Видишь, как за нами рушатся мосты, Остаётся пыль на словах пустых. Ты слушаешь шёпот неведомых слов, И кружится голова... «Дай себя сорвать»
Во Флоренции мы приземлились ранним утром. Погода значительно испортилась: небо заволокло сизыми тучами, монотонно заморосил дождь. Но мне подобное обстоятельство было только на руку: мы могли не дожидаться заката солнца, а значит, увидеть несколько больше, чем я изначально планировал. К сожалению, наше небольшое путешествие должно было завершиться уже завтра: некоторые события требовали моего возвращения в Штаты. Стоило мудро распорядиться тем временем, что у нас оставалось. Посещение Уффици¹ я решил оставить на следующий день: до вылета у нас будет около трёх часов. А твоё знакомство с городом, подарившим миру подлинных гениев, можно было начать прямо сейчас. И я знаю, с чего... Распорядившись отвезти в отель наши вещи, я вызвал такси.***
Есть в узких мощёных улочках ещё не проснувшейся провинциальной, не туристической Флоренции, укрытых пепельным сумраком непогоды, какая-то особенная магия. И я будто впервые ловлю её под аккомпанемент тихих ударов твоего сердца, так отчётливо мной ощущаемых, ведь в попытке укрыться от дождя ты теснее жмёшься ко мне, прячась под большим чёрным зонтом. Место, куда мы сейчас направляемся, обозначено неприметной табличкой на стене «Giardino Bardini»². Именно за этими воротами скрывается то, ради чего я привёл тебя сюда. Сквозь дождь из лепестков цветущих деревьев нам открывается вид на город. Сказочная Флоренция в сероватой дымке, узнаваемые силуэты крыш, куполов, зданий... — Эту панораму я видела на картинках по запросу... Всё такое нереальное... Вик, вон там... Что за строение? Оно кажется мне очень знакомым. — Знаменитый купол Брунеллески... Рядом кампанила Джотто. Мы обязательно там сегодня побываем. — Голова кругом... Столько великих имён... — Колыбель Ренессанса, — улыбаюсь я. Туристов в такое раннее время здесь нет, дождь почти закончился, и мы совершаем неспешную прогулку по парку. Лестницы, арки, живописный канал, небольшие фонтанчики, притаившиеся за кустарниками, так гармонично вписывающиеся в окружающий ландшафт статуи из белого мрамора... Рассказываю тебе то, что мне известно об этом месте. Ты тихо улыбаешься: — Ловлю себя на том, что меня уже не удивляет факт твоей осведомлённости абсолютно обо всём. — Я бы так не сказал. — Уверена, в ближайшие несколько веков ты наверстаешь упущенное. Продолжая беседу, мы подходим к аллее, увитой цветущими глициниями. Ты замираешь, даже сердце твоё, кажется, перестаёт биться. — Ох... Подожди... Виктор, они настоящие? Будто не веря, трогаешь свисающие гирлянды лавандовых, лиловых цветов, источающих приятный сладковатый аромат. — Живые... Но это невероятно... Сказочная красота... Входишь под цветущую арку... Ты двигаешься медленно и странно неуверенно, будто во сне. Оттого так выделяются резкие движения рук – странные жесты, будто что-то смахиваешь с лица... — Мия?.. — Всё хорошо, Вик, всё хорошо, — но оборачиваться ко мне не спешишь. Значит, я спешу к тебе. — Мия, — подходя, понимаю: всё не так уж хорошо, — что случилось? Ты опускаешь голову. Да что такое? Аккуратно приподнимаю пальцами твой подбородок, убирая волосы от лица... — Почему ты плачешь? Пытаешься улыбнуться, но прозрачные капли бегут по твоим щекам: — Не знаю... Как-то само... Я могла видеть подобное только на картинках. А сейчас... Я здесь. И всё это становится реальностью... Ты даришь мне эту реальность. Понимаешь, Вик? Ты... — Не нужно, милая, — касаюсь поцелуем горько-солёных губ, привлекаю к груди, заключая в объятия, — ты подарила мне неизмеримо больше...***
