Я ухожу.
Макс осторожно скользит по лестнице и тихонько захлопывает дверь, выходя на улицу, и когда она садится в пикап, получает награду в виде победной полуулыбки Нейтана. Вина буквально прожигает в ней дыру, словно раскаленное железо, если бы его вылили ей на горло. Ее храбрость оседает обратно от головы до живота вместе с адреналином и ощущением безнаказанности, и она задается вопросом, не слишком ли поздно выпрыгивать отсюда и пешком добираться обратно. — Я не знаю, что делаю, — выдыхает она. — Никто из нас не знает, сумасшедшая сучка. В том-то и дело, — отвечает он, поворачивая куда-то, отчего Макс клонит в его сторону. — Сказать честно, я не хотела бы взрывать машину. — Да я и не думал, что ты даже осмелишься посмотреть на то, как она будет разлетаться. — Тогда что мы собираемся делать? — она водит пальцем по ткани на углу ее сидения. Она не знает, чего ей ожидать от него, но уверена, что это будет чем-то разрушительным, возможно, поджог, ограбление магазина или избиение бездомных собак, и она должна быть сейчас голосом разума. Вот только в этот период времени она не очень разумна и уверена, что эта поездка будет обернётся катастрофой. Он просто улыбается и едет быстрее, проезжая мимо беспорядочной кутерьмы фонарей. Все время, что они едут, никто не издал ни единого звука, кроме машины, скрежетавшей время от времени, когда он переключал передачи или поворачивал. Она задается вопросом, что бы она сделала, если бы сидела в машине Нейтана Прескотта в другой реальности. Если бы она позволила ему увезти их обоих в какое-то темное неизвестное, если бы она поделилась с ним некоторыми своими секретами взамен на его. Если бы она могла смотреть на его руки, покоящиеся на руле, без настороженности от того, что видит их окрашенными кровью Хлои. Затем он подъезжает к закусочной на заправке и выжидающе смотрит на нее. — Чего ты хочешь? Макс моргает, осторожность уходит, как будто с ее глаз срывают наглухо темную простыню. Ее взгляд бегает по его лицу от глаз до губ, потому что она не расслышала его. — А? Он кивает в сторону меню, подсвеченного позади него. — Еда, чокнутая. Обычно, когда ты идешь в забегаловки типа этой, ты заказываешь еду, — он ловит ее взгляд на своих губах и лениво улыбается. — Если ты будешь молочный коктейль, то это единственное место, где его можно купить по дороге, — предлагает он, пока Макс думает над своим ответом. — Я не взяла деньги, — признается она и мысленно дает себе пощечину за то, что не подумала об этом. — Я плачу, идиотка. Давай быстрей, у нас нет целой ночи, — он барабанит пальцами по рулю. — Хорошо, тогда я буду молочный коктейль, — она отворачивается от его улыбки, которая не изменилась с тех пор, как Нейтан показал ей ее в больнице. Она кажется ему слишком хищной. — Спасибо, — неловко добавляет она. — Хорошо, тогда два шоколадных коктейля, — кричит он, и Макс сосредотачивается на приборной панели перед ней, которая безупречно чиста для пикапа подростка. Она задается вопросом, так ли этот парень, чьи эмоции и действия скользят вокруг нее, как жирная олифа, аккуратно относится ко всем своим вещам. Он протягивает ей молочный коктейль и затем выезжает на дорогу, потягивая свой. — Итак, сумасшедшая сучка… — Перестань меня так называть, — прерывает она, делая глоток из своего собственного. — Ладно, Макс, — протягивает он, закатывая глаза, — ты пиздецки тихая. Это напрягает меня. Макс смеется, но когда она поворачивается к нему, он больше не улыбается, а лишь внимательно смотрит на нее. — Мне непривычно быть в таких ситуациях, — объясняет она и указывает на пикап, коктейль и ночное небо за окном. — Так что я действительно не знаю, что сказать. В любом случае, из-за чего тебе нервничать? Ты же не девушка в машине со странным парнем. Он фыркает и качает головой. — Странный парень со странной девушкой; всякое может случиться. — Э-э, нет. Не совсем, — отвечает она, выпрямляясь в сидении, скованная