***
— Мне очень жаль. — Макс свисает с верхней перекладины, медиальные части колена скользят по той, когда она лениво раскачивается. Нейтан смотрит на нее снизу вверх. Он хмурится. — За что? — За то, что я на днях сказала по телефону. Я не хотела, чтобы ты воспринял это всерьез. Он закатывает глаза. — Если бы я обижался на все, что ты говоришь, я бы умер от чего-нибудь, подобного инсульту. — Ты, кажется, здорово обиделся, когда повесил трубку. — Значит, ты рассказываешь старому мудрому Доку о своих снах? — Спрашивает Нейтан, игнорируя ее комментарий. — Хм? — Ее учебник алгебры лежит вверх ногами на земле под ней, и она вглядывается в него, желая, чтобы предыдущие объяснения Уоррена внесли в него хоть какой-то смысл. — Я имею в виду, что ты не просто изливаешь мне душу, верно? — Он смотрит на книгу рядом с собой. — Ты заразила меня своими ботанскими микробами. Она берет блокнот и записывает ошибку, обведенную Уорреном. — Тебе не помешало бы больше ботанских микробов, — отвечает она. — Я с ней разговариваю. Всё-таки это тяжело. С ней не так легко разговаривать, как с тобой. Его улыбка слегка тускнеет. — Я не могу исправить это, ты же знаешь. — Я же не жду, что ты наложишь мне на лоб пластырь и скажешь, что все будет хорошо. Нейтан прижимает большой палец к ее лбу и проводит там воображаемую линию. — Бум. Лучше? Она вздрагивает от неожиданного прикосновения и издает слабый смешок. — Даже отдаленно — нет. — Тогда тебе лучше навести порядок в своем дерьме. — Спасибо, доктор Прескотт. Я приму это во внимание. Он ухмыляется ей, начиная неприличный ответ, за что она ударяет его своей книгой. — Какого хрена? — говорит он, отбрасывая учебник. Она смеется и снова поднимает тот, перечитывая остальные уравнения. Она разглядывает его поверх страниц. Нейтан отворачивается, изучая что-то на дереве рядом с ними, и она видит, как в его голове начинают крутиться шестеренки, вероятно, решая, стоит ли вытаскивать сумку с камерой из пикапа. Она задается вопросом, сколько раз он возобновлял прием лекарств, сколько сеансов он прошел, прежде чем смог поговорить с доктором Уайт, насколько часто у него случались срывы. Она задается вопросом, как часто он хотел вернуться в тот мир, который он создал в своей голове, что заставило его решить, что это не было реальным с самого начала. Она не знает, что творится в голове у Нейтана, но уверена, что это не то же самое, что у нее. Где-то там есть версия Хлои, живая и, может быть, путешествующая по всей стране; когда-то она существовала. У Макс есть полароидные снимки, чтобы доказать это. Когда Нейтан смотрит на нее, Макс понимает, что он задал ей вопрос. И неоднократно, с каждым разом повышая тембр голоса. — Что? — спрашивает она, снова роняя книгу. Он отрицательно качает головой. — Ты опять меня проверяешь. — Нет, — слишком быстро отвечает она. Он вздыхает и плюхается обратно на землю. — Тогда в чем дело? Макс колеблется, потому что знает: если она ничего не скажет, он будет копать дальше. И она так устала. Она устала посылать письма, на которые никто не отвечает. Она устала задаваться вопросом, какая версия Хлои существует там, которая меньше всего заботится о том, что она на самом деле одна из вариаций из головы Макс, существующая для того, чтобы переставить кирпичики их дружбы, чтобы снова обрести смысл. Где-то есть дом, который мог бы принадлежать Хлое, но, скорее всего, его нет. Ей не хочется думать, что он зарос сорняками или что перед домом припаркован какой-то незнакомый трехколесный велосипед, как будто Хлои там никогда и не было. Она устала думать, что, если это даже хуже, чем последняя альтернативная временная линия? Ее ногти впиваются в ладонь, когда она вспоминает свистящее дуновение перед тем, как грудь Хлои замерла. Она устала лезть сквозь окна в своем сознании, устала от снов, которые вихрем кружатся и меняются, прежде чем она успевает ухватиться за них. Каждый раз, когда она совершает ошибку, ее пальцы ныли от желания перемотать назад. Родители ходят вокруг нее на цыпочках, боясь отпустить свои обычные шутки, чтобы она не засмеялась, не застонала и не моргнула. Сообщения Уоррена только подпитываются словами «Ты в порядке», а не массой слов, которые он засунул себе в рот, чтобы ей это не навредило. И она устала от парня перед ней, который, кажется, находится где-то далеко, но все же внутри ее разума, тянет ее нить за нитью, пока она не распутается окончательно. Гораздо легче вернуться назад, чем идти вперед, думает она. Но этот назойливый вопрос о том, что если, кажется, все крепчает и крепнет с каждым днем. Слишком легко поверить, что она была брошена в эту временную ветку по какой-то причине. Независимо от того, было ли ее прошлое построено или просто оставлено позади, должна быть причина, по которой она здесь, в то время как Хлоя не пойми где. Нейтан