***
Новый день начинается для Кадгара сразу в нескольких ипостасях. Первую тревожит солнечный луч, проникающий в комнату между створок и упирающийся Кадгару ровно промеж нахмуренных бровей. Вторая после, едва начав просыпаться, улавливает запах еды, и накрывает осознанием: он не ел со вчерашнего дня. Третья же сталкивается с тем, что по-хорошему хотелось бы отложить, но так будет лишь хуже: через расстояния к нему пробивается требовательный зов. Спутать Иллидана с кем бы то ни проблематично, потому что там, где тот же Велен касается сознания аккуратно, словно спрашивая дозволения, Охотник рвётся напролом (впрочем, так он делает всё в этом мире). «Куда ты пропал, маг?» — гремит в голове раскатистый тембр. — «Непривычно не видеть тебя утром. Может, человека пора вызволять?» Представив это, Кадгар просыпается окончательно, садясь на постели. «Здравствуй, друг мой. Я в порядке, и помощь мне не требуется, но за предложение благодарен. Прибуду, как только закончу несколько дел». Формулировку Верховный намеренно выбирает расплывчатую, чтобы не ставить себе конкретные рамки. Говорят, что эмоции едва ли возможно передать по такой мысленной связи, но сейчас сомнения Иллидана Кадгар чувствует превосходно, всё же реноме о себе он складывает за годы отличное, и ему привыкли верить на слово. «Что ж, маг. Тебя я услышал. Ждём возвращения». И в голове вновь наступает блаженная пустота. *** — Я голоден настолько, что съел бы и трансмутировавший камень, Медив, что уж говорить о человеческом завтраке. Хотя удивлён, что ты готовил. Это… необычно. Но такое нестандартное поведение своего старого учителя Кадгар, нашедший его в столовой, встречает не кислой миной, а улыбкой. Умолчав пока что о том, что его утро началось сегодня с короткого, но всё же случившегося разговора, Верховный опускается поодаль, окидывая взглядом содержимое тарелки, а после поднимая голову на Медива. — Ты хочешь остаться здесь, в Каражане? Или твой путь лежит дальше? — и против желания Кадгара его глаза выражают сейчас одно: нежелание услышать, что он прав в своём втором предположении.***
Медив ковырял собственноручно приготовленную кашу ложкой так придирчиво, словно не доверяет самому себе. — Может так статься, что это по вкусу как раз похоже на трансмутированный камень. Маг поднёс ложку к губам и осторожно попробовал ещё горячую овсянку. — Мм, нет, всё в порядке, я думал, будет хуже. Ему почему-то нравится так придуриваться. Это позволяет не думать о делах насущных и хотя бы ненадолго представить, что над Азерот не повис вероятный Армагеддон. Однако Кадгар всё равно не даёт этому блаженному неведению длиться хотя бы сколько-то. «Ты хочешь остаться здесь, в Каражане? Или твой путь лежит дальше?» Поначалу Медив чувствует облегчение. Он не горит желанием встречаться с кем бы то ни было из соратников Кадгара, потому что заранее известна их реакция — холодное отчуждение, недоверие и опаска. Медив, конечно, понимал, откуда это берется, но менее неприятно от этого не становилось. А в следующие секунды арканиста вдруг настигло разочарование. Какое-то непонятное чувство под ребрами, стискивающее легкие. Медив поднял взгляд изумрудных глаз на бывшего ученика и попытался разглядеть в глазах Кадгара хоть что-то. Не разглядел — Кадгар ведь не имел в виду ничего, что могло бы разочаровать бывшего Хранителя. — Я думал, ты позовёшь меня с собой. И уже сотню раз обдумывал, как бы потактичнее отказать. Только теперь, после слегка наивного вопроса Верховного мага, Медиву, словно ребёнку, захотелось поступить совсем наоборот. Посетить Даларан и взглянуть на всех этих кирин-торовских магов, что всегда относились к арканисту с пренебрежением и подозрением, но так и не смогли ничего сделать с тем, что обрушилось на Азерот тогда. А Кадгар смог. Только вот липкое ощущение того, что архимаг даже не думал звать учителя с собой, ползло по позвоночнику к затылку. Наверняка он сам успел подумать, что это не лучшая затея. Вряд ли Кадгар потеряет доверие среди своих друзей, но за спиной шептаться будут. Конечно, этого не хотелось бы допускать. Только вот… Не важно. Совсем не важно. — Я останусь в Каражане… на какое-то время. Куда ещё мог податься маг, которого и в живых быть не должно? Всякий, кто его встретит и признает в нем Магна Медива, сначала не поверит своим глазам, а потом попытается избавить мир от угрозы. Возможно, есть на этом свете люди, которые приняли бы Медива. Джайна Праудмур, например — она видела его воскресшим, она знает, что он пытался помочь, пока не поздно. Но было ли «не поздно»? — Я был рад увидеть тебя вновь, Кадгар, — вдруг вырвалось у Последнего Хранителя вопреки его желанию. Он прекратил сверлить взглядом своего ученика и снова уткнулся в тарелку, замолчав. Звучало как прощание.***
Простой вопрос вызывает у учителя странную реакцию. Кадгар смотрит на него, так и остановившись с ложкой каши над своей тарелкой. Внимательно щурится, силясь разобрать, что и к чему в этой непростой науке — эмоциях, и ловит себя на мысли, что он не знает Медива. Вернее, не так. Он провёл с ним бок о бок много лет, смог выучиться у него многому и постиг тот самый магический базис, который имеет такой вес в будущем обучении, но каждую минуту этого времени Хранитель не был самим собой целиком и полностью. В нём всегда говорил демон. Иногда громко, иногда едва слышимо, а сам Медив? Каков его голос? Его желания? Его размышления и, вероятно, волнения? Каков он? Кадгар продолжает рассматривать сидящего рядом человека и после опускает ложку в миску, так пока и не попробовав свой завтрак. Успеется. — Я рад, что ты не желаешь исчезать вновь, потому что из-за Легиона и его нашествия искать твой след между мирами было бы достаточно проблематично. Вероятно, из-за этого мне пришлось бы вовсе отказаться от сна. Многим наукам обучен Верховный, но далеко не всегда у него выходит озвучить то, что лежит на сердце или тревожит разум. И так с любым — даже с учителем. Вежливость заменяет откровенность, и так работает с каждым из соратников, но с Медивом хочется добраться до искренности, хотя язык легко не поворачивается. Остаётся уповать на то, что мудрость наставника поможет ему читать между строк. «Я не хочу, чтобы ты уходил, и, если это случится, я найду тебя, чего бы мне это не стоило». — Ты желаешь оставаться в Каражане безвылазно или я мог бы рассчитывать на твою помощь и твои знания? Или даже на твоё общество? На полях боя, — он просит, не задумываясь, потому что пусть и через десятилетия, но Медив остаётся тем, кому он может доверять и к кому может прислушаться. Тем, чьё мнение важно. Сейчас жизнь и ситуация сводит Кадгара со многими умными, знающими или отважными людьми, но ничья точка зрения не имеет такого веса, какой присущ словам Хранителя. С ними всеми маг может выслушать, вызнать соображения, а в итоге всё же поступить по-своему, ни с кем при этом не советуясь. Эгоизм ли это, спесь или крайняя степень ответственности — поди разбери, но факт остаётся фактом: «Ты был мне нужен тогда, нужен и сейчас» — вновь мелкой вязью между новых строк. — И завтрак хорош, ты зря его клял, — пока он ждёт вердикт Последнего Стража, всё же отдаёт дань уважения его готовке. Та более чем съедобна, а желудок такому и вовсе рад, так как горячая сытная еда — не то, что найдёшь каждый день, если ведёшь за собой армию. Эльфийский походный паёк, не портящийся при любых условиях, — более вероятный и ставший обычным расклад. Несколько ложек каши Кадгар запивает водой из стакана и откидывается на спинку деревянного стула — своим видом показывает, что хоть Медив и не в форме, хоть его что-то и терзает, и что хоть он только что буквально указал своему бывшему ученику на дверь, тот никуда не двинется.***
