Все тайное всегда становится фарсом

Утро было великолепным. Можно даже сказать – идеальным. Светило солнце, пели птички, на улице было не особенно холодно, воздух был в меру сухой и даже никакого снега не выпало, вопреки преддверию Рождества. И Шото это прекрасное утро ненавидел. Ведь нельзя было сослаться на отвратительную погоду или обрыв какой-нибудь линии транспорта, чтобы не идти на встречу с отцом. Даже притвориться больным нельзя было, ведь мужчина, к сожалению, исчерпал лимит доверия Ииды относительно фокусов с нагревом градусника причудой, и теперь ему на слово никто не верил. Пришлось нацепить на себя относительно располагающее выражение лица, чистую рубашку и быть готовым к фестивалю неловкости и страданий, потому что Тенья, напротив, весь светился энтузиазмом, упаковывая приготовленные заранее моти в красивую коробочку. Шото только презрительно фыркнул, подковырнув ленточку из фикс прайса. - Тенья, зачем так стараться? Старик прекрасно перебился бы и магазинными. Да и вообще, он перебился бы вообще без ничего, - Ингениум только покачал головой, завязывая красивый бантик на коробке. - Тенья, ты меня вообще слушаешь? - Шото-кун, конечно, я тебя… - прикусив кончик языка от усердия, Иида заправил кривовато обрезанный кончик синей ленточки в угол коробки, - слушаю. Но в гости идти с пустыми руками – некрасиво. Тем более я знаю, что Тодороки сан любит моти. Я в интервью читал. Шото пожалел, что не может закатить глаза еще дальше. Чертов старик не заслуживал ни этих моти, ни столь пристального внимания к своей гнилой персоне. Но, посмотрев на своего парня, который, закончив мучать коробку, умчался на реактивных ногах к зеркалу, чтобы наконец причесаться и привести себя в порядок, так как потратил на эти дурацкие моти все утро, Тодороки решил, что пускай. Ради Теньи можно и не такое потерпеть. Сам он с пакостным злонамерением даже не причесывался. Только завязал отросшие за пару лет волосы в пучок на затылке. Давно пора было их обстричь, но Тенье они очень нравились, поэтому Шото этого не делал. Хотя коллажики с сердечками и прочей бурдой, которые ему присылали на рабочую почту фанатки, уже начинали раздражать. До семейного особняка они добирались долго. Машину никто из них так и не купил, ведь Шото работал не так уж далеко от дома, а Тенье машина была не нужна ни при каких обстоятельствах. Пришлось ехать на метро с тремя пересадками, и настроения это ничуть не прибавило. Хотя Иида всю поездку сиял энтузиазмом, здоровался с фанатами, перевел через дорогу трех бабушек и даже ухитрился дать пару автографов детям. Дети его вообще обожали. Высокий, сильный Иида, который за годы стал только быстрее и мощнее, в своей хромированной броне напоминал детишкам трансформера из западных комиксов, никогда не отказывая в том, чтобы покатать их на плечах или показать крутые эффекты респиро из своих турбин. Шото детей не любил. Они были слишком шумные. Дети отвечали ему взаимностью и вообще побаивались героя, оббегая его по широкой дуге. В агенстве говорили, что это плохо влияет на продажи мерчендайза, но Шото это не волновало от слова совсем. Была бы его воля, он бы вообще работал вне рейтинга, но, к сожалению, обстоятельства повернулись несколько иным образом. Приходилось смиряться и выдавливать улыбку на публичных фотосессиях. Тенья все время шутил на тему того, что у Шото больше фанаток, чем у поп-идолов, из-за его внешности, и такой ботаник, как он, смотрится рядом не слишком органично. Тодороки считал это бредом, но все равно яростно протестовал против того, чтобы Иида носил линзы. Потому что без очков он был слишком красив, и никакие фанатки не имели права видеть Тенью таким. Однажды репортеры поймали его на каком-то неофициальном мероприятии, куда Иида надел линзы, открывавшие его глаза цвета выдержанного бордо, и обтягивающую майку, открывавшую все то, что Шото хотел бы оставить только в пределах их квартиры, и на следующий же день почтовый ящик в Иидатен был завален любовными письмами. Которые потом мистическим образом самовоспламенились. Как и все последующие. Тодороки упрямо