Неодолимый яд

Любовь — джинн, обитающий в сосуде сожалений.

К своему огромному раздражению, Драко обнаружил, что остаться в одиночестве в слизеринской гостиной или даже в своей спальне так же невозможно, как невозможно перестать думать о Гарри в этот бесконечный вечер. Ему было невероятно трудно скрыть руку в наручнике от остальных слизеринцев, и в конце концов Драко решил поискать тишины и покоя в библиотеке. Было уже почти восемь вечера, когда Драко вошел в библиотеку. Чувство чуждости этим стенам охватило его, стоило поднять глаза к смыкающимся над головой сводам и ощутить, как внутри пробуждается врожденная клаустрофобия. Он понял, что был здесь на месте в такой же степени, как живой цветок на раскаленной решетке для барбекю, окруженный волнами невыносимого жара. Библиотека Хогвартса, какой бы необычной и безупречно обставленной она ни была, все равно слишком сильно напоминала ему библиотеку его отца там, дома; огромная комната, забитая шкафами, возвышающимися до самого потолка, с бесконечными рядами полок, заставленных книгами, так или иначе имеющими отношение к темной магии. Такой важной части их жизни, жизни Малфоев. Такой важной части его жизни. Драко не без содрогания вспомнил подробные наставления, на которые не скупился его отец: как вести себя, чтобы не ударить в грязь лицом, и, конечно, зловещее предостережение — никогда, пока в его жилах течет кровь Малфоев, не сметь бросать даже малейшей тени на имя рода. Иначе… Иначе… Это было даже не смутным намеком, оставляющим место милосердному самообману. Все предопределено и решено заранее — приговор, вынесенный перед преступлением. Здесь не оставалось места переговорам, снисхождению, и еще меньше — прощению. А это… Драко подумал, что даже его отец нашел бы затруднительным определить степень того надругательства, которое он совершил над драгоценным родовым именем. Если Люциус узнает что-нибудь до того, как он сумеет все исправить… Драко отчаянно надеялся на то, что отец немедленно скончается от испытанного шока, потому что в противном случае придется задействовать план Б, или, проще говоря, уйти из жизни поэффектнее. Эта отрезвляющая и удручающая мысль подстегнула Драко, и он решительно устремился направо, к тем полкам, на которых, как ему помнилось, стояли книги по Высшей магии. Однако все хоть сколько-нибудь полезное наверняка хранилось в Запретной секции, а стоило Драко хотя бы приблизиться к ней, на него налетала разъяренная мадам Пинс, требующая предъявить подписанное учителем обоснование пользоваться книгами. Конечно, ничего подобного у Драко не было, хотя прямо сейчас он с удовольствием сам обосновал бы перед мадам Пинс свое пребывание здесь — коротко, резко и чрезвычайно грубо. Отказавшись от этой идеи, Драко вылетел из библиотеки. Книги тут не помогут — ему придется самому найти слова, чтобы объяснить Гарри, что произошло, а потом исхитриться еще больше, чтобы изобрести способ выпутаться из всего этого. «Зачем вообще утруждать себя объяснениями?» — подумал Драко. Он ничего не поймет. На это нет никаких шансов, будь он хоть трижды Мальчиком-У-Которого-Вошло-В-Привычку-Путать-Планы-Волдеморта. Сейчас все иначе, во многом даже опаснее, чем столкновения с Темным Лордом, потому что речь шла о разладе ума и сердца, о разрушительной битве с самим собой, неизбежно ведущей к гибели, какая бы сторона не одержала победу. Нет. Он не хочет, не нуждается в помощи Поттера. Все, о чем он просил — чтобы Гарри держался от него подальше, подальше от этих поединков губы к губам, чтобы Драко смог спокойно продумать, как все исправить, обратить заклинание и вернуть себя самому себе. *** Мысли о встрече с Малфоем маячили на задворках сознания весь вечер, и Гарри втайне обрадовался, когда тренировка по квиддичу завершилась. Отнеся свою метлу обратно в сарай — участок примятой травы, отсвечивающий в свете взошедшей луны, отмечал место их стычки перед тренировкой — Гарри вернулся в