Они оба юлят и не договаривают, но один — с непривычки делиться переживаниями, другой — целенаправленно. Приходится играть в гляделки, чтобы добраться до истинного значения слов. Медив так и делает — смотрит в глаза Кадгару, и, наверное, это выглядит даже пугающие, когда тебя пытаются разглядеть насквозь, даже не пытаясь скрыть такое наглое вторжение в личное пространство. — К сожалению, человек без сна обходиться не может, Кадгар. Когда-нибудь Медиву придётся уйти. Он и так уже взял у жизни взаймы, и рано или поздно долг придётся вернуть. Но до тех пор, пока ему есть, что отдать в обмен на существование, он будет здесь. Арканист, наверное, впервые чувствует себя полностью собой. Не сосудом для покорителя миров и не Хранителем Тирисфаля, а просто Медивом. Это так необычно — ощущать себя целостным и не погребенным под всеми этими высокими материями. Так необычно — быть уверенным, что испытываемые желания точно принадлежат тебе, а не нашептаны гнусным голосом демона или инерционной жаждой власти и могущества, которая в той или иной степени присуща всем великим. Пожалуй, ближе всего к своему естеству Медив был, когда удавалось похвалить Кадгара. Когда Саргерас не нашептывал: «Он пришёл сюда, чтобы занять твоё место, чтобы выведать все твои тайны, а затем столкнуть тебя с балкона этой башни-тюрьмы, чтобы самому стать Хранителем». Когда этот отправленный шёпот затихал и Медив мог искренне порадоваться за успехи ученика — да, тогда он был ближе к самому себе. Ну и, конечно, когда вставлял в речь саркастичные ремарки. С влиянием Саргераса они были слишком ядовитые, но без него они были… Просто медивовыми. Следующий вопрос — нет, даже не вопрос, а скрытая просьба — заставляют чародея медленно поднять бровь в попытке понять, насколько хорошо Кадгар обдумал этот вопрос, прежде чем произнести его. — Как ты думаешь, юноша Верный, что скажут тебе твои соратники, когда ты приведешь того, кто впустил орков Скверны в Азерот? Того, чьи помыслы абсолютно не известны. Того, кого будут остерегаться даже не осмысленно, а по наитию? Только ты знаешь правду, Кадгар, и даже если ты пытался доказать всему миру, что то был не я, а Саргерас, то не думай, что все смирились — это были мои руки. Они попытались разрушить мир, который я должен был защищать. Собственные слова наживую режут душу мага, но он никак не показывает это. Это — его личное, и он тоже не привык таким делиться. Было просто не с кем. Но Кадгар не намерен никуда уходить, пока не услышит то, что его устроит. Упёртый, каким и был — это никуда не делось. И разгадка в том, что Медив и не собирался прогонять его. Не собирался смотреть в спину улетающему грифону или самому Кадгару, открывающему портал туда, где его ждут. «Позови. Просто позови меня прямо — и я отправлюсь за тобой прямо сейчас», — думается Медиву, но это было бы совсем бесхитростно, скажи он подобное вслух. С другой стороны, шокировать поведением, которое никто от тебя не ожидает — почему бы и нет? Медив выдохнул сквозь плотно сжатые зубы, оттолкнулся ладонями от стола и встал: — Мне нужно навестить кое-кого, а потом можем отправляться. Доедай, — сообщает он безапелляционно, а потом направляется к лестнице и уходит вниз, покидая башню. Впрочем, его путь лежит не далеко — в надел Моргана.***
Их общение строится легко и в то же время сложно. Лёгкость заключается в простом: Кадгар сейчас может сбросить все маски и быть не тем, кем его хотят видеть возглавляющие Фронт предводители, а тем, кем он хочет быть: Верховным магом, в чём-то усталым, в чём-то идеализирующим этот мир, в чём-то эгоцентричным и даже жестоким. Тем «самым умным парнем в комнате». Это получается, потому что с Медивом так _правильно_ — без игр в светское общество и галантных расшаркиваний. Сложность же… Когда ты не прячешь лицо за маской, оно беззащитно, как и самое нутро, к которому ты и вовсе обычно никого не подпускаешь. Выставлять их на обозрение… Это даже не страх. Это инстинкт самосохранения, которому Кадгар сейчас наступает сапогом на горло. В конце концов, если кто-то не будет делать шаги навстречу, груз с мёртвой точки не сдвинется. — Если я всё ещё не могу обходиться без сна, Медив, то означает это лишь одно: у меня не было должного стимула, чтобы найти способ. Это не бахвальство — это констатация факта. В Каражане во время обучения Кадгару привили привычку рыть носом землю, если нужно отыскать решение какой-то задачи, не бросая дело на половине. Мотивация — в самом маге, искать вовне её нужды нет. Поэтому по губам Верховного проходится лёгкая улыбка — знает, что бывший учитель поймает отголоски своей же науки. А дальше лицо вновь приобретает бесстрастный оттенок, но глаза смотрят живо, несмотря на возраст сосуда, в который заключён вечно мятущийся, жаждущий нового дух мага. Кадгар легко щурится, понимая, что Медив смотрит на него, и глядит в ответ. Кажется, что реши они общаться лишь мысленно или, точнее, мыслеобразами, то общение сложилось бы куда легче, как по мановению руки, но поступить так означает открыться. К подобному ещё нужно прийти, и Верховный делает чуть раньше ещё один шаг в эту сторону — зовёт бывшего учителя с собой. Вновь не прямо, но по его глазам видит — тот всё понял. Ответы же закономерны, но у мага припасены свои, столь же искренние, сколь и всё, что он делает за последние неполные сутки в Каражане. — Я думаю, что они будут смотреть на меня как на лишившегося рассудка, а на тебя — как на новую потенциальную угрозу. Думаю, что они будут шептаться за нашими спинами. Думаю, что они не будут доверять тебе, а мне… Возможно, продолжат, но уже не так беззаветно, — проговаривая каждое слово, Кадгар перекатывает в ладони деревянный стакан, наблюдая за тем, как по водной поверхности идёт рябь. — И между тем чужое мнение для меня едва ли имеет вес. Он бесконечно мал по сравнению с тем, что я сам думаю о себе. А я полагаю, что человек, взявший на себя ношу Хранителя в своё время, и нёсший её, несмотря на безумие, навеянное демоном, достоин второго шанса, причём на деле, а не на словах. В конце короткой отповеди Кадгар вновь вскидывает взгляд, чтобы посмотреть на Медива, и этот его взор твёрд, схожий сейчас своим оттенком с закалённой сталью дворфов. Верховный не сомневается в том, что предлагает и что говорит, как знает он и то, что, посмей кто-то проявить агрессию в сторону Последнего Стража, в стороне маг не останется. Его решение полно ответственности, которую он всецело берёт на себя, и едва всё, о чём он думал рано утром, оказывается озвученным, как на душе становится истинно легче. Возможно, эту уверенность видит в нём и Медив, раз отдаёт указание, вызывающее новую короткую улыбку. — Умеешь ты заставить меня почувствовать себя нерадивым учеником, — и свободная ладонь проходится по абсолютно седым волосам: Верховный шутит, но после кивает, возвращаясь к завтраку. Силы ему будут нужны.***