ремнем безопасности. Ее снова охватывает желание бежать. — Расслабься, сумасшедшая Макс. Я пошутил. Тебе не придется убивать себя. — он кивает в сторону пассажирской двери, за ручку которой она ухватилась, даже не осознавая этого. Он затихает, и Макс видит, как подергиваются мускулы на его челюсти. Он снова стучит по рулю. — Я не люблю тишину, — говорит он через мгновение. — Я не люблю думать. Разговор обычно означает, что я не думаю, верно? Поэтому тишина заставляет меня нервничать и загоняться. Нейтан не вдается в подробности, и она изо всех сил пытается что-то сказать, чтобы прекратить молчание. — На что это было похоже для тебя? — выпаливает она тихим голосом. — Что ты имеешь в виду? — Нейтан сворачивает с главной дороги и ставит в подстаканник свой недопитый коктейль. — Лекарства, терапия, то… Что бы ни привело тебя туда в первую очередь. — Дохуя вопросов, да? Что это, психическая связь или что-то в этом роде? — Я не псих, — парирует Макс, и он смеется. — Я не знаю, что ты хочешь услышать от меня. Этот мир облажался когда-то раньше и сейчас мы все в полном дерьме. Иногда это портит тебе жизнь. Иногда ты не понимаешь всю степень ебливости всего, что ты делаешь, пока он не смотрит на тебя из огня, дым от которого закрывает облака, высотой с деревья в обзорном парке, — кажется, что его глаза горят собственным огнем, и Макс быстро отворачивается. — К этому привыкаешь, — продолжает он, повторяя слова, которые она сказала Кейт ранее. — Вот и все, правда. Это только вызывает у нее больше вопросов. — Какой я была раньше? — она пробует другой вариант. — Знаешь, до больницы? Я была такой же, как сейчас? Нейтан сворачивает и ставит обратно все еще недопитый коктейль. — Даже не знаю. Я увяз в собственном дерьме. Я помню, что ты слишком близко подходила к лицам людей в то время, когда окончательно свихнулась. Ты определенно зацепила Викторию, но знаешь, она вроде как это заслужила. — он бросает на нее быстрый взгляд; края его лица смягчились, но затем он снова смотрит на дорогу. — Но до этого? Перед всей остальной хуйней, что с тобой приключилась? Я не знаю. Ты была тихой, держалась подальше от людей. Ты была просто Макс, кем бы ты ни была. В любом случае, слишком скучна для фабрики слухов. — Так я скучная? — удивленно спрашивает она. Она не может представить, как приближалась к чему-нибудь лицу, не говоря уже о Виктории. Но затем она понемногу начала вспоминать, как Виктория толкнула ее в стену, бросила яблоко в суп, сбила ее с ног, когда она проходила мимо, и почувствовала, как гнев начал возвращаться в ее вены, и пульсировать в голове. — Я не это сказал, — ворчит он, и они подъезжают к старому складу. На улице темно, над головой вырисовывается здание, в котором гниет и провален в нескольких местах потолок. Нейтан глушит машину, но сидит на месте, не двигаясь. Он поворачивается к ней, забирает у неё из рук опустевший стакан и бросает его в мешок для мусора позади себя. — Ты, Безумная Макс, на самом деле, вовсе не скучная, уж поверь словам наиахуевшего торчка всей Аркадии Бэй, что попробовал за свои девятнадцать больше, чем кто-либо за всю свою жизнь. — он несколько раз настойчиво постукивает по ее виску. Она вздрагивает от его прикосновений и от прозвища, которое звучит из его уст больше насмешливо. — Думаю, мне стоит поблагодарить тебя, — говорит она, но он уже вышел из машины. — Пойдем, кричит он и уже направляется, засунув руки в карманы бомбера, к заброшенному зданию. Макс нерешительно следует за ним и, когда он наклоняется под разбитой гниющей доской, свалившейся с разрушенного потолка, минуя лестницу, протягивает ей руку. Она хватается за нее, и Нейтан неловко поднимает ее на тот уровень, где находится сам. — Это, — говорит он, указывая на дыру в потолке, — моя гавань, — звезды разбросаны по клочку неба над ними, и Макс снова замолкает. — Я прихожу сюда, когда не могу заснуть. Я имею в виду, у меня есть