***
Девочка шлепала рядом, кружась и перепрыгивая с одной стороны в другую, позволяя своему маленькому питомцу бегать по рукам, перебираться на голову и плечи, то и дело попадаясь на пути. Честно признаться, один раз Гайра чуть не споткнулся об нее, несмотря на всю внимательность, сосредоточенную на слежке за мелькающим зеленым пятном. Дочь лорда часто составляла компанию слуги, как минимум, он всегда выходил с ней на контакт и имел обязательство уделять ей время. Кто, как ни он на этой лаборатории, единственный из подчиненных, к кому можно обращаться по имени. — Мы с Мейней пытались туда забраться, но веревка уже не дотягивалась, — не смотря на отсутствие нормального общества, и уж тем более детей её возраста, с речью у нее никогда не было проблем, что позволяло довольно много говорить, связно строя предложения и не запинаясь. Когда у нее так пополнился словарный запас? — Мы думаем, там что-то интересное! Ты не знаешь, куда ведут трубы, идущие от котла? — Скорее всего протягиваются на всей площади Идофронта, отапливают помещение, — слуга снова посмотрел на девочку, пытаясь отгадать ее мысли. Хотя она и не была молящейся рукой, он делал это скорее бездумно, чем осознанно и намеренно, не зная, чувствует ли он себя более комфортно когда собеседник часть его самого, или когда он отделен, и взаимно никто друг другу в голову не заглядывает. — Хм, и правда, — Прушка протянула эти слова, чуть сбавив шаг. С годами компании ее шаг стал намного раскидистее шага стандартного ребенка, она научилась ходить в одном темпе с молящейся рукой, не отставать и не уставать от такой активной ходьбы. — Но те трубы уходят куда то в другое место, куда то высоко! Тебе никогда не было интересно, что там? — Честно, я никогда не задумывался, — чувство дежавю прошлось по сознанию легким ветром, кажется, он уже говорил подобное сегодня. Мужчина поправил вытянутую маску. — Меня начал волновать другой вопрос, — невольная улыбка, — о нем я тоже никогда не думал, пока мне не рассказал один человек из наших рядов. — Какой? — Девочка остановилась, заставляя остановится и собеседника, задрав голову и широко раскрыв угловатые глаза. Маленький зверек спрыгнул с плеча, не удержавшись от резкой остановки, и вместо того, чтобы тут же убежать и спрятаться в каком-нибудь небольшом тесном месте, остался сидеть у ног хозяйки, протяжно пища и трясь об них. Кто бы мог подумать, что ему мало того, что придется об этом думать, так ещё и делиться мыслями с маленькой девочкой. На самом деле ее компания была очень даже неплоха, как минимум, она была не частью коллективного сознания. Она была другой, не из этого мира и созданная не для него. Однажды господин сказал, что в ней живет три отдельных личности: изначальная, знающая только боль и нынешняя. То, что мы наблюдаем, слияние первой и последней. В ней ещё жива личность прошлого, адаптированная под знания настоящего. С ней он мог много говорить, делиться наблюдениями, прекрасно осознавая, что ничего из этого не останется секретом, в чем проявлялись минусы единой личности. Сознания коснулась пара холодных рук. — Я задумался про имена. Оно есть у тебя, и что-то означает, верно? — Да! Мое имя означает Цветок рассвета, — лицо озарила широкая улыбка, бордовые глаза словно налились цветом, — и это имя мне дал папа, поэтому оно еще более важное, чем было! Погоди, а для чего это тебе? — Да просто, — мужчина продолжил путь, кратким жестом поманив девочку за собой. Сколько же таких жестов появилось между ними? — Я подумал, что означает мое имя и почему они есть не у каждого, — слуга понизил голос, медленно погружаясь в думы, невольно вступая в долгое размышление, — что нужно сделать, чтобы получить имя?***
— Что тебя беспокоит? — Мягкий голос донесся сбоку, чуть ниже плеча, настигнувший его не только в рамках сознания, но и в реальности. Бондрюд стоял рядом, сложив руки за спиной, подняв рассеченную фиолетовой полоской маску. — Последние несколько суток ты странно себя ведешь. — Будто вы не знаете, — слуга не стал отвлекаться от уборки, методично проходя тряпкой по каждой захламленной полке, не тронутой уже многие годы. Книги на незнакомом языке стояли в самом конце ряда, основную часть занимали папки с отчетами и теоретической частью исследований. Гайра сомневался, что Бондрюд к ним вообще прикасается. — Я хочу услышать это от тебя, — лорд всегда умело выставлял разговор с собственными копиями. Даже зная ответ, имея полный доступ к разуму подопечного, он продолжал настаивать на некотором подобии общения. Может даже существам, лишенным человечности, бывает одиноко? Он мог залезть в голову каждого, но сделать это в ответ никто не решался. Молящаяся рука замерла. Ему не привыкать к подобной настойчивости, и все же еще довольно долго учиться, как на это стоит реагировать. Мужчина опустил плечи, наконец обернувшись, неизбежно столкнувшись с мягким фиолетовым светом, притупившим свое