садится, его голова касается ее пальцев, и она борется с желанием отдернуть их. — Я хочу найти ее, — тихо говорит Макс. — Кого? — Хлою. Нейтан замолкает, словно пытаясь вспомнить имя, и медленно качает головой. Затем он останавливается, хмурясь еще больше. — Несуществующая девушка, — говорит он. У него какой-то отстраненный взгляд. — Моя лучшая подруга, — поправляет Макс. — Я думал, ты ее выдумала. Как очередную галлюцинацию. На этот раз она отрицательно качает головой. — Она была настоящей. — Она достает из сумки полароидный снимок, который вытащила из коробки на складе. Она уже сто раз видела его — две девушки в пиратских костюмах, рассеянно улыбающиеся в камеру. Фотография уже состарилась за те недели, что она носила ее с собой, с загнутыми в верхних углах ушами. Нейтан смотрит на фотографию, потом снова на Макс, его глаза скользят по ее чертам, как будто он пытается увидеть, что изменилось. — Расскажи мне о ней, — требует он, и она соглашается. Она чувствует, что Хлоя уже исчезает. Она ежедневно просматривает старые полароидные снимки, но промежутки между ними теперь так сильно сократились, что даже самые ясные воспоминания расплываются. Она чувствует, как руки Хлои обнимают ее, когда рядом с ними бушует торнадо, но она не может вспомнить выражение ее лица, какую рубашку она носила, в какой день был шторм? — Ее звали Хлоя, — говорит Макс, как будто это имя содержит в себе все подробности о ней. — Ну, знаешь, саркастичная, спонтанная и готовая нарушить правила, если понадобится. Она была… всем, чем я не была. Она была потрясающей. Нейтан не подталкивает. Он просто кивает, слушая, как она рассказывает об их ленивых вечерах и завтраках вместе, о том времени, когда они пробрались в бассейн. Она не упоминает Проявочную, убийство Рейчел или сколько раз она спасала Хлою. Между словами едва хватает места, когда она пытается выдавить их. Он слушает, пока она не теряет дыхание, затем медленно качает головой. — Но на этой фотографии ты была ребенком. Ты говоришь так, будто вы вчера тусовались. — Это было… в другой ветке. — Другой, — повторяет Нейтан, как будто есть другая временная ветка, о которой Макс даже не знает. — Итак, все еще в значительной степени какая-то нереальная деваха. — Она была настоящей, — настаивает Макс. — Расскажите мне о том, что было раньше. Том, что на фото. И такое чувство, что Хлоя чувствует себя по-другому. Макс листает полароидные снимки, которые она пыталась запечатлеть в своем сознании. Подростковое озорство с ободранными коленками и прятками в темноте. Шоколадное печенье и пиратские игры, которые продолжались в течение нескольких дней, и когда им это надоедало, это была какая-то другая игра, типа догонялок. — Она была счастливее, спокойнее, — отвечает она, ее чувство ностальгии исчезает. Значит, она была чем-то большим. Макс помнит смех Уильяма, глубокий и сочный, и почему-то Хлою. Она не знает, как сказать об этом Нейтану. — Это то, за что тебе нужно держаться, — говорит он, когда она замолкает. — Все остальное не имеет значения. — Это так, — утверждает она. Она цепляется за воспоминания о них в бассейне, голос Хлои эхом отражается от темных стен. — Макс, — он произносит это так, словно ругает ее. — Да, я знаю, — отвечает она. — Ты говорил мне об этом еще в лечебнице — «это не настоящее. Все это у тебя в голове.» Но, скажем так, на одну секунду, если это не такая уж и абсурдная идея. Как ты думаешь, мы сможем ее найти? Он снова вздыхает, его дыхание прерывистое. — Она может быть где угодно, Макс. Она может быть кем угодно. Ты гоняешься за привидением. — А ты? — она спрашивает. Макс знает, что этот вопрос проникнет ему под кожу. Она надеется, что так и будет. Он хмыкает в ответ. — А разве не все мы? — Так что же заставило тебя остановиться? Он смотрит на нее настороженно. — Становится все труднее, — говорит Прескотт. Он колеблется, прежде чем продолжить, ковыряя травинку. — Чтобы остаться в здесь. Иногда это превращается во что-то другое. — Что, например? — спрашивает Макс, хмурясь. — Что-то не настолько приятное. — Он издает короткий смешок. — Я не понимаю… Нейтан снова ворчит, поднимаясь на ноги. — Так что ты собираешься делать? Ехать через всю страну, стучаться в каждую дверь? Ну же, Макс. Это глупо. — Это не глупо, — парирует она. Она хватается за прутья и выпрямляется, прежде чем спрыгнуть на землю. — А что, если бы у тебя снова появился шанс подружиться с Викторией? Ты бы сделал это? Даже если это было несколько безумно? — Виктория может идти… — Он обрывает себя, его физиономия обмякла. Он проводит рукой по волосам. — Да, иногда мне хочется, чтобы все было по-другому. И если бы я мог вернуться и исправить это, я бы сделал. Но сейчас все слишком изменилось, Макс. И то же самое будет с… — Он неопределенно машет рукой, как будто рядом с ним стоит воображаемая