лекарства от бессонницы, но блять… Иногда я предпочитаю просто смотреть в небо. Макс сидит, скрестив ноги, и смотрит через дыру в потолке, но Нейтан дергает ее за руку, и она откидывается на спину рядом с ним. — У тебя не получилось бы нормально увидеть всю эту ебень, — поясняет он. Она может одновременно слышать и чувствовать его дыхание рядом с собой, неустойчивый подъем и опускание его груди, беспокойство его рук, когда он слегка шевелится. — Правда? — он кивает в небо, и Макс тоже кивает. — Это красиво, — добавляет она, и он усмехается. — Нихуя подобного. Это безнадежное дерьмо. Это все эти маленькие вспышки света, которые продолжают удаляться. Это… — Красиво, — настаивает Макс, на этот раз не смеясь. — Ты нервничаешь из-за меня, а? — Что? Нет, я не. Он усмехается. — Да, ну, через несколько миллиардов лет или что-то в этом роде, все развалится и разлетится, пока не останется пыль. — он указывает на разрушающееся здание, в котором они лежат. — Это будет похоже на этот хлам, только в небе. Ничего не останется. Ты думаешь, это красиво? — Да ладно тебе. В темноте всегда есть красота. Ты просто должен знать, где ее искать. — она поднимается на локтях, поднимает лежащую сзади разбитую оконную раму и держит ее между ними. — Видишь? Сломанная и бесполезная, но держу пари, что в какой-то момент отсюда открывался довольно красивый вид. Нейтан странно смотрит на нее, приподняв бровь, прежде чем выхватить у нее рамку и отбросить обратно назад. — Ну так, зачем тогда приходить? — она спрашивает. Нейтан просто скрытно улыбается. — У тебя все ещё галлюны? — спрашивает он, и внезапная смена темы заставляет ее врасплох. Она садится и поворачивается к нему. Он смотрит вверх, не встречаясь с ней взглядом. — Я не знаю, — вместо этого она обращается к его куртке. — Я все еще вижу кошмары. Они не такие отвратительные, как галлюцинации. Скорее они стали помягче или что-то в этом роде. Я имею в виду, Уоррен не… — Уоррен? — Он обращает свое внимание на нее, и ей жаль, что она не промолчала. — Уоррен Гейхэм? Какого черта он с тобой сделал? — Что? Ничего, — но он садится так внезапно, что она чуть не падает с миниатюрного второго яруса, на котором они сидят. — Нет, я имею в виду, он был в моих галлюцинациях. — Что он делал? — он приподнимает бровь. Макс вздыхает, пытаясь выдохнуть тяжесть в груди. — Какое-то хреновое дерьмо, — говорит она, потому что это все, что она может сказать. Он не наседает. — Это он поднялся на крышу, — медленно и на удивление тихо с хрипотцой говорит Нейтан. — Когда ты чокнулась окончательно. Он поднялся туда, пытаясь тебя успокоить. Я имею в виду, вся эта блядская компашка гиков и задротов поднялась за тобой через секунду, но, блин. Я был уверен, он бы пошел за тобой вниз с этой блядской крыши, если бы ты спрыгнула. Она представляет эту картину, когда Прескотт заканчивает предложение, в черноте под ее ногами, в крошечном мире мёртвых звезд над ними. Она чувствует, как дождь бьет по ее рукам, словно маленькие камешки, и голос Уоррена ищет опору в разваливающихся стенах амбара, чтобы усилиться. Максимум. Макс, нет. Он близко, но недостаточно, ибо дождь уносит его голос вместе с далеким раскатом грома. Она моргает, глядя в изучающие ее глаза Нейтана, его взгляд любопытный, исследующий, и есть что-то в нем более темное, чем чернота под свисающими ногами и над их сырыми от влажности волосами, чего она не может разобрать и понять. — Что? Что ты, блять, сказал? — она перестаёт изображать эту сцену у себя в голове, но паника все еще словно сидит рядом с ней, как ощутимая полуплазменная тень. — Почему мне никто не сказал обо всем этом? — Почему я не могу это вспомнить? — вот, что она имеет в виду, но если эти воспоминания — нити, связывающие ее, то ее руки уже полностью обмотаны без малейшего просвета белесой кожи. Нейтан смеется, тем же диким смехом, что он заражал ее палату в больнице, и продолжает смеяться, пока