Выйдя на улицу, где раннее солнце только набирало силу, окрашивая горизонт в нежно-розовый, Медив вскинул голову к небу и улыбнулся ему. Слова, прозвучавшие из уст Кадгара, принадлежали Медиву когда-то. Это было его кредо, он был способен буквально на что угодно, если ему нужно было. Но Медив не просто делился своей жизненной позицией с юным учеником среди пыли Каражана, он действительно верил, что Кадгар может тоже, дай ему только волю и, возможно, лёгкий направляющий толчок. Если бы не мог, Медив ни за что в жизни не позволил бы ему остаться подле себя. Сколько учеников Кирин-Тор пытался заслать Хранителю до Кадгара? Самоуверенных, нарциссичных, дерзких, наглых… Ничего этого не было в юном Кадгаре, а некоторое не появилось до сих пор. Кадгар обладал всеми качествами, нужными хорошему чародею, и пусть он порой раздражал своего учителя, а во времена одержимости демоном Медив и вовсе хотел прикончить это мешающееся под ногами существо… Саргерас боялся Кадгара. Боялся, что этот юнец позволит Медиву бороться с тьмой в сердце. Так и вышло. Медив остановился рядом с могилами и окинул их взглядом. Одно из надгробий принадлежало ему, но к счастью, в шести футах под землёй его не было. В другой могиле покоился Мороуз, верный камердинер, который сложил голову, продолжая служить своему хозяину. — Прости, что так вышло, друг, — тихо произнёс Медив, присев на одно колено перед надгробным камнем и проведя ладонью по его ребру, стирая грязь. — Я сожалею… То, что сказал Кадгар… Медив полагал, что верховный маг просто хочет так думать. Что ему плевать на мнение окружающих. Медиву было плевать в свое время, но он был глубоко болен, и нашептывающий голос, ласкающий слух обманчивой лестью не позволял Хранителю мыслить объективно. Кадгар же… Ему никогда не было сложно заводить знакомства, и едва ли он сможет выдержать, если те, кто был рядом, вдруг отвернутся от него. К тому же Кадгар теперь — почти полководец. Ему необходимо держать доверие к своей персоне, а приведя ужас из прошлого за собой, он очень рискует. Медив выдохнул, поднявшись с колена. Он эгоист. Чёртов эгоист. И правильным поступком будет оградить Кадгара от своего влияния. Поболит — и перестанет, зато… Медив этого не сделает. Да и переубедить Кадгара… Возможно, получится, но какого Света Медив должен так поступать? Взмахнув рукой и наколдовав связку полевых цветов из камешков поблизости, арканист оставил букет на могиле Мороуза, потом поглядел на обветшалую часовенку и отправился назад в башню. — Я слышал, у тебя был инцидент с Гароной, — заговорил Медив, вернувшись в столовую. И откуда он только умудрился взять эту информацию? — Не с той, которую знал я, надо полагать, но… Надеюсь, не ревность стала причиной возмездия. Маг явно шутил, об этом говорили вновь приподнятая бровь и едва заметно дёрнувшиеся уголки губ. Можно бесконечно цеплять архимага за всплески эмоций, свидетелем которых Медив даже не был, но вряд ли Кадгар вообще гордится подобным эпизодом в своей биографии, а бередить старые раны… Видимо, войдёт у них двоих в привычку. — Они не просто посмотрят на тебя как на лишившегося рассудка, Кадгар, — Медив начал приближаться, опасно глядя из-под капюшона мантии. — В какой-то момент они решат, что я околдовал тебя. Что Саргерас, будь он неладен, всё ещё делит со мной одно тело, и что я служу своему Хозяину верой и правдой, склоняя тебя во Тьму, — арканист встал практически вплотную, не давая нормально дышать. — Конечно, более мудрые и способные твои соратники проверят эту гипотезу и обнаружат, что это не так, но ведь не все твои друзья сведущи в магии на достаточном уровне. Будут слухи. Будет недоверие. И с каждым днём это будет давить на тебя всё сильнее и сильнее, пока ты не сломаешься. А на тебе и так тяжёлая ноша, юноша Верный. Медив замолчал, разглядывая ворот робы Кадгара. Выглядел слишком задумчивым, ушёл в свои мысли на какое-то время, будто взвешивая все «за» и «против». — Но тебя это вряд ли остановит, верно? — арканист вдруг вскинул руку и через мгновение положил её на макушку Кадгара, взъерошив его волосы, как порой делал пару десятков лет назад, когда Кадгар ещё не был верховным магом и взрослым мужчиной. — Так что показывай путь.***
Когда Медив выходит, Кадгар несколько минут действительно занят только одним — завтраком. В юности с едой маг разбирался с невероятной скоростью. Во-первых, он никогда не знал, когда понадобится учителю, а бывало и так, что вернуться к трапезе удавалось ох как нескоро. Во-вторых, всегда казалось (и кажется до сих пор), что время — настолько ценный ресурс, что разбрасываться им и тратить на долгое удовлетворение простых нужд — банальная глупость. Кадгар же быть глупым не любил с того момента, как в юной, темноволосой ещё голове начали бродить сложносочинённые мысли. Сейчас на овсянку и сосиски уходит времени больше, чем обычно, потому что пока из тарелки постепенно пропадает её содержимое, Верховный обдумывает их новое положение. И именно _их_ — как-то не укладывается в сознании тот вариант, по которому дальнейший жизненный путь он продолжит без бывшего учителя. И да, понимание, что для многих воскрешение Медива станет проказой, здесь, среди размышлений и покидать их не намеревается, но Кадгар смотрит дальше людского страха и зашоренности, видя, какую пользу могут принести и знания, и опыт, и сама личность Последнего Стража. В том же, что касается именно его, мага… Он на зуб проверил за десятки лет, что означает быть одиноким в толпе. Даже в голове эти слова звучат как клише, набивающее оскомину на языке, но порой правду легче всего заключить в привычную формулировку, чтобы не изобретать по новой уже известное. Ложка черпает по дну, и этот звук пробуждает Кадгара от задумчивости. Оказывается, с едой покончено, и грязная посуда исчезает со стола под пристальным взглядом Верховного, и он со стаканом воды поднимается, чтобы найти для себя новое место уже около окна. Пейзаж сер и печален, но сегодня дышится настолько свободно, что улыбка пару раз блуждает по губам мага. С переменами в его жизни, такими желанными, но казавшимися несбыточными, он будто бы открывает второе дыхание. Усталость и ноша ответственности за целый мир, покоящиеся на его плечах, больше не давят с такой силой, как раньше, и, почувствовав, что он не один, Кадгар поворачивается, встречаясь взглядом с Медивом. — У нас с ней было их много, больших и маленьких, — Верховный хрипловато усмехается, ставя стакан на подоконник. — И в основе любого инцидента лежит несовпадение взглядов или желаний, так что кто знает. Не один бывший учитель умеет отвечать обтекаемо — Кадгар этому также обучился, тем более что Гарона и её сын не были теми, о ком маг желал вспоминать. С первой было связано множество неоднозначных, порой даже тяжёлых моментов. Второй же… Оборвав собственную мысль, Кадгар вскидывает подбородок, так встречая уже новые слова Медива. Похоже, не только он сам размышлял, будучи недолго в одиночестве. — Я и мои суждения — не золотой грош, чтобы нравиться всем, и если кто-то из круга военачальников или советников проявит недальновидность, то что же… Это дурно характеризует его, а не меня, — коротко бросив взор вниз и поняв, что ему не кажется и что ткань его одежд в области груди действительно касается мантии бывшего учителя, Верховный пережидает паузу и вновь смотрит в лицо Стража. — И за те годы, пока тебя не было рядом, я стал крепче, Медив, поэтому не