Хлоя. — Если по какой-то гребаной причине ты вообще ее найдешь. Это чертова трата времени. — Я хочу попробовать, — говорит Макс. Он снова проводит рукой по волосам, потом еще раз, пальцы впиваются в кожу головы, и волосы падают ему на лицо. — Я не смогу, — говорит он. — Ты не… — Я не могу, Макс, — повторяет он. Он мчится к грузовику длинными неровными шагами, за которыми Макс с трудом поспевает. — Ты знаешь, сколько… — Он скребет руки, потом срывает с себя куртку. Он бросает ее в машину и снова царапает руки. — Это нереально, — настаивает он. — Ты думаешь, что потеряла свои силы? — Его голос становится на несколько децибел громче. — Какого хрена ты тогда забралась на крышу, сумасшедшая ты сука? Тогда ты не принимала лекарства. Эта поездка только еще больше забьет тебе голову. Как ты собираешься вернуть свои силы, если даже не можешь сказать, в какой части земли ты находишься? Макс чувствует, как из нее вырывается воздух. Ее пальцы немеют, цепляясь за дверную ручку. — Тебе не стоит так говорить, — решительно произносит она. — Это правда, — отвечает он. Он размахивает руками, ударяя одной ладонью по другой, прежде чем махнуть ими в противоположном направлении. Ее взгляд удерживает его, когда она пытается залезть в его голову. Как часто ты сам задавал себе этот вопрос, Нейтан? думает она. — Не знаю, — признается она. Она помнит, как стояла на крыше, но не физически, как будто вспоминает фильм, который не видела много лет. Воспоминание, удаленное от нее самой. Отдаленный шум дождя, голос, зовущий ее, сны, которые теряют смысл, когда она пытается проанализировать их. Нейтан не сможет разобрать это все для нее. Она отворачивается от него. — Я просто не хочу больше стоять на месте. Она чувствует, как меняется воздух, как искра вспыхивает в воздухе перед бурей. Ни внезапный снегопад, ни незапланированное солнечное затмение не предостерегают ее. Нет никакого предчувствия торнадо. Хлоя могла быть похоронена где-то много лет назад, уже поправляя чашу весов, которую опрокинула Макс. Временные рубежи могут рухнуть в ее сознании. Она не уверена, что они этого не сделали. Она чувствует, что все это тикает, как часы, и она не знает, что произойдет, когда час истечет, если она треснет или развалится. — Знаешь, это не твоя битва, — говорит она. Нейтан не отвечает. Борьба в его глазах кажется достаточным ответом. Ей кажется, что это зеркальное отражение ее собственного, и он уже прошел через это однажды. Если она движется вперед, то он движется назад, в свое собственное прошлое. — Это не то, с чем ты можешь бороться и победить ради меня, — продолжает она. Нейтан изумленно уставился на нее и пнул шину ногой. — Я не собираюсь сидеть здесь и смотреть, как ты разваливаешься на части. Она наблюдает, как он покачивается перед ней, зажмурив глаза и сжимая капот грузовика побелевшими костяшками пальцев. Он — вереница волн, вечно приближающихся к одной и той же точке. Вероятно, он уже много лет приближается к этому. Как давно она здесь? Недели? Месяцы? Занятая своими мыслями, она не может вспомнить. Но если она пойдет по тому же пути, то доберется до вершины гораздо раньше, чем Нейтан. И она, вероятно, потащит его за собой. Она смотрит на открытое небо над ними. — Тебе и не нужно. Я не Рейчел. Я не Кейт. Я не та Макс, что была на той крыше. Я — не ты. Она понимает, что попала в точку, когда слышит его ворчание, как будто из него вышибли воздух. Она прикусывает губу, но не берет свои слова обратно. Он сказал ей, что она не нуждается в его жалости, но то, как он смотрит на нее сейчас, заставляет ее хотеть оттолкнуть его. — Блять. — Он шагает по кругу, который становится все теснее и теснее, пока он практически не вращается на месте. — Я не могу этого сделать. — Тогда не надо. Со мной все будет хорошо. Нейтан поднимает глаза, издавая смешок. — Ты думаешь, я делаю это, чтобы ты не была одна? — Он вскидывает руки. — Может быть, я просто не хотел… Знаешь что, забудь. Посмотрим, смогу ли я тебе когда-нибудь помочь. — Тогда почему? Зачем вообще беспокоиться? — спрашивает она, огибая поворот. Остатки ее спокойствия исчезают. Все перечеркнуто красным. — Я тебя об этом не просила. Мне это не нужно. Его глаза расширяются. — Нет, тебе ведь никто не нужен, верно? Вот почему ты так фанатично пыталась сохранить свой рассудок, верно? — Заткнись. Ты не имеешь права. — Она сжимает руки в кулаки. — А кто был там, когда ты его потерял? Кто-то издевался над тобой? Называл тебя сумасшедшей сукой и тупицей? Может быть, ты просто чувствуешь себя обязанным мне из-за этой чертовой вечеринки. Может быть, ты думал, что если поможешь мне, то не будешь чувствовать себя таким виноватым. Ну и пошел ты, Нейтан. — Она хлопает рукой по лобовому стеклу, по боковому зеркалу и колеблется, прежде чем попытаться оттолкнуть его в сторону. Он снова покачивается