***
Макс расчесывает волосы, звук стереосистемы стихает у нее за спиной. Она хмурится, постукивая по динамику, но тот лишь потрескивает в ответ. Он старый — с шести лет у нее, а до этого принадлежал ее родителям. Но он был таким же прочным, как стены ее спальни. Ее волосы, кажется, не укладываются этим утром. Макс не знает почему так происходит именно сегодня и убирает их с лица, откинув челку, прочесывая затылок, пока не онемеет рука. Убрав с лица верхнюю половину волос, она понимает, что это вовсе не ее волосы. Лицо, которое смотрит на нее, совсем не то, с которым она проснулась вчера. Есть что-то немного иное — что-то большее, чем простое преображение лица, что таращится на неё в отражении зеркала.***
— Похоже, вы с Нейтаном близкие друзья. — лучезарно улыбается ей доктор Уайт. Кабинет доктора Уайт слишком велик для Макс, а беспорядочный круг стульев и кушеток напоминает ей мебельный отдел в комиссионном магазине. Тот, в котором она сидит, выглядит так, будто он прямо из семидесятых. Макс ерзает на стуле и пожимает плечами. Почему-то даже имя Нейтана звучит для нее по-другому, как будто с сердца сняли какой-то другой слой, кожу. — Макс? — спрашивает доктор Уайт. Макс гадает, о которой «Макс» говорит доктор, о каком ее слое. — Он много знает, — говорит Макс и протягивает перед собой руку, изучая ее, замечая, что она не так сильно дрожит. Насколько все это выглядит совершенно обыденно, что, если не считать ногтей, которые она обгрызла впоследствии до кончиков пальцев, она даже не чувствует, что между ними есть какая-то связь. — Что ж, он через многое прошел, чтобы оказаться там, где он находится сейчас. А как насчет тебя? — Она роется в мини-холодильнике за столом, а затем ставит контейнер с посудой на стол. — Ананас? — предлагает доктор Уайт. — Э… нет, спасибо, — говорит Макс, глядя на контейнер. — Как хочешь, — говорит она, отправляя кусок в рот.Играй свою роль, — говорит разум Макс, — или ты никогда не вернешься домой.
— Это трудно, — признается Макс. — Выяснять, что здесь реально, а что — нет. Я помню то, чего не было, и забываю то, что было. — Что-нибудь конкретное? Макс колеблется, сцепив руки на коленях. Когда она моргает, она чувствует цвета стробоскопа под своими веками. Когда она делает глубокий вдох, то чувствует запах пота и алкоголя. Когда она выдыхает, то слышит смех Виктории. Кабинет доктора Уайт слишком обширен и переполнен, и Макс упирается локтями в спинку стула, на котором сидит. На столе у доктора Уайт пританцовывает кот, этакая статуя с круглой головой, которая все время подпрыгивает и смотрит на Макс с комично широко раскрытыми глазами и улыбкой. Она хочет сбросить его со стола. — Я не могу, — бормочет она. Доктор Уайт медленно кивает. — Тогда в другой раз, когда будешь готова. Затем наступает очередь Макс кивнуть. — Просто нужно время. Всегда трудно вернуться к привычному образу жизни, но постепенно все выровняется. Подумай об этом, как о банке содовой, которую встряхивают. Газировка пузырится, и давление нарастает, но через некоторое время оно снова успокаивается. Прямо сейчас твой мозг все еще пытается успокоиться. Сны — это твой способ разобраться в этом хаосе, давлении в банке, если это так называть. И когда все уляжется, ты сможешь заметить, что вспоминаешь все больше и больше. Что-то хорошее, что-то плохое, и это нормально. Вот для чего я здесь, — доктор Уайт кладет ананас обратно в холодильник. — Иногда полезно вести дневник сновидений. Записывай свои сны после пробуждения и перечитывай их время от времени. Это поможет тебе разобраться в своих мыслях, если ты будешь видеть их на бумаге. Но помни, это всего лишь сны. Иногда они смешивают реальные события с фантазией. Все, что они могут поведать тебе, — это то, что у есть тебя в голове. Твои страхи, твои желания, твои переживания. Они не могут сказать тебе ничего такого, чего ты уже не знаешь подсознательно. — Дневник сновидений? — Повторяет Макс, и доктор кивает. Она скучает по дневнику, который был словно ее продолжением. Без него ее сумка кажется чересчур пустой. Возможно, пришло время начать новый. Час тянется намного дольше, чем хотелось бы Макс, и она перекидывает сумку через плечо, кивая на прощание. Сейчас она чувствует себя хуже, чем в начале часа.***