думай, что меня так просто сломить. По губам тенью скользит улыбка, которая стремительно возвращается, когда чужая ладонь треплет седые волосы точно так же, как она привносила беспорядок в волосы куда более тёмные. Это приятно, и Кадгар негромко смеётся, одной рукой приглаживая упавшие на лоб пряди, а другой открывая портал. Просить его дважды нужды никогда не было. По ту сторону сильный ветер, потому что Верховный намеренно прокладывает путь не абы куда, а на самую верхушку башни Даларана, временно сменившего своё местоположение. На смотровой площадке пусто, и Кадгар крепче опирается на Атиеш, пока потоки треплют одежды, и первым устремляет взгляд на неповторимый, хоть и временно искажённый нашествием Легиона вид. — Едва ли этот город когда-либо думал вновь ощутить твоё присутствие, — даже не напрягаясь, маг чувствует, как искажается общий фон этого места, и понимает: уже очень скоро все, кто не обделён магическими способностями, поймут: что-то переменилось. Но пока у них есть немного времени, которое едва ли будет прервано кем-то извне. — Ты бывал здесь после воскрешения? — спрашивает, повернув голову к Медиву. — Совет не заявлял об этом, но вряд ли они рапортуют обо всём, хоть и обязаны.***
— Тебя уже тогда было непросто сломить, — замечает Медив. Ещё он замечает, как Кадгар слегка тушуется, поправляя волосы после вероломного вмешательства в них чужой руки. Забавно. Воздух в Даларане другой. Он тоже насквозь пропитан магией, но иного толка. Вместе с магией сюда пришли заговоры, сплетни и бюрократия во всей своей красе. Медив взглянул на небо и, конечно, оно отличалось от того, что запомнил арканист — Парящий Город вновь поменял место дислокации. — Едва ли я когда-либо думал осчастливить этот город своим присутствием, — парировал Медив, чуть склонив голову набок. Со смотровой площадки весь город был как на ладони, а они с архимагом для города были невидимы, но только пока — Медив чувствовал, как нити магии тянутся к нему, пытаясь понять, что за чужак вошёл в Даларан. Следующий вопрос заставляет чародея взглянуть на своего бывшего ученика. Оперевшись ладонями о перила, Медив чуть согнулся. — Хочешь сказать, Совет не сообщил бы о таком своему лидеру? — иронично уточнил он. —Как думаешь, почему? Не потому ли, что ты тотчас бросился бы по следу? А кому это нужно, верно? Искушать судьбу, сбивать с верного пути такого выдающегося мага. Медив фыркнул себе под нос. — Я был здесь однажды, много лет назад. Никем не узнанный, я пришёл в Даларан, чтобы предупредить Антонидаса о грядущем вторжении Легиона. Но он, старый дурак, счёл меня безумцем из-за своей паранойи, ставшей к его последним годам почти невыносимой. Зато его ученица Джайна Праудмур оказалась дальновиднее. Медив отвернулся и посмотрел вниз. Упасть отсюда будет фатальным в любом случае. Интересно, сколько молодых учеников Кирин-Тора, не выдержав нагрузки, делали шаг в пустоту прямо отсюда? — Наверное, мне не стоило так выражаться о достопочтенном маге, как считаешь? — арканист чуть улыбнулся, на самом деле не испытывая абсолютно никаких угрызений совести по этому поводу. — В конце концов, какое-то время и он был твоим учителем. Всё ещё абсолютно не искренне. Нити магии стягивались все крепче, и Медив скорее инстинктивно и по наитию, наложил на себя и Кадгара скрывающие чары. Если до них захотят добраться, это поможет ненадолго, но даст ещё немного времени. — Расскажи мне, что я должен знать и чего я, вероятно, не знаю, — чародей повернулся и, прислонившись к ограждению поясницей, вновь посмотрел на Кадгара. Посох, когда-то принадлежавший Медиву, теперь покоился в руках Кадгара. И выглядело все так, будто архимаг родился в обнимку с Атиешем. Где-то под рёбрами кольнула ревность, но Медив быстро подавил её. — Как ты… вообще намерен объясняться со своими соратниками?***
Второй день подряд Кадгар предоставлен сам себе, но только сейчас начинает понимать, насколько ему этого не хватало. Спасать Азерот, быть на передовой, быть примером для многих, быть тем, без кого едва ли могут обойтись… Это часть его сути. То, ради чего он, вероятно, и пришёл в этот мир. Замечательное слово — Предназначение. Именно так, с большой буквы. Таким оно было и у него, но, оказавшись столь значительным, затмевало возможность, оставленную в беззаботной (по сравнению с реальностью) юности. Провести вечер у камина с книгой, выкурить трубку табака без спеха, встретить рассвет или закат — Кадгару откровенно недостаёт свободы, которую прямо сейчас он выдыхает полной грудью, твёрдо зная: остаётся недолго. Будь он эгоистом, портал бы открыл в иное место. Туда, где найти его было бы крайне проблематично. Заодно и проложил бы туда путь для Медива. А так… Нужно пережить войну. Всего лишь. — Возможно, что и так. Они могли опасаться. Вероятно, что опасаются до сих пор. Непросто иметь дело с тем, против которого сложно выставить что-то весомое, — в голосе Верховного нет бахвальства, а только констатация факта. Маг знает себе цену и знает, что достиг значительного. Но никогда не планировал использовать свои навыки как средство шантажа или достижения желаемого. И если Совет думает иначе… Кадгар обрывает себя на середине мысли, потому что давно чувствует, что слишком замудренный и застарелый аппарат управления Далараном стоит сменить, но точно не в эту минуту. Для мира и так достаточно потрясений, как, впрочем, в текущий момент достаточно их и для него самого. — Если глава знал и не принял к сведению, он и верно дурак, — архимаг откликается, смотря поверх плеча Медива на город, сверкающий розоватой белизной камня. — Моё уважение к нему за немногое знание, переданное мне, идёт параллельно с моим отношением к нему как к человеку. И здесь могут быть свои нюансы, — Кадгар с Последним Стражем честен, и когда тот, закрыв их от любого стороннего интереса, задаёт новые вопросы, медлит, обдумывая свои ответы. — Есть те, кто ближе всего ко мне в этой борьбе. Велен, Иллидан, молодой король Штормграда и его верная правая рука Генн Седогрив, король дворфов Магни Бронзобород, — назвав ряд имён, архимаг подходит ближе к Медиву и, встав к нему боком, опирается на каменное ограждение бедром. — С ними я желаю быть открытым, поэтому сегодня же свяжусь с каждым, чтобы поставить их в известность. Некоторые из них здесь. Например, я чувствую Пророка даже через твоё заклинание. С ними, пребывающими в городе, возможна личная встреча, на которой я рассчитываю на благоразумие и здравый смысл. Ещё одна короткая пауза, и Кадгар продолжает. — С иными будет сложно. Сейчас нет однозначного перевеса в сторону сопротивления. Я отправлялся в Каражан в поисках нового знания — того, которое поможет мне в битвах против Легиона. Обрёл же своего учителя, чей опыт не имеет цены. Это ли не весомый аргумент? — подняв бровь, Верховный смотрит на стоящего рядом. — Да, многие помянут Саргераса, но я отвечу, что если не рискнуть сейчас, мы рискуем проиграть, причём в скором будущем.***
