И вновь возвращаясь к тебе

      Холодная вода из ведра ненадолго вернула ему чувство жизни, вызвав неприятное раздражение на коже. Сейчас, сидя на полу, согнувшись в три погибели, это была единственная гигиена за последнее время. Гайра не знал, за какое именно, просто держал в голове, что за очень долгое. Рядом никогда не было зеркал, чтобы увидеть плачевное состояние своего лица, возможно даже к лучшему. Молящаяся рука давно не считал это своим, скорее воспринимал это как что-то чужеродное, что нужно спрятать под маску с фильтром. Ещё немного посидев, пока очередные путы Зоаголика не натянулись, отключая сознание, мужчина тяжело поднялся, надев шлем, спрятав несовершенство линий.       В ней было тепло и комфортно, это был слишком привычный запах старины и грязи, пота и чего-то ещё, что он не мог идентифицировать. Это было нечто совершенно не сравнимое с леденящим воздухом Идофронта. И что уж говорить о тактильных ощущениях, когда касаться жёсткой поверхности было намного привычнее и спокойнее, нежели живой плоти со своими изгибами.       Как бы он не избегал этого осознания тогда, очень давно, когда сохранение человечности стояло превыше службы рассветному лорду, оно его смогло настигнуть и окутать с головой. В какой момент маска стала новым лицом, полностью заменив родное? Не только у него, но и у всех Молящихся рук. Когда он перестал воспринимать их чем-то нормальным в моменты, когда лица были обнажены? Возможно в тот же момент, когда именно это случилось с ним самим. Он знал каждого по маске, по языку тела и мыслям, но не мог запомнить ничего, что было бы под грузной экипировкой. Даже воспоминания о себе стирались, заставляя вновь замечать на своем теле шрамы как в первый раз. — Вы все замечательно поработали! — Спокойный, но в тоже время ободряющий голос ослабил путы артефакта, возвращая измотанное сознание в мир. — Каждый из вас внес весомый вклад в изучение бездны.       Глаза метнулись в сторону источника звука, зациклившись на высоком мужчине в фиолетовой маске. Бондрюд. Он вызывал в сердце копии много противоречий, но вместе с этим нежную привязанность. Этот силуэт навсегда впился в больное сознание, как и маска, навеки отпечатавшаяся где-то в подкорке.       Сейчас он не слышал половины того, что говорил лорд, просто смотрел на него, такого близкого, и одновременно с этим недосягаемого. Общий посыл слов появлялся где-то в сознании, скорее всего просто передавался от ближе стоящих копий.       Он просто устал, чтобы что-то разбирать из этого потока информации, в котором сейчас, в прочем, не было ничего важного. Было только лёгкое трепетание внутри перед видом своего господина, сохраняющее свою силу даже в такие моменты истощения.       Кажется, находясь под контролем Зоаголика на момент проведения опыта, его сознание совершенно не следило за происходящим. Только теперь, когда одна из молящихся рук подошла, Гайра заметил свёрток в своих руках. Возможно, он и был большим, но по сравнению с габаритами мужчины можно было только сказать, что по размеру это напоминало подушку. Он не интересовался, что внутри. Под тканью было что-то мягкое, не крупное. Сейчас его это не волновало, тем более, что свёрток забрали. Теперь, когда другая копия взяла это на руки, сквозь ткань отчётливо стало просвечивать лицо.       Гайра наблюдал за ним вплоть до того, как копия не ушла окончательно. Это лицо выглядело так неестественно. Все эти изгибы, впалости, это было так непривычно, что просто отторгалось. Существа с лицом это нечто другое, точно не привычные молящиеся руки. Это люди, а людей здесь нет. — На этом моменте все свободны, — завершил свою речь учёный, продублировав эту фразу и подсознательно, чтобы точно донести эту информацию.       Гайра встретился с ним взглядом. Любой другой со стороны бы этого не понял, но не копия. Он прекрасно чувствовал, как ему заглядывают под маску, и делал тоже самое в ответ. Возможно, чем дольше он ходил в экипировке, тем проще ему давалась коммуникация с другими. За все время его мимика исчезла практически полностью, на Идофронте было нормой концентрироваться на движениях, чтобы понять, какое самочувствие у другой копии. Более того, костюм закрывал абсолютно всю поверхность тела, что придавало больше уверенности как минимум во время работы. Это уже на столько срослось с их телами, что стало новой кожей, и сними маску — станешь слишком уязвим по ощущениям. Тем не менее, от лорда не спасало никакое снаряжение, он видел каждого насквозь, и Гайру в особенности. Его не волновала эта часть, он легко снимал ее, выводя взглядом черты лица слуги.       