Гриффиндорскую башню, принял душ, переоделся и спустился в гостиную ждать полуночи. Гарри гадал, придет ли Малфой — уверенная улыбка изогнула губы, когда он вспомнил наручник, от которого тот наверняка горит желанием избавиться прежде, чем наступит новый день. Это поднимало шансы на появление Малфоя до более-менее реальных; Гарри решил, что опасность того, что вместо Драко его будет поджидать Филч, не слишком велика, и можно рискнуть выбраться наружу. Без десяти двенадцать Гарри поднялся на ноги и накинул школьную мантию, в очередной раз остро ощущая отсутствие плаща-невидимки. На пороге он замер в нерешительности. Ему и в голову не пришло поставить Рона в известность насчет этой ночной вылазки, и все по одной простой причине — тогда возникла бы необходимость посвятить его в то, что произошло между Гарри и Драко минувшей ночью (в историю о не-таком-уж-случайном столкновении их губ, если быть точным), а он отнюдь не горел желанием возвращаться к тому эпизоду — даже говорить о нем. Вместе с тем Гарри весь день несколько раз ловил себя на том, что снова и снова прокручивает в голове случившееся — что само по себе, как взволнованно отметил он, было тревожным знаком. Он бесшумно дошел до Трофейного зала, скрываясь в густых тенях, под непроницаемым покровом ночи, волнами разливавшейся по коридорам. Когда Гарри приблизился к двери и прикоснулся к дверной ручке, то обнаружил, что от нетерпения у него участился пульс. «Если Малфоя здесь нет», — мрачно подумал он, — «я не успокоюсь, пока он не…» Гарри толкнул дверь и увидел Драко, сидящего на краю отполированного дубового стола в центре комнаты — локти лежат на коленях, пальцы сложены пирамидкой, голова слегка наклонена. Комната была залита тусклым лазурным светом, исходящим от небольшого волшебного огонька, расположенного так, что голубое сияние заполняло комнату почти целиком, от угла до угла. Освещение было мягким и спокойным, и глаза Гарри быстро привыкли к тусклой, почти призрачной атмосфере. Голова Драко дернулась, когда Гарри вошел; он напрягся, но затем усилием воли заставил себя расслабиться, хоть и не до конца. Он казался пойманной пантерой, глухой ночью мечущейся по своей клетке, и глаза выдавали настороженность и неуверенность, пока он смотрел, как Гарри проскальзывает в комнату и закрывает за собой дверь. Гарри не был удивлен, увидев Драко; удивило его мелькнувшее на лице слизеринца отчаяние, словно он был разочарован тем, что Гарри пришел. Желание узнать, что же все-таки происходит, разгорелось внутри с утроенной силой. Несколькими шагами Гарри пересек комнату, остановившись перед Драко. — Ну и?.. — произнес Гарри вместо приветствия, получив в ответ тяжелый, недоверчивый взгляд. — Что же это за страшный секрет? — Я не думал, что ты придешь, — спокойно сказал Драко, хотя его обычный ровный тон сейчас звучал немного неестественно. — Ни за что на свете не пропустил бы такое, Малфой, — Гарри продолжал исподволь наблюдать за Драко и кивком указал на его левую руку. — В любом случае, не думаю, что тебе бы хотелось разгуливать завтра по школе в этом наручнике, не так ли? — Не думал, что тебя это заботит, — глаза Драко в свете колдовского пламени окрасились почти кобальтовой синью, когда он посмотрел на Гарри. — На самом деле я считал, что ты не придешь именно по этой причине — чтобы завтра мне пришлось разгуливать по школе с этой мерзостью на руке. Гарри выглядел оскорбленным. — Ты думал, что я специально оставлю его на тебе, чтобы просто… унизить тебя? — эта мысль, похоже, не укладывалась у Гарри в голове. — Пойми меня правильно, Малфой — ты слишком высокого о себе мнения, и кому-то следует вбить тебе это в голову, но усмирение и унижение — это совершенно разные вещи. Драко закатил глаза. — Кончай нотации, Поттер. Гарри жестко посмотрел на него. — Ты хочешь сказать, если бы все сложилось по-другому, ты бы оставил наручник на месте, чтобы лишний раз унизить меня? Драко молча опустил