рядом с ней, но не отступает. Вместо этого он хватает ее за руку, успокаивая. Она чувствует его пульс под своей ладонью, прежде чем он отталкивает ее. — Не смей ко мне прикасаться. Ты, блять, бредишь, Колфилд. И не только потому, что ты не можешь принять, что твоя маленькая подружка ненастоящая. Но ты не хочешь признать, что это не реально. Ты не хочешь, чтобы тебе кто-то помог. Ты просто хочешь погрязнуть в своих страданиях, пока наконец не сломаешься и не вернешься в свой маленький мир. Так что нет. С меня хватит. Он проходит мимо нее, пиная листья в ее сторону, и тянется к двери. Макс никогда не была агрессивной. Она всегда была посредником, советчиком, тем, кто в минуту отчаяния отвлекает всех кинофильмами, закусками и достойными презрения шутками. Но не здесь. Теперь все работает на максимальной громкости — статика, кровь, ее собственный голос — все теснится в голове. Она просто хочет, чтобы все встало на свои места, замолчало, стало привычным. Галлюцинации. Визуализации. Паранойя. Несколько приступов… агрессии. Слова доктора Адамса из больницы возвращаются к ней. Я не та Макс, напоминает она себе. Все это — не я. От этого ничто в ее голове не становится тише. Ее руки словно наэлектризованы. — Она настоящая. И я собираюсь это доказать. Я, черт возьми, поеду в Орегон и найду ее. Я обыщу каждый уголок Аркадии Бэй. Я залезу в эту чертову воду, если буду думать, что она там. — Она хватает пригоршни листьев и швыряет их в лобовое стекло. Нейтан пристально смотрит на нее, прежде чем распахнуть дверь и войти внутрь. — Садись в машину. — Что? — выдыхает она. — Солнце вот-вот сядет. Я не оставлю твою задницу здесь на ночь. Ты напугаешь бандитов, и они тебя пристрелят. Она замолкает, глядя на краснеющее небо и на тех немногих, кто остановился поглазеть на них. — Ладно. С моего позволения, — бормочет она, садясь в грузовик. Нейтан закатывает глаза и заводит машину. — Вбей это себе в голову, Макс. Она больше не тот человек. Люди взрослеют. Они меняются, — говорит он, когда они выезжают на дорогу. — Не все, — говорит она. — Ну что ж, тогда удачи, блять. Только не жди, что я стану спасать обломки. Единственный звук между ними — это хлопанье ее двери, когда они добираются до ее дома. Она даже не оглядывается, когда он уходит. Он тебе не нужен, говорит она себе. Это не делает тишину более утешительной.***
— Макс, ты уже встала? Макс приоткрывает один глаз. Все ее лицо словно натерли наждачной бумагой. Она тихо стонет и нащупывает телефон, пытаясь отключить будильник, но тот уже молчит. Она садится, нахмурившись, время, которое она наблюдает на целый час позже обычного. Фрагменты прошлой ночи то всплывают, то исчезают из фокуса. Домашнее задание в парке. Разговор о Хлое. Ссора с Нейтаном. Она все еще чувствует слабый отголосок гнева в своей крови, теплый и туманный. Неужели ты думала, что он тебе поверит? Она стонет и накидывает подушку на голову. — Ты опоздаешь в школу, — упрекает ее мать из коридора. — Черт, — бормочет Макс, протягивая руку за брюками, которые она стянула в изножье кровати. У нее едва хватает времени, чтобы провести расческой по волосам и схватить булочку, прежде чем броситься за мамой. — Я не могу сегодня опаздывать. У меня встреча в банке, — извиняющимся тоном произносит Ванесса. — Да, все в порядке, — Макс садится рядом с ней, но ее пальцы никак не могут застегнуть ремень безопасности. — Тяжелая ночь? — Бровь ее матери приподнята наполовину в насмешке, наполовину в беспокойстве, и Макс знает, что она не будет настаивать на сарказме. Не так, как она привыкла. — Не спалось, — бормочет Макс. Она провела слишком много времени, ворочаясь с боку на бок, злясь на Нейтана, злясь на себя. Пытаясь составить план по поиску Хлои. Все, что у нее есть, — это один адрес и бесконечный список поисков в Google, которые ни к чему не приводят. Ты действительно думала, что сможешь ее найти? Она вздыхает, когда наконец-то щелкает ремень безопасности. — Хочешь взять выходной на полдня? Может быть, поесть мороженого, посмотреть фильм, вздремнуть? — Губы Ванессы дрогнули в неуверенной улыбке. — Я все еще не успеваю сделать домашнее задание, — говорит Макс, но ее глаза уже закрылись при упоминании о сне. — Иногда, — говорит Ванесса, делая паузу на этом слове, — полезно также проводить дни психического здоровья. Даже всего на пару часов. Ты все еще можешь наверстать домашнее задание. — Ты разговаривала с доктором Уайт, да? — спрашивает Макс, ее глаза все еще закрыты. — Давненько мы не сидели дома и не смотрели кино. Я несколько скучаю по тем временам, когда ты просила посмотреть «Долину папоротников» на повторе. Макс трет свое лицо и заставляет себя улыбнуться. — Я дам тебе знать, — говорит она и позволяет грохоту автомобиля убаюкать ее.***
