Вот и я не иду до конца И обещанных слов не скажу. Дорожу половиной лица, Половиной лица дорожу. Только счастье б своё не спугнуть, Не зову его, только дрожу. Дорожу половиной лица, Половиной лица дорожу. «Вот и я не иду до конца»
Больше месяца минуло с ночи расправы над Клейстом. И твоего признания. Первого, не считая слов, сказанных под Кровавой Луной, но тогда ты могла быть почти уверена, что я тебя не услышу. Сейчас ты не имела защиты, а я – оправдания. То, что ты сказала, то, когда и как ты это сделала, уничтожило все таящиеся в тёмных уголках моей души сомнения в истинной природе твоих чувств. Нет, это не увлечённость, не романтический порыв, не горячность мимолётной страсти, столь часто свойственная девушкам твоего возраста. Это было так болезненно, тихо, глубоко и настояще... Ты открылась, признала свою уязвимость, ты доверилась мне вновь, отчаянно, безоглядно, и сделала это тогда, когда я меньше всего ожидал... Когда я в который раз не оправдал твоего доверия. Пусть и неумышленно, причинил тебе боль. Когда, я был уверен, мы всего в шаге от неминуемого разрыва. Когда все противоречия, все наши несовпадения, вся противоестественность нашего союза вдруг предстали перед нами в совершенной наготе и определённости. Всего три слова. Выжгли изнутри грудную клетку. Напрочь лишили мыслей и эмоций, обратив их в прах, пустоту. Чтобы из пустоты и праха родить нечто спаянное из немыслимой боли, восторженного, ликующего трепета, бесконечной нежности, всепоглощающего желания... Признание чувств. Признание неотвратимости. Поражения. В тот момент я поклялся себе, что отныне трижды переступлю через свои принципы, гордость, свой страх. «Я сильная. Со мной ничего не случится». Но никогда не дам тебе повода жалеть о сказанном этой ночью. Я буду учиться жить, принимая твою природу, как ты приняла мою, чего бы мне это ни стоило. Если я не в силах уберечь тебя, просто буду рядом. Если мне не дано исцелить твою боль, возьму часть её на себя. Если наши миры не позволят нам быть вместе, я сокрушу их и брошу к твоим ногам. В ту ночь я отнёс тебя в спальню, и ты уснула в моих холодных объятиях, убаюканная поэтическими любовными признаниями на непонятных, неведомых языках – и ни одно из них не отражало и десятой доли того, что я испытываю к тебе, они чужие – и лишь тебе слышимым биением моего сердца... Ждала ли ты?.. Почему я тебе не ответил? А как же последний оплот твоей силы, Виктор, твоего иллюзорного контроля, хрупкий бастион, всё ещё нелепо сопротивляющийся неистовой стихии? Что будет, когда он рухнет? Что вас ждёт дальше? Трус. Твоё пробуждение караулили роскошный букет цветов и бриллиантовое колье, которому позавидовала бы и особа королевских кровей. Да, ты была рада... Но это ли тебе было нужно? Трус. Утром ты вела себя со мной как ни в чём не бывало. Очевидно сделав собственные выводы. Было бы странно ожидать иного, правда, Виктор? Далее ни намёком не возвращала меня к неоконченному нами разговору... Трус. Но мы хотя бы не отдалились. И это было странно и шатко. Словно стоя на прежней ступени одной ногой, мы занесли другую для следующего шага, но не определились с направлением... Вообще этот месяц стал непростым. Казнь Клейста вызвала некоторое волнение и даже недовольство в определённых кругах. Потребовались немалые усилия, чтобы сгладить ситуацию и немного разрядить обстановку. Пришлось принять меры и для того, чтобы дело о таинственных истязателях замяли. Помимо всего прочего, после исчезновения владельца мне удалось переоформить на себя здание, в котором находился «Lust» – деньги порой творят немыслимые чудеса – и теперь я занимался проектом, зревшим в моём сознании достаточно давно.***
