Такая их карма – Легко и шикарно Под небом цвести... «Такая их карма»
Однажды Бог Небес Ниниги решил взять в жёны одну из дочерей Бога Земли. Старшая Иванага-химэ была крепка, как скала, а младшая Ко-но хана сакуя-химэ – прекрасна и нежна, словно цветок дикой вишни. Жених без раздумий отдал предпочтение младшей, и этот безрассудный выбор прогневал любящего отца, ведь со старшей дочерью их потомки были бы крепкими и нерушимыми, словно камни... Теперь жизнь детей Ниниги будет бурной, красивой, но недолговечной, как весеннее цветение сакуры...¹ ____________________________________ Ты, конечно, не забыла наш разговор в Триесте. И теперь изучала... китайский. Уверен, ты решила, что так я испытываю тебя на прочность или весьма своеобразно проявляю чувство юмора... Но не отступилась. И теперь между занятиями в колледже, работой в редакции и над дипломом ты просматривала или прослушивала уроки китайского, а вечерами мы практиковали живое общение... И должен признать, у тебя неплохо получалось.***
К концу апреля я наконец оставил резиденцию Вуда: ремонтные работы были завершены, оставалось лишь завезти необходимое оборудование и набрать персонал. Это заняло несколько дней... И вскоре в городе появился ещё один клуб для вампиров – «Новая жизнь». Громкое название было выбрано не случайно, и те, кто знал меня достаточно близко, прекрасно понимали почему. Открытие, по вампирским меркам, было довольно скромным. Но Бенни был здесь, прервав свой очередной тур. И без особых приглашений этим вечером в зале клуба собрался весь цвет вампирского общества не только Нью-Йорка. Предвосхищая это, памятуя о недавних событиях, я, конечно, озаботился повышенными мерами безопасности... Но всё проходило спокойно... Я и сам уже склонялся к мысли о том, что не стоило связывать странную записку и случайную, по всей видимости, стычку оборотня и вампира, закончившуюся гибелью последнего. Возможно, волк не подумал о сокрытии тела просто потому, что думать для оборотней – последнее дело. Как я уже сказал, вечер проходил спокойно. Композиции Барта сменились моими в исполнении приглашённых музыкантов: тебе всегда нравилось живое исполнение. Среди надменных хищников и их претенциозно одетых и ведущих себя соответствующе спутниц ты держалась прекрасно. Твоя фигурка в коктейльном платье благородного карминного оттенка то и дело мелькала между силуэтами гостей. Изредка я мог уловить обрывки ваших разговоров. Ты становилась виртуозной хозяйкой вечера, дорогая. Однако не один я наблюдал за тобой... — Добрый вечер, отец. — Здравствуй, Виктор. Прекрасное место. Очень ярко отражает тебя. Я усмехнулся: — Возможно, тебе это покажется странным, но Мия сказала почти то же самое («Очень в твоём духе, Вик»), когда впервые оказалась здесь. — Возможно, тебе это покажется странным, но я не удивлён. Пойми, я не имею ничего против Мии лично. Я сомневался в правильности ваших... — Ноэль... — И до сих пор не уверен до конца... Дослушай, Виктор... Но это твоя жизнь, твой выбор. Как бы мне не хотелось оградить тебя, я не вправе. В том, что касается искренности её отношения к тебе, я не сомневаюсь. А глядя на неё сегодня, понимаю, насколько она выросла рядом с тобой. — Отец... — Я всего лишь пытаюсь быть с тобой откровенным и не ищу удобных фраз. — Я ценю. — Если она делает тебя счастливым, пусть будет так. Даже... — Поверь, я понимаю отец. — Рад, что мы услышали друг друга, мой мальчик. За «Новую жизнь»! И приподнятые бокалы с вином словно скрепляют наше молчаливое согласие. В этот момент подходишь ты. — Добрый вечер, Ноэль. — Добрый вечер, Мия. Очаровательно выглядишь. — Благодарю. Так уже привычно грациозно чуть наклоняешь голову, даря тихую улыбку. И это не маска сейчас. — Поддерживаю полностью озвученное выше и прошу танец, — подаю тебе руку. — Тебе невозможно отказать, — улыбаешься, выходя следом за мной в центр зала. Играет композиция Якоби... Да, та самая... И на твоих щеках расцветает румянец. Я тоже помню всё, Мия. — Иногда мне кажется, что с того момента прошла целая вечность, Вик. (Да.) Всё так изменилось... Я и представить не могла... Ты не договариваешь, но я понимаю... Скольких трудов тебе стоило дойти ко мне, милая!.. Ведь я видел, видел всё в твоих глазах той ночью. И другими, что последовали за ней. То, что осталось неизменным, то, что так безошибочно и упрямо вело нас друг к другу, то, что сейчас сотворило... — Нас такими? — Да, пожалуй, — улыбаешься, и это особенная улыбка предназначена только мне...***