сияние под более темную обстановку помещения. Контролировал ли это лорд? — Это не тот вопрос, на который вам стоит тратить свое время, — Гайра опустив взгляд обратно на ведро, наполненное грязной водой, в котором он едва ли мог различить свой силуэт. Тряпка отправилась именно туда, вымоченная насквозь, а после с силой перекрученная, чтобы тут же опустеть. Заинтересованный взгляд продолжал скользить по фигуре, по открытому, как библиотечная книга, разуму. Словно дернулась какая-то нить, и он продолжил. — О чем вы подумали, когда давали Прушке имя? — О том, что у каждого ребенка должно быть имя. Гайра хмыкнул, методично переставляя железные сосуды и емкости, протирая рядом, под и их самих. В них что-то звенело, но лично ему никогда не было интересно их содержимое. — То есть, вы просто решили дать ей имя на пустом месте? Знаете, я могу заложить свою голову и поклясться, что это очень не похоже на того лорда рассвета, которого я знаю. Если бы вас волновал только факт наличия имени, вы бы просто оставили ей то, которое у нее было изначально. Лира, или что-то в этом духе. — Иллирика, Лира — это сокращение. — Благодарю за пояснение, — мужчина обернулся к собеседнику, положив одну руку себе на бок. — И все же, имея уже готовое имя, вы дали ей другое. Я просто хочу узнать, почему вы это сделали. В конце концов, она единственная из подопытных, кого вы нарекли новым словом. Бондрюд задумался, и фиолетовая полоса так же потускнела, выражая состояние своего носителя. — Бедное дитя, — начал лорд, но в его голосе не было сочувствия, а лишь привычные игривые ноты, что слуга даже не сразу понял, к кому идет обращение, — она бы не пострадала, если бы ее спутник протянул чуть дольше. Однако даже несмотря на проклятье, она смогла сохранить себя достаточно, чтобы в будущем восстановится. Подобно цветку, едва пережившему зиму. Сохранился всего один росток, и он, изнеможенный и ослабленный, все равно распускается каждое утро, чтобы подставить лепестки солнцу. — Поэтично, — Гайра наклонил голову, не зная, как реагировать на услышанное, — вы действительно умеете говорить о простом сложно. — Я лишь рассказал басню, которую когда-то слышал Оригинал, не более, — мужчина пожал плечами, легко разведя руками. Он по-прежнему сохранял особое равнодушие к первому Бондрюду, не считая его собой, и не отвергая их связь. — Просто она очень хорошо подошла к тому, через что прошла Прушка, не находишь? Цветок, который смог распуститься снова в кромешной темноте Нараку, принимая свет лабораторных ламп за Солнце. И Рассвет, потому что как новый день рождается с восходом, не повторяя предыдущий, так и эта девочка. В конечном итоге мы имеем Цветок Рассвета, а на родном языке оригинала — Прушка. — Вы поразили меня, господин. Все так просто и сложно одновременно. Неужели вы смогли все это понять за то мгновение, что видели ее после подъема? — Один из прошлых меня смог, а я рассказываю, как он это сделал. Гайра потупил взгляд в пол, поглощенный собственными размышлениями. Он даже не заметил, как собеседник оказался рядом, заинтересованно осматривающий его, поддавшись вперед и наклонившись, чтобы лучше вглядываться в высокую фигуру. Мужчина выдохнул, взяв плащ за уголки и, подойдя ближе к лорду, окутав того его частью, словно пытаясь согреть, хотя в этом никто не нуждался. Бондрюд лишь выпрямился для удобства, никогда не противясь подобным жестам, а лишь наоборот еще больше приковывая к ним внимание, подобно изучая. — Имя Прушки единственное, что тебя интересовало? — Ох, — только и смог выдохнуть молящаяся рука, отводя глаза в сторону, словно что-то вспоминая, но на деле лишь делающий вид. — Я чувствовал, что вы это скажите. Вам признаться честно, или вы уже все знаете, и я могу промолчать? — Первое. — Как прикажете, — он осторожно вел пальцами по плечу и спине лорда, методично вырисовывая круги, одновременно стараясь придерживать плащ, дабы тот не спадал. — Когда о значении моего имени спросил один из молящихся, я не смог ответить, внезапно осознав, что сам понятия не имею, какой смысл оно несет. Но самое главное в этом вопросе было то, почему вы дали мне имя. Мне казалось, что на примере Прушки я смогу понять причину, возможно даже разгадаю сам для себя, что вы, господин, вкладывали в этот жест. Прошло чуть менее десятка лет, как я открыл глаза, и с чистым разумом услышал, как оригинал нарекает меня новым словом, приказывая, чтобы отныне я отзывался лишь на него, а не иное. И за это время меня ни разу не посещала мысль, что оно значит, да и значит ли вообще. — Давать имена — привычка людей, чтобы осознавать себя и окружающих в этом мире. Животным эти слова не нужны, они прекрасно понимают, кем являются, и кто вокруг них находится, можно сказать, просто чувствуют. Оригинал был человеком, потому он и дал его тебе, желая сделать личность, а не копию. — Вы так жестоки к создателю, господин, — Гайра невольно улыбнулся. — И