Медив был свободен совсем малую часть своей жизни. Вернувшись из мертвецов, он мог бы плюнуть на всё и позволить этому миру сгореть в ядовито-зелёном пламени, но вместо этого он вновь положил на кон то немногое, что у него было ради борьбы с Легионом. И вот опять. Только на этот раз он здесь не столько ради Азерот, сколько ради Кадгара. Тогда, десяток лет назад, Кадгар пропал за Тёмным Порталом, закрытым изнутри, и арканист не мог до него добраться, даже ментально. Одно знал наверняка — ученик жив, хоть статуя на площади Стормвинда пытается доказать обратное. Жив, но где-то там, в чужом мире. Всё, что Медиву оставалось — верить, что когда-нибудь Кадгар вернется, и оставить этот мир не уничтоженным для него. Медив отдаёт свою свободу в пользу единственно важного для него в Азерот. Имена, перечисленные Кадгаром, знакомы чародею. Имя охотника на демонов, которого некогда окрестили Предателем, вызвало усмешку на устах Последнего Хранителя. Если уж Иллидану нашлось место среди защитников Азерот, да ещё и в самом ближайшем кругу Верховного мага, то есть все шансы, что появление Медива в этом самом кругу слегка расплывется на фоне всего остального. За Иллидана поручились высшие силы. Кто поручится за Медива, кроме самого Кадгара? — Немногие любят рисковать, Кадгар, — чародей вдруг снял капюшон, позволяя прохладному утреннему ветру разметать чёрные волосы по плечам. — И никто не любит рисковать понапрасну. Ты прав, мои знания простираются далеко, а сила Хранителя, пусть и слегка угасшая, может помочь победить, но… Едва ли я то оружие, которое нужно Сопротивлению. Едва ли то, которое Сопротивление ждёт от тебя. Медиву неожиданно захотелось обратиться вороном и лечь крылом на ветер, чтобы в последний раз ощутить свободу, которую вскоре у него отберут. Ведь будут же следить за каждым шагом, пытаться подловить на тёмных мыслях. Чародей потёр шею, на которой будто стягивалась невидимая удавка. — Но ты ясно дал мне понять, что я нужен _тебе_, — Медив тоже встал боком, отзеркалив позу Кадгара. В его зелёных глазах вдруг промелькнуло нечто, за прошедшую половину суток ещё не появлявшееся. — Но не боишься ли ты, Верховный маг, лидер Сопротивления и Совета Шести, что мои слова об ошейнике и поводке к нему станут пророческими? Уголки губ Медива дернулись в усмешке, а глаза чуть сощурились, не теряя подозрительной поволоки. Вкупе с приподнятым подбородком выражение лица было более чем покровительственное. Но уже через пару секунд чародей перестал придуриваться и мотнул головой в отрицательном жесте. — Просто сделай так, чтобы они не подумали о поводке всерьез, а не в шутку как я. Пусть их слова со стороны будут казаться такими же весомыми, как мои. Медив почувствовал, что его защита мягко развеялась, и чужая аура аккуратно коснулась разумов двух стоящих на высоте магов. Чародей предположил, что вспыльчивый охотник на демонов вряд ли повёл себя настолько деликатно, так что это не он. — Мы с тобой попались, юноша, — Медив отлип от ограждения, — Пришло время сдаваться.***
— Я соглашусь с одним: никто определённо не ждёт, что моим спутником окажешься ты, Медив. Равно как не будет поначалу и мыслей, не подкреплённых сомнениями, — Кадгар клонит голову вбок, наблюдая за тем, как бывший учитель, скинув капюшон мантии, становится враз более человечным. В этом простом действии тоже есть какая-то магия — как вещь может переменить впечатление о том, на кого ты смотришь. — Это во многом политика, которую я не терплю в мирное время, что уж говорить о нашем военном положении, — Верховный морщится и не скрывает этого, потому что Медив — это не тот, перед кем нужно держать принятое в обществе лицо. По крайней мере, не на все сто. — Но дипломатия стала моим вторым ‘я’. Вынужденно, хотя можно сказать, что я привык. А вот к тому, что личного пространства после возвращения на передовую ему не дадут, привыкнуть было и будет проблематично. Чувствуя, что некто приближается, Кадгар всё же ничего не предпринял: пробраться через слои защитные заклинаний мог только тот, кто и сам сведущ в магии в достаточной степени. И если так, скоро на смотровой площадке к ним должен был присоединиться кто-то из предводителей армии сопротивления. — Бояться должны те, кто попробует стреножить меня и моё желание защитить мир, а также моих близких в этом мире, — глядя на Медива, архимаг беззлобно усмехается на перемены в его лице, чутко отслеживая их, — но тебя я услышал и понял. Я буду осторожен. Как, впрочем, и почти всегда. И Кадгар разворачивается лицом к выходу на площадку, выпрямляясь, чтобы встретить того, кто должен к ним присоединиться. В голове же тем временем кружит вопрос, который Верховный задаёт сам себе: не справедливее было в озвученной ранее фразе заменить в слове «близких» множественное число на единственное? — Приветствую вас обоих и обоим же могу сказать: с возвращением. Лидер дренеев, откинув полу одежды, совершает последний шаг, взирая теперь бесцветно-белыми, сияющими глазами вначале на того, кого видел сутки назад, и после — на второго, на нём задерживаясь уже на большее время. Пульсация чужой силы, добавившейся к тем, которые уже отмечали собой самую высокую башню Даларана, тут же становится чаще, и Кадгар, вновь взявший в свою ладонь Атиеш, мечется взглядом от Велена к Медиву и обратно. Первый определённо перебирает альтернативные линии вероятности, прослеживая каждую, связанную с возвращением Последнего Стража. На то у Пророка уходит менее минуты, и после он подступает ближе, плавным и широким жестом проводя ладонью сбоку от себя. — Добро пожаловать вновь в мир живых, Хранитель. Хотя, пожалуй, моё приветствие задержалось, верно? — лёгкая улыбка отмечает тонкие губы и исчезает вновь, словно и не было, и мудрый правитель поворачивается к Верховному. — Ты уходил, чтобы найти ответы на вопросы, Кадгар. Можно ли считать эту твою миссию выполненной, друг мой? — Пожалуй, я нашёл куда больше, чем ответы, — кажется или архимаг на самом деле улыбается дренею в ответ? — Кто ещё в Даларане? Я не успел проследить это — мы только пришли. — Иллидан и его извечная тень Майев. Должен предупредить касательно Стражницы: она не поймёт, — Велен обращается уже к обоим, становясь возле парапета и опираясь на него свободной рукой. — Я знал, но скрывать не намерен. Да это и невозможно — только не от неё, — Кадгар перебирает пальцами по посоху ниже навершия, будто бы оценивая перспективы. Смотрит на Медива, сразу не отводя взгляд. — Совсем просто быть всё не могло.***
Медив, ни секунды не полагающий, что под словосочетанием «близкие Кадгара» может скрываться только бывший учитель, думает, что именно он станет тем, кто попытается «стреножить» всех вокруг в свою пользу. Это ему стоит бояться? Ха. Велен всеми силами пытался выразить доброжелательность, насколько эта доброжелательность была искренна Медив судить пока не брался, но, в любом случае, появление Последнего Хранителя — неожиданность даже для такого сильного дренея, как Велен. На предположение о несвоевременном поздравлении по случаю воскрешения Медив медленно кивнул. Скрывать то, что арканист вернулся в Азерот давно, после исчезнув и появившись вновь, он не собирался. Правда и всю историю от начала до конца узнает разве что Кадгар. Дренеи, пожалуй, пострадали от злодеяний Пылающего Легиона больше всего. Потеряв родной мир и чуть не потеряв самих себя. Гордые эредары стали слугами Саргераса, а те, у кого хватило мужества противостоять Саргерасу, стали Изгоями — так и переводится с их языка название расы. Кому как не Велену стоять подле Кадгара и защищать новый дом, уже третий по счёту? — А ты _понимаешь_, Пророк? — наконец заговорил Медив, и собственный голос показался хрипловатым. Забавно, ведь десять лет назад