Такое ощущение, будто она шагнула в изначальную линию времени, думает Макс, когда Нейтан проходит мимо нее по коридору. Она старается не смотреть на него украдкой в классе, уткнувшись в учебник. Впрочем, это не имеет значения, потому что ее взгляд все равно тянется к нему. Он стоически смотрит вперед, сидя в нескольких проходах от нее, его глаза сосредоточены на какой-то точке на стене или доске. Его рука безвольно лежит на столе, даже не потрудившись сделать пометки, хотя перед ним лежит открытый блокнот. Он даже не замечает ее. Это ты сделала, — говорит она себе, рисуя что-то в своем блокноте. Ты не хотела его чувства вины, поэтому оттолкнула его. Он все равно идиот, рассуждает она. Ее ручка царапает стол через дырку, которую она проделала в бумаге. Тебе будет лучше без него. Теперь ты снова никто. Она не знает, откуда доносится этот голос, но отталкивает его. Это просто смешно. У нее есть Кейт. У нее есть Уоррен. Может быть, не такие, какими они были когда-то, но она не совсем одна. У нее будет Хлоя. Кого ты обманываешь, Макс? Посмотри, какой беспорядок ты устроила. Сколько времени пройдет, прежде чем ты снова всех оттолкнешь? Просто отпусти это. Но она никогда не умела отпускать все на самотек. Она вылавливает Нейтана после урока, хватая его за куртку, чтобы остановить. Он замолкает, откидываясь назад от неожиданности из ее объятий, прежде чем повернуться. — Я не могу, — говорит он, освобождая ее пальцы. — Просто отвали. — Затем он снова проходит мимо нее. Она смотрит ему в спину, когда он сворачивает за угол и исчезает из виду. Бомба, наконец, взорвалась, и она смотрит на последствия, на осколки, которые не подходят друг к другу. Она ждала этого, но теперь, когда это случилось, ей ничего не остается, как перекинуть сумку на другую сторону и идти в класс, как будто ничего не случилось. Я должна найти Хлою. Это единственное, что заставляет ее разум молчать.***
— Хорошо, тогда икс равен… — Девушка рядом с ней замолкает, наморщив лоб. Макс не помнит ее имени. Она сидела рядом с ней уже три раза, слышала, как это передавалось из говора в разговор, но это не укладывалось у нее в голове. Этот человек не был ей знаком раньше, так что ее мозг, похоже, отбросил ее в сторону. — Кажется, я только что перешла к другому уравнению. — Нет, в первый раз ты была права, — говорит Кейт, почти прижавшись лицом к блокноту, когда она пишет. — Вы все еще решаете пятую задачу? — спрашивает Уоррен. Он делает паузу в своих заметках, чтобы взглянуть на Кейт. — Смотри, я была на шестой. Я знала, что все перепутала, — стонет девушка. Сэм — имя поражает Макс. Или Тара. Или, может быть, Лорен. — Я пытаюсь сосредоточиться на чересчур многих вещах. Кейт сочувственно улыбается и достает из рюкзака бутылку с водой. — Просто помедленнее, — советует она. — А как ты, Макс? — Она хмурится, когда смотрит на листок Макс, который пуст, если не считать даты и ее имени, нацарапанного сверху. — Извини, у меня тоже проблемы с концентрацией. — Она записывает номер первого уравнения и снова делает паузу, цифры плывут перед ней. Ее мозг полностью истощен, но она чувствует себя слегка на грани, ее мышцы напряжены и покалывают. Я не принимала лекарства, осознает она, когда карандаш выскальзывает у нее из руки. Уоррен наклоняется, чтобы схватить его, и снова останавливается, изучая выражение ее лица. — Тяжелая ночь? Именно об этом меня и спрашивала мама, — стонет Макс. Она кладет голову на стол, чтобы не видеть, как его глаза пытаются раскусить ее. — Вы что, думаете, что я бегаю марафоны всю ночь? — Тебе бы поспать немного, — говорит Уоррен с легкой улыбкой. — Легче сказать, чем сделать, — ворчит Макс. Дверь библиотеки с грохотом распахивается за ее спиной, заставляя ее вскинуть голову. Нейтан проносится мимо, останавливаясь, когда замечает Макс. Он хмурится и проходит мимо нее к стойке регистрации. — Что это было? — спрашивает Уоррен. — Ничего, — отвечает Макс, снова кладя голову на стол. Она ощущает легкое соприкосновение, и чувствует, как колено Уоррена ударяется о ее колено от удивления. Он хмурится и сдвигает стул так, чтобы она не видела Нейтана. Она все еще слышит, как Нейтан спорит с библиотекаршей, его голос повышается, когда та пытается прервать его слова повторяющимся «шшшшш». — Можешь вздремнуть здесь, если хочешь, — говорит ей Уоррен. — Я ничего не скажу. — Только не говори мне, что будешь делать ей уроки, — говорит девочка, чье имя Макс не помнит. — Да ладно. Я когда-нибудь опускался до такого уровня? — Уоррен фыркает. Кейт усмехается. — А как насчет того времени… — Тише, ты. Я имею в виду в последнее время. Я же не собираюсь быть чьим-то академическим слугой. — Он бросает на Кейт предупреждающий взгляд. — Кроме того, сегодня после школы я все равно буду заниматься с Макс. Тогда мы сможем наверстать упущенное. — Верно, — бормочет Макс в тетрадь по алгебре. Ее глаза снова закрылись. Уоррен