отрицал свою причастность, а письма продолжали гореть, пока Иида просто не заколотил свой ящик в агентстве. Скорее всего, оно было к лучшему. Но даже заколоченный ящик не мог помешать Тенье общаться с людьми вживую. По пути к поместью они раз пять останавливались, и под конец Тодороки уже тащил партнера за руку, упрямо продвигаясь вперед. Лучше уж отец и его раздражающее лицо, чем очередные дети или старушки. - Шото-кун, мы так поворот пропустим… - Тенья бежал следом, аккуратно удерживая коробку с моти, чтобы не растряслась. - Я вообще не понимаю, куда ты так торопишься. Фуюми-сан сказала, что мы можем приходить к четырем, а сейчас нет даже половины третьего. Мимо них быстро мелькали высокие заборы частных домов, слышался лай окрестных собак, но Шото не останавливался. Легче было быстро начать и быстро закончить, не задерживаясь на лишние пустые разговоры. Фуюми наверняка попросит остаться на ужин или на чай, но у Шото был уже готов целый набор отговорок к каждой из фраз, которые могла бы сказать сестра. Все должно произойти быстро и четко. Как разминирование бомбы. Как отрывание пластыря. Когда они наконец подошли к воротам поместья и Шото позвонил в домофон, открыли им быстро. Это означало, что отец до сих пор держал у себя слуг. Денег у бывшего номера один было больше, чем он заслуживал, и это позволяло ему содержать в относительном порядке поместье, в котором жил он, содержать Рей и помогать финансово детям. Хотя Шото каждый раз отказывался. Возможно, Фуюми и Нацуо брали отцовские деньги, ведь зарплата учительницы была не такой уж большой, а у старшего брата недавно родился ребенок, но Шото, к счастью, мог себе позволить отсылать чеки с подписью «Тодороки Энджи» обратно и делал это с максимально злорадным удовольствием. Поместье выглядело ухоженным, но двор был еще более тоскливо-серым и одиноким, чем во времена его детства. Хотя Тенья искренне восторгался. Его вообще приводило в восторг все, что так или иначе содержало в себе культурный код, поэтому Шото только вздохнул, оттаскивая Ииду от очередного куста камелий. - Тенья, пойдем. В следующие выходные я куплю билеты в Киото. Там насмотришься, - Иида попытался придать себе серьезный вид, хотя Шото прекрасно видел, как герой щелкает сад камней на телефон. И смешно, и абсурдно. Была бы его воля, он бы спалил весь этот чертов двор с прудом, камелиями и деревьями дотла, да так, чтобы даже пепла не осталось. И, желательно, отца вместе с ним. Но они тут пришли с миром, поэтому приходилось терпеть. Дверь им открыла экономка, вежливо приглашая гостей внутрь, и краем глаза Тодороки заметил в прихожей до странного модную кожаную куртку. Возможно, ее забыл Нацуо, ведь отец таких с роду не носил, поскольку стиль у старшего Тодороки отсутствовал с рождения, да и куртка была явно ему как минимум на пару размеров маловата. Впрочем, задумываться о этиологии всяких там подозрительных курток было явно не с руки, так как им еще предстояло вынести тяжелый разговор и, возможно, не менее тяжелое чаепитие. Хотя Шото все еще возлагал большие надежды на свой набор отговорок. Экономка проводила их в жилое крыло, которое было столь же унылым и пафосным, каким мужчина помнил его с детства. Скрипучие седзи, лакированный пол, громоздкие шкафы. Глаз Шото зацепился за красное перо, которое застряло между половицами, но Тенья не дал ему времени рассмотреть, потащив за собой. - Шото-кун, какое тут все аутентичное! У нас семейный дом куда более европейский, а тут прямо как в музее… Даже седзи бумажные, - в глазах Ингениума горели звездочки, и Шото даже было несколько совестно от того, что придется лишить партнера возможности осмотреть традиционный дом полностью. Тодороки уже хотел сказать, что раз никто не выходит к ним навстречу, то значит, про них попросту забыли и можно сваливать с чистой совестью, как седзи напротив раздвинулись, и по тяжелому скрипу половиц было понятно, что встречать их вышел один из самых ненавистных людей в жизни Тодороки Шото. Его чертов старик. Хотя стариком назвать Тодороки-старшего было сложно. Несмотря на то, что мужчине уже шел