не запыхается. — Потому что ты гребанный нежный цветок, вот почему. Тебя не так сложно снова сломать, дурилка. Его смех выводит её из себя, и ей не нравится то, что он оставляет каждый раз после себя. — Да я, сука, справлюсь с этим, — говорит она, и он снова смеется. — Ты полон дерьма, Нейтан, — Макс спрыгивает на первый этаж. Она не знает, почему его смех злит ее, каким-то чертом так получается. Словно иглы вонзаются в ее кости, и ей нужно отойти от этого ощущения. — Макс, — говорит он, его смех заглушается и буквально умирает в горле. Когда она уходит, он спрыгивает за ней. — Эй, Макс. Я не считаю, что ты не справишься. Я не думаю, что ты слабачка, ясно тебе? Она продолжает идти, а Прескотт бежит за ней, хватая ее за руку, чтобы остановить. — Отпусти меня, — рявкает она. — Я бы не сказал тебе этого, если бы подумал, понимаешь? Давай, блять, не уходи от меня. Ударь меня, если тебе станет легче. — Он бьет себя по груди ее рукой, и она пытается вытащить ее из его цепкой хватки. — Я не собираюсь спускать всю свою хуйню на тебя, Нейтан. Его глаза широкие и дикие, он смотрит сквозь нее и в это же время в нее. Она практически видит, как их огонь мерцает теперь и в ее зрачках. — Разве нет? — Я просто устала от того, что все относятся ко мне так, будто я сломаюсь от любого их слова, — говорит Макс, убирая свободной рукой волосы, пока не схватит их у корней. — У меня ощущение, что меня просто кинули здесь, а я ни черта не помню, даже саму себя. Его рука все еще обнимает ее руку, а после расслабляется, скользя вниз, чтобы поймать ее запястье. — Я знаю, — говорит он и закрывает глаза, улыбаясь от того, что ему удалось утихомирить Макс, которая сейчас выглядит немного истеричной. Она дрожит, и его глаза открываются, когда он ощущает мурашки на внешней стороне ее предплечья. Нейтан отпускает ее руку и сбрасывает с себя куртку, накидывая ее на плечи Макс. — Давай. Твою задницу нужно вернуть домой до восхода.Глава 6
21 ноября 2020 г. в 15:00
Макс ворочается в своей постели, одеяло опутывает ее руки и ноги. У нее прекратились галлюцинации, но ей все снятся жгуты, туго стягивающие ее конечности, пока суставы не начнут трескаться. В своих снах она мечтает упасть, подвешенная на веревках, раскачиваясь навесу, пока дождь на фоне окутывает окружение в монохром. Она резко просыпается, ее простыни все еще обвивают ее исхудавшие руки. По совету мисс Уайт, она начала считать каждый свой вдох и выдох, даже когда они настолько частые, что и подумать горестно об их подсчете. У нее прекратились галлюцинации, но ее сны почти также отвратны. Макс смутно задается вопросом, в чем разница между ними, пока сидит, прижав колени к груди и старается проснуться, чтобы прекратить свои неприятные размышления. Она снова просыпается, снова гадая, где она сейчас, и будет ли все по-другому в следующий раз, когда ее мозг очнется от кошмарных сюжетов.
Уже за полночь, а она все еще не решила, хочет ли пойти с Нейтаном или нет. Она не хочет скрывать что-то еще от своих родителей, которые все еще присматривают за ней, как будто боятся, что с ней снова произойдёт подобное, отчего она снова сляжет в койку лечебницы. В последнее время их надзор за ней усилился, а улыбки потеряли искренность, ведь они очень устали, но стараются держаться ради неё.
Но потом она натягивает джинсы и завязывает шнурки на кроссовках, и решение само в этот момент каким-то образом принимается за нее. Ее мозг спросонья пиздецки опасен.
Он не подъезжает к главному входу, а проезжает мимо предположительно ее окна, один раз сигналя. Макс выглядывает на улицу и видит, как он высовывается и машет ей рукой. Адреналин накатывает на нее с новой силой так внезапно, что у нее начинают ослабевать руки и дрожать колени.
Что я делаю? — думает она, сжимая руками подоконник, чтобы успокоиться. Что я делаю? Да я даже, блять, не знаю, что творю. И меня это больше не волнует. Я просто сделаю это. Я сделаю.