Нейтан проходит мимо нее в коридоре, останавливаясь, словно ожидая ее реакции. Макс ему улыбается, но он только хмурится и расталкивает толпу. Улыбка исчезает, когда она идет на урок истории. Уоррен приветствует ее за столом, вытянув руки во время пересказа какой-то истории. Она едва замечает, когда повествование обрывается, когда он машет рукой перед ее лицом, чтобы привлечь ее внимание. –…волосы сегодня другие? — спрашивает он, и Колфилд медленно кивает. Ее взгляд прикован к Нейтану, который входит в класс за несколько секунд до звонка. Он по-прежнему хмурится, и его угрюмость усиливается, когда он замечает Уоррена за ее столом. Но он позволяет ей исчезнуть, когда смотрит на Макс. Он слегка подмигивает ей, прежде чем направиться к своему столу. Макс чувствует жар яркими пятнами на своих щеках. Она знает, что это ничего не значит, кроме потемневшего лица Уоррена, но не может заставить себя стереть румянец. Уоррен отодвигается от ее стола к своему. Она чувствует взгляд Нейтана, скользящий теперь по потолку, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на него. Улыбка все еще играет в уголках его губ. Еще она чувствует на себе взгляд Уоррена. Когда она оборачивается, то видит, что он хмуро смотрит на нее. Он быстро улыбается, поворачиваясь на стуле так, чтобы снова оказаться лицом вперед. Но как только она отворачивается, то снова чувствует на себе его взгляд. В конце урока Нейтан снова проходит мимо нее, хватая карандаш со стола. Он крутит его между двумя пальцами, прежде чем позволить тому с грохотом вернуться к Макс. — Увидимся позже. — бормочет он, прежде чем выскользнуть за дверь. Уоррен усмехается рядом с ней, и страдальческая улыбка на его лице вызывает у нее желание поморщиться. — Он просто выделывается, — говорит она, собирая свои вещи и поднимаясь со стула. — Конечно, — говорит Уоррен. Он жестом указывает ей идти вперед. Направляясь к двери, она слышит за спиной треск карандаша.***
Курсор, мигающий на экране ноутбука, кажется, издевается над ней. Слова, которые наводняют страницу, словно исходят из какого-то другого источника, из другой Макс, и она чувствует, как скользит по всем существующим в ее сознании временным веткам и их разветвлениям. Одна ее сторона удивляется, зачем ей беспокоиться, когда она знает, что она здесь не навсегда, почему она должна ходить из класса в класс, делать заметки, возвращая их обратно в свои задания. Но есть что-то, что успокаивает ее, когда она впадает в рутину, когда она отвлекается от нее. Словно одеяло накрыло клетку ее мыслей, и все шуршание превратилось в шепот. Вздохнув, Макс стирает несколько написанных ею фраз и берет телефон. Она лишь мгновение колеблется, прежде чем набрать номер. — Уоррен, как у тебя с Данте? — спрашивает она. Колфилд держит телефон на плече и листает тяжелую антологию. Слова расплываются перед ней в черном вихре. — Эээ… я думал, Кейт помогает тебе с этим, — отвечает Уоррен на другом конце провода. — Да, так оно и было. Я просто…я не хочу просить ее о помощи со всем. Мне уже кажется, что она провела большую часть исследований для моего эссе. — Она оттолкнулась от стола и плюхнулась на кровать. — Я немного подзабыл классическую итальянскую литературу, — признается Уоррен, но она слышит стук его клавиатуры, когда он что-то печатает. — На чем ты застряла? — Я должна создать свои собственные круги ада. — И те, о которых я собираюсь написать, все помечены как «круги безумия», думает