Мужчина не знал, что руководило лордом в этот момент, но никогда не препятствовал. Какое он право имел перед владельцем своей души? Более того, перед тем, кого он сам признал своим господином.       Гайра постарался улыбнуться. Да, это одно из тех десятков действий, что он разучился делать. Помнил только на подсознании, что надо растянуть уголки губ, но находясь в таком подавленном состоянии было непонятно, получилось ли это у него. Однако Бондрюд оценил попытку, смягчив свой взгляд, дав копии пару крупиц тепла, что согревали даже в самые ужасные холода этого слоя.       Копии вокруг расходились, и мужчина поддался течению, направившись с ними на выход. Теперь, потупив взгляд в пол, видя перед собой только более низких себе подобных существ, он покинул помещение. Теплый взгляд лорда оставался с ним до самого выхода, но более копия не решался обернуться. Он бы все отдал, чтобы побыть наедине с господином, вновь слышать его глубокий голос, видеть его, провести рукой по такой родной маске с фиолетовой полосой. Он был слишком истощен, чтобы сделать все это. Слишком уставший, запутавшийся, виноватый, что единственное, что он смог дать ему, это дурную улыбку.       Коридор тек мимо его взгляда, как река, и он ни на чём не мог сконцентрироваться. Трубы, провода, трещины, следы крови — он все это знал так давно, что картина в его глазах была не более, чем мешаниной из образов. Это больше напоминало медленную процессию, где он шел в такт остальным. Призрачные руки осторожно обволокли его плечи, а рядом был снова этот взгляд, внимательный и чуткий. Мужчина мог чувствовать эти лёгкие горячие прикосновения к своему лицу, выводившие его из транса.       Был, правда, ещё один фактор, который привел его в чувство. Зелёное пятно, резво составляющее ему компанию. Боже, он даже не заметил, как она подошла! — Куда ты идешь? — С улыбкой на лице произнесла юная спутница, довольно вышагивая рядом. — Ты больше не работаешь? Я могу пойти с тобой?       Гайра сопроводил ее уставшим взглядом. Лицо девочки было округлое, с маленьким аккуратным носиком и большой широкой улыбкой. Глаза, заостренные, и больше напоминающие маленькие треугольники, жизнерадостно сияли, слишком сильно выбиваясь из царящего мрака. Она была единственной, чье лицо он помнил и мог отличить, но это не мешало ему испытывать диссонанс. Прушка отличалась от молящихся, но все же была так похожа. — Я не знаю, — честно произнес он, пожимая плечами. — То есть, конечно ты можешь. — Взгляд скользнул по детскому лицу. Так непривычно видеть человеческую мимику, затесавшуюся среди толпы бездушных копий. Гладкая кожа, ровные зубы, растрепанные и торчащие волосы — разве так выглядят люди? Он знал, что под его костюмом, к которому он слишком сильно привязался, скрывалось точно такое же тело из мяса и плоти, у него тоже были глаза, рот, уши, все то, что было таким естественным и логичным, на сколько и чужеродным. Он осторожно дотронулся до девочки. — Подожди, что это у тебя? Синяк? — Мейня просто залезла высоко на шкаф и не могла спуститься. Я полезла за ней, чтобы снять, и случайно сорвалась. — Она говорила это так обыденно, что любой, слышащий это, подумал, что все в порядке и так и должно быть. Гайра вздохнул, слабо похлопав ее по шляпе, и Прушка довольно хихикнула. — Но я не сильно ушиблась! Папа сказал, что он пройдет через несколько дней. — Ты общалась с Бондрюдом? — Копия удивился, когда она только успевает выловить его свободные минуты. Какой бы наивной и глупой она не казалась сначала, Гайра замечал за ней чуткость и повышенную эмпатию, позволяющую сильно проникаться и привязываться к слугам лорда, и ему самому соответственно. — Да! Папа рассказал, что та штука, которую вы делали, успешно прошла все испытания, и наука снова шагнула вперед. Только я не поняла, что это именно было. Ой, — она хихикнула, — у тебя на маске тоже какая то царапина. Совсем как синяк на лице.       