Потом были и Санта Мария дель Фьоре (и мы забрались-таки на колокольню Джотто), похожая, по твоим словам, на искусно инкрустированную шкатулку; и монументальный Палаццо Веккьо на площади Синьории с загадочным лицом на стене, выгравированным, по преданию, самим Микеланджело; и легендарная Санта Кроче; и... Но до всего этого забавный диалог, состоявшийся на улочке, названной в честь Данте Алигьери, у церкви Санта Маргарита, где, по легенде, великий флорентиец и повстречал свою музу – красавицу Беатриче. — Там внутри даже есть чаша, где жаждущие разделённой любви оставляют записки с просьбами к Данте. — Странного адресата они выбирают, ведь... — Да, чувства поэта остались безответными... Но отчего-то сейчас я думаю, что странности – это не всегда плохо, — улыбаюсь уголком губ, — возможно, без них мир был бы гораздо скучнее. Тёплая улыбка в ответ: — Не узнаю тебя, Вик... Я и сам себя не узнаю. Последний год точно. — Ну так что, войдём? Ты смотришь на меня с некоторым сомнением: — Вместе? — Почему нет? — и вдруг понимаю. — Я не обращусь во прах и не развеюсь чёрным дымом. Не очень люблю запах ладана, но могу потерпеть. Мы всё же заходим в церковь. Ты крепко держишь меня за руку – видимо, мои слова тебя не убедили – и это одновременно забавно и удивительно трогательно. Записки в чаше ты не оставляешь, лишь теснее переплетаешь пальцы с моими. Далее посещение соборов, церквей, капелл проходит уже более спокойно. Рассказываю в основном я, ты внимательно слушаешь, смотря на всё широко раскрытыми, блестящими глазами... Наша прогулка ненадолго прерывается обедом в небольшом, уютном ресторанчике, и продолжается вновь... Мы осматриваем признанные шедевры скульптуры и зодчества или сворачиваем на неприметные улочки, чтобы найти там спрятанные мастерами неожиданные сокровища...***
Над городом плавно сгущаются вечерние сумерки, и я замечаю, что блеск в твоих глазах потух, и сама ты кажешься уже какой-то равнодушно-отстранённой. — Устала, милая? — Дело не в этом. Не знаю, как объяснить... Я будто переполнена... Слишком много... — Красоты и впечатлений. — Да. — Значит, стоит немного отдохнуть. До отеля здесь совсем недалеко. Мы можем вызвать такси, если... — Ну что ты, Вик, всё не настолько плохо. И мы завершаем прогулку по вечерней, в неярком свете фонарей, почти мистической Флоренции... Думал я, но... — Вик, ты слышишь? Да, теперь да. Для меня до сих пор загадка, как ты замечаешь подобное раньше, ведь мои способности объективно лучше развиты... — Да. — Что там? Что ты слышишь? Я слышу, как откланиваются с вежливым «аrrivederci» мои планы на приятный романтический вечер. — Мия... — Там что-то случилось... И конечно, мы сворачиваем на звук тревожных голосов. Пройдя несколько десятков метров, у ограды роскошного, но почему-то не отреставрированного, заброшенного дома видим нескольких мальчишек, возбуждённо обсуждающих что-то между собой. Ещё один, зацепившись за доски, которыми заколочены окна первого этажа, всматривается внутрь дома и кричит: — Ehi, Giovanni! Подходим ближе. Мальчишки затихают, настороженно оглядывая нас. Интересуюсь, что произошло. Переглядываясь друг с другом, с недоверием, сбивчиво они начинают рассказывать... — Ну что, Вик? — Они поспорили. И один из них, Джованни, проник в дом. Он должен был пробыть там пятнадцать минут, но его нет уже больше часа. Предлагаю вызвать полицию и... — Виктор, пока они приедут... Здание старое, вдруг он провалился куда-то, ранен, может быть, счёт идёт на минуты. Мы ведь можем помочь!.. Конечно. Я всерьёз рассчитывал на что-то иное? Если