложившейся ситуации, Чонгук попытался отмахнуться от назойливого друга, чтобы пройти по лестнице наверх, сесть около двери своей комнаты и провести несколько часов со своими малышами. — Да не пущу я тебя к нему! — отпихнув от себя альфу, Чимин побежал по лестнице, дёргая все ближайшие ручки по пути. — Юнги! ЮНГИ! — Чимин? — открыв дверь, омега сильно удивился появлению друга, который со слезами на глазах тут же накинулся на друга, заключая в объятия. — Давай, я скажу Намджуну, чтобы он убил этого эгоиста? — повернувшись, Чимин резко захлопнул дверь ногой перед носом Чона. — Я сам, — улыбнулся Юнги, обнимая друга в ответ. — Как знаешь, — фыркает всё ещё недовольный поведением друга омега, усаживаясь на кровать. — Хочешь, посмотрим фильм? — думает, как развлечь беременного Юнги. — Чонгук, принеси нам вина! — Что? — раздался возмутимый голос за стенкой. — Я беремен, если ты забыл, — парень указывает на живот, удивленно хлопая ресницами. — Когда я был беремен, я открывал самые дорогие бутылки вина и нюхал, — болтает ногами в воздухе Чимин, улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям. — У тебя не так? — Меня тянет только к унитазу ночью, — тяжело вздыхая, Юнги лёг в привычную позу, посматривая на тень под дверью. — Знаю, чего ты хочешь, — Чимин похлопал друга ладонью по бедру, прослеживая взгляд омеги. — Могу вызвать мужа на час! Не только шкафчики починит, — говорит громче обычного Ким, слушая рык зверя альфы. — Чимин, — сразу начинает Чонгук, чувствуя, как цепи рвутся, а зверь рычит, пытаясь вырваться сквозь оковы дверей и забрать своё. — Кажется, тебе пора. — Какие мы нежные. Сам виноват. Чонгук и так знает это. Знает, что обидел Юнги, что подобрал не те слова. Он вновь садится у двери, откидывая голову назад и прикрывая глаза. Главное, Юнги становится лучше, когда он рядом, и это не перестаёт радовать. Чонгук сегодня не поболтает с Юнги, потому что приехавший внезапно друг не умолкает ни на секунду, рассказывая о своём маленьком сыне и о том, как Намджун боялся взять его на руки, волнуясь, что раздавит. Чонгук даже улыбался, представляя, как увидит своего сына, как впервые возьмёт на руки и будет благодарить омегу до конца жизни за то, что, несмотря на сложившуюся ситуацию, решил дать ему жизнь. Он не заметил, как уснул на полу, пока омеги общались и смотрели фильм. Колени альфы были покрыты белоснежным пледом, который насквозь пропах запахом ледяной вишни с примесью молока. Вдыхая родной запах, Чонгуку стало ещё больнее. Скулёж раздавался так громко, что он чуть не оглох, по привычке сильно закрывая уши. — Что такое? — проходящий мимо Мелан присел рядом, пытаясь посмотреть в зажмуренные глаза сына. — Кто принес этот плед? — приподняв голову, Чонгук процедил сквозь зубы, борясь со своим цербером. — Юнги, милый, — беззвучно втянув в лёгкие побольше воздуха, омега поднялся. — Когда Чимин ушёл, он увидел тебя спящим. Он притащил свой любимый плед и уселся рядом с тобой, — улыбка тронула уголки его губ. — Я думаю, что он отойдёт. Главное — не потеряй этот шанс. А сейчас он спит в кровати, а тебе пора домой. — Мой дом там, где Юнги, — Чонгук отводит взгляд, полный слёз, за которые ему не стыдно. — Я знаю, милый, но тебе нужно хорошо выспаться. — Я понял, — встав, он забрал с собой воздушный плед, хватаясь за него будто за последнюю соломинку. Чонгук не знает, что думать, ведь последние две недели притупили его надежды на счастливый конец. Сейчас он забирает маленькую частичку Юнги с собой, чтобы на рассвете вернуться и начать наступление во благо их будущего. Будущего вместе. — В конце бесконечного кошмара скажи мне, что я встречу тебя, — шепчет Чонгук, вдыхая морозный воздух ночи. Оборачиваясь и смотря на второй этаж, он видит силуэт омеги, который взглядом провожает мужа до ворот.Всегда.
“Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.” (1 Кор. 13:4-7)