она. Макс бросает книгу обратно на кровать. Он перестает печатать и смеется. — Это кажется совсем несложным. Так в чем проблема? Она стонет, перекатываясь на кровати так, что книга оказывается прижатой к ее лбу. Проблема в том, что я не могу прижиться здесь. — У меня в голове все смешалось в плохо перемолотый суп из слов. Я не смогла бы написать эссе, даже если бы от этого зависела моя жизнь. — Хм… — говорит он рассеянно и снова начинает печатать. — Твою мать, нет… — ворчит Грэхэм. Она слышит, как что-то падает. — Какого черта ты делаешь? Макс отрывает голову от книги и хмурится. — А? — Нет, прости, это не тебе. Я просто пытаюсь выполнить несколько задач одновременно. Так что у тебя там? Данте? Ад? Что ты думаешь по этому поводу? Позади него раздается знакомый звон. Легкая улыбка тронула губы Макс. — Ты играешь в World of Warcraft? — спрашивает она. Уоррен делает паузу, и она слышит, как шуршит телефон. — Да, извини, у меня слишком громкий звук? Буквально через секунду я буду весь в твоем распоряжении. Если мы движемся в том направлении, о котором я думаю… — он снова делает паузу. — Как ты узнала? Тоже играешь? — Раньше, — отвечает она, вспоминая, сколько раз они играли в прошлой ветке времени. — Ты непременно должна вернуться. Я мог бы положиться на человека, который не будет себя так по-мудачески вести, и что, черт подери, ты делаешь? Макс хихикает, перелистывая страницы своей книги. Разговор кажется таким обычным, таким знакомым, что, когда ее мать заглядывает в открытую дверь, то застает ее врасплох. Ванесса сияет от ее улыбки, подмигивая, когда ставит тарелку с печеньем на стол и оставляет ее, чтобы она продолжила разговор. — Откуда ты знаешь, что я не поведу себя также? — Спрашивает Макс, откусывая кусочек печенья. Уоррен издает что-то похожее на хныканье и кряхтение. — Ох… умоляю. По правде говоря, да, пожалуйста. Прошу тебя, приди и спаси меня от этого ада. — Кстати, об аде, — говорит Макс, и раздается грохот, когда Уоррен с воплем снова что-то бросает. — Готово, — ворчит он. — Итак, Данте. Девять кругов ада. Знаешь, кажется, у меня до сих пор сохранилась прошлогодняя книга Данте. Я купил свой собственный экземпляр, чтобы писать в нем заметки. — У тебя есть собственный экземпляр «Ада» Данте? — Спрашивает Макс. — Да, был где-то. На самом деле это все Божественная комедия. Я могу принести его завтра в школу, если хочешь. — С удовольствием, — говорит она. — Дополнительные заметки могут помочь лучше вбить эту хрень в мой мозг. Он снова делает паузу, и смех, который следует за ним, звучит натянуто. — Отлично. Это… Тогда увидимся завтра. Макс не знает, почему у нее сжимается живот, словно предчувствуя что-то неладное, внезапную перемену ветра. Она пожимает плечами и снова поворачивается к своему эссе и ноутбуку, который все еще мигает ей пустым экраном.***
Дождь вокруг нее ниспадает, точно жемчужные нити. Она слышит, как они трескаются и разбиваются о землю у нее под ногами. Только она не на земле. Она стоит на крыше школы и, хотя в панике хочет отступить, обнаруживает, что приближается к краю. — Кейт, вернись, — слышит она свой голос, но снова губы ее не шевелятся. Она тянется к руке Кейт, потому что та стоит прямо перед ней, паря на каком-то невидимом выступе напротив. Но когда Макс касается своей рукой руки, схватившей ее, та исчезает, и она почти падает, крича о помощи — помощи для Кейт, помощи для нее, и она чувствует, как руки Уоррена обнимают ее, не отталкивая, а удерживая. Она закрывает глаза и наклоняется к нему, ощущая крепость его рук, которые не дрожат и не двигаются, но ощущаются как продолжение ее собственного тела. Она открывает глаза и обнаруживает, что лежит на крыше, а Уоррен стоит над ней на коленях. Она не понимает, что он говорит, но знает, что не может пошевелиться. Ее конечности и грудь тяжелеют, и все, что она хочет