Братья

      — Ты, когда улыбаешься, — исподлобья глянул на Джонатана Эддард, — хоть в лице чуть-чуть меняйся. Не будь я Исповедником, даже не заподозрил бы, что ты это умеешь.       Джонатан пропустил колкость мимо ушей. Сейчас ему было не особо важно, что Эддард думал о его способности выражать эмоции. Кому-то, не знавшему Магистра, могло показаться, будто он не менялся в лице вообще никогда. И только особо наблюдательные люди (ну или просто те, кто осмеливался не просто поднять на Джонатана Рала глаза, но и задержать на нём взгляд) могли заметить, что уголки его губ едва заметно приподнялись, а тучи, клубившиеся в радужке серых глаз, выцвели до простого чуть хмурого неба.       Наверное, исключительно из-за этой детали и из-за того, что в этом дворце все относились к лорду Эддарду с теплотой, люди не обходили двух Ралов стороной. А людей было много — даже больше, чем помнил Джонатан в своем Народном Дворце. Сейчас, как и в те времена, когда его родители были живы, подземная часть дворца жила своей особенной жизнью. Несмотря на то, что высоко над его шпилями стоял ясный день, здесь, в многочисленных белокаменных коридорах, было царство вечной ночи — и все же не царство мрака. В воздухе витал терпкий запах горящей смолы, а на стенах потрескивали горящие факелы, и по коридорам разливалось мягкое оранжево-золотистое свечение.       По какой-то причине их четверка спустилась сначала на нижние ярусы, чтобы от них начать путь к главному залу, обрамленному тремя рядами балконов. Никакое другое слово, кроме как «восхождение», не подходило для описания их пути. Более половины его было позади, и лавки и магазины, вырезанные в каменных нишах, представляли все более и более изысканный товар.       Голоса путников и лавочников, многократно усиленные каменными стенами, будто вибрировали, ввинчивались своим пестрым звучанием прямо в сознание и невольно делали простых прохожих соучастниками какого-то невероятного таинства. Поэтому Джонатан так редко появлялся здесь — в его сознании это таинство обычно приобретало налет вульгарности и житейской обыденности.       Но, почему-то, не сейчас. Не когда в пяти футах перед ним и Эддардом шли улыбавшиеся Илейн и Лора, по пути отвлекавшиеся едва ли не на каждую лавочку, чтобы найти что-нибудь особенное, созданное исключительно в честь празднования солнцестояния.       Помимо дружелюбной улыбки, единственной эмоцией, которую они встречали у обитателей дворца на своем пути, была неловкость, когда они замечали, что лорд Эддард вроде как… раздвоился. Сначала Исповедник делал вид, что не обращает внимание на ажиотаж вокруг них, но, в конце концов, решил воспользоваться ситуацией.       Когда они поднимались по широкой белокаменной лестнице, Эддард поймал на них двоих взгляд проходившего мимо ремесленника, мастера по золоту. Мастер этот был настолько известен в Народном Дворце уже вот лет двадцать, что даже морд-сит уважительно кивали ему (он умудрился оказать им услугу во времена владения лавкой в Эйдиндриле, но какую именно — Эд понятия не имел).       Не теряя времени, Исповедник приветственно кивнул ему, и, только глаза мужчины остановились на Джонатане, неустанно следившем за своей возлюбленной, возвышавшейся на несколько ступенек впереди, Эддард с силой и якобы по-близкородственному похлопал его по плечу. Будь Джонатан немного послабее, то есть не той же комплекции, что «брат», его плечо бы зазвенело, ведь похлопывание по силе было примерно таким же, как хорошая затрещина.       — Мой дальний родственник из Бандакара, — снисходительно улыбнулся наследник дома Ралов, указывая на Джонатана, на миг сбитого с толку, кивком головы, — впервые в Народном Дворце.       В чертах мастера отразилось облегчение от того, что двойник лорда Эддарда все же не привиделся ему. Вместе с ним облегченно выдохнули несколько десятков людей вокруг, для которых, в том числе, предназначалось это объяснение. Ремесленник широко улыбнулся, и мелкие морщинки вокруг его глаз как бы говорили, что улыбался этот человек искренне и в силу многолетней привычки, а сейчас — еще и с пониманием.       — Мне знаком этот блеск в глазах. Когда я перебрался сюда двадцать лет назад, я тоже не мог поверить, что вижу нечто столь величественное воочию. Народный Дворец казался чертогом самого Создателя, не иначе.       Опыт и наблюдательность не подвели мужчину. Джонатан и сам не хотел признавать, но тот Народный Дворец, который предстал перед ним, и правда был величественен. Величественен не в своей устрашающей неприступности, не своей необъятностью, а бьющей в нем жизнью. Удивительно, но его мраморные стены, испещренные темными прожилками, словно венами, в кой-то веки взяли весь холод на себя и отдали тепло улыбавшимся людям.       Джонатан, не желавший поддаваться меланхоличным рассуждениям, окинул Эддарда подчеркнуто убийственным взглядом, но Исповедник, вознамерившийся продолжить диалог со своим знакомым, не сдал позиции.       — Не всякий способен оценить истинную красоту, — со знанием кивнул Эд, продолжая раздражительное похлопывание по плечу.       Джонатан, которого ни с того ни с сего приравняли к Первозданному Неодаренному, только-только выбравшемуся из-за границы и впервые увидевшему стрельчатые окна, еще не убил Эддарда исключительно потому, что Илейн вряд ли захотела бы стать тому видетелем.       Та, к тому же, была облачена в темно-синее платье в пол, безо всяких привычных взгляду вырезов и декольте (нет, конечно же, не слишком низких, как не уставала повторять Илейн), то есть в нечто, привычное Джонатану до скрипа в сердце. Она выглядела… Да, как его женщина. Как леди Рал, его жена и правительница его, Джонатана, страны. Это действительно было достойно столь пристального внимания.       — Кстати об истинной красоте и о такой же слепоте: когда ты собираешься жениться на Илейн?       Джонатан с трудом оторвался от улыбавшейся и весело щебетавшей с Лорой девушки, в секунду умудрившись превратить взгляд из обожающего в убийственный. Он с опозданием заметил, что лорд и ремесленник уже обменялись парой любезностей и пожелали друг другу счастливого дня солнцестояния, а все внимание Исповедника, возомнившего себя бессмертным, уже переключилось на второго Рала.       — Я предпочитаю самостоятельно разбираться со своей личной жизнью, лорд Эддард.       Исповедник только усмехнулся и перевел взгляд на Лору, перебиравшую в руках несколько широких атласных лент. Многие д’харианские девушки носили цветные ленты, вплетенные в косы по случаю праздника, но Консул вдруг решила не следовать их примеру. Очевидно, она наслаждалась своим правом на ношение длинных волос, согласно статусу в Срединных Землях.       — Послушай, я тоже прошел через это и знаю, что происходит. Был период… — «братец» провёл по волосам пятернёй, тяжело вздохнув. — Был период, когда я спал со всеми подряд, а Лора не появлялась дома месяцами. За целый год мы могли обменяться только парой оскорблений.       Джонатан вдруг поймал себя на удивлении, что Исповедник так переживал из-за отношений с сестрой. Вместо удивления с языка слетела колкость:       — Вряд ли твои отношения с Лорой идут в сравнение с тем, что я сделал с Илейн.       — Это почему же? — Исповедник нахмурился.       — Семейные проблемы не в счет.       — Хочешь сказать, — Эддард вдруг осклабился, — что в твоей реальности мужья и жены обычно не любят друг друга? Могучий и грозный Магистр Джонатан Рал запретил и это?       — Мужья и… подожди, что? Ты женился на сестре?       Эддард Рал расхохотался прямо на месте, не дожидаясь конца фразы. Ему было достаточно ступора Джонатана.       — Ты и правда решил, что мы — брат и сестра? — не услышав никаких опровержений, Эддард вдруг переменился в лице: тонкие морщинки, расходившиеся от уголков глаз, расправились, брови выпрямились. Весь его облик стал под стать серьезности его тона. — Лора лишилась всей семьи во время эпидемии, когда ей не было и четырех, а мои родители взяли ее на воспитание.       