пятьдесят первый год, его возраст выдавала только редкая седина на огненных висках и бороде, которая даже придавала какого-то шарма, и несколько тонких морщин вокруг неповрежденного глаза. В остальном, к явному раздражению Шото, его отец практически не изменился. Он все еще возвышался монолитной колонной, пусть и сменив геройский костюм на штаны и черные водолазки, но все эти его чудовищные мышцы все равно можно было разглядеть невооруженным глазом. Что бесило еще больше, ведь этого Тодороки не унаследовал, и, как бы не старался, накачаться не получалось. Плюс ко всему, об отце до сих пор писали во всяких желтушных изданиях, впихивая его в рейтинги по типу «Топ 10 горячих мужчин за сорок» и так далее, и тому подобное. Даже шрам, пересекавший лицо, не особенно портил старого мудака, и Шото считал это страшной несправедливостью, так как нередко чувствовал себя неуверенно по поводу собственного шрама. Тенья, конечно, не уставал переубеждать его по этому поводу и буквально сцеловывать с героя его приступы неуверенности, но червячок сомнения изредка закрадывался в голову Шото. А этому было хоть бы хны. Шото инстинктивно набычился, смотря на отца исподлобья, но, к его удивлению, вместо привычной жесткости на лице Старателя проступила неуверенность с оттенком сожаления. - Тодороки-сан, очень приятно Вас видеть, - Иида знал, когда нужно разрядить обстановку, поэтому по-европейски протянул руку старшему мужчине для рукопожатия. Старатель немного затормозил, но все же сжал протянутую ладонь. - Мы с Вами не общались напрямую, но я надеюсь, Вы меня помните. Иида Тенья. Моему брату доводилось работать с Вами около десяти лет назад, и он исключительно хорошо отзывался. Врать сквозь улыбку Тенья научился у матери и делал это настолько идеально, что Шото это даже слегка пугало. Отец был слишком умен, чтобы купиться, но все же решил держать хорошую мину при плохой игре. - Очень приятно, Иида. Я помню твоего брата, он… Профессионал своего дела, - разумеется, Старатель знал о том несчастье, которое случилось с Тенсеем, но, к чести своей, ему хватило такта эту тему не поднимать. - Что ж. Я… Рад, что у вас нашлось время заглянуть. Фуюми готовит чай, так что вы проходите на кухню. Шото? Шото только хотел открыть рот, как Тенья сделал это за него. - Спасибо, Тодороки-сан, мы с радостью, - мужчина пихнул коробку в руки пламенному герою. - Это, кстати, вам. Шото-кун сказал, что вы их любите. Снова культурная ложь. Когда обстоятельства касались поведения в обществе и сглаживания неловких ситуаций, Иида Тенья превращался из искреннего и неловкого ботаника в страшного человека, который лгал с мягкой улыбкой, лучше любого дипломированного адвоката. Именно по этой причине именно он всегда решал все конфликты с агентами, репортерами и их арендодателем. Энджи Тодороки не входил ни в одну из этих категорий, и для того, чтобы раскусить эту ложь, не надо было быть даже гением дедукции, которым он прослыл в годы активной геройской деятельности. Но старший мужчина, судя по всему, решил принять правила игры и взял коробку с благодарностью, даже выдавив из себя некоторое подобие улыбки. Фальшивой и раздражающей, подумалось Шото. Прямо как в тот день, когда областной судья наконец объявил, что Энджи и Рей более не являются законными супругами. Фальшивая улыбка отца, который быстро сел в свою машину и уехал, как только процесс окончился, усталая, но несколько счастливая мать и Фуюми, которая очень неумело пыталась скрыть свое расстройство - вот, чем запомнился Шото тот день. Нацуо тогда даже не явился. Все хотел быть выше этого. Лицемер. Но раз Тенья решил начать всю эту игру в «вежливый визит в дом родителей невесты», то Шото не оставалось ничего иного, как подыграть. По крайней мере, пока. От него ничего толком и не требовалось, Иида поддерживал вежливую беседу на тему геройства с его отцом, пока они шли до кухни, и тот даже отвечал, более-менее односложно. Из ленивых раздумий Тодороки вырвала сестра, которая бросилась навстречу, едва они вошли в кухню, и только реакция Теньи смогла спасти чашку из сервиза их прабабушки