Фальшивит ли скрипка, грязны ли слова — Не слышишь, мечтаешь о чём-то и ждёшь… А ты ведь не Маленький принц, не джинн, не Али-Баба, И ярость твоя не разрушит скалу и не вызовет дождь. «Душа самурая – меч»
Прошёл час. От Артура не было вестей. Ещё полчаса. Если вылечу из Амстердама прямо сейчас, в Нью-Йорке буду не раньше вечера. Я начинаю задумываться о возможности приобретения сверхзвукового истребителя... Т-ш-ш, Виктор, не горячись. Ещё пятнадцать минут. Звоню Артуру. Нет, он мне. Наконец. — Виктор? — Да, — говорит не Мия, он, точно что-то произошло. Держи себя в руках, — я слушаю. — Говорю сразу, с Мией всё в порядке, — Виктор, вольно. Истребитель отменяется. Пока. — Я везу её домой. Так, стоп. В Нью-Йорке сейчас должна быть глубокая ночь. Откуда везёшь? — Откуда ты её везёшь, Артур? Вздох: — Из полицейского участка. Из полицейского участка. Чудно. Точно всё в порядке. Слышу шорох и просьбу: «Артур, дай, пожалуйста, телефон». И всё, что закипало, мгновенно утихает, усмирённое твоим голосом. Ты жива, с тобой всё в порядке. — Виктор, это я. Нет, не всё в порядке. Твой голос мне совсем не нравится. — Мия? — Извини, что вновь доставляю столько неудобств... Милая, последнее время ты на редкость дипломатична. — Что произошло? — я стараюсь ничем не выдать своего волнения, вроде бы получается. — Где твой телефон? — Дома, я забыла его дома. Со мной всё в порядке, Вик. Просто произошедшее не хотелось бы обсуждать по телефону... — Я вылетаю. — Нет. — Мия, — тебе давно бы стоило уяснить, что спорить со мной бессмысленно, девочка, особенно в твоей ситуации, — позволь мне самому определять свои действия. — Ты не понял меня, Виктор, — ты звучишь тихой тоской, усталостью... Что же произошло? — Нет необходимости так спешить. Я не ранена. Здорова. Завершай свои дела. Артур отвезёт меня домой. До твоего приезда я никуда не уйду. И всё время буду на связи. — Будь добра, — произношу уже мягче. — Я буду ждать, Вик. — Передай трубку Артуру, — я до последнего держу лицо. — Да, Виктор. — Я надеюсь, по прибытии меня не ожидает неприятный сюрприз. — Всё так, как мы тебе сказали. Остальное Мия пожелала сообщить тебе сама, я не вправе... — Да, Артур, конечно. Благодарю. На сегодня у меня было запланировано несколько встреч. Две из них точно можно перенести. Не дожидаясь ночного рейса, я вылетел сразу же, как только разобрался с делами. Раньше сам расценил бы подобное как неоправданную спешку. Каждый час я отправлял тебе сухие сообщения. Ты так же коротко отвечала.***
К дому я подъехал поздним вечером. Ты выбежала мне навстречу, босая, в светлых брючках и голубой рубашке в клетку, чистая, настоящая. Как же я скучал! Выбежала и замерла шагах в десяти от меня. Давая прекрасную возможность приглядеться к тебе внимательнее, услышать. Покрасневшие, странно блестевшие глаза, тёмные тени под ними... Сквозь радость от нашей встречи – как ощущается тепло? То, что сейчас разливается в моей груди, очень похоже – просвечивает горечь и мука... — Мия, что произошло? — сам удивлён тому, насколько холодно звучит мой голос. — Вик... Так тихо, нежно, так... Так остро ощущается твоя потребность во мне, быть ближе... И броня даёт трещину. — Что случилось, милая? Нервный вздох. — Я всё расскажу, Вик, только ведь ты с дороги... Переоденься, я заварю чай. Это правильно. Спорить бессмысленно. Ты быстро учишься, моя девочка. Спустя пять минут я уже в гостиной и, по правде говоря, в моём облике мало что изменилось. Я разжигаю камин, ты разливаешь по чашкам ароматный напиток. Всего год назад эта картина казалась бы для меня невозможной... Но сейчас не время предаваться лирике. Необходимо выяснить. Я молча опускаюсь в кресло. Ты садишься на диван. Какое-то время стоит тишина, нарушаемая лишь треском дров в камине. — Ты не спала, — констатирую я. Качаешь головой, чуть сморщив нос и кривя уголок рта. Мимика кажется подозрительно знакомой. — Нет, Вик... Я должна рассказать... Вчера я очень задержалась в редакции. И, когда выходила из здания, автомобилей на стоянке уже почти не было. Там, помнишь, рядом есть пустующее, заброшенное здание. И в этот вечер окна его первого этажа были слабо освещены... — Ты, конечно, не смогла просто сесть в машину и