Видно, дьявол тебя целовал В красный рот, тихо плавясь от зноя. И лица беспокойный овал Гладил бархатной тёмной рукою... «Фиолетово-чёрный»
Время, пока мы едем до дома, проходит в полной тишине. Я не отрываясь смотрю на дорогу. Ты... Можно было подумать, что спишь, если бы не исходящее от тебя напряжение. Понимаю, девочка.***
Даже выходя из автомобиля, мы держим дистанцию. Но пространство небольшой прихожей вынужденно сближает. Как истинный джентльмен, я помогаю тебе освободиться от верхней одежды. Забираю и вешаю твою белую курточку. Ты выскальзываешь из неуклюже выглядящих с платьем сапог. Подходишь ко мне. Близко. Так ещё несколько часов назад было нельзя. — Позволь, я помогу, — едва слышно. И я позволяю, наблюдая, как тонкие пальчики ловко развязывают шарф, расстёгивают пуговицу за пуговицей пальто... Ниже... — Мия... Поднимаешь глаза. Моя рука в чёрной перчатке касается твоего лица. И этот предельно острый контраст чёрного бархата, белой атласной кожи и порочно красных губ болезненно запечатлевается в сознании. — Вик, — одними губами, и шёпотом, — я правильно поняла?.. — Абсолютно. — Значит... — Да. И я наконец получаю твои губы. Без осторожности. Без оглядки. Без сомнений. Не подступая, не пробуя, не объясняя. Как своё. Вновь обретённое. Податливая мягкость, нежность, сладость, алчная жажда, упоение властью над тобой – пусть мнимой – и свободой от мыслей, знаний, контроля... Пальто, перчатки летят на пол. Ты обвиваешь руками мою шею, я углубляю поцелуй, закидывая твою ножку себе на бедро. Словно продолжаем наш танец. Только ритм для него синкопированно выстукивает твоё сердце. Пальцы скользят вверх по бедру, поднимая лёгкую ткань, задевая кружево чулок. «Не только платье». Я жадно пью эту сладость с едва уловимой ноткой розового шампанского, твоё поверхностное, рваное дыхание. Мне мало. И вот уже руки бесстыдно задирают платье, подхватывая тебя под ягодицы. Твои ноги тесно обхватывают мои бёдра, и единственная преграда в виде плотной ткани брюк становится чужеродной и избыточной и, уверен, ничуть не скрывает от тебя моих желаний. Путь в гостиную совершается почти молниеносно, и для меня остаётся загадкой, где потерян галстук и когда ты успела расстегнуть жилет и рубашку. Стеклярус на платье царапает обнажённую кожу груди, обостряя ощущения, я знаю: там, под этой искусственной, хрупкой, подвижной завесой, прячется... Сажаю тебя на край спинки дивана, разрывая объятья, освобождаясь от жилета и рубашки... Болезненно... Но я должен сполна насладиться зрелищем. Пламенно-алый поджигает молочной белизны кожу, разведённые ножки открывают красную полоску трусиков, кружево чулок – твоя прихоть, Виктор, сгорай, плавь желание... – бретелька платья соблазнительно спустилась с плеча, словно приглашая к продолжению... Изящный изгиб шеи – чистое искушение. Эта родинка – метка для моих губ, средоточие чувственности... Лицо... Нервная линия подбородка, румянец на скулах, размазанная по припухшим, полуоткрытым губам ярко-красная помада – грех, вожделение, порок!.. Но глаза, Мия!.. Из-под трепещущих ресниц – страсть, радость, готовность, робость – боязнь ошибки, неверного шага, я понимаю, девочка моя – нетерпение, жажда, и... То, о чём ты говорила тогда... Это оно, я знаю... Насквозь пронизывающее, прошивающее меня лучистыми нитями... И не уйти... Я молчу, милая, ещё молчу – дай мне время – но загляни в меня... Ты видишь... Я весь твой. С той ночи. Раньше... И ты... Моя. Зверь не проснётся, не бойся... Ну же!.. Беру твою узкую маленькую ладонь, кладу себе на грудь. Медленно, мучительно медленно веду вниз, вновь завладевая манящими губами. Другая