от встречи с полом. - Шото! Как хорошо, что вы приехали! – Фуюми сияла радостной улыбкой, обнимая брата и немного приподнимаясь при этом на цыпочках. За прошедшие пять лет девушка мало изменилась, но все никак не оставляла попыток сблизить осколки их семьи, постоянно придумывая поводы собраться вместе. С таким же энтузиазмом Шото находил отговорки, поэтому смотреть в глаза сестры сейчас ему было несколько совестно. - Я как раз поставила чай. Иида-кун, присаживайся. Тенья вежливо поблагодарил девушку и, поставив многострадальную чашку эпохи Эдо на стол, сел, потянув Шото сесть рядом с собой. На кухне неожиданно пахло уютом и чаем, и ко всем этим ароматам почему-то примешивался едва уловимый запах фастфудных забегаловок, в которые Тодороки иногда позволял себе заходить, когда Тенья не успевал приготовить ему бенто на работу. Это было странно и ново, поскольку отец фастфуд презирал всеми фибрами своей черной души, и за все те годы когда Шото жил в его доме, они никогда не ходили в ресторан, в котором блюда стоили дешевле десяти тысяч йен. Но, возможно, это опять Нацуо. В годы студенчества его брат частенько таскал домой бургеры и наггетсы, и, если верить Фуюми, эта привычка у него с возрастом так и не выветрилась. Однако предаваться дедуктивным размышлениям о странных запахах на отцовской кухне нельзя было вечно. Нельзя было игнорировать слона в комнате. Огромного слона, присутствие которого даже Тенья и его идеально отточенные навыки вести светскую беседу не могли скрывать бесконечно. Фуюми разлила чай по красивым чашкам из уже другого сервиза и выставила на стол принесенные ими моти и какие-то другие сладости, которые, судя по всему, достала из шкафа, ведь, вопреки своему брутальному образу, Старатель поглощал сахар в неимоверных количествах. - Тодороки-сан. Кхм, - Иида вежливо улыбнулся, покрутив в пальцах чашку. - Мы… Я и Шото-кун пришли к вам не просто ради чая, хотя он у вас тут, несомненно, очень вкусный. У нас есть одна новость, которую мы давно хотели обсудить… - Мы встречаемся, - Шото с полным превосходства лицом смотрел на отца. Фуюми, кажется, обронила свою чашку, расплескав ее содержимое, и неловко пыталась затереть лужу рукавом, но на лице старшего Тодороки не дрогнул ни один мускул. - Еще со школы. И живем вместе не потому, что так выгоднее. Мы встречаемся, и я люблю Тенью. А он любит меня. Весь вид Шото торжествующе говорил «выкуси, старик». В его голове Старатель должен был вспыхнуть от ярости, и Шото бы героически заморозил его, подхватил Тенью на руки (ну, попытался бы), и они вместе умчались бы из этого дома в закат. Навсегда, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Но Старатель только пожал плечами и спокойно взял себе уже третью по счету моти. - Я знаю. Я рад за вас, - на немой вопрос в глазах обоих мужчин старший герой только усмехнулся. - Меня очень радует, как профессионала, что вы относительно успешно скрывали это, но даже после своей отставки я все еще удерживаю рекорд по раскрываемости преступлений в Японии. Вы думали, я не пойму, что вы встречаетесь? Шото, ты слишком плохо обо мне думаешь. Иида уже сжал ладонь партнера под столом и приготовился вклиниваться, чтобы Шото не стал во всеуслышание высказывать, что именно он думает о своем отце, как внезапно раздался звонок в дверь. Фуюми неловко поднялась, встряхивая рукой, промокшей от разлитого чая. - Эт-то наверное Нацуо. Он говорил, что зайдет. Я сейчас. Схожу открою… Шото сжал пальцы в кулак, выдохнув и заметив, что изо рта у него идет ледяной пар. Нельзя было терять самообладание. Не здесь. Не сейчас. Особенно, если еще и Нацуо сюда заявится. - А вот и я! – голос точно не принадлежал его старшему брату, и, обернувшись, Тодороки увидел практически влетевшего на кухню молодого мужчину с пижонской бородкой и алыми крыльями, которые практически сразу заполнили комнату. - А ты не говорил, что сегодня к тебе придет сын, Эн.. кхм, Тодороки сан. Что в их семейном доме в такой час делал Таками Кейго, до сих пор работавший под геройским именем «Ястреб», Шото не знал. Но определенно собирался выяснить.