хихикает, но это больше похоже на откашливание. — Я думаю, что могу просто пойти домой, — продолжает Макс. — Моя голова… — Она вздрагивает, когда слышит, как Нейтан хлопает чем-то по стойке регистрации. Ее ноги словно привязаны к ножкам стула, и она никак не может отодвинуть стул. Уоррен хмурится еще больше, когда отодвигает ее стул ногой. — Спасибо, — говорит Макс, собирая ее вещи. — Давай я провожу тебя к медсестре, — говорит он и перекидывает ее сумку через плечо. — Думаю, я справлюсь, — отвечает она. Он быстро хватает ее за плечи, предотвращая ее столкновение с дверью. Они оба замирают, когда Нейтан проносится мимо них, останавливаясь у двери. Уоррен медленно опускает руки. Макс чувствует, как ее лицо заливается ярким румянцем, но она не может заставить себя что-либо сказать. Слишком много и слишком мало, и все это липнет к небу. Нейтан что-то бормочет себе под нос и толкает дверь. Он позволяет ей захлопнуться за собой, дребезжа в дверном косяке. — Да, похоже, ничего, — бормочет Уоррен, но Макс протискивается мимо него. Она не оглядывается, чтобы посмотреть, идет ли он за ней.***
— Макс? Макс моргает, глядя на голубой экран телевизора и на плед, запутавшийся вокруг ее ног. Она не помнит, как заснула, но, должно быть, это было во время фильма. Коробка из-под мороженого за ее спиной сморщивается, когда она встает с дивана. Любимое кресло напротив нее пустует, послеполуденное солнце все еще слепит в окне над ним. — Мама ушла? — Ее голос звучит слишком хрипло, и она откашливается. — Она во дворе, подстригает кусты, — отвечает Уоррен. Он встает рядом с ней, стягивая плед, все еще обернутый вокруг ее ног. — Мои учебники в комнате, — зевает она и жестом указывает наверх. Уоррен медленно кивает. — Ты уверена, что хочешь этого? Я не против перенести встречу. Я имею в виду, у нас есть выходные. — Я просто устала, — говорит Макс и заставляет себя еще раз зевнуть, чтобы подтвердить свои слова. Он следует за ней наверх, его шаги гораздо увереннее, чем ее. Ей приходится прислониться к перилам, чтобы не упасть. — Ты в порядке? — спрашивает Уоррен. — Лучше некуда, — говорит Макс, хмуро глядя на закрытую дверь спальни. Она не помнит, как закрывала дверь перед школой, и ее рука продолжает шарить по ручке двери. Уоррен тянется к ней и поворачивает ручку. Макс вздрагивает и роняет книги. — Ты в этом уверена? — Он собирает книги в кучу, но отказывается отдать их, когда она тянется за ними. Вместо этого он кладет их на ее стол. — А почему бы и нет? — Она падает на кровать, распластавшись, и зарывается под подушки. — В последнее время ты не общаешься с Нейтаном, — замечает он. — Нет. — Она тянет слово, приглушенное подушками. — Я была занята. — Занята, — хмурясь, повторяет Уоррен. — Ты так это называешь? Она пожимает плечами в ответ. — Кейт говорит, что ты тоже не часто бываешь у нее. — Она слышит, как скрипят половицы, когда он подходит, чувствует давление на матрас, когда он садится рядом. Она не может сказать ему, что это потому, что она планировала свою поездку, чтобы найти Хлою. Если она сможет проехать часть пути автостопом, то, по ее мнению, сможет покрыть и остальные расходы. В другой вселенной у ее родителей была припрятана банка двадцаток в шкафу, которую они хранили годами. Она почти готова поспорить, что здесь тоже есть подобие тому. Она снова пожимает плечами. Лучше ей чем-нибудь занять свою голову. — Я слышал, ты получила пятерку по истории. Поздравляю, — вместо этого пытается Уоррен. Ванесса повесила эссе Макс на холодильник вместе с тем же магнитом-ананасом, что и в детстве. Многие тесты по орфографии были прикреплены к холодильнику с помощью этого магнита, и она испытывала странное чувство гордости, вспоминая об этом. Тем не менее, она застонала, когда увидела, что он вывешен на всеобщее обозрение. — Тише, — упрекнула ее Ванесса. — Это просто напоминание о том, что ты снова на верном пути. Легкий толчок, чтобы ты продолжала в том же духе. Макс думает, что ей нужно нечто большее, чем легкий толчок, но она все равно улыбнулась. Она опускает подушку, чтобы уловить беспокойство на лице Уоррена. Ее собственная улыбка смягчается. — Ну, у меня был хороший учитель, — признается она. Он наклоняет воображаемую шляпу и кланяется. — В любое время, мадам. Она игриво пихает его, и он отрывает от нее подушки. — Думаю, тебе нужно немного отдохнуть. Давай отпразднуем, — говорит он, бросая подушки на пол. — Иди и приготовь ужин. Побросай конфетти и выпусти пар. Заманчиво. Зуд в ее мышцах требует движения, даже если ее мозг отключен. Черт, мои лекарства. Она тянется к бутылке на тумбочке. Она мечтала о чизбургерах Джойс с тех пор, как вышла из больницы, и у нее слюнки текут от одной мысли. — Пойдем в «Два кита», — предлагает она. Она хотела бы взять свои слова обратно, как только они вырвались. Ее рука