сделать, это снова закрыть глаза. — Ты можешь встать? — слышит она голос Уоррена, прежде чем его слова снова затихают. — Я не могу встать… — отвечает она, отталкиваясь от своего тела, выталкивая воздух, но не выталкивая, по сути своей, ничего. — Я не могу… я как будто не могу находиться стоя. — Она не знает, почему говорит это, но когда все, что она может видеть, это горизонт неба над ней, полоса темных грозовых облаков, готовых поглотить ее, это имеет достаточный смысл. Потом ее обхватывают чьи-то руки, поднимают, притягивают, и она чувствует, что исчезает, как и Кейт. На этот раз, закрыв глаза, она их не открывает.***
Ей требуется несколько мгновений, чтобы понять, что здесь темно, потому что ее ночник перегорел. Ее жалюзи задернуты от лунного света. Она тянется к телефону, дважды промахиваясь и сбивая пузырек с таблетками с тумбочки. Они упали на пол с глухим стуком, и она подняла их, перекатывая в руке. Они словно камни в ее руках. Но она неуклюже ставит флакончик обратно на тумбочку и набирает номер Нейтана. — Прости, — говорит она, как только он отвечает, потому что знает, что снова разбудила его. Но его голос ясен от недосыпа, и он отмахивается от ее извинений. — Что, еще один? — спрашивает он и слышит, как гремит своими ключами. — Ага… — говорит Макс, и ее голос настолько дрожит, что она обрывает это слово, прежде чем полностью произносит его. Она натягивает на себя одеяло. — Только не приезжай. Я собираюсь снова заснуть. — Обещания, обещания… — Он не кладет ключи. Она слышит, как они звенят о телефон. — Ты уверена? Мы никуда и не собирались. — Я в порядке. — Она пытается представить себе, как Нейтан крадется в ее комнату, когда она только наполовину одета, а ее родители находятся в другом конце коридора, и она тихо смеется. Это гораздо лучше, чем дрожь, от которой она проснулась. — Так в чем дело? У нее пересыхает во рту, когда она пытается что-то сказать. Его вопрос кажется тяжелее, чем полагалось, и она прижимает руку к губам. — Мне снилась крыша, — бормочет она сквозь пальцы. Ей не нравится, как тяжело звучат ее собственные слова, словно она вдыхает в них жизнь. Чернота под ногами, чернота над головой, чернота под веками. Она отгоняет ее. Он прерывисто вздыхает. — Насколько всё плохо? — спрашивает Прескотт. — Могло быть и лучше. Или хотя бы не так подробно. Или вообще никак. — Она чувствует во рту вкус дождя. — Неведение — блаженство, — утверждает он. Она слегка усмехается. — Почему ты не спишь? — Дурной сон, — она слышит насмешку между словами. — Крыши были? — Нет, только одна девушка, о которой я не могу перестать думать. Она слегка улыбается. — Так почему же все было плохо? — Она не впустила меня в свою комнату, — смеется она, и он позволяет ей, прежде чем выбросить тяжелый вопрос. — Ты планируешь идти дальше? — Не знаю, — запинается она. Она чувствует, как воздух покидает комнату, словно вакуум. — На той крыше была не я. Я не знаю, как двигаться дальше. — Это тебя я поцеловал на днях? У нее снова пересыхает во рту, пока она пытается найти ответ. Этот вопрос весь день вертелся у нее на языке. Однако она не может заставить себя спросить об этом, рискуя разрушить чары, которые взяли верх. — Ты все еще остаешься собой, Макс, — продолжает он, игнорируя отсутствие ответа, — независимо от того, насколько плохой выбор ты делаешь. Макс кивает, чувствуя кислый привкус во рту, но потом вспоминает, что он не видит, как она кивает. — Да, конечно. — Но она не считает, что это так. С каждым днем, проведенным здесь, она вспоминает все больше. Это самое продолжительное время, что она когда-либо оставалась в любой из вселенных, и она не знает, является ли это каким-то эффектом фильтрации от пребывания здесь или она действительно помнит то, что она сделала. Это не кажется временным. Она крепче сжимает телефон, ее пальцы скользят по экрану от