Сегодня я решил отложить дела и отправиться домой пораньше. Конечно, вампиры не устают, но... Ты собиралась вечером пройтись с Тришей по магазинам, и я решил не отвлекать вас звонком. На удивление, ты встречаешь меня дома. Я не был в восторге от твоей легкомысленной и болтливой подруги, но не мог не признать, что общение с ней приносило тебе радость. В твоей жизни должен был существовать кто-то лёгкий, кто-то из прежнего мира, к кому ты могла бы периодически выныривать на поверхность. Триша была именно такой. И сейчас настроение твоё какое-то приподнятое, я бы сказал, игривое. Впрочем, как и одеяние. Чёрный короткий шёлковый халат с широкой полоской кружева по подолу, подхваченный пояском. — Мы с Тришей заглянули в магазин нижнего белья, — как бы между прочим поясняешь ты, освобождая меня от шарфа и пальто. И глаза твои опасно блестят. — Приобрела что-то? — интересуюсь я. Конечно, приобрела, Виктор, и как бы ты не строил из себя холодного истукана, тебе явно не терпится это увидеть. Вместо ответа ты лукаво улыбаешься и идёшь внутрь дома, бросая приглашающий взгляд через плечо. Как только я переступаю следом за тобой порог спальни, понимаю: всё это неспроста. И зажжённые свечи, и ароматические палочки сандала... — Присядь, — на выдохе произносишь ты. Я опускаюсь на кровать. Ты встаёшь между моих коленей, и узел на пояске твоего халата оказывается так соблазнительно близко, что... — Нет, Виктор, — смутно знакомые, холодно-требовательные интонации, — я сама. Изящные пальчики распускают шёлковую ленту и... Я судорожно сглатываю. Ничего не скрывающее, лишь распаляющее желание тонкое, прозрачное, чёрное кружево крошечных трусиков и лифа... И подвязка-бант на стройной ножке. — Нравится? — кокетливо спрашиваешь ты. Уверен, ты всё поняла, маленькая хулиганка, и по моему голодному взгляду, и не только... — Определённо, — я не собираюсь сдаваться легко. Но ты дурманяще близко. И руки сами тянутся к желанному телу... Ты цокаешь языком: — А как же спросить меня, чего я хочу? Нечестная игра, дорогая. Я и в самом деле последний месяц во время близости всегда спрашивал тебя об этом. Всё же свои действия в ночь после казни Клейста я правильными не считал и не желал повторения. Но, если настаиваешь: — Чего ты хочешь, Мия? Ты вновь загадочно улыбаешься. — Я покажу, — шёпот у моего уха, пускающий по телу волну мурашек и лишающий последней возможности скрыть очевидное. Ты грациозно опускаешься на колени, давая мне лишь вскользь вблизи насладиться чудесным видом. Медленно расстёгиваешь рубашку. Я помогаю с запонками. И только когда твои пальцы высвобождают моё стеснённое желание, я понимаю, что ты задумала. — Мия... — предупреждаю я. — Вик... — вторишь ты эхом. — Я не думаю, что... — И не нужно, Вик. Не думай. Просто расслабься. Я буду ласковой. И чувствую, как мягкие, влажные губы накрывают мою плоть, нежный, чуть шероховатый бархат твоего языка, и все сомнения и мысли разом куда-то улетучиваются... Остаются лишь ощущения. Чистое, запредельное наслаждение... И я настолько поддаюсь ему, что не сразу понимаю: откровенные, хриплые стоны принадлежат мне. Это всего второй раз, когда я позволяю себе и тебе подобные ласки. В прошлый, в бельгийском замке это была моя инициатива, акт предельного откровения и сближения. Но сейчас ты сама пожелала. И ласки твои более настойчивые и смелые. Ты пробуешь и изучаешь реакции моего тела... Что ж, как я говорил, мне нравится твой пытливый ум, особенно... Ах-х, девочка! На мгновение я покидаю реальность, и, когда возвращаюсь, поднимаю тебя с колен к себе на кровать и целую эти припухшие, пунцовые губы, хранящие мой вкус. — Чудесная... Удивительная... — шепчу я. — Девочка моя... Перед глазами мелькает Клейст, глупые смертные девчонки вокруг него... И все эти слова... — Твоя, Вик, — ты будто почувствовала, — твоя. Потому что я сама хочу этого. Потому что... И я вновь целую тебя, уже настойчиво, требовательно. Я оценил твой сюрприз, милая, но сейчас я не потерплю между нами никаких преград. И два кружевных лоскутка летят на пол. И твоя грудь наконец оказывается во власти моих рук и губ. Изящная шейка, впадинка у ключицы. Чёткий рисунок рёберных дуг выгибающегося в истоме тела. — Возьми меня, Виктор, — выстанываешь ты, и мне не требуется иного приглашения... — И что это было? — на этот раз твоей любимой фразой воспользовался я. Ты лежишь на моей груди с выражением тихого блаженства на лице. Я запоминаю его до мельчайшей чёрточки и мысленно пополняю свою коллекцию... — Ничего особенного, Вик, просто мои желания... — Милая, твои желания особенны. Не стоит их недооценивать... И сегодня они удивительным образом совпали с моими... Настолько, что я не уверен, чьи желания мы исполняли. — Просто ты всё ближе... Просто... — Вик, — негромко произносишь ты, — последнее время ты так напряжён... — Это пустое. Временные... даже не трудности... скорее предчувствие, ожидание. — Ожидание? Чего? — Новой жизни, родная. Новой жизни.