безжизненно опускается. — Это что-то новенькое? — спрашивает Уоррен, наклоняя голову, словно пытаясь вспомнить. — Неважно, — бормочет она и соскальзывает с кровати. Уоррен хмурится из-за ее внезапного молчания. Птицы слишком громко верещат за окном, и она с грохотом опускает открытое оконное стекло. — Мы можем остаться? Мама хранит номер разносчика пиццы на холодильнике. Мы могли бы заказать. — Да, конечно. Я просто начну заниматься химией. — Он роется в сумке в поисках нужной книги, выглядя слегка разочарованным. — Да, можешь прихватить, — она пытается улыбнуться. — Разве ты не хочешь узнать, как превратить солому в золото? — Он подмигивает, и его разочарование тут же исчезает. — Нет, если это связано с изучением химических формул. Алгебра и так трудна. — Ну, знаешь, золото — мой хороший друг. Иногда мы ходим выпить. Но с серебром он не ладит. — Уоррен, нет, — предупреждает она, оставляя его смеяться позади нее. Спускаясь вниз, она слышит его голос, доносящийся за ее спиной: –В последний раз, когда мы встречались в баре, серебро сказал золоту: «Эй, убирайся отсюда!» — Заткнись, — стонет она, но этого недостаточно, чтобы скрыть печальную улыбку на ее лице. Она рада, что он этого не видит. Когда она возвращается с брошюрой пиццерии и телефоном в руке, Уоррен похлопывает ее по кровати рядом с собой. Она бросает ему коробку печенья, которую тоже принесла. — Ты — чудо, а не девушка, — говорит он, вскрывая коробку. — Как дела с Данте? — Он плюется кусочками печенья, когда говорит. — Сделано. Спасибо, что одолжил мне свою книгу. — Она жует свое печенье гораздо медленнее. Это заставляет ее чувствовать себя немного более бодрой. — Но я должна предупредить тебя, что ты ужасно умеешь делать заметки. Я даже не смогла прочитать раздел, который ты написал о похоти. Я едва смогла прочитать оригинал. — Она выуживает книгу из груды документов на столе и протягивает ему. — Извини, — говорит он, краснея. — Я там немного разболтался, и это не принесло тебе никакой пользы, так что я просто зачеркнул это. — Теперь ты заставляешь меня задуматься, о чем ты болтал, — поддразнивает она. Его щеки темнеют. — Ничего особенного, обещаю. — Он запихивает книгу в сумку, выбивая еще одну. Тетрадь распахивается на полу между ними, радуга каракулей. — Ого, что это? — спрашивает Макс, забирая блокнот раньше, чем успевает Уоррен. — Заметки, — говорит Уоррен достаточно громко, чтобы она подпрыгнула. Он выдергивает книгу, и она улавливает коряво нарисованный набросок трупа. Он откашливается. — Для игры, которую я делаю. — Так в чем же секрет? — Она ухмыляется. Бывали случаи, когда они часами анализировали игровые сюжеты, иногда сохраняя их в текстах. Она могла бы снова отвлечься. — Ты же знаешь, я люблю хорошие ужастики. Уоррен задумчиво хмурит брови, прежде чем наклониться к ней. По его лицу расползается ухмылка. — Если я скажу, мне придется тебя убить. Ее улыбка становится чуть шире, в голове мелькает воспоминание о ее сне, но она пожимает плечами. — Но тогда я могла бы сыграть главную роль в твоей игре в образе милого, но злющего зомби. Так что это беспроигрышный вариант. — Заманчивое предложение, мисс Колфилд, но боюсь, вам придется подождать до бета-тестирования. Если я когда-нибудь дойду так далеко. — По крайней мере, у меня есть хоть малейшая надежда? Он качает головой, запихивая в рот еще одно печенье. — Значит, с алгеброй все не так хорошо? — спрашивает он вместо этого, снова указывая на место рядом с ним. — Я пытаюсь. Что-то одно за раз. У меня в голове полно всякой ерунды. — Она игнорирует его жест и пододвигает стул к столу, укладывая учебник истории на колени. Он поднимает бровь, смотря в пространство между ними, но пожимает плечами, придвигаясь ближе. — Знаешь, я открыт для интерпретирующих танцев или ручных кукол, если ты находишь это более интересным, — ответил он. — Хотя, должен признаться, я думал, что ты выше подобных практик. — Я не вижу в тебе толкового танцора, — говорит она. — А что, если я буду жонглировать мечами? Я мог бы преподавать алгебру на мечах. Она откидывается назад, когда он драматически наклоняется вперед, раскинув руки в исполненной пантомиме. –Ты такой зануда, — смеется она. — Не думаю, что тебе можно доверять оружие. Ты можешь выколоть себе глаз или еще что-нибудь. Его глаза загораются от ее смеха, и он улыбается. — Откуда ты знаешь? Может быть, я бы выкинул несколько потрясающих приемов. Улыбка быстро исчезает с ее лица, потому что он прав. Она не знает. — Эй, раньше…ну, а до того, как я попала в больницу, мы вообще разговаривали? — тихо спрашивает она. Его улыбка тоже исчезает, сменяясь хмурым взглядом, который, кажется, подстраивается под ход его мыслей. Он сосредотачивается на ее учебнике истории, а не на ней. — Не совсем, нет. Я имею в виду, я хотел. — Он краснеет и плюхается на ее кровать. — С