пота. — Сколько раз? — спрашивает она. — Сколько плохих решений тебе приходится принимать, прежде чем ты перестаешь быть собой? Последовала пауза, достаточно долгая, чтобы она подумала, что он повесил трубку. — Не знаю, — признается он. — Я ведь все еще здесь, верно? — Но я — не ты. — Ты уверена, что не хочешь прокатиться? — Я иду спать, — повторяет она, несмотря на то, что ее глаза как будто ободраны и склеены. Она еще долго будет бодрствовать. Она слышит, как он хихикает на заднем плане, как будто знает, что она уже не уснет. — Нужна помощь? — Нет, я справлюсь… — его слова настигают ее раньше, чем его тон, и она проглатывает остальные слова. Она чувствует, как кровь приливает к щекам. — Я не настолько отчаялась, извини, — отвечает она. — О, неужели тебе нужно отчаиваться? Она практически видит его дерьмовую ухмылку и стонет в ладонь. — Ты была в отчаянии, когда целовала меня на днях? Еще одна долгая пауза. — Забудь об этом, — наконец говорит он без юмора. Ее рука опускается. — Нет, я не это имела в виду, — торопится она. — Спокойной ночи, Макс, — и телефон замолкает, прежде чем она успевает ответить. Она повторяет свои слова, снова прижимая пальцы к губам. — Молодец, тупица, — говорит она себе. Она устраивается на одеяле, широко раскрыв глаза и еще больше проснувшись, ее пальцы снова зудят, чтобы перемотать назад. Она пытается перезвонить ему. Однако телефон продолжает звонить, и она с грохотом кладет его обратно на тумбочку. Яркий свет экрана вспыхивает на ее столе, отражаясь на стену над ним. Не забывай обо мне, словно кровью. Она снова и снова выводит слова на руке, желая, чтобы их магия вернулась в ее пальцы.***
Макс несет по кружке в каждой руке, пока Кейт роется в кладовке в поисках печенья. — Я знаю, что они где-то здесь, — бормочет Кейт из-за ящика. Что-то громко пронзительно визжит у нее за спиной. Макс подскакивает и чуть не роняет кружки, прежде чем замечает высокую клетку позади нее. — Это что, попугай? Кейт смотрит поверх коробки, за которой стояла, держа в руке пакет с печеньем. — А, это Элизабет. Она милая, — представляет она. Марш протягивает ей палец, который птица нежно покусывает. Кейт сияет очень ярко, чего Макс уже давно не видела, румянец на ее щеках и свет в глазах такие живые, точно кто-то вдохнул в нее жизнь. Что-то сотрясается в груди Макс, когда она смотрит, какое-то зеленоглазое чудовище в ее грудной клетке. — По какой-то причине ты показалась мне больше похожей на кролика, — говорит Макс, заставляя себя улыбнуться. — Я бы с удовольствием завела кролика, но у моей мамы аллергия, — отвечает Кейт. — Так что у нас могут жить только птицы и рептилии. У моей сестры есть огромная игуана по имени Фред. Он довольно обаятелен, если прищурить глаза. — Она смеется, и Макс ловит себя на том, что смеется вместе с ней, даже когда монстр внутри нее извивается и ворочается. — Покажешь мне его в следующий раз. Мне пора возвращаться. У меня еще куча домашних заданий, с которыми надо разобраться прежде, чем идти куда-то… — Она замолкает под удивленным взглядом Кейт, и ее плечи опускаются вперед. Кейт ведет его к заднему крыльцу. — С Нейтаном Прескоттом? — заканчивает она, и ее улыбка становится слабее. Улыбка Макс полностью исчезает. — Мы просто… дружим, — настаивает она, — вроде как. Как бы. Если так можно сказать. — Она выталкивает его лицо из своих мыслей, как пыталась уже несколько дней, но это не уменьшает того, как ее кровь, кажется, воспевает всякий раз, когда она думает об этом. Кейт задумчиво помешивает чай. — Будь осторожна, — говорит она. — Он не такой, каким был в прошлом году, но и без того многое натворил. Он выглядел так, словно готов был затеять драку с кем угодно. И драки эти были бы ужасными. Он отправил несколько человек в больницу. Он поджигал, взрывал все подряд, в особенности машину Мистера Теннингтона. — Она указывает