***
— Что между тобой и Нейтаном Прескоттом? — спрашивает Уоррен, когда они встречаются в следующий раз в библиотеке. Столик, за который они сели — у двери — кажется наиболее безопасным местом. Грэхэм вываливает свои книги на стол, разделяя теми пространство между ними. Он принес все: от истории до физики, причем последняя, вероятно, была его собственным домашним заданием. — Ничего, — быстро отвечает она. Она пододвигает свой стул к столу, сваливая рядом с собой стопку домашних заданий. — Мы просто вместе ходим на терапию. Она изучает взгляд Уоррена и то, как его глаза блуждают по ее лицу. Она понимает, что не знает, как много хочет ему сказать. Парень напротив нее — совершенно незнаком ей. — Терапия? — повторяет он, его глаза расширяются. Затем он спохватывается и кивает, как будто она только что описала погоду за окном. — Знаешь, он совсем не… подходящий человек, чтобы болтаться с ним рядом, — добавляет он. Макс открывает учебник истории, натыкаясь на какую-то главу, которую не помнит. — Я сама могу за собой приглядеть, — прямо говорит она. — Я не это имел в виду, — отвечает Уоррен, хмурясь, — я просто… если тебе нужен кто-то рядом, помимо него есть множество людей, которым ты небезразлична. Макс снова начинает закипать и едва себя сдерживает, чтобы не высказать ему всё, когда замечает, как брови выдают его обеспокоенность. Она вздыхает. — Расскажи мне о гражданской войне, — вместо этого говорит она. — Что-нибудь такое, чего нет в этой дурацкой книге, потому что мне кажется, что я прочитала ее сто раз, хотя ничего не запомнила. Мне нужна новая точка зрения — Новая точка зрения — это хорошо, — мягко говорит он. Уоррен начинает лекцию о врачебной практике во время войны, и хотя его слова гораздо интереснее, чем тонна текста перед ней, она все еще не может сосредоточиться. Макс кивает, когда он спрашивает ее, но он продолжает уходить все дальше и дальше, и этого вполне достаточно, чтобы она могла отвлечься на шум дождя. Макс вспоминает, как не так давно сидела с ним за столом, в другой библиотеке, в другой школе, и они готовились совершенно к другому предмету. Уоррен был погружен в домашнее задание по химии, а она — в учебник по английскому. Уоррен забросил ноги на стол перед ней, и она брезгливо скинула их. Кейт опустилась на стул рядом с ней, когда они жаловались, что у них слишком много домашних заданий на эти выходные. Уоррен пошутил, что хотел бы просто запрыгнуть в ТАРДИС и улететь в понедельник. Макс не обладала способностями. Во всяком случае, не тогда. Не сейчас. Стол накренился, и она почувствовала, что падает. Смех Кейт и Уоррена смешивается с дождем вокруг нее, что хлещет ей в лицо, холодный и пронизывающий кожу. — Макс, — голос Уоррена прорывается сквозь ее мысли, и она понимает, что рассматривала дверь. Стол под ее ладонями все еще стоит прямо. — Хочешь перенести на другой день? Ты выглядишь устало. Она трет глаза, которые кажутся сухими и тяжелыми, как будто она не спала тысячу лет. — Да, я тоже так думаю. Извини. — Без проблем. Тебя не нужно довезти домой? Она слегка улыбается ему. — Моя мама забирает меня, но спасибо, — она чувствует его взгляд на своей спине, изучающий ее, пока она собирает свои книги. Они направляются к двери, но он задерживается в дверном проеме. — Знаешь, если тебе когда-нибудь понадобится поговорить с кем-то или что-то ещё, ты можешь просто позвонить. Даже если это просто для того, чтобы поболтать о плохом дне, или тебе скучно, или еще что-нибудь, — он чешет затылок и пытается скрыть яростный румянец на лице, отчего улыбка Макс становится еще шире. В этом нет ничего страшного или пугающего. Но почему-то это пугает ее больше, чем должно. Она тронута этим легким жестом, хотя уверена, что часть его — жалость, часть — то, что осталось от произошедшего в тот день на крыше. Тебе не нужна моя жалость. Слова Нейтана эхом разносятся вокруг нее, и Макс думает, что он, вероятно, прав. — Спасибо, Уоррен, — говорит она, толкнув рукой входную дверь. Грэхэм кивает в ответ. Она чувствует на себе его взгляд, направляясь к машине матери, и думает, что ее это тяготит, когда они отъезжают. Снаружи ярко светит солнце, облака белые, а улицы сухие. Она все еще слышит отдаленный шум дождя.***
Макс сожалеет, что слова Уоррена не застряли у нее в голове, потому что, когда она проходит тест по истории, она почти уверена, что завалила его. Она постукивает карандашом по бумаге, перечитывая слова, пока те не теряют смысл. Она вздыхает и продолжает свое эссе, хватаясь за любые детали, которые может вспомнить, но она почти уверена, что в этот момент она бездумно вытаскивает кусочки из шляпы в своей памяти. Она проводит свой перерыв в библиотеке, запасаясь любыми книгами, которые она может найти, относящимися к гражданской войне, но куча скоро становится слишком устрашающей. — Нужна помощь? — спрашивает мягкий голос с другой стороны полки. Глаза Кейт смотрят на нее из только что созданного пустого пространства, и Макс застенчиво улыбается. — Может быть. Я думаю, что здесь я по уши в дерьме. Я должна была просто обратить внимание на Уоррена, но у меня было много забот. — Может, тебе стоит немного сузить круг, — добавляет Кейт, глядя на высокую стопку, которую Макс переносит на свободный стол. — Я даже не знаю, с чего начать, — стонет Макс, но Кейт уже сидит за компьютером и открывает систему каталогов. — Я чувствую, что ничего не знаю. — Преимущества работы в библиотеке, — бросает она через плечо. Она делает несколько заметок на листе бумаги и отрывает его, изучая стопку книг Макс, когда возвращается. Она сужает список до пяти, и Макс вздыхает с облегчением. — Уоррен Грэхэм же помогает тебе учиться? Как ему не стыдно! Он должен был заставить тебя сделать это вчера, вместо того, чтобы ты сейчас старалась прочитать весь ряд отечественной истории за один присест. — Мне бы и не пришлось этого делать, будь я внимательнее в первый раз, — замечает Макс. Когда Кейт хмурится, Макс понимает, что та восприняла это действительно как «первый» раз — до больницы. И это тоже уже не первый раз; не для неё. И ее дыхание прерывается, когда она ищет способ не показывать этого. — Не будь так строга с собой, — бормочет Кейт и уносит ненужные книги. Она исчезает за полкой, когда Макс открывает первую книгу, смутно улыбаясь, видя, что она о медицинской практике во время войны. — Думаю, это поможет, — говорит Кейт, когда возвращается. Она протягивает небольшую книгу, которая не имеет ничего общего с гражданской войной. — Сильвия Плат? — спрашивает Макс, узнав обложку, недоуменно хмурясь. — Она очень помогла мне в прошлом году. Думаю, она и тебе поможет. Я всегда находила поэзию приятной пищей. Исцеляющей, наводящей на размышления. Она дает нам слова, когда мы не можем их найти. Макс листает книгу, некоторые из стихотворений так же знакомы, словно ее старые уроки английского. Однако один привлекает ее внимание сильнее, чем любой другой.Сегодня ночью в свете звёзд бесконечно малом струят Цветы и деревья прохладный свой аромат. Иду меж ними, не замечена ни теми и ни другими. Думаю иногда, что во сне Я похожа на них вполне — Мысли мои покрываются мглой.
Макс сглатывает, переворачивая страницу, чтобы освободить свои мысли. Она представляет себя в лесу, а не в переполненном коридоре — студенты как деревья, шум их разговора как аромат деревьев и цветов. Она снова перечитывает первую строчку и чувствует, как что-то чудовищное сотрясает ее грудную клетку.Я вертикальна, Но горизонтальной быть куда удобней.
Она снова видит темную поверхность крыши под ногами, дождь, обрушивающийся на нее. Похоже, я не могу оставаться в вертикальном положении. Слова кажутся ей незнакомыми, когда она читает их. Она прочищает горло и заставляет себя улыбнуться, закрывая маленькую книжечку. — Ух ты, — наконец выдавливает она. — Это… это здорово, Кейт. Спасибо. — Пожалуйста. Я должна закончить расставлять эти книги по полкам, но дай мне знать, если тебе нужна будет моя помощь. Когда Кейт уходит, Макс возвращается к стихотворению, читая его снова и снова, позволяя словам омывать ее, как дождю. Она все еще слышит дождь, отдаленный его стук о землю у своих ног. Это одновременно и тревожит ее, и разжигает что-то теплое в груди. Она кладет книгу в стопку и пересчитывает все вместе. Когда она выкладывает другие книги в свой шкафчик, она убирает книгу Плат в сумку, чтобы читать во время урока. Тепло не выходит из груди, тепло не покидает ее.***
