Вампирские песни

В доме моём сторожам Велено быть начеку, По костяным этажам Красные реки текут. Стены услышат меня, Скроют всё дикое, тёмное, Всё, что таилось тогда В дальних затерянных комнатах. А ведь где-то В луче света Ангел мой играет... «Дом мой на двух ногах»

Этот шорох подобен удару хлыста. Время замирает, не в силах побороть то, что происходит между нами. Я воспринимаю всё с поразительной чёткостью. Румянец на твоих щеках, капризную линию подбородка, родинку на изящной шейке, соблазнительно выступающие, хрупкие ключицы, грудь... Остановись, Виктор... Цветок – единственная преграда между нашими телами. И связующее звено. Мои пальцы остановились на таком расстоянии от твоего мизинца, которое едва ли подвластно глазу. Но я тебя не касаюсь. Никому не узнать, чего стоит держать эту невозможную дистанцию. Я предельно напряжён. Ты безгранично открыта. Ты не знаешь, что зверь трепещущими в предвкушении ноздрями втягивает запах, вздрагивая от нетерпения, скребёт когтями по земле. И не узнаешь. Я не позволю. Ты облизываешь губы – мою кровь... лишь так я могу тебя коснуться – и я натягиваю привязь. Его стреноживает мой разум, мой рассудок. Но, Мия!.. Ты так пахнешь... Томно, сладко... Самый чистый грех, квинтэссенция искушения! Я держу. Держу. Смотрю в твои глаза. Ты не отводишь от меня взгляда. Что ищет твой свет в этой непроглядной черноте? Свой отголосок? — Мия... — всё в твоём имени: трепетная нежность, терпкая сладость, сладкая боль... Мягкая улыбка... И время, с трудом, но трогается с места... Я отнимаю руку от цветка. Я хочу попробовать. — Обойди меня, милая. Так ты не будешь видеть моего лица. Слабое, но утешение. Ты плавно уходишь за мою спину. Умница, моя девочка! — Ты говорила, что для меня роза будет белой. И почти в ту же секунду я вздрагиваю от прикосновения шёлковых лепестков к своей шее... Нежная моя… Мне остаётся лишь представлять, что это твои тонкие, лёгкие пальцы, твои мягкие, трепещущие губы... Мия! Тело пробивает странная дрожь, словно от электрического разряда. Зверь жадно оскаливается, вздыбливается, туго натягивая привязь... — Мия, что ты делаешь? — цежу я сквозь зубы, едва справляясь с хищным оскалом. Тихий, бесхитростный ответ: — Я не могу... Это слишком... Я всего лишь человек, Виктор... За долю секунды до следующего прикосновения, я отдаляюсь, отрезая: — Нет. Рано. Быстрыми шагами выхожу из спальни. Спускаюсь вниз. Достаю из холодильника пакет с кровью. Переливаю содержимое в стакан. Выпиваю залпом. Надеясь, что бешеная пульсация в висках, застилающая разум кровавая пелена сойдёт, утихнет, отпустит. Ещё. Я не могу наблюдать себя сейчас со стороны, но рад, что ты меня не видишь. Ещё. Чуть легче. Я хотя бы стал различать предметы вокруг... Следующий стакан я пью уже спокойнее, пытаясь почувствовать вкус. Зверь недовольно урчит: ему подсунули грубую подделку. Но насыщается. Различаю лёгкий шорох шагов. Ты направляешься сюда. Не нужно, не нужно тебе это видеть. Я выбрасываю и стакан, и пакет. По привычке тянусь за платком, чтобы скрыть следы преступления... Понимаю, что и рубашка, и платок остались наверху в спальне, а ты уже на пороге. Отворачиваюсь к окну. — Виктор... — почему твой голос так отзывается во мне? — Ты забыл... Я принесла... Делаешь ещё три шага, что-то кладёшь на стол. — Прости, Вик. Я слишком... — Это полностью моя вина, — голос звучит ровно и отстранённо, значит, контроль возвращается. — Позволь... Я слишком слаба. Я не приближусь больше, если сам не попросишь. Я жажду этого, милая! Я берегу тебя. — Я... — Знаю, Виктор. Не хочу смотреть, как ты страдаешь. Я буду ждать. И, Вик... Молчу, ожидая продолжения. — Я приняла тебя. Не нужно... Я слышу звук удаляющихся шагов. Оборачиваюсь. На столе лежит белый платок.