Так, видно, предрешено, Слышу и чувствую вновь Каждый твой вздох, каждый шаг. «Почему? — спросишь. — Почему так?» Ведь одной цепи мы звенья, Через раз опять дышу, Одного прикосновенья Небывалого прошу. «Прикосновение»
На первый взгляд, всё оставалось по-прежнему. Однако тот вечер многое изменил. Прежде всего во мне. Я будто взглянул на себя со стороны. И то, что я увидел, мне не понравилось. Таким ли ты узнала меня? Сомневающимся, нерешительным, почти сломленным, теряющим контроль, погружённым в себя, готовым сдаться? Нет, Мия. Или почти нет. Ситуация сейчас требовала не рефлексии и самокопания, а действий, решительных, направленных. А я настолько углубился в анализ природы наших отношений, что чуть было их не потерял. Да, я понимал, что нас многое разделяет: возраст, с разницей не в года и даже не в десятилетия, а в эпохи, и следовательно, взгляды на мир, опыт, знания, темперамент, сама наша сущность. По всем мыслимым и немыслимым законам мы не могли быть вместе. Но так ли важно это было, если ты смотрела на меня, как сейчас, поправляя тёплый, мягкий серый шарф, подаренный тобой накануне. «Да, да, я знаю, что тебе это не нужно... Но погода ужасно испортилась. Такой ветер! Мне кажется, с ним будет комфортнее. И потом, тебе идёт». Несколько дней я уже не появлялся в офисе, передав на время все полномочия Софии: крупных проблем не предвиделось, а остальное было вполне разрешимо или могло подождать. Бизнес тоже отошёл на второй план. Каждое утро отвозил тебя на занятия, каждый вечер забирал из редакции. Чем был наполнен мой день в интервале между этими событиями? Я работал в мастерской или студии. Мне не был сейчас важен результат – гораздо более значимым являлся процесс созидания, сотворения, осознания, что мои руки, гибкие, цепкие пальцы хищника могут приносить не только гибель и разрушение. Держал ли я кисть, касался ли клавиш или струн инструмента, я питал, лелеял, взращивал глубинную, потаённую связь между тем, что было во мне, и тем, что выходило из-под моих пальцев. Вспомнил о древних даосских практиках, которые когда-то открыл мне Ноэль, чтобы помочь отказаться от человеческой крови. Медитации позволяли отвлечься от всего наносного, неважного, суетного, заглянуть в себя, каждого, смотреть в глаза своему зверю, понимать его желания, вновь учить слышать мои. Зверь, его голод – не более чем составляющая меня, так же как и рука, расписывающая очередной холст. Я контролирую её до мельчайших манипуляций, яркости, фактурности, толщины мазка, точности, выверенности линий. Я вижу тебя, чувствую, вспоминаю твой запах, вкус, нежную гладкость, податливость тела, его дыхание, трепет и замирание под моими пальцами, его страсть и жизнь, струящуюся по венам. Это моё. Не смей. Не прикасайся. Твоё – вот. Пей. Да, не то, что ты сполна вкусил под Кровавой Луной, но для насыщения достаточно. Пей вволю. Находясь рядом с тобой – я всё чаще намеренно ловлю и продлеваю эти мгновения – я по-прежнему слышу пульсацию твоей крови, но она не заглушает другое: ты грустна или устала, тебе легко или больно, или радостно, или... Каждый оттенок твоего вздоха, неуловимые изменения тембра голоса, шороха шагов... Я вновь учусь слушать тебя. Твои статьи. Я многое пропустил. Но сейчас, читая последние работы, понимаю, насколько вырос и окреп твой стиль, девочка, насколько свободнее, неожиданнее стал выбор тем, глубже – подход к их раскрытию. Не удивлюсь, если это заметил не только я, и вскоре очередная награда займёт место на твоём рабочем столе. Мне лестно думать, что общение со мной играет не последнюю роль, впрочем, ты очень талантлива. Ты права, погода безнадёжно испортилась. По меркам смертных. Вторую неделю плотный свинцовый полог не даёт ни единого шанса солнечным лучам. Ледяной, порывистый ветер почти не приносит мне неудобств. И потому у меня появляется возможность вполне комфортных дневных прогулок. Происходящее в природе почему-то действует на меня умиротворяюще. Тихий шелест мёртвых листьев под ногами, откровенная нагота почерневшего леса, ставший удивительно прозрачным воздух. И ветер, не суеты, не тревоги, не рвущей сердце тоски, а перемен, счастливых, светлых, я в это верю. Вчера, когда ты выходила из машины, порыв ветра закружил над нами стайку листьев, и несколько из них вплелись в твои волосы. Сняв перчатку, я убрал последний, мимолётно коснувшись твоей щеки. Заметила ли ты? Даже если да, то ничем себя не выдала. И сегодня, когда я подвёз тебя к воротам колледжа, перед тем как уйти, ты совершенно обыденно, невзначай, поправила на мне шарф. И узкие ладони в тонких перчатках задержались на моей груди чуть дольше обычного... И зверь промолчал. Я стал продумывать пространство для следующего шага. Но, как это обычно и бывает в твоём случае, всё пошло не так...***