взгляд. На лице Гарри появилось отвращение. — Не могу поверить, — он сердито покачал головой. — Впрочем, чего еще от тебя ждать, Малфой. Драко опять ничего не ответил, просто поднял руку с болтавшимся на запястье наручником к лицу Гарри. Голубоватый металл отразил свет яркой вспышкой, и Драко вздернул подбородок почти вызывающе. В серых глазах застыл немой вопрос. И ожидание. Мгновение Гарри не двигался и просто смотрел на подставленную руку. Затем он раздраженно вздохнул, достал палочку и прикоснулся ею к наручнику, бормоча: — Clavis Finge. Наручник раскрылся с аккуратным щелчком и повис на запястье Драко, сползя на несколько дюймов вниз по руке. Когда Драко посмотрел на Гарри, его глаза в полумраке блестели, словно два драгоценных камня. Затем без единого звука слизеринец снял наручник и опустил его в карман. Он соскользнул со стола и отошел на несколько шагов, повернувшись лицом к стене. Гарри все больше убеждался, что Драко сошел с ума. Он немного помедлил, прежде чем заговорить, стараясь, чтобы голос не выдавал его подозрений. — Итак, что ты хотел мне рассказать? — Я — ничего. Это ты хотел узнать. Гарри почувствовал, что его терпение начинает понемногу испаряться — фактически, оно уже рассыпалось на мелкие кусочки. — Приступай, Малфой. Я не собираюсь тратить на тебя всю ночь. — Ладно, — Драко все еще не поворачивался, обращаясь к стене. — Тебе полную версию или только самую суть? — Неважно. Я просто хочу услышать это — прямо сейчас. Драко глубоко вздохнул. Это было трудно — даже труднее, чем он думал. Почему? Почему он вообще чувствовал себя обязанным рассказать Гарри о заклинании только потому, что тот попросил? Обычно Драко получал массу довольствия, лишая Гарри именно того, чего он хотел сильнее всего. Но он знал, почему. Потому что он не думал, что может и дальше держать все в себе. Потому что это разрывало его изнутри — знать, что случилось, и не иметь понятия, что делать. И ему нужно было поделиться хоть с кем-нибудь. — Ну… — медленно произнес Драко, внезапно поняв, что чуть ли не первый раз в жизни не может подобрать слова, и не зная, с чего начать. Он не хотел поворачиваться к Гарри, смотреть ему в глаза, пока говорит. — В общем, я пытался сделать… нечто, но что-то напутал, и это нечто оказалось кое-чем совсем другим и… — Пока все слишком туманно и двусмысленно, — бесцеремонно перебил Гарри. — Я что, должен сам додумывать остальное? Драко резко обернулся; в его глазах полыхала злость, смешанная с затаенной болью. — Просто заткнись и слушай, Поттер, — прорычал он. Гарри ответил пристальным взглядом. — Тогда переходи к сути. — Хорошо, — выплюнул Драко; его смирение быстро испарилось, и выстраданные слова, искренние и горькие, срывались с губ, словно обжигая их. — Суть в том, что я влюблен в тебя. Вот и все, что тебе следует знать. Слова Драко были встречены продолжительным напряженным молчанием; шок и недоверие почти ощутимо висели в воздухе между ними. Время будто повернуло вспять, и момент тянулся бесконечно, пока слова Драко проникали в сознание, тяжело и медленно, словно капли холодной воды, точащие неподатливый камень. Шипение танцующего огонька осталось единственным звуком, щелканьем бича нарушавшим напряженную тишину. Когда Гарри наконец заговорил, от изумления его голос звучал слишком слабо: — Ты шутишь, да, — это был даже не вопрос; словно сама мысль была невероятна настолько, чтобы даже на секунду допустить, что это правда. Драко выглядел одновременно разозленным и задетым. — Стал бы я шутить с таким? Голос Драко звучал искренне и серьезно, что, по мнению Гарри, само по себе было столь же нелепо и неуместно, как и вся ситуация. Он чувствовал себя так, словно отмахивался от обрывков сна, обернувшегося явью — смутного, нереального и совершенно, совершенно невероятного. Гарри пожал плечами. — Не знаю. У тебя вообще странное чувство юмора. — Н-ну да, я нахожу, что доводить Лонгботтома и время от времени взрывать его