ломать парадную дверь, это может быть воспринято как порча имущества или вандализм. Спрашиваю у ребят, есть ли другой способ проникнуть в здание. Тот, кто сидел на окне, вызывается проводить нас к чёрному входу: дверь там не заперта. По пути он интересуется, знаем ли мы про призраков, обитающих в стенах этого дома. Предпочитаю не отвечать, опасаясь потока ненужной информации. Дверь действительно оказывается открытой, а нашего сопровождающего как ветром сдувает. Вхожу первым, ты следуешь за мной. Половицы под ногами опасно скрипят, но стоит нам добраться до просторного холла, как надёжность пола перестаёт вызывать опасения. Скудный сумеречный свет, проникающий сквозь щели в заколоченных окнах, едва ли позволил бы нам что-то разглядеть. Но глаза вампира приспособлены к темноте, и я отмечаю малейшие детали интерьера. Становится понятно, что дом когда-то принадлежал знатному вельможе. Странно, что здесь не похозяйничали мародёры: уверен, им было бы, чем поживиться. Слышу за спиной какой-то шорох, оборачиваюсь и... упираюсь взглядом в глухую стену. Спокойно, Виктор. Этому должно быть объяснение. Ощупываю каменную кладку. — Мия!.. Слышу твой стон в противоположной стороне. Стоны... Развернувшись, не верю своим глазам. После почти глухой темноты свет кажется слишком резким, и я какое-то время моргаю, пытаясь к нему приспособиться... И понимаю, что нахожусь в совершенно ином месте. Это какой-то сарай, амбар, залитый ярким солнечным светом. И на земле, покрытой душистым сеном, два сплетённые страстью обнажённых тела... Одно из которых принадлежит тебе, а второе: — Себастьян, — одними губами произношу я... Моё присутствие остаётся незамеченным, зато я замечаю всё: и то особенное, сосредоточенное выражение твоего лица, и очертания припухших от страсти губ, шепчущих чужое имя, и... — Нет, — я с яростью сжимаю веки, — это полный бред! Слышу детский смех. Открываю глаза, чтобы увидеть совершенно иную картину: ты в простом белом платье, такая светлая, тёплая и почему-то чужая, держишь на руках младенца, что-то напевая ему. Светловолосый мальчик лет четырёх катает у твоих ног машинку... — А вот и папа пришёл! — приподнимаешься будто мне навстречу с радостной улыбкой, но... Рядом с тобой возникает совершенно иная фигура. — Макс, милый! — Неправда! — с силой давлю на виски, сипя пересохшим горлом. — У тебя был выбор, был... И вновь темнота. И в ней я различаю хрупкую фигурку у стены в джинсах и кожаной курточке. — Девочка моя! С тобой всё в порядке? — голос почти срывается. Ты не отвечаешь, молча приближаешься ко мне, и в твоих глазах я замечаю не твоё... В долю мгновения перехватываю руку, сжимающую стилет, цежу сквозь зубы: — Я не знаю, что ты такое... Но не позволю рыться в моей голове... Сильнее стискиваю запястье, и черты вдруг начинают меняться: глаза темнеют, линия губ становится жёстче и выразительнее, изящнее – нос и овал лица, каштановые волосы рассыпаются по плечам... И тут же идеально прекрасное лицо искажается бессильной злобой, вспыхивает пламенем, оставляя чудовищный слепок пустых глазниц и дьявольский смех, отдающийся звоном в ушах... И ничего... Нет, твой голос: — Это неправда! Катись к чёрту! В другое время я обязательно высказал бы тебе за выбор лексики, но сейчас... Мы снова в холле особняка, и я, мгновенно сокращая расстояние между нами, отчаянно прижимаю тебя к себе... — Это всё неправда, неправда, Вик, — рвано выдыхая, шепчешь ты. — Конечно, неправда, мы оба это знаем, — успокаивающе глажу тебя по волосам. Вдруг, встрепенувшись, ты поднимаешь голову. Да, я тоже слышу этот стук, доносящийся со второго этажа... Да, нам надо найти мальчишку. Взявшись за руки, мы поднимаемся по обветшавшей лестнице, доходим до источника звука, скрытого запертой дверью. — Джованни? — спрашиваешь ты. И негромкий детский голос: — Аiuto, non riesco ad aprire...