Медива самого называли Пророком. Оставаясь загадкой для всех, ему было проще носить это прозвище, чем открываться перед вынужденными союзниками в качестве Хранителя Тирисфаля. Впрочем, кое-кому всё равно пришлось в итоге рассказать. Медив недолго играл с Веленом в гляделки, а потом взглянул на Кадгара, пытаясь невербально выяснить, о чем тот думает. — Майев… Не очень-то доверяет лидеру Сопротивления, не так ли? После того, как Кордана Осквернённая Песнь, телохранительница архимага, была совращена Гул’даном и перешла на сторону врага, едва ли Майев согласна с каждым шагом Кадгара. Медив усмехнулся и натянул капюшон на голову, вновь скрываясь в его тени. — Я думаю, как раз Майев сможет смириться со мной в качестве союзника, раз уж смогла смириться с Иллиданом, свободно разгуливающим по Азерот… Мне кажется, больше проблем возникнет с Анд… с королём Ринном. И хорошо, что за капюшоном почти не было видно взгляда Медива. Его вдруг прошило неприятным чувством, которое возникает, когда ты облажался и все тычут в тебя пальцами. По вине Медива, пусть и опосредованной, погиб дед Андуина — Ллейн Ринн. Он же был лучшим другом Медива, одним из двух существующих вообще. Смотреть в глаза молодому королю и видеть в них упрёк… Что ж, впрочем, Медив сможет с этим жить. — Если вас не ждут неотложные дела, мне хотелось бы покончить со всеми встречами и знакомствами как можно быстрее, — арканист вновь посмотрел на Кадгара, будто бы… Ища защиты?***
— Я вижу, Медив, а это куда весомее понимания, — Велен, отозвавшись на обращённый к нему вопрос, клонит седовласую голову, но ветер, так и не ставший слабее на высоте, отчего-то не трогает белые пряди дренея. Он словно продолжение этой башни, нечто столь же основательное и могучее, непоколебимое. Архимагу порой кажется, что жизнь течёт вокруг лидера Экзодара, а сам он подобен валуну, который обегают все волны и который остаётся на месте благодаря своей вековой мудрости, сравнимой с предвидением. На них-то Кадгар и рассчитывает, когда делает рискованный первый шаг. Подобный ход сравним с безрассудством, но таковым можно было бы наречь его лишь в том случае, если бы Верховный открыл портал сразу в главный зал, без пояснений усадив спутника в кресло рядом с собой. Благо с безумством маг настолько близко не знаком. Он, позволив себе недолго смотреть за Пророком и Хранителем со стороны, полностью от беседы не отстраняется, чувствуя, что нужен Медиву. Это ощущение было бы сложно объяснить, потому что сила бывшего учителя велика и всеобъемлюща, и в то же время… Кажется, что в воздухе витает лёгкая неуверенность. Её Верховный для себя более чем оправдывает, представляя положение, вынужденно занятое Стражем. Поэтому-то, прохаживаясь по площадке, в конце концов занимает место с ним плечом к плечу, чтобы невербально (усугублять происходящее желания нет), но почти физически поддержать. Пророк, если и замечает это, то никак не реагирует. — Майев доверяет только себе и до сих пор уверена, что Иллидану следовало оставаться мёртвым. Я раз за разом слышу ворчание, что её величайшее желание — накинуть на него ошейник с поводком, — Верховный хмыкает, непрошено ловя в своих словах отсылку к тому, что совсем недавно говорил ему Медив. Она Велену неведома, но и дреней слышал от эльфийки подобные речи, поэтому кивает, соглашаясь. — Она смирится, но едва ли примет, а молодой король… — Кадгар трёт подбородок ладонью в перчатке. — Он может принять, но смириться ему будет тяжелее. Характер Андуина горяч. И в то же время свои рассуждения архимаг озвучивает так, что не оставляет сомнений: через какие бы тернии не предстояло пройти, сделано это будет ими обоими, а не одним лишь Медивом, жаждущим закончить приветственные прелюдии скорее. — Они в коридорах Серебряного анклава, — Пророк, похоже, ловит его мысли и говорит это, не поворачиваясь и будто бы не отвлекаясь от созерцания вида. — Хороший момент: я не чувствую ругани. — Тогда столицу стоит оставить на потом, — настаёт черёд уже Кадгара соглашаться и тут же открывать портал, дрожащий голубоватой магией по краю зева, ведущего сразу на много этажей вниз. Где-то там, в переходах, своей дорогой следует Предатель, сопровождаемой той, кто охраняет, по её же мнению, от него весь мир. Иллюзий у Верховного нет: новый разговор должен быть сложнее, но Медив определённо прав. К чему оттягивать неприятное, если есть возможность разом перешагнуть по крайней мере через большую его часть? И, смотря на бывшего учителя в ответ, Кадгар кивает ему. ‘Ступай. Я за тобой’ — становится ясно без слов. «Видишь, но ведь не насквозь, иначе бы не стоял тут так смирно, позволяя Кадгару делать то, что он делает…» Ощущение плеча Кадгара заставляет Медива выплыть из своих мыслей и перестать сверлить взглядом дренейского пророка. Слова архимага, так естественно перекликающиеся с недавними словами Медива вызывают у последнего непрошенную полуулыбку, которая быстро скрывается за капюшоном: — Что ж, я могу её понять… И если потом окажется, что желание эльфийки нацепить на Иллидана ошейник означает не попытку держать на цепи, а нечто совсем другое, Медив тоже не удивится. Думать о юном короле и его реакции сейчас абсолютно не хотелось. Будь что будет, в конце концов. От этого никуда не деться, ведь Кадгар решил всё за всех, и даже Медив не нашёл в себе сил воспротивиться его решению. Или не нашёл желания делать это. Открытый портал чувствуется чертой над пропастью. Последним шагом, после которого вернуться назад будет уже невозможно. Медиву становится жутко. Так просто распрощаться со свободой, с возможностью быть собой, а не сосредоточием знаний для Сопротивления… И вот ведь нелепость: этот дурацкий ворот-ошейник надеть на Кадгара, а заарканенным чувствует себя Медив. — Я… В глазах бывшего ученика — готовность рваться в бой. Не тот, что ежеминутно происходит на полях сражений. В бой за душу Медива, надо полагать. Так что арканист просто не может не оправдать ожиданий. Только не теперь. — Я воспользуюсь другим путём. Встретимся на месте. Сделав шаг назад, Медив сначала прислонился поясницей к каменному ограждению, а потом перевалился через него, в мгновение исчезнув и полетев вниз. Через ещё одно мгновение в воздух вспорхнул чёрный ворон. Сделав круг над головами пророка и архимага, ворон издал громкий крик, призывая их к действиям, а потом полетел прочь по направлению к Серебряному анклаву. Он мог бы скрыться так, в виде птицы. Улететь, закрыться магическим шумом и вновь пропасть, будто его и не было. Но, во-первых, Кадгар всё равно умудрится найти его, из-под земли достать, а во-вторых, это было бы нечестно по отношению к Кадгару. Да и чего уж скрывать, Медиву было любопытно, чем всё это кончится. Чьей-нибудь смертью, надо полагать. Ворон, нагло летающий в здании и словно знающий дорогу — это необычное зрелище даже для Даларана. Найдя четверку предводителей Сопротивления, птица приземлилась на пол, но обращаться человеком не спешила. Портал всяко быстрее, чем полёт, и у Кадгара была возможность подготовить ночных эльфов к грядущей встрече. Птица внимательно посмотрела на Иллидана. От него, конечно, не скрылась природа существования ворона. «Кадгар, я не могу обещать тебе, что буду вести себя покладисто», — мысленно сообщил арканист своему ученику. — «Ты ведь на это и не рассчитывал, я надеюсь?» Когда Медив всё же обратился