Вампирские песни

Я буду на тебя смотреть, Не зная, как же быть... Я буду для тебя гореть И в полнолуние чудить... «Кукла из папье-маше»

Через месяц после ночи Кровавой Луны… Ты спишь. В нашем доме. В нашей постели. Так сладко на языке звучит это слово. «Наша», «наш»... Сладко, томительно и тягуче... Эхом твоей крови на вкусовых рецепторах. Я непроизвольно облизываю губы. Подхожу ближе к окну, заглушая ноющий зуд в клыках, приструняя зверя... Пустая, холодная, бледно-жёлтая луна поднимается над вершинами деревьев. Полнолуние... Значит, с той ночи минул месяц. Месяц, как я услышал слова, заставившие меня вернуться (ведь мне не почудилось, милая?), месяц, как в моих венах жила твоя кровь, месяц, как я и пальцем не притрагиваюсь к манящему атласу твоей кожи, запрещаю себе вдыхать твой аромат, даже думать о... Уже на утро после боя, когда я, наконец, разобрался со всеми его последствиями, а ты немного отдохнула, когда мы встретились и ты счастливо прильнула к моей груди, зверь проснулся. Я чуть было не сорвался... Чуть было не испугал тебя. Вновь. Мы приняли решение, что тебе на некоторое время стоит уехать. Ты восприняла его спокойно, с лёгкой улыбкой на губах... Думал бы я, не будь вампиром. Я знал цену этого спокойствия. Уроки Софии, да и мои, не прошли даром, не так ли, моя девочка? Знал, но не остановил тебя, когда ты уезжала к Трише. Помог донести до авто небольшую спортивную сумку с вещами. «Не галантность, а нормальное воспитание». Мне стало невыносимо. Я то звонил тебе по несколько раз на дню (подозреваю, что и во время занятий, я едва ли мог тогда трезво мыслить), то молчал сутками, надеясь переждать, пережить, перебороть... Наверное, происходящее со мной было сродни тому, что переживают во время ломки наркоманы... В такие дни ты не звонила тоже. Я многому тебя научил. На свою голову. Артур, София и Ксандр взяли на себя все мои обязанности. Я что-то делал, как-то существовал в те дни... Не помню. Через неделю ты вернулась. Бледная, измученная, ничего не объясняя, лишь кинув с порога: — Я так не могу, Вик... Судя по твоему взгляду, мой вид о многом рассказал. Но ты ни о чём не расспрашивала. Я был благодарен. За это. И за непрошеное возвращение. Несмотря ни на что, ты оставалась собой... В этот день ты просто взяла из шкафа мою рубашку и легла спать. С ней. На весь день. Я позвонил Трише. Да, у тебя на редкость болтливая подруга, но я тогда готов был боготворить её недостаток. Ты не спала. Совсем. Тебя терзали кошмары. Во сне ты кричала. Снотворные, успокоительные не помогали. Мия, я был ослом. Как ни странно, после твоего возвращения мне стало легче. Я приступил, наконец, к своим обязанностям, и, надо сказать, это отвлекало. Ты с утра уезжала на занятия, могла задержаться на работе. Мы по-прежнему держали дистанцию, но проводили время вместе, в одном пространстве, чаще в гостиной – она была просторнее. Беседовали, читали, ты легкомысленно рассказывала о том, что происходило в колледже, в редакции, я задавал какие-то вопросы, что-то комментировал... Ты улыбалась... Идиллия. Или иллюзия. Невозможность прикоснуться к тебе была пыткой. Твоя близость и недоступность сводили с ума. Твоё желание, твоя жажда, твоя неутолённость, стремление ко мне ощущались слишком остро... Я запрещал себе думать об этом. Ты рассказывала о том, как Тревор спорил с Уолтером о преимуществах оборотней перед вампирами. Я припомнил случай с белкой. Ты рассмеялась. Всё было хорошо. Так прошло ещё две недели... Сейчас мы по-прежнему не касались друг друга, но сокращали дистанцию. Я держал контроль. Ты... Ты удивительна, милая. Ты открылась мне с совершенно иной стороны. Интуитивно ты чувствовала меня, ту границу, до которой можно, и не торопила, не провоцировала... Поверь, я знаю цену твоему терпению. Вот уже несколько ночей я прихожу в нашу спальню, сторожу твой часто беспокойный сон. Я знаю, что за видения мучают тебя... Да, я не могу обнять тебя, поцелуями изгнать из твоей головы страх потери... Но заслышав мучительные стоны, прерывистое, частое дыхание, я начинаю тихо говорить с тобой. И ты успокаиваешься. Пусть ненадолго, но всё же. Сегодня твой сон безмятежен. Длинные, золотисто-медовые волосы разметались по подушке. Рука откинута назад, доверчиво, беззащитно, маняще открыто запястье. Еле заметные ямочки на нём – скупое, но безжалостное напоминание о том, что нас теперь связывает. Как ты осмелилась, милая? Мягкие губы трогательно приоткрыты, словно в ожидании поцелуя. Подожди ещё немного, Белоснежка. Сейчас вместо пробуждения этот ядовитый поцелуй принесёт гибель. Нам обоим... Лёгкое одеяло прикрывает обнажённое тело, нежную алебастровую кожу. Моя прихоть, легко ставшая твоей привычкой. «Ты послушна прежде всего потому, что хочешь этого сама...» Тело, память о котором, его чувственности, податливости, открытости и откровенности, навсегда запечатлена в моих ладонях, пальцах, губах... «Я хочу тебя, Виктор Ван Арт». Мия... Вдохнув ночной свежий воздух, до хруста сжав пальцы, я неслышно выскальзываю из спальни. Направляюсь в мастерскую. Я никогда не был силён в скульптуре, но сейчас мне нужно тактильное ощущение чего-то гибкого, пластичного, отзывающегося под моими пальцами. Твоё тело, Мия!.. И я разминаю мягкую, почти живую глину, ощущая подушечками пальцев, как в неё переходит то бледное пламя, что теплится и горит внутри... Если не чудотворить, хотя бы чудить... То, что происходит с нами сейчас, Мия, снова возвращает меня в дни нашего с тобой знакомства...