³ — Отойди от двери, — предупреждаю по-итальянски, и, услышав шорох шагов, просто высаживаю её плечом. За ней обнаруживается цель наших поисков: явно напуганный, но держащий лицо мальчишка лет одиннадцати. — Я так-то вообще ничего не боюсь, — бормочет он по-итальянски, — но дверь сквозняком захлопнуло, наверное, и замок заклинило... — С ним всё в порядке, — поясняю тебе. — Пора отсюда выбираться.***
Стою на балконе отеля с видом на мост Понте-Веккьо. Смотря на блики от огней фонарей и домов, играющих на спокойной глади реки Арно, думаю о том, что отныне течение моей жизни подобной гармонии будет лишено. И отпивая из бокала янтарное вино, признаю, что иду на это сознательно и добровольно, не собираясь отказываться от причины, выходящей из душа в пушистом махровом халате... — Это какое-то безумие, Вик... — Возможно. — То, что мы там видели... — Пока у меня нет объяснений. — Я обязательно должна узнать больше об этом доме... Но не сейчас. — Ты действительно устала, милая, — едва заметно улыбаюсь. — Издеваешься. Но скажи, неужели тебе самому не интересно? — Боюсь, на расследование у нас не остаётся времени: завтра мы должны вылететь в Нью-Йорк. — Уже? Что-то случилось? — Я расскажу, как только буду владеть всей информацией. — Значит, с Моретти мы больше не увидимся? — Они тебе понравились. — Они прекрасны. И Себастьян, Лючия словно их продолжение, и всё равно другие... Удивительно! — Подобного продолжения мы с тобой будем лишены, — почему именно сейчас, Виктор? — О чём ты? — У вампиров не может быть детей, Мия. Сейчас я ожидаю какой угодно реакции, но... Ты улыбаешься? — Я сказал что-то смешное? — Нет, извини, если задела тебя. Я давно это поняла: едва ли ты столь безответственно отнёсся бы к вопросу контрацепции, да и... Неважно. Важно, что ты вообще завёл об этом разговор... Меня словно освободили от невидимых оков. Ты знала. И ты до сих пор со мной. — Чудесный вид, не правда ли? Ты всё понимаешь: — Этот мост – тоже какая-то достопримечательность? — Понте-Веккьо. — Он производит... странное впечатление. — Я бы рассказал тебе о нём, но боюсь, на сегодня у тебя переизбыток информации. Кстати, поговаривают, что рядом с ним обитает дух... — Ты прав, хватит с меня на сегодня и духов, и привидений... Честно говоря, этот балкон кажется мне гораздо более изящным и эстетичным. На такой в Вероне могла выходить Джульетта... — Могу для аутентичности спуститься вниз и исполнить серенаду. — Правда? Да, я уже понял, что за все слова мне придётся отвечать... Вздохнув, ставлю бокал с вином на подоконник. — Перестань, Вик, я шучу... Хотя это было бы интересно. Лучше скажи, как могли бы признаваться друг другу в любви герои Шекспира. Они ведь говорили по-итальянски? — Ti amo, — мягко произношу я, и это не просто слова на итальянском. — Красиво... Ti amo, — повторяешь ты, закрывая глаза, и я слышу трепет твоего сердца... Беру в ладони твоё лицо, трогаю губами нежные губы... — Ti amo con tutta me stessa⁴, — шепчу, словно клятву, беря в свидетели вековой камень улиц Флоренции, тихое, живое дыхание Арно и, наверное, дух Понте-Веккьо, — ti amo... _______________ ¹ Галере́я Уффи́ци (итал. Galleria degli Uffizi букв. «галерея канцелярий») — музей во Флоренции, один из наиболее старых музеев в Европе. ² «Сады Бардини» (ит.) ³ (ит.) Помогите, я не могу открыть... ⁴ (ит.) Я люблю тебя всем существом