Макс роется в старой коробке с фирменной наклейкой Аркадии Бэй. Она уже достала полароидные снимки, но коробка все еще стоит у нее в шкафу, и она просматривает ее, когда ей больше всего не хватает Хлои. Такие дни, как этот, когда солнце слишком яркое и умоляет ее поехать в грузовике Хлои по его следу, самые тяжелые. Она проводит пальцем по пиратскому рисунку на компакт-диске в руках. Такое ощущение, что прошло уже десять лет с тех пор, как она в последний раз видела его в комнате Хлои, в альтернативной ветке времени. Она вставляет его в стереосистему, слабо улыбаясь, когда слышит первый знакомый аккорд. Она запихивает коробку обратно в шкаф, сбивая с полки несколько книг. У нее есть две книжные полки, и та, что в шкафу, кажется, служит местом для книг, о которых она забыла или от которых не хотела избавляться. Некоторые из них выглядят так, словно их никогда и не открывали. Ее взгляд привлекает выцветший синий альбом. Это единственный упавший предмет, который технически не является книгой, и она лениво листает его страницы. Внутри — фотографии Хлои, некоторые из тех времен, когда они были детьми, некоторые, где на ее лицо уже спадает копна синих волос. На одной Макс качает Хлою на качелях, на другой они строят форт из старых картонных коробок. Их снимок с Макс, забирающихся в грузовик Хлои и мчащимися прочь от Нейтана после того, как он напоследок пинает в дверь. Она задерживается на этой странице, Нейтан перед ней уже уже кажется ей совершенно незнакомым, в отличие от того, с которым она знакома здесь. Она быстро переворачивает страницу и видит фото Хлои, развалившейся на постели с косяком, задумчиво зажатым в руке. Содержимое последней страницы является ей водоворотом серого, кружащегося вокруг нее. Слова, нацарапанные внизу, преследуют ее с тех пор, как она слышала их в последний раз. Не забывай обо мне. Глаза Макс заволакивает пеленой, она смахивает слезы, закрывает книжицу и кладет ее обратно на полку. На пол падает записка, торопливо накарябанная в тот день, когда Макс собирала вещи. Либо лист так и не был отправлен, либо Макс спрятала его обратно на полку. Она хватает его и берет ручку со стола. Колфилд набрасывает слова поверх исходного текста и прикрепляет лист к доске над столом. Не забывай обо мне. Красные чернила растекаются по бумаге, как обещание. Она тысячу раз рисовала карту, красную нить со всеми способами, которыми она могла ее найти, но в конце все еще сильнее запутывается. Макс даже не знает, с чего начать. От Хлои она тоже не получала писем. Она помнит, как в тринадцать лет сидела в том же кресле, держа перед собой чистый лист бумаги, и изо всех сил пыталась подобрать правильные слова. Ни одно из них не казалось правильным и сейчас, даже когда она запечатывала то, что, вероятно, было ее десятым письмом. Она уже не в первый раз думает о том, чтобы самостоятельно добраться автостопом, дабы найти Хлою. Чтобы посмотреть, не лежат ли письма просто в чужом почтовом ящике и не выносят ли их вместе с мусором. Однажды, пару недель назад, она попросила навестить Хлою. Ее родители обменялись взглядом, который длился так долго, что Макс подумала, что они забыли ответить. Когда она проходила мимо их комнаты той ночью, спустя долгое время после того, как они решили, что она заснула, она уловила фразу «…подпитать свою одержимость», и Макс решила оставить эту тему. Они никогда полностью не поймут. И она слишком боялась того, что произойдет, если она постучит в ее дверь, но какая-то пожилая дама поприветствует ее и отправит восвояси. Она слишком боялась зайти в тупик. — Нет ничего постоянного, — снова повторяет она себе, устраиваясь в постели. Она найдет способ как-нибудь вернуться.***
Она бьет рукой по экрану своего телефона, когда ее будильник начинает вопить, нащупывая кнопку «ОК». Когда он, наконец, отключается, она перекатывается на бок и смотрит на пузырек с таблетками на тумбочке. Прошло уже две недели, даже больше, если считать пребывание в больнице. Химикаты, просачивающиеся в ее кровь, закрывают двери в ее сознании и открывают окна вместо них. Когда закрывается дверь, открывается окно. Или что-то в этом духе. Макс с трудом может вспомнить время, когда не принимала препараты, как только просыпалась. Как будто она берет частичку этого мира и помещает ее в себя, изменяя настоящую себя под этот мир тем самым. Она задается вопросом, и не в первый раз, почему она вообще их принимает. Она почти чувствует, как привязь рвется, словно резиновая лента, и все дверные ручки начинают громко греметь у нее в голове. Ключ в ее руке, может, больше не подходит к замку. Она отмахивается от этой мысли, как от паутины, и кладет таблетку в рот, пока тянется к бутылке с водой рядом с собой. Когда она собирается в школу, вокруг нее витает одиночество. Толстовка на молнии, волосы причесаны, безмолвная спальня. В глубине души она все еще ожидает услышать бормотание студентов за дверью, мягкий гул музыки. Каждое утро с тех пор, как она вернулась домой, она набрасывала одеяло на свою стереосистему. Она не издает прежнего жужжания, но Макс все равно оставляет ее включенной. Крошечная часть ее боится того, что произойдет, когда она проснется и забудет ее включить.