ладонь пробирается под искрящийся декор на платье, грубо, нетерпеливо ища податливую упругость... Неверное движение – и стеклярус с глухим перестуком осыпается на пол... Платье безнадёжно испорчено... Кому до этого дело? Если твои осмелевшие пальчики умело справляются с застёжкой на брюках, проникая под бельё, гладя, обхватывая... Наши стоны звучат в унисон: я перекатываю между пальцев острую, возбуждённую плоть соска. Твой запах, тонкий, пряный аромат кружит голову, неумолимо снося границы моего контроля... Впереди целая ночь, я воздам должное твоему телу... Но сейчас меня, прохладного, почти бесчувственного, плавит заживо неутолённый голод... Что происходит с тобой?.. Руки сами рвут тонкую ткань платья на почти обнажённой спине. И алая тряпочка бессмысленно повисает, соскальзывает на диван. Я упиваюсь твоей близостью, ароматом, телом, его совершенством, гладкостью, отзывчивостью, трепетом... Каждая ласка, каждый мой поцелуй откликается живым эхом... И, Мия, я готов поклясться, я чувствую твой жар... Это за гранью понимания, рассудка – что от него осталось? Подхватив, переношу тебя на диван. Сажусь, ставя тебя над собой на колени. Ты отводишь в сторону яркую полоску трусиков. Положив руки мне на плечи, закусив губу, плавно опускаешься... Мия!.. Издаю тихое шипение: тесная, узкая, бесконечно подвижная, беспокойно живая... Слишком острые ощущения! Твоё дыхание сбивается, на лице застывает выражение сладкой муки. Ты так долго терпела, девочка!.. Меньше всего я хочу принести тебе боль, пытаюсь остановить, но ты продолжаешь движение, пока я не погружаюсь в тебя полностью... И замираешь, словно давая возможность себе – нам обоим, милая – привыкнуть, прислушаться. Я в тебе... Не только моё тело... Всё моё – в тебе. Милая, почувствуй! Ты так откликаешься, дрожью, трепетом, сладостной полуулыбкой, стоном – «О, Вик!..». И я вновь приникаю к твоим губам, прижимая к себе твоё тело, начиная осторожные движения, поглощая твои стоны... Девочка моя, это чистое безумие! Движения набирают темп, интенсивность... Ты принуждаешь меня откинуться назад, я приподнимаю бёдра, ловлю твой всхлип или вскрик... Сейчас двигаешься ты, я лишь удерживаю наше равновесие, вцепившись пальцами в край дивана... Ты сжимаешь грудь, прикрываешь глаза, и я узнаю это выражение приближающегося экстаза. — Мия, взгляни на меня, — и веки, дрогнув, открывают потемневшие от желания глаза. — Это я, — я вновь подарю тебе сладкую судорогу, утолю твою жажду, я наполню, пусть бесплодным, семенем, оставлю на тебе свой запах, печать принадлежности. — Я, милая... Позволь... И я ощущаю, как ты сжимаешься вокруг меня плотным кольцом, ещё... Мелкую дрожь твоего тела... Падаешь на мою грудь... Теперь я продолжаю движения в твоём уже расслабленном, утолённом теле. Не меняя ритма, подхожу к краю... Ты сейчас слишком чувствительна и слаба, и каждый толчок сопровождается тихим стоном... Я в твоём теле: моё предельное напряжение – твоя отзывчивая мягкость, моя безграничная сила – твоя затихающая слабость, твоё жаркое дыхание на прохладной коже, то, с какой откровенностью и радостью ты принимаешь меня, Мия... И вот я теряю себя, растворяясь в тебе, поглощённый тобой, судорожно отдавая тебе своё... О, милая... Я беру плед, накрываю тебя, не спеша выходить, рвать наше единение... Выпутываю нитку жемчуга из порядком растрепавшейся причёски, пропускаю между пальцев медовые пряди... Это была, пожалуй, самая спонтанная и сумбурная наша близость. Но я не жалею. У нас будет возможность не спешить... Я слушаю твой выровнявшийся пульс, успокоенное дыхание... Спи, моя радость. Пусть и не этой ночью.