Гайра растерянно провел ладонью по маске. Сквозь перчатку он ничего не почувствовал, кроме привычной поверхности, подсознательно попытавшись надавить. Конечно же, никакой боли или ощущений, лишь жесткий материал. Под ней скрывалось настоящее лицо, чьи ощущение невольно приписывались части экипировки. — Совсем как синяк, — в унисон пробормотал Гайра.       Когда он оставался наедине, то пытался избавится от роящихся в голове мыслей. Холодная вода снова окатывала лицо, но ничего не помогало снять скопившуюся усталость. Он долго смотрел на свое отражение, видя там совсем чужого человека. Ему казалось, он над ним издевается. Большие капли стекали по смуглой коже, обводя контуры. Он щупал это лицо. Гайра мог проводить по нему руками, мять, давить, и даже чувствовать это, но мозг все равно сопротивлялся, отталкивая этот образ. Лишь когда маска возвращалась на место, и его окутывало привычной духотой, все становилось на свои места. Из зеркала на него смотрела бездушная копия без лица и личности, такая же слуга, как и все остальные. Все вставало на свои места, тревожный разум успокаивался. В этом отражении он мог признать себя, а не незнакомого человека с серыми, как порох, глазами.       Чем дольше он думал об этом, тем сильнее погружался в совсем ненужные размышления. Он ведь не единственная разумная копия, работающего на Бондрюда, а значит, вполне возможно они тоже могли с этим сталкиваться. Что еще интереснее, сталкивался ли с этим лорд, чья маска была не просто способом спрятать лицо, но и символом истинного Белого свистка.       Однажды Оригинал сказал ему, что ненавидит это лицо. Он раз за разом завешивал зеркала, пока не стал разбивать их одно за другим. «Это лицо слишком тесно связано с тем, о чем я не хочу вспоминать, » — говорил он, отстраненно смотря на копию. Гайра стоял рядом, молча, не видя смысла отвечать. Он знал о необходимости покоя, потому без лишних указов уходил, оставляя лорда наедине с мыслями. Потом он все равно возвращался, заботливо укутывая ученого в свой плащ, позволяя спрятаться. Оригинал много плакал.       Чужие руки провели по его воротнику, легко касаясь обнаженной шеи. Это заставляло его вздрогнуть. Изящные пальцы ученого обхватывали его за подбородок, притягивая обратно и целуя. Гайра послушно отвечал, склоняясь больше, чем обычно. Новое тело Бондрюда было куда ниже копии, но сохраняло то величие, присущее лорду. Слуга прикрыл глаза, желая растянуть мгновение покоя и тишины, той небольшой близости, что между ними была.       Бондрюд потянул руки, еще сильнее подцепляя задранную вытянутую маску. Его губы растянулись в холодной улыбке. — Сними ее, я хочу видеть твое лицо, — ласково проговорил лорд, поднимая шлем, освобождая чужую голову от экипировки. Гайра чувствовал чужое тепло через массивные перчатки, мягко поглаживающие его щеку. — В этом нет смысла, мой господин, — усмехнулась копия, приподнявшись, разгибая спину. — Это лицо уже давно не является моим. То, что зовется лицом, сейчас находится в ваших руках. Вы дали его мне, помните? — Это твоя экипировка, Гайра, — спокойно произнес лорд, смотря собеседнику в глаза. — Она может быть частью тебя, пахнуть тобой, и меняться под тебя, но никогда она не будет тобой. Твое лицо находится сейчас передо мной, — он осторожно приподнимается, — и оно именно такое, каким его знал Оригинал. — Оригинал тоже знал всего лишь копию, а не человека, — слуга мягко провел по рукам Бондрюда, облаченные в массивный плащ. — Я — посмертная маска прошлого себя, коего даже не помню. Лицо у людей, а ни я, ни вы, ими уже не являемся.       Ученый долго смотрел на него, прежде чем начать снимать свою собственную часть экипировки. Символ всего Идофронта лежал прямо перед своим обладателем. — Посмотри на меня, — уже жестко, но по-прежнему с заботой произнес Бондрюд. — Мои лица меняются от копии к копии, меняется возраст, комплекция, пол, сознание, что охватывает Зоаголик. Это лицо далеко от Оригинала, но ты все равно можешь сказать, не смотря на маску, что перед тобой твой лорд. Почему же? — Это все из-за ваших глаз, — простодушно ответил мужчина, пожимая плечами. — Я узнаю ваш взгляд, манеру речи, жесты, мысли, все то, что к лицу непосредственно не относится. Моя верность вам от него не зависит. Я предан вашей душе и разуму. — Ты совсем не изменился со времен Оригинала.       Бондрюд вновь притянул к себе слугу за воротник.