из птицы в человека, его лицо всё так же полускрывал капюшон. А ещё магу отчаянно не хватало посоха, на который можно было бы опереться. Он вдруг почувствовал себя сильно старше, чем есть. Удивляет ли Кадгара то, что Медив отказывается следовать за ним в портал? Едва ли. Учитель никогда не был ведомым, поэтому и сейчас поступает так, как желает его дух, а архимагу остаётся лишь провожать взглядом чёрную птицу, поймавшую поток ветра в широко распахнутые крылья. Велен тоже смотрит вслед ворону, после оборачиваясь на Верховного, так и не ступившего ещё в открытый портал. — Ты уверен в том, что делаешь? — дреней звучит так, словно заранее знает ответ, но, вероятно, хочет услышать его от самого архимага. Тот наклоняет голову, качает ею и поднимает уже с короткой улыбкой. — Возможно, ещё ни в чём в своей жизни я не был так уверен. — Тогда удача на твоей стороне. Не позволь кому бы то ни было лишить себя этой уверенности, — Пророк неожиданно многословен и звучит не просто как боевой товарищ, а как тот, кого трогает судьба архимага. Это новый поворот, но Кадгар принимает его, как принял многое за последние несколько дней. Кивает и делает последний шаг… . чтобы выйти в коридоре перед двумя другими своими соратниками. Один с возгласом тут же сокращает между ними расстояние, чтобы хлопнуть по плечу тяжёлой пятернёй. — Маг, рад видеть. С утра ты звучал странно, и я хотел отправиться за тобой. — Мы хотели, — Майев поправляет его с привычной педантичностью, звуча искажённо из-под своего шлема. — И, Кадгар, ты не знаешь, что за искажение силы пришло в город совсем недавно? Не более получаса назад? Возможно, эльфийка не ожидает, но Верховный кивает, едва слышит её вопрос. — В связи с этим я и нашёл вас двоих сейчас. … — Я отказываюсь верить, что ты сделал это по доброй воде, — Стражница, сложив руки на груди, нервно стучала пальцами, закованными в металл, по своим плечам. — А я как раз тебя очень хорошо понимаю, маг. Если бы у меня был шанс переиграть что-то в прошлом, я не стал бы отказываться, — словно не чувствуя, как Майев прижигает его горящим взглядом, Иллидан пожимает могучими плечами. Рисунок на коже дёргается следом. — Где твой Последний Хранитель? Хочу приветствовать его. Кадгар, как раз поймавший мысленное обращение Медива, отступает, чтобы ворон, совсем недавно появившийся в коридоре, и охотник могли увидеть друг друга уже в истинной своей природе. Превращение учителя молниеносно, и вышколенная Стражница выхватывает из-за спины глефу, ощериваясь, но Верховный вскидывает руку. — Майев, — в голосе звучит просьба, хотя окрашен он твёрдостью и едва ли не холодом, пока архимаг занимает место подле своего спутника. Звук скрежетания металла о металл заставляет Медива чуть напрячься и бросить взгляд на Майев, чьи глаза светились почти гневом сквозь узкую щель забрала совиного шлема. Да, с некоторыми будет сложно — Кадгар не ошибся. Если эльфийка выхватывает оружие, зная о том, кто должен явиться на аудиенцию, её вспыльчивости стоит опасаться. Впрочем, внезапной доброжелательности охотника на демонов тоже не стоит доверять так сразу. — Иллидан Ярость Бури, — Медив едва заметно кивает в приветствии, а потом вновь переводит взгляд на Стража. — Майев Песнь Теней. Вот ведь незадача: Медив не будет давить свою природную гордость в зародыше, чтобы произвести хорошее впечатление на тех, кто относится к нему с большим недоверием. Он мог бы снять капюшон, улыбнуться, попросить прощения за свое экстравагантное появление, поклясться, что он сделает всё возможное для спасения Азерот, но… В конце концов, это же Медив. Арканист делает несколько шагов вперёд, обходит Иллидана и встаёт в метре от Майев, не взирая на то, что она совсем не спешила убирать клинок. — Я буду честен. Я здесь только ради Кадгара. Он меня попросил. И ради него я готов был пойти на не очень радующую меня встречу с кем бы то ни было. Вероятно, некоторым из вас вполне знакомо это — делать что-то вопреки своим убеждениям ради одного человека. Или не человека. На последней фразе Медив кинул взгляд через плечо на Иллидана, ясно давая понять, о ком идёт речь. Впрочем, зрительный контакт длился недолго — вскоре маг вернул свой взгляд эльфийке. — Пожалуйста, убери оружие. Вряд ли я бы попал сюда, если бы Кадгар не был уверен в том, что мне можно доверять. Прекратив нарушать личное пространство Майев, Медив отошёл назад, встав плечом к плечу со своим бывшим учеником. Только сейчас арканист осознал, насколько напряжен был всё время — пришлось расслабить плечи, пока этого никто не заметил. — Одно нас роднит точно: ненависть к Пылающему Легиону. У каждого из нас Саргерас забрал то, что ему дорого. Жизнь, время, родной мир… «Близких». -…И пусть ненависть — ужасная эмоция, если она поможет нам в борьбе против Легиона — что ж, я не против. В моменты, когда Медив особо рьяно пытался бороться с демонами в своей душе, Саргерас обещал одно. «Я убью мальчишку твоими руками и заставлю тебя смотреть, как он захлебывается собственной кровью и хрипит, отчаянно пытаясь вдохнуть распоротой глоткой». И Медив, опасаясь, что это не беспочвенные угрозы, отдавался во власть падшего титана, лишь бы он не отнял жизнь у Кадгара. Не отнял Кадгара у Медива. Кадгар — это единственное, что вообще позволяло Медиву хоть как-то бороться. Медиву очень хотелось посмотреть Саргерасу в глаза, прежде чем низвергнуть его в ничто. Да, пожалуй, именно это и будет целью Последнего Хранителя. ‘Я здесь только ради Кадгара…’ Слова, прозвучавшие из уст Медива, кажется, ещё какое-то время висят в воздухе, настолько реальные, что, протяни руку — и поймаешь одну из витиеватых букв, пока в ушах ещё будто бы слышен произнёсший их голос. Бывший учитель впервые за последние сутки называет основание для своего появление в Даларане прямо, и архимаг чувствует, как в груди становится горячее. Прошедшие годы приглушают его порывистость и эмоциональность, но они по-прежнему остаются частью его сути, поэтому подобное признание от того, кто долгое время являлся примером для подражания и светочем в постижении магического искусства, а сейчас остаётся самым близким человеком — это и правда нечто особенное. Проходит ещё несколько секунд, и Верховный смаргивает временное наваждение, легко встряхиваясь и возвращаясь в беседу покамест активным слушателем. Зорко наблюдает за Стражницей, чьё недовольство сквозит в каждой принимаемой ею позе, и иллидари, распространяющим вокруг себя ничем не прикрываемое доброжелательное любопытство. Определённо заметно, кто сегодня встал с той ноги, а кто вновь проснулся в дурном расположении духа. — Вы оба знаете, что я не сделал бы ничего, что навредило бы нашему общему делу. Но если остаются сомнения касательно незамутнённости моего рассудка или рассудка Медива, найдите Пророка. Он чувствует присутствие Саргераса, как бы тот не был сокрыт, и мы уже говорили с ним, — когда Последний Хранитель оказывается рядом, закончив вразумлять Майев, Кадгар даже на остающимся между ними расстоянии чувствует чужое состояние. И это тоже непривычно: возможно, что в то время, когда один учился у другого, никогда не затихающий демон возвёл между ними преграды, мешающие эмпатии. Теперь же их не стало, и восприятие будто бы обострилось, подначивая архимага опустить ладонь промеж напряжённых лопаток вставшего поодаль человека, но пока