Другой Рал тоже посерьезнел, понимая, что эта тема вряд ли могла стать объектом для иронии. Лицо его вдруг разгладилось, с него ушли любые признаки мрачного веселья. Их с Эддардом диалог впервые зазвучал как диалог двух взрослых мужчин, а не споривших подростков.       — Так или иначе, — Исповедник вернулся к предыдущей теме, — и в наших отношениях были периоды, которые я предпочел бы не вспоминать. Но если ты вечно будешь цепляться за ту боль, которую ей причинил, то так и продолжишь делать своей женщине больно. Ты можешь сколько угодно говорить, что ты похож на Даркена Рала больше, чем на отца, но я всё равно воспринимаю это как шутку. Даркен Рал был ублюдком, ты — нет.       Джонатан горько расхохотался. И очень глумливо, снисходительно покосившись на наследника местного престола.       — Гадости наговорил? Спал со всеми подряд? Я делал много вещей в своей жизни, таких, что половина нашего рода садистов встанет из гробов и поаплодирует. Но ни за одну мне не было стыдно — кроме того, что я сделал с Илейн. Я за всю жизнь не отмоюсь от того ужаса, что осознанно сотворил с ней. И я не знаю, какое я имею право претендовать на то, чтобы она провела со мной жизнь.       Эддард мысленно послал «благодарность» Лоре, на уговоры которой он поддался. Дёрнул же его Владетель! И с чего он решил, что из этого разговора выйдет хотя бы какой-то толк? Верно, он был Исповедником и был способен к той же эмпатии, что и любой, кто обладал этой силой, но пользовался ею с неохотой. Способность безошибочно распознавать чужие чувства и эмоции была полезна, но влезать в них — дело другое. Вряд ли найдется тот, кто скажет за это «спасибо».       Хотя, если «брат» проморгает свою ненаглядную, радостнее Эддарду от этого, конечно, не станет. Как и половине населения параллельного мира, ведь им придётся терпеть последствия разбитого сердца Магистра.       — Так узнай, — Исповедник и глазом не повел в ответ на провокации. Он предпочел списать поведение Джонатана на то, что тема разговора загнала его в угол и вынудила столкнуться со своими демонами. — Я вижу, что ты предпочитаешь видеть в себе монстра, Джонатан, но все твои поступки диктовало желание отомстить, а не какой-то абстрактный ген убийцы, переданный Даркеном Ралом. Я тоже считал себя чудовищем, — по маске Исповедника пошла трещина, когда на него легла вся тяжесть его воспоминаний. — Представь, что из твоего черепа вынули все мысли и подменили на противоположные. Представь, что весь твой мир поменял полюса, и ты вдруг начал уничтожать своих же людей, а убийца твоих родителей — не кто иной, как ты сам.       Джонатан окинул Исповедника взглядом, горевшим мрачным любопытством, оставаясь удивительно молчаливым.       — Я не мог простить себя за все то, что совершил. А она, — он кивнул на свою жену, — смогла, но я не поверил. Я едва не потерял ее, Джонатан, так что не повторяй мою ошибку — поговори с Илейн. Она ведь даже не понимает, что делает в твоей жизни, — теперь он взглядом указал на улыбку иномирной, почему-то ставшей бледнее, когда она едва обернулась. Ее глаза как будто искали Джонатана. — К тому же, она из враждебно настроенной страны, так что сомневаюсь, что ее люди одобряют отношения с тобой. И я также сомневаюсь, что для ее культуры внебрачные романы с Магистром — такая же норма, как для д’харианской. Так что перестань уже мучить и себя, и ее.       На удивление, Джонатан настолько погрузился в тему диалога, что Эддард получил шанс спокойно закончить свою мысль.       — Ты хороший волшебник, Джонатан, но умудрился забыть Четвёртое правило. Я напомню: «В прощении есть магия исцеления. Как в прощении, которое даруешь ты, так и в том, которое сам получаешь». Не игнорируй такие вещи вот так просто. — Эддард усмехнулся. — Послушай старшего брата. Вот тут к Джонатану вернулся голос.       — Мы ровесники.       — Не меняй тему.       — Зато я выше.       — На полдюйма, что ли?