Вечером я встречал тебя у редакции. Впервые за много дней ветер утих, зато крупными, медленными хлопьями повалил снег. Потому я ждал тебя в машине. Вскоре шумно, громко из дверей здания высыпалась разношёрстная компания: надо отдать должное твоему шефу, он сумел подобрать коллектив, полностью подтверждающий и оправдывающий кричащее название журнала. Смертные, Рождённая Луной, оборотень и вампир. Гремучая смесь. Бесспорное доказательство тому, что мирное сосуществование видов возможно. Я хлопнул дверцей автомобиля, и фотограф, что-то доверительно тебе объяснявший, тут же вышел за границы твоего личного пространства. Попрощавшись со всеми, ты быстро перебежала дорогу, остановилась в паре шагов от меня: — Добрый вечер, Вик! — из-под смешной белой шапочки с помпоном радостно сияют серо-голубые глаза. — Представляешь, мою статью номинировали на премию «Новый взгляд»! Для начинающего журналиста это почти невероятно! — Я был уверен, что твой талант оценят. Замечательно, что это произошло так скоро. Значит, мой сюрприз будет как нельзя кстати. Я протягиваю тебе раскрытые ладони в перчатках, ты без колебания вкладываешь в них свои. Я чуть сжимаю твои пальцы. — И посмотри, какой вечер волшебный! — шепчешь ты, будто не замечая нашего внезапного сближения, будто всё так, как и должно быть. — Прогуляемся? Судя по лукавому огоньку в глазах, ты определённо что-то задумала. Но мой сюрприз может и подождать. — Мия? — я выгибаю бровь. Ты легко стряхиваешь снежинки с моих волос и улыбаясь отвечаешь: — Ничего особенного... Просто на Рокфеллер-плаза уже две недели как установили рождественскую ёлку, а я ни разу на неё не посмотрела... Тут совсем недалеко. Составишь компанию? Хотя при сегодняшней погоде твой образ может вызвать подозрения. Косишься на довольно тонкое чёрное пальто: — Тебе точно не холодно? Вместо ответа я улыбаюсь и плотнее укутываюсь в шарф. Ты кладёшь руку на моё предплечье – я не вздрагиваю, это обычный жест – и мы берём направление к главной ёлке Нью-Йорка. Огромная, даже на фоне небоскрёбов, раскидистая ель горит и переливается тысячей разноцветных искр. В твоих глазах детский восторг, и я уже готов признать, что это красиво и стоит семидесяти пяти лет жизни загубленного дерева. Вполне предсказуемо повсюду толпятся люди, снуют туристы, ослепляя вспышками фотокамер... Но разве до них мне сейчас? — Знаешь, Вик, — тихо произносишь ты, ловя на пушистую перчатку снежинку, — когда я была маленькой, мне рассказали, что, если поймать снежинку на ладонь и успеть загадать желание до того, как она растает, Санта обязательно его услышит... — Достоверность полученной информации должна быть доказана эмпирически? — Угу. Я пробовала много раз, но снежинка таяла почти сразу. Потом придумала натирать снегом ладони и несколько лет подряд загадывала одно и то же желание... — И? — И перестала верить в Санту, — в твоём голосе прозвучала горечь, а глаза потухли. — Давай попробуем ещё раз, — я не отрываясь наблюдал, как вспыхивает огонёк в твоих глазах, — ты же сама сказала: сегодня волшебный вечер. Я снял перчатку, подставив ладонь под правильной формы снежинку. — Красивая! — восхищённо вздыхаешь ты. — Совершенная симметрия, идеальное переплетение линий, чудо природной гармонии, но без дыхания жизни. — Но ведь именно снег хранит жизнь от стуж и морозов и, тая, пробуждает её. Какое ещё существо на Земле способно меня удивлять? О чём ты говорила, девочка? Едва ли о снеге... — Я подержу её для тебя, и ты успеешь загадать столько... — Нет, — ты качаешь головой, — всё не так просто. Держать и загадывать должен один человек. — Про вампира ничего сказано не было, а потому предлагаю начать. — И сбывается только одно... — Решайся. Снежинка лежала на моей ледяной ладони. — Ну хорошо, — ты забавно зажмурилась. Я смотрел на тебя: раскрасневшиеся от мороза щёки, россыпь веснушек на носу, снежинки, запутавшиеся в длинных золотистых волосах, мечтательно изогнувшиеся мягкие розовые губы... Санта обязательно исполнит твоё желание, девочка... Но сейчас исполни моё... И я прикасаюсь к твоим губам, тут же отстраняясь... Ты вздрагиваешь и удивлённо распахиваешь веки. Какое-то время молчим. Затем ты наклоняешься к моей ладони. Я ощущаю твоё дыхание. И кристаллик обращается крошечной каплей влаги. — Успела? — Так быстро мои желания не сбывались ещё никогда, — говоришь ты, не отрывая от меня лучистых глаз, — я всё ещё не верю в Санту, но это совсем не важно... Мне кажется, я знаю того, кто и звезду с неба достанет, если потребуется... — Кто бы это мог быть?.. И ты просто приникаешь ко мне, обнимая за плечи. — Наш первый декабрь, Вик... А ты исполняешь второе моё желание. Да, то, с которым не справился Санта, тоже на твоём счету. Я слушал биение твоего сердца, но не зверя пробуждало оно... — Я готов сказать тебе больше, Мия... Ты исполняешь то, о чём я и помыслить не мог. Мне показалось, что была зима, Когда тебя не видел я, мой друг. Какой мороз стоял, какая тьма, Какой пустой декабрь царил вокруг!¹ _______________ ¹ В. Шекспир. Сонет 97