все же вы поступили точно также с Прушкой. Неужели спустя столько времени вы пытаетесь хранить человеческую природу, при этом делая все, чтобы она полностью стерлась после множества перерождений? — Во мне осталось куда больше человеческого, чем может казаться. Хотя этот показатель ничтожен по сравнению с первым Бондрюдом. — Однако я по-прежнему не понимаю, что означает мое имя, и несет ли оно смысл. — Язык оригинала на столько сложен и объемен, на сколько же прекрасен и мелодичен. Твое имя также связано с ним, при чем намного крепче, чем у Прушки. — Бондрюд смотрел на него снизу, но даже будучи ниже на целую голову, своим нутром он словно возвышался над собеседником, держа над ним власть. — «Гайно Ранова» — то, от чего образовано твое имя. На языке Нараку оно означает самообман, на его языке — верная душа. — Это достаточно пугающая двойственность, не находите? Самообман и верность понятия не противоположные, но противоречивые. Лорд лишь отстраненно пожал плечами, протянув руки вверх и укладывая их на маску собеседника. — Это то, к чему пришли его тогдашние думы, — отвечал Бондрюд, — и уж точно не нам их сейчас обсуждать. В то время ты был его всем, — в голосе послышалась особая теплота, когда лорд стал ближе, — и до сих пор остаешься.***
Мужчина обвел Гайру холодным взглядом, однако даже в такой невозмутимости чувствовалась озадаченность, вызванная сумбурными речами другого пленника Зоаголика. — Повтори еще раз, что ты только что сказал, — наконец сказал он, — иначе я чувствую, что мой разум, кажется, сильно поврежден. Гайра вздохнул, и выпрямившись, решил изложить все более прямо и кратко, все же, как никак, они на равных позициях. — Отныне тебя зовут Гайран, и это имя, данное лордом Бондрюдом, означает «Верный огню». Тебе приказано носить его с честью и более никогда не забывать, всегда зная, кто ты и кому принадлежишь. Ты — Гайран, слуга одного из величайшего белого свистка. — Но что я сделал, чтобы заслужить имя? Гайра впал в ступор, внезапно осознавший, что так и не узнал, за что дают имена и как их получают, если его не было ранее. Однако вспоминая разговор с лордом, тот, кажется, тоже не понимал смысла этого действия, кроме как подсознательную необходимость, дарованная людям, как ужасное бремя — быть разумными. Имя помогает определять себя в этом мире, когда человека спрашивают, кто он, с огромной вероятностью он назовет свое имя, не смотря на то, что еще целый миллион может носить такое же, чтобы отличать себя от других. При знакомстве люди обмениваются именами, старшие по званию, ведя диалог с младшими подопечными, также спрашивают имя, чтобы в данный момент можно было корректно вести диалог, обращаясь не к абстрактной личности, а к той, что перед ним стоит. Животным тоже дают имена, и хозяева таких питомцев обращаются к ним, как к равным, ведь теперь перед ними тоже своего рода личность, пусть и примитивная, но отличающаяся темпераментом. В каждой культуре имя имеет значение, скорее всего идущее из древности. Одно означает свет и солнце, другое — любовь, третье — богатство. Имена даются детям, чтобы положить напутствие на их будущее, корабли называют, чтобы странствие было удачным, неодушевленные вещи, растения или игрушки — чтобы побороть одиночество и хоть немного чувствовать компанию, с которой можно вести диалог, но что более важно, к которой можно обращаться. — Я не знаю, — он отвечал простодушно, сознаваясь, что возможно никто на свете не сможет объяснять этот феномен человеческого разума, — но если так решил лорд, значит оно не просто так. Все же, в каждое имя вложен смысл, и дается оно не каждому. Собеседник еще долго смотрел на него, однако ни о чем не думал, и выглядел крайне не проникновенно, что слуге стало даже не по себе от подобного долгого молчания. Однако Гайран, пленник, обретший имя, кратко поклонился, и вновь подняв голову на Гайру, выглядел словно иначе. Теперь он стал выше, чем молящиеся руки без имени, ведь его можно окликнуть, обратится, и он сам теперь может осознавать (что на самом деле не совсем приемлемо для пленников Зоаголика), что является и представляет из себя нечто большее, чем просто человека. Правильнее выразится, чем того, что было человеком однажды, и тоже имело имя, определяющее его среди таких же. — Я буду беречь это, как Бездна хранит души людей. И я благодарю тебя, Гайра, за дар, ныне хранящийся в моем теле. Гайра улыбнулся. Все-таки он слишком многого не понимает в людях, но остается вопрос, понимают ли они себя сами. Возможно, когда-нибудь будет разгадана тайна сия действия, а до тех пор он будет просто не думать об этом. Имена — вещь, идущая с самого начала человечества, как-то начало осознавать себя, смотря на звезды и представляя, что там кто-то есть, бог, или кто-то очень похожий на них. Это огромный пласт сознания, который, увы, сейчас ему не по силам. В конце концов, много ли в мире вещей, имеющих смысл.