уехать. — Я понимаю твой сарказм, Вик. Не смогла. И, если ты спросишь, зачем я туда пошла, едва ли добьёшься внятного ответа. Я не знаю. Но я пошла. Исподволь рождается глухая злость, досада, разочаро... Нет, Виктор, вы это уже проходили. Какой урок ты вынес тогда? Не реагируй. Рано. Чай. Да, пей чай. — Я понимаю твои чувства, Вик, — о, девочка, порой я забываю, что ты тоже обладаешь способностями, и пренебрегаю необходимостью закрываться, — поверь, я... Ладно, по порядку... Так вот, я подошла, услышала смех, какие-то пьяные голоса. Заглянула в окно... Наверное, я чересчур громко ставлю чашку на стол. — Заглянула. Там сидела компания подростков, человек семь, пятнадцати-восемнадцати лет... Пьяные или под чем-то... И я бы ушла. Клянусь! Но я ощутила присутствие в здании вампиров... Молча откидываюсь в кресле. — Виктор, я знаю, с вашей... С точки зрения вампиров, подобный сорт людей – самая простая добыча... Но они же были почти дети! Их бы убили... Как я могла сделать вид, что мне всё равно?! Просто, моя дорогая. Просто. Но не для тебя... — Энергетика вампиров выдавала новообращённых. Их было двое. И я справилась бы с ними. Но без шума бы не обошлось. А за углом я видела патрульную машину. Они могли вызвать подкрепление. И тогда... В общем... я решила просто добежать туда и сообщить, что в соседнем здании наркоманский притон, рассчитывая на то, что звук сирены спугнёт вампиров... Мои расчёты оправдались. Подростков повязали, вызвали подкрепление, меня попросили проехать в участок в качестве свидетеля. Все остались живы... Я поднял бровь: — Ты поступила удивительно благоразумно, если отбросить тот факт, что ты вообще туда пошла. Но мне не нравится твой тон. Горькая усмешка в ответ на мои слова: — Это не конец истории. Я заметно напрягся. — Меня допросили, я всё рассказала, подписала, но меня не отпустили, а попросили подождать в коридоре. Они разговаривали между собой... Полицейские... И я услышала... Может быть, ты в курсе, что последнее время участилось количество грабежей и изнасилований в том районе... Хотя, конечно... Зачем?.. Одной девочке было всего тринадцать, Вик... Она не выжила... Оказалось, некоторые из тех, кого повязали, подходят под описание... Ты уронила голову, произнося совсем тихо: — Я впервые пожалела о своём поступке... — Мия... Я настолько остро ощущаю твою боль, девочка... Ты была одна с этим, и сейчас я даже не могу тебя обнять, а тебе это нужно, очень нужно. Необходимо. Я решаюсь. Беру плед, подушку, подхожу к дивану. Ты поднимаешь глаза, удивлённо смотришь на меня. Я решил. Сажусь, кладу подушку на колени. — Приляг. Ты аккуратно, не касаясь меня, ложишься. Зверь настораживается. Я расправляю плед, укрывая тебя. Не касаясь. — Мия, ты сделала то, что должна была сделать. В тех условиях, в которых находилась. В итоге они всё равно будут наказаны. Возможно, среди них есть невиновные. — Возможно, их вина не будет доказана, и они выйдут на свободу, и тогда... — Мы с этим разберёмся. — Виктор... Ты... — ловишь мой взгляд, — зачем тебе это? Я усмехаюсь, вспоминая фразу нашего знакомства: — Сам себя спрашиваю. Ты наконец улыбаешься. И я снова делаю рискованный ход. Мои пальцы почти невесомо скользят по шёлку твоих волос. Зверь ощетинивается... Но твоя боль острее... Я давлю его. Не до тебя! Ты замираешь, стараясь не дышать... Ничего, Мия, я справлюсь. Мы справимся. — Вик... — Т-ш-ш... Нет на этом свете чистого блага, равно как и зла. Такое возможно лишь в сказках. Нет чистого Света и чистой Тьмы, — мой голос звучит ровно, успокаивающе, и я чувствую, как с каждым моим прикосновением (ничего, что всякий раз мои пальцы обжигает, а зверь, рыча, рвётся на волю – но ему не выбраться!) твоя боль притупляется, — иначе нас бы не было, Мия... Ты прикрываешь веки, и на смену тревоге постепенно приходит расслабленность, умиротворение... — В китайской философии... И я долго рассказываю тебе о дихотомии добра и зла в разных культурах и религиях и даже не замечаю, когда твоё дыхание выравнивается, а скорбная складочка на лбу разглаживается... Спи, родная... Наш мир давно и неизлечимо болен... И тебе одной его не исцелить, какой бы необыкновенной ты ни была... Спи, я буду хранить твой сон...