ложкой на Макс, как будто та должна извлечь из этого урок, и делает глоток чая. — Я тоже могла бы это сделать, — говорит Макс, беспомощно пожимая плечами. — О, Макс. Ты совсем не похожа на Нейтана. Ты не можешь сравнивать себя с ним. — Я не знаю. Я не знаю, с чем мне сравнивать. — Не то чтобы она могла сказать Кейт, что приехала сюда после всего случившегося, что она надела туфли, которые никогда не носила и должна продолжать носить. Кейт цокает языком, пытаясь что-то сказать. — Когда они с Викторией были вместе, они распространяли много отвратительных слухов. Они устраивали розыгрыши. — Как на вечеринке, — вмешивается Макс, ее голос выравнивается. Кейт слегка кивает. — И ходили какие-то глупые слухи о том, что я пыталась переспать с Нейтаном. Я почти уверена, что это Виктория начала. В шутку. Но это заставило заговорить и других. И они говорили ужасные вещи. Я не знала и половины тех парней, о которых они говорили. — Ты же не думаешь, что люди в это поверят. Я имею в виду, Кейт, что ты… — Макс, — отмахивается Кейт. — Дело в том, что если о слухах говорит достаточно много людей, их становится все труднее игнорировать. Неважно, насколько они смешны. — Я верю тебе, — говорит Макс, поглаживая руку девушки. — Я знаю, каково это — позволить этому разрастаться, — тихо говорит Кейт. — Держу пари, Нейтан тоже, — добавляет Макс. — Нейтан, — продолжает Кейт, — решил, что это уже не смешно. Он просто обернулся и крикнул: «Конечно, ты ни с кем не спала. Кто в мире стал бы спать с тобой? Только, конечно, это было куда более похабно. — Она съеживается и пытается сделать еще глоток, хмурясь, когда обнаруживает, что ее кружка пуста. Макс хмурится. — Это ужасно, — соглашается она. — Я думаю, что Нейтан всегда будет придурком, но он…пытается. — Она меняет тактику. Хотя трудно не усомниться в ее словах. Это те же самые вопросы, которые она повторяла себе снова и снова. Она не знает, когда перестала обсуждать их. Она уставилась в свой чай, внезапно почувствовав тошноту. Жидкость кружится вокруг нее, и ей кажется, что она падает в черную дыру. Кейт медленно кивает. — Я знаю. Он извинился передо мной в начале семестра. Но ты не можешь так легко заставить человека махнуть на такое рукой. Хотя, думаю, он и сам знает. — Она вздыхает. — Я просто не хочу, чтобы ты пострадала. Макс пожимает плечами. — Похоже, вы с Уорреном в одной команде. Не беспокойся. Я сама могу о себе позаботиться. Мы просто друзья. — Ей кажется, что она лжет, хотя она и сама не уверена, что это правда. Кейт складывает руки перед собой и смотрит на Макс. В уголках ее глаз, в морщинах хмурых бровей таится мудрость, далеко превосходящая возраст Кейт. Она медленно кивает. — Если ты так думаешь, — наконец отвечает она. — По крайней мере, это должно что-то значить. Макс вздыхает и отодвигает чашку. Она едва прикоснулась к нему. — Спасибо, Кейт. Кейт улыбается, как будто ничего не произошло, хотя беспокойство в ее глазах не уступает. — Приходи на следующей неделе, и мы сможем обменяться идеями по поводу эссе. — Конечно, — говорит Макс, поднимаясь, чтобы уйти. — Уоррен одолжил мне свою старую книгу Данте, так что, возможно, это даст мне несколько новых идей. Глаза Кейт следуют за ней, немного расширяясь. — Неужели? Он не из тех, кто легко расстается со своими книгами. Ты, должно быть, одна из немногих избранных. Макс пожимает плечами. — Ничего такого. Это просто Данте. — Мне потребовалось два года, чтобы уговорить его одолжить мне книгу Брэдбери, когда я не смогла достать экземпляр из библиотеки. Он стер большую часть своих записей, прежде чем отдать ее мне. — Зачем? — Спрашивает Макс, пытаясь представить, какую неловкую запись он, возможно, не хочет, чтобы кто-нибудь видел. На этот раз Кейт пожимает плечами. — Уоррен вроде как… разборчив в том, чем он любит делиться. — Наверное, — говорит Макс, хмурясь.