дешевое искусство

на улице зябко и холодно, а ещё очередной снег валит на асфальт Ира открывает новую бутылку вина (откуда у неё вообще столько алкашки?) после того, как почитала сыну на ночь «Волшебник Изумрудного города» и поцеловала уже сонного в лоб. прям идеальная мать ничего не скажешь сущий ангел А Олег выключил телефон и даже переоделся в домашнюю одежду, которую Игнатенко учтиво положила на стул в их ее спальне. — Будешь? — вопрос звучит, как утверждение, поэтому Шепс молчит и едва заметно улыбается, когда ведьма наполняет оба сосуда терпкой жидкостью. снова красное полусладкое Ира почти лежит на широком подоконнике, курит в открытое окно и старательно пытается не замечать направленный в свою сторону взгляд. Бокалы уже наполовину пусты (или, может быть, заполнены?) у обоих, поэтому Олег подливает ещё и протягивает один из них Игнатенко. — Алкоголь — яд, ты знал? — Ира крутит бокал в руке и в момент его опустошает под усмешку брюнета. — Тогда зачем ты его пьёшь? — интерес и ничего больше. — Потому что есть вещи внутри меня, которые я хочу убить. — И что же это? — Шепс на бок голову склоняет и выжидающе смотрит на ведьму. давай скажи то, что я хочу услышать — Мои чувства к тебе, тугодум. — слова срываются с нежно-красных от вина губ раньше, чем она успевает осознать, что сказала. бинго, а у олега на душе тошно у него невеста и странная любовь к другой за пазухой такой долбаеб, реально Они больше не разговаривают, просто сидят, иногда переплетают пальцы и смотрят друг на друга многозначительными взглядами. И даже кажется на секунду, на короткое мгновение, всего на чуть-чуть, что знают друг друга не одну жизнь (не одно тысячелетие). им просто уже разговаривать и не нужно все ясно, как дважды два понимать друг друга без слов — навык, а не врождённый порок, который они случайно вырабатывают за несколько месяцев общения. Ира кладёт голову Олегу на плечо. у неё тушь осыпается комками, синяки под глазами уже будто по стандарту живут на лице. Ведьма устала, и Шепс это знает куда лучше, чем решает задачу, куда же ему идти после этой ночи. Игнатенко прикрывает веки, но тут же открывает их вновь. не говорит ни слова. да им и незачем. У Иры голову вниз тянет, болит у висков, но она не опускает её ни на миллиметр, только поднимает чуть выше подбородок. Она ведь привыкла к такому с детства. её этому не научили её научили играть ее научили бороться до конца и она борется, надрываясь по пути — Ир, — шепчет Олег, — а че делать-то теперь? Игнатенко не спрашивает, что он имеет в виду. Ведь сама понимает, что наломали они дров совсем не конкретное количество, поэтому ведьма сама не знает, что им теперь делать. не знает, но найдёт выход не знает, но возьмёт Олега за руку и поведёт в спальню, чтобы, наконец-то, уснуть. потому что рядом с Шепсом она — не Игнатенко, не Ирина и даже не «та самая сучка из битвы». рядом с олегом она — просто ира, а не образ, созданный для телекамер, она не всегда сильная, добрая или гордая с высоко поднятой головой. рядом с медиумом она хрустальная леди, сломанная-переломанная, такая же, как и сам Олег. ps: Шепс бы с ней поспорил в очередной раз, повторил бы снова, что они обе, и Ира, и Ирина Игнатенко, один и тот же человек. ты ведь сильная, ира, забыла? Она ведёт Олега за руку в спальню и бросает второе одеяло на кровать. Шепс прижимает ее к себе и целует куда-то в макушку. и ни слова не говорит да и им и незачем