***

      Лора и Илейн специально отошли от двух боевых чародеев, чтобы дать им время поговорить и хотя бы немного сгладить острые углы в отношениях. Иномирная замечала, что Лора периодически переглядывалась с Эддардом, и было в их взглядах что-то такое, что могло быть лишь между давними друзьями или любовниками: скрытое от чужих глаз, но невероятно сильное. Эти двое явно испытывали друг к другу чувства, и вовсе не родственные.       Брат и сестра? Конечно, она слышала о диких нравах средневековых монархов, но никогда не ожидала, что натолкнется на них в своей же реальности. Более того, в Д’Харе, которой правил Джонатан, такой практики тоже не было.       Голову вновь посетила все та же мысль: в какую странную вариацию Нового Мира их занесло…       И все же, вариация эта была красива. У входа в огромный светлый зал, под потолком которого висели десятки огромных окон с прекрасными витражами, она замерла, наблюдая за игрой света в них. Прошлые коридоры, утонувшие в подземной ночи и затопленные глубокими, дурманящими ароматами масел из многочисленных лавок и теплым светом факелов, резко контрастировали с главным залом — венцом этого лабиринта, его конечной точкой.       Глядя на то, как в окнах по ее правую руку на стекло тонким узором опускались снежинки, а по левую — как ветер гнал их далекие, блестящие на дневном солнце вереницы далеко на запад, она подумала, что в этом мире было что-то светлое, полное надежды.       — Что у тебя на уме? Ты выглядишь растерянной.       Должно быть при столь ярком свете ее раздумия стали слишком очевидны. Илейн мысленно уколола себя за этот промах.       — Вы с Эддардом, кажется, очень близки, — она изыскала самую мягкую формулировку из всех, что только прокрались ей в голову.       Лора с улыбкой приняла бокал, предложенный ей одним из лавочников, и, только поняв, что там не было ни намека на алкоголь, пригубила содержимое так, словно то было дорогое вино. Наверное, эта манера сама по себе приносила больше удовольствия, чем вкус напитка.       — Удивительно, что ты заметила. Обычно Эд не в восторге от того, что я держусь на отдалении, когда мы не наедине.       Илейн вспомнила утреннюю встречу около ели, когда Лора сидела на плечах у Эддарда. Если это — «на отдалении»…       — Редко приходится видеть, чтобы брат и сестра были настолько… Кх-м, — иномирная прочистила горло, пытаясь подобрать что-то максимально адекватное. Если в этой щекотливой теме хоть что-то подпадало под это определение: — Настолько дружны? — Илейн и сама не была уверена, задала ли она вопрос Лоре или последнее, всё же, было утверждением.       Лора порадовалась, что решила пить теплый морс, сдобренный медом (и, надо сказать, восхитительный на вкус) маленькими глотками, иначе в тот момент она бы нарушила все возможные правила приличия. Медленно сглотнув и сохранив безмятежное лицо, она поспешила объясниться перед собеседницей:       — Илейн, Эддард — мой муж.       — Я слышала про близкородственные браки среди особ королевских кровей, — кивнула она с пониманием. Лора выглядела сбитой с толку даже больше, чем до этого — ведь она, как раз, об этом не слышала. Должно быть, последователи Имперского Ордена хорошо подпортили здравый смысл у них в мире.       — Мы даже не родственники, — Лора успокаивающе улыбнулась, — Лорд Рал и Мать-Исповедница дали мне семью, и я называю их родителями именной по этой причине, а не потому, что я внебрачная дочь одного из них. По крайней мере, когда мне не было и десяти, кто-то распустил такую байку, но, поверь, это не правда.       Илейн поймала себя на том, что облегченно выдыхает. Мысль о том, что этот мир был не таким уж сумасшедшим, все же успокаивала.       — О-о, — неожиданно протянула посол малых народов Срединных Земель, едва не захлопав в ладоши. Она отвлеклась от разговора, только заслышав фруктово-терпкий аромат напитка прямо от места, где девушки стояли, — ты просто обязана попробовать этот пунш, Илейн!       Илейн улыбнулась, принимая из рук Лоры напиток. Осторожно отхлебнув, девушка довольно улыбнулась, смакуя на кончике языка вкус специй и трав, смешанный с теплом и каплей алкоголя. Мед, имбирь, корица и гвоздика впервые по-настоящему заиграли и вызвали настоящее приятное тепло, а не пожар вкусовых рецепторов. Иногда ей было жаль, что волшебникам нельзя пить: так хотелось разделить удовольствие от напитка с Джонатаном! Но зато Лора — не волшебник.       — А ты? — чуть приподняла бокал Илейн в вопросительном жесте. Весь вечер та упорно отвергала все, что содержало алкоголь, но пунш, кажется, не попадал под табу.       Девушка с энтузиазмом кивнула, а затем медленно округлила губы, задумавшись над вопросом. Помотала головой. И с неловкостью пробормотала:       — Нет, пожалуй, не сегодня.       Как будто с неловкостью. Или так, будто забыла что-то очень важное, а потом вдруг вспомнила.       Илейн чуть скосила глаза вниз с молчаливой полуулыбкой. Она мимолетно взглянула на Исповедника, который в этот момент выглядел крайне серьезным. Она могла лишь догадываться о теме их разговора, но что-то подсказывало ей, что Эддард Рал понятия не имел о том, о чем только что догадалась Илейн.       Джонатан был под стать своему собеседнику: ни следа эмоций на лице, словно сдерживался из последних сил. Ее порыв увидеть его был не до конца ясен даже ей самой. Но бокал пришлось сжать чуть крепче: нужно было перетерпеть болезненный укол в груди. Улыбка на губах девушки чуть потеряла в яркости.       — Вы с Джонатаном уже задумывались о детях? — неожиданно спросила Лора.       Илейн поперхнулась. И поперхнулась сильно: хлопая ладошкой в районе груди, она всё ещё не могла отделаться от режущего горло ощущения. Дети? Ну… они с Джонатаном — нет, не задумывались. А вот…       — Илейн!       Чужая рука перехватила бокал из руки девушки. Волшебник склонился над иномирной, заглядывая в чуть покрасневшее лицо и смахивая пару невольно скатившихся слезинок.       — Что произошло? Ты в порядке?       — Братец, твоя будущая жена, — Илейн зашлась в новом приступе кашля, пряча пылающее лицо на груди у Джонатана, — просто подавилась. Не надо паники.       — Извините, лорд Джонатан, — виновато улыбнулась волшебнику жена Эддарда. — Я очень не вовремя спросила, какие у вас с Илейн планы на детей.       — Кого?       На секунду Джонатан пытался заново словить ускользнувшую от него нить разговора.       — Детей, — всё также улыбаясь, повторила Лора. Было в ее голосе что-то ехидное.       — Чьих? — Джонатан всё ещё пытался распутать этот несчастный клубок мыслей и всё же найти их злополучное начало.       — Ваших.       — Моих.       — Ваших с Илейн детей.       — Моих с Илейн… Кого?!       — Ты так и будешь возвращаться в начало разговора, м-м? — всё не унимался наследник Империи. Он был настолько занят подтруниванием над другим Ралом, что даже не заметил, что Лора смотрела на него, как на кусок неотесанной древесины: если постучать, то услышишь глухой звук, растворяющийся в тишине.       Она была уверена: окажись он на месте Джонатана, реакция была бы примерно такой же.       Джонатан проигнорировал «братца», заглядывая в лицо возлюбленной, смотря на чуть порозовевшие щёки и опущенный взгляд.       «Ваших с Илейн детей».       Звучит хорошо. Даже очень. Звучит тепло и по-домашнему, и Джонатан, глядя на тонкую руку, не спешившую отпускать его плащ, думал, что не он один считает, что это звучит хорошо.       А Лора всё продолжала улыбаться. Магистр прищурился: уж очень подозрительно выглядел этот хитрющий взгляд. Он перевёл глаза на супруга девушки, проворчав и прикрыв Илейн уши:       — Сводники несчастные!       — Джонатан, это что такое?! — возмущалось его низенькое и (хвала Создателю!) слабенькое чудо. — Мне что, пять лет?!       — Тс-с, Солнце, — хохотнул волшебник. — Вырастешь — объясню.       Илейн шлёпнула его по предплечью, добиваясь лишь нового приступа смеха.