тобой было нелегко сблизиться. Ты просто проходила мимо всех, как будто не видела их. — Но ты спас меня, — прямо говорит она. Она не собиралась говорить ему об этом, но теперь слова слишком тяжело повисли между ними. Его пристальный взгляд скользит по ней, нервничая. — Ты помнишь это? — шепчет он. — Немного. — Ты была не в себе, — добавляет он и качает головой… Я не знал, что все так плохо. Если бы я знал, то связался бы с тобой раньше. — А ты бы хотел? — спрашивает она, вертя в руках карандаш. — Да, я бы хотел, — вздыхает он. — Знаешь, я помню, как впервые увидел тебя. Первый день первого курса и мы врезались друг в друга за обедом. Я пролил на тебя желе. Ты стала примерно такого же оттенка красного и просто ушла. Может быть, мне следовало попытаться что-то сказать тогда. Она издает короткий смешок и качает головой. — Не думаю, что это имело бы значение. — Думаю, да, — мягко отвечает он. Она замолкает, изучая одеяло между ними. — Мы поссорились, — наконец говорит она, ковыряя маленькую дырочку в одеяле. Ее карандаш со стуком падает на пол. — Нейтан и я. Я просто… он думает, что я избегаю помощи. У меня такое чувство, будто я его подвожу. Уоррен хмурится, подкрадываясь ближе. — Почему? Макс медленно качает головой. — Все очень сложно. — Я хорошо разбираюсь в сложных вещах. Макс смотрит на него, и в вое торнадо снаружи, в далеких мирах, она все еще может различить его «Конечно, я тебе верю». — А что, если, — начинает она, — все это не в моей голове? — В отличие от… — Путешествие во времени? Уоррен хмурится еще сильнее. — Ты имеешь в виду, как ТАРДИС, перемещающаяся сквозь время и пространство? — Не совсем. Скорее… перемотка времени. Меняя моменты так, чтобы получился другой результат. — Нарушая первое правило путешествия во времени. Ты же не шутишь здесь, а? — На его губах появляется улыбка, но когда Макс не отвечает на нее, он снова хмурится. Он изучает ее на мгновение, прежде чем заговорить, его глаза скользят по ее лицу, как будто там есть ответы, которые она ему не говорит. — Это… это то, что случилось? — Я видела, как убили мою лучшую подругу. И я должна была вернуться, чтобы спасти ее. А когда я это сделала. Ну, все пошло к чертям собачьим. — Значит, ты все время возвращалась? — тихо спрашивает он. — Пока мне не пришлось вернуться и… позволить всему перезапуститься. Уоррен замолкает, изучая ее. Макс запустила два пальца внутрь одеяла, вытаскивая часть хлопка. — Сколько раз? — наконец спрашивает он. На нее смотрит линия глаз Хлои, совершенно безжизненных. — Я не хочу об этом думать, — отвечает она. — Хорошо, — продолжает он, — как ты здесь оказалась? — Я не знаю. Я почти не помню похорон. Кажется, я помню, как возвращалась в общежитие и… все как-то расплывалось. Белая пелена. Потом я очнулась в больнице. — Думаешь, ты снова «перемотала»? Макс колеблется. — Я не знаю. Если и так, то я не знаю, куда и когда перемотала. Я не могу найти точку, где временные рамки совпадают. — И ты все еще хочешь вернуться? Да? — Какой смысл быть здесь, если я даже не могу найти Хлою? Я просто…я не знаю, что делать. — Так что… давай найдем ее. Ватная обивка высыпается из ее пальцев на пол. — Что? — Я могу найти ее адрес, и мы сможем разыскать ее, если она здесь. — Нет, не можешь. Я уже пробовала. Его нет в списках. — Ты недооцениваешь меня, Макс. Макс делает паузу, пытаясь прочесть его улыбку. — А если нет? Он пожимает плечами. — Тогда мы что-нибудь придумаем. Она снова пристально смотрит на него, план щелкает у нее в голове. С машиной Уоррена ей не придется ездить автостопом. Может быть, и не использовать столько денег своих родителей. — Макс? — спрашивает Уоррен, когда она не отвечает. — Я заплачу за бензин или за все, что тебе нужно. Я заплачу тебе сверхурочные за обучение. Все, что захочешь, — настаивает она. Он качает головой, но его глаза загораются при ее последних словах. — Мне нужно прожечь деньги, — тихо говорит он. — Ты уверен? Я имею в виду, ты не обязан этого делать. Он вытаскивает ноутбук из сумки и открывает его. — Операция Хлоя в процессе. Макс наблюдает, как его брови хмурятся, пока он работает. Его пальцы летают по клавишам, и она уже чувствует себя на много миль ближе, чем когда-либо. — Аркадия Бэй, — говорит она, когда он замолкает, — Орегон. Там мы и жили. Его пальцы остаются неподвижными. — Она все еще там. Она оттолкнулась от стула, перелезая через него, чтобы посмотреть на экран. — Ты серьезно? — Думаю, нам нужно спланировать поездку. –Уоррен, — говорит она, и он снова останавливается, чтобы взглянуть на нее. — Спасибо. — Конечно, — говорит он, отмахиваясь от ее слов. Она почти не замечает в отражении экрана, как его улыбка переходит в хмурое выражение, как он изучает ее гораздо внимательнее, чем экран ноутбука перед ним. Но потом улыбка исчезает вовсе, когда он смотрит на нее.