Кадгар этого не делает — вначале нужно решить вопрос с соратниками. Майев как раз вновь звякает оружием — убирает то за спину со вздохом: охотница расстроена, что битва не состоялась. — Хорошо, я сейчас же найду его. И ты пойдёшь со мной, — эльфийка обращается к Иллидану, который на такое понукание громогласно смеётся, но, похоже, ничего против продолжения прогулки не имеет. — Мне не нравится, как легко ты принял его, — кивок головы в сторону Медива, — возвращение. Всё слишком просто. — Не вижу причин усложнять наше и без того сложное положение, — иллидари отзывается и следом тянет широкую ладонь к Последнему Хранителю, чтобы по-панибратски хлопнуть того по плечу. — С возвращением из мира мёртвых, брат. Новая улыбка больше похожа на оскал, и, обогнув магов, охотник движется на выход первым, заставляя Майев поспешить следом, коль она желает обратиться к Велену в компании Иллидана. Кажется, только сейчас Кадгар выдыхает, качая головой на свои же мысли: ох уж эта дипломатия. Выматывает. — Вечером состоится совет, на который должен прибыть король Штормграда. Я предлагаю встретить его перед началом, — архимаг так завуалированно говорит о передышке, чуть медлит и всё же совершает то, о чём размышляет минутами ранее. Широкая ладонь в перчатке поднимается в воздух, чтобы отметить собой спину Медива, да там и остаться. Кадгар чуть улыбается ему, своим видом показывая, что всё хорошо. Тяжёлая рука Иллидана заставила Медива чуть пошатнуться. А они не такие уж и разные, да? Арканист чувствует в нём присутствие Скверны, видит его ядовито-зелёные татуировки. Это подзабытое тлеющее чувство опасности, угрозы, необуздываемой силы… Могущества. — И тебя с возвращением, охотник, — отзывается Медив, чуть кивая. Когда Иллидан и его надсмотрщица скрываются в коридоре, а рука Кадгара останавливается меж лопаток, Медив выдыхает. Он всё ещё напряжен, и теперь архимаг может почувствовать это физически. Руки Кадгара и Иллидана разные. Они оба, отметив его, вели себя более чем доброжелательно, но когда иллидари дотронулся до Медива, тому стало тяжело, словно отпечаток прошлого коснулся разума, оставив там клеймо. Сейчас же… Медив выдохнул ещё раз и положил ладонь на локоть Кадгара в ответ. Теперь встреча с юным королем Альянса видится совсем не в радужных красках. Она и раньше не предвещала ничего хорошего, но теперь, после разговора с Майев, и вовсе приобрела тёмные тона. — Я хочу посмотреть на Совет Шести, — неожиданно говорит Медив. — Взглянуть на тех, кого ты оставил подле себя в управленческом аппарате Даларана и Кирин-Тора. «Остался ли там хоть кто-то из тех, кто, отправляя тебя ко мне, отправлял не ученика, но шпиона?» Неожиданно арканист осознает, что затянувшийся тактильный контакт становится слишком неловким. И разрывать его ни в коем случае не хотелось, потому что это единственное, что позволяло не сорваться в пучину собственных невесёлых мыслей. Медив повернулся к Кадгару корпусом, отпуская его локоть, но не отходя ни на шаг. — И тебя устраивает тот факт, что я здесь не для того, чтобы защищать Азерот, хоть истинная причина моего появления и подразумевает под собой защиту этого мира? Ладонь Медива в старом, но уже появлявшемся за прошедшие сутки жесте, опустилась на голову Кадгара и взъерошила седые волосы, пока никто непрошенный не видит такую вопиющую вольность. — Ты идеалист, юноша Верный. Это даже мило, что после всего, что ты пережил, в тебе осталась капля наивности. Без неё ты вряд ли смог бы добиться того, чего добился. Прожженные реалисты вроде Майев только и могут что защищать самых близких, следуя за угрозой по пятам. Тебе же удаётся большее. Рука так и осталась в чужих волосах, уже не взъерошивая и превращая уложенные локоны в воронье гнездо, а почти ласково гладя, словно на автомате. Поняв, что это уже чересчур, Медив всё-таки убирает ладонь и прячет её в рукаве мантии, отходя на шаг. «Если бы у меня был шанс переиграть что-то в прошлом, я не стал бы отказываться», — сказал Иллидан всего лишь пять-десять минут назад. Будь у Медива такая возможность, он не стал бы ничего менять. Это было бы бесполезно. Единственное, что Медив сделал бы иначе — возможно, рассказал бы Кадгару, насколько он важен, намного раньше. И то имел бы в виду совсем не себя, а весь Азерот. Через прикосновение Кадгар чувствует, что его бывший учитель воспринимает происходящее ближе к сердцу (или уму — всё ещё непросто представить, чем именно руководствуется Медив или в каком соотношении), чем может показаться на первый взгляд. Поэтому ладонь статично не лежит — оглаживает промеж лопаток, без слов утверждая: ‘Я рядом и пропадать никуда не планирую’. — Мне было непросто выбрать, — услышав о Совете, Верховный чуть хмурится. — После войны стоит подойти к смене кадров серьёзнее и внимательнее, но пока… Да ты и сам увидишь. Действительно, куда проще один раз продемонстрировать оставшихся, чем рассказывать о них. К тому же и эти люди должны быть поставлены в известность о возвращении Последнего Хранителя. — Да, устраивает, — ответ на вопрос Медива не заставляет себя ждать. Кажется, что Кадгар ждёт его или предвосхищает. — Скажу больше: меня устроит любая причина, задерживающая тебя в этом мире и в поле моего зрения. ‘Рядом со мной’ — звучит тоже неплохо, но архимаг говорит то, что говорит, смотря с близкого расстояния в глаза своего бывшего учителя. Остающийся лёд между ними топится: один постепенно осознаёт, что второй никуда не исчезает, по крайней мере, прямо сейчас. Ну, а тот… Истинные причины тех или иных действий Медива всегда были прикрыты пологом таинственности. Возможно, постепенно это переменится, но пока что Верховный понятия не имеет, почему Стражу столько по нраву трепать его волосы. Хотя это… приятно. Не избалованный лаской и вниманием, Кадгар легко улыбается: то ли на слова стоящего рядом, то ли на его прикосновения, а после и вовсе прикрывает глаза. Подставляет макушку, как в крайне редкие моменты из прошлого, когда рука учителя не несла наказание, а, наоборот, обещала похвалу. — Если когда-то я смогу раздвинуть границы этого мира, чтобы познать ещё непознанное, я смогу сказать, что жил не зря, — и не разберёшь сразу, серьёзно ли он говорит или шутит. Рука Медива пропадает столь же внезапно, сколь и появляется, и архимаг, встряхнувшись, всё же проходится ладонью по своим волосам, вновь смотря на отступившего учителя. Взгляд светлых глаз блуждает по чужому лицу недолгое время, и Кадгар, разведя плечи, указывает новую дорогу — к Совету. Хотя возможность разделить полуденный чай в библиотеке сейчас прельщает куда сильнее, чем новая волна дипломатического трёпа. … До новой точки архимаг приглашает своего спутника пройтись, коль уж тот не жалует его порталы, да и погода, ветреная, но солнечная, располагает. Поэтому в зал сбора Совета они предполагаемо (если Медив даст согласие) должны попасть через относительно продолжительный промежуток времени. Его достаточно, чтобы слухи, расползающиеся по Даларану достаточно быстро, достигли и тех, кто этим утром определённо не предполагал обсуждать возвращение из небытия Последнего Стража. Собравшиеся (не в полном, но достаточном составе) переглядывались, а тот, кто из них получил мысленное послание, повторяет его ещё раз, но уже вслух, из-за чего новость обретает окончательную плоть и кровь. — Хранитель Тирисфаля вернулся.