Следующим днём просишь встретить тебя после работы. Подобные просьбы звучат нечасто, и значит, на то есть причина. И, когда ты садишься в мою машину, уже традиционно приветствую тебя по-китайски, интересуясь, как прошёл твой день. Ты отвечаешь, забавно путаясь в интонации, но вполне различимо: дипломом почти не занималась, зато закончила статью, с которой мучилась уже несколько дней, а на обеде в кафе виделась с Фоллом. Затем переходишь на английский, чтобы, как поясняешь, иметь возможность рассказать о вашей беседе подробнее. — Вик, вы ведь всё ещё ищете оборотня, напавшего на новообращённого? — Да. У Фолла есть информация? — Макс не стал беспокоить тебя лично, чтобы не отвлекать от дел... На редкость, корректный и деликатный оборотень... — Решил сначала поговорить со мной... Конечно, он не искал повода встретиться с тобой... — Я не знаю, интересно ли будет то, о чём я расскажу, но... В общем, стая, знакомая с Обье, обнаружила в своих угодьях запах и следы постороннего оборотня. Их владения находятся почти в городской черте, и, судя по всему, незваный гость наведывается часто. Обещали по возможности выследить. — Надеюсь, в следующий раз Фолл не станет скромничать и с подобным обратится напрямую ко мне. — Я обязательно передам ему твоё пожелание. — Сделай милость. — А теперь – довольно о делах... Прокатимся кое-куда, Вик?***
Мы останавливаемся у ворот Центрального парка. — Они уже около двух недель цветут... Так хотелось успеть увидеть вместе с тобой... Я начинаю догадываться, куда мы идём... Несмотря на довольно позднее время, парк не пустует. По его аллеям в основном проходят влюблённые парочки, и мы кажемся одной из них. Мягко сгущаются сумерки, и, когда мы наконец достигаем цели, деревья, представшие перед нами, кажутся утонувшими в розовых облаках... Но эту терпкую сладость не спутать ни с чем. — Сакура, — намечая улыбку, произношу я. — Угу. Ещё один-два дня – и волшебство развеет ветер, а деревья станут похожи на сотни других в парке. Словно услышав тебя, подувший вдруг ветер поднимает в воздух тысячи лепестков, и они, кружа, словно небывалый снег, ложатся на землю, осыпают нас... Ты, смеясь, убираешь лепестки с лица и волос. — Тебе идёт. Теперь ты похож на цветочного принца, Вик. — Ты находишь? Возможно, стоит пересмотреть своё отношение к розовому... Снова заливаешься смехом: — Ну нет, не настолько радикально... — Я думал, мой вечный чёрный тебе настолько надоел, что ты согласна сменить его на что угодно. — Виктор, — ты вдруг становишься очень серьёзной, — никогда так не говори, и не думай. Даже в шутку. Мне не может надоесть то, что связано с тобой. Кутаю тебя в объятия. — В Японии это дерево имеет особенное значение? — Ты права. Посмотри, — нахожу и срываю уцелевший цветок, — пять лепестков – это пять фундаментальных жизненных аспектов: мир, радость, здоровье, удача и процветание. Цвет сакуры прекрасен, как весна, любовь, он несёт в себе тепло и ласку солнца, олицетворяет бесконечную женственность, начало начал, зарождение жизни... Ещё об одной, основополагающей ипостаси, я намеренно умалчиваю. Но ты будто слышишь мои мысли. — Прекрасен и хрупок... Так ярко и быстро... Как, наверное, и сама жизнь... Внезапно ощущаю ноющую боль под рёбрами, будто кто-то нажал на начавшую заживать рану. — Это не про нас с тобой, милая. — Не про тебя точно, а вот... И я понимаю, что ты не единожды размышляла об этом. — Мия, ты наполовину вампир, значит... — Это ничего не значит, Вик... В отношении меня – совершенно ничего. Что бы ты ни говорил, в глубине души... — Нет. Смотришь на меня и вдруг грустно улыбаешься: — Первый раз ты напоминаешь мне ребёнка, упрямого ребёнка, который... — Отказывается признать очевидное? Это не так. Я отказываюсь брать на веру домыслы. Ты правильно заметила, о тебе нам известно мало. Предпочитаю не предполагать, а узнавать. Впрочем, на наших с тобой отношениях это никак не скажется, — по-моему, я уже произносил эту фразу. — Я не хочу, — тихо произносишь ты, и сердце моё замирает, — не хочу причинять тебе боль. Нет, нет, девочка... Даже размышляя о смерти, ты тревожилась обо мне... Но так не должно быть, Мия. Ты не должна думать об этом, у нас ещё столько впереди... Столько не сказано, не воплощено... Я сейчас себя чувствую, как обманутый в своих ожиданиях счастливчик, кому было обещано исполнение всех его желаний, а потом оказалось, что всемогущий кудесник на самом деле лишь жалкий карнавальный фигляр... Бережно приподнимаю твой подбородок, ощущая дрожь собственных пальцев, смотрю в блестящие серо-голубые глаза (невозможно думать, что этот блеск погаснет): — Послушай меня. Никакая боль не сравнится с тем счастьем, что ты даришь мне. И сама эта боль тоже счастье, она говорит о том, что я жив. Жив, понимаешь, Мия? И ты будешь рядом до тех пор, пока сама хочешь этого. И ничто, слышишь, ничто другое, кроме твоего желания... Моя излишне эмоциональная тирада прерывается внезапно: ты приникаешь к моим губам, и всё, что кроме, остаётся ненужным грузом, назойливым мороком... Только твои сладко вздрагивающие губы под моими, только твоё гибкое, живое, такое хрупкое и вместе с тем сильное тело в моих объятиях... Этой ночью наше единение, слияние было особенным. Каждое мгновение с тобой, вздох, стон, трепет... Я впервые почувствовал, что тебя у меня может отнять самый безжалостный и непримиримый соперник – время...***
На следующее утро на полупустом рабочем столе в новом кабинете среди бумаг меня ждал вчетверо сложенный листок, на котором уже знакомым мелким шрифтом была выбита всего одна строчка: «Любое начинание заключает в себе свой конец». Это уже мало походило на случайность или безобидную шутку. _______________ ¹ Японская легенда