котел смешно до колик и все такое, — Драко стиснул зубы, пытаясь сохранить спокойствие, — но… но влюбленность в тебя не входит в список подобных вещей. Если быть совсем точным, то я нахожу саму эту мысль дикой и нездоровой настолько, чтобы немедленно и до конца жизни записаться в неизлечимые психопаты. Если я когда-нибудь до такого и докачусь, то лучшего момента не придумать. — Ты… ты любишь меня? — повторил Гарри почти безжизненно. На его лице застыло такое выражение, словно он только что проглотил что-то почти до тошноты неприятное, вроде целой Тараканьей Грозди, например. — Нет, Поттер, я не люблю тебя, — голос Драко был острее клинка. — Я не влюблялся в тебя, что, на мой взгляд, гораздо хуже, чем свалиться с обрыва, и я уж тем более не люблю тебя. Между этими двумя понятиями есть принципиальная разница. — По правде говоря, пока я ее не вижу, — в голосе Гарри снова зазвучали нотки подозрительности. — Слушай, я не верю тебе. Это такая шутка, да? Что ты пытаешься сказать, на самом-то деле? — Ты что, не слышал? — сердито воскликнул Драко. — У меня такое чувство, что даже эхо от вон той стены отреагировало бы умнее! — Конечно, я тебя слышал, — раздраженно отозвался Гарри. — Вот только несешь ты полную чушь, — он оглядел Драко — скептически, словно тот был готовой вот-вот взорваться бомбой. — Ты уверен, что ничего такого сегодня не принимал, Малфой? Затрудненное дыхание, расширенные зрачки… похож на Хедвигу во время тяжелого приступа поноса. — Благодарю за сравнение и ценю беспокойство, и я сам больше всего хотел бы, чтобы это оказалось всего лишь затянувшимся приходом, но — нет, я ничего не принимал, — Драко сделал паузу, — хотя и не против, если у тебя есть. Гарри, однако, сомневался, по-прежнему сохраняя скептическое выражение лица. — Но ты… ты же меня ненавидишь. — Точно подмечено, Поттер. Всегда думал, что, может быть, я недостаточно ясно даю тебе это понять. На самом деле очень умно с твоей стороны, десять баллов Гриффиндору за редкостную сообразительность. — Заткнись, Малфой. И, чтобы ты знал, я тебя тоже терпеть не могу. — Рад, что мы это наконец-то выяснили, — Драко слегка наклонил голову. Привычный обмен колкостями с Гарри странным образом заставил его почти забыть о том, что на самом деле он умирает от страсти к нему. Однако то чувство все же не ушло совсем — оно все еще было здесь, словно голодное чудовище, затаившееся под тонким слоем кожи. — И знаешь, что самое интересное, Поттер? Ты сбежал — моментально, с паническими воплями, когда я тебя поцеловал, но остался абсолютно спокоен, услышав, что я в тебя влюблен. — Просто берегу связки до того мгновения, когда весь ужас произошедшего обрушится на меня, чтобы хватило голоса разбудить весь Хогвартс — что, кстати, может произойти в любую минуту. Так что тебе лучше поспешить с объяснениями. — А здесь нечего больше объяснять, — Драко искоса посмотрел на Гарри и немедленно почувствовал в голове знакомый гул, словно хмель от хорошего вина. Он оперся о стол, чтобы сохранить равновесие, и тихо выдохнул: — Думаю, тебе лучше уйти. — Нечего объяснять? — недоверчиво переспросил Гарри. — Черта с два! Начнем с того, что ты не сказал, с чего это тебя угораздило в меня влюбиться. — Он подождал пару секунд, затем продолжил: — Думаю, это какое-то любовное заклятие или что-то вроде, потому что иначе место в клинике Святого Мунго тебе гарантировано. Драко хотел было огрызнуться, что подобные чувства к Гарри могут испытывать только пациенты отделения для буйнопомешанных, но сообразил, что теперь к ним можно отнести и его самого. Внезапно Драко почувствовал себя таким измученным, словно близость к Гарри высосала все силы без остатка. По опыту он уже знал, что на смену подобной слабости вот-вот придет ее полная противоположность — неукротимое желание. Плечи Драко поникли, и он уступил. — Ты прав, — сказал он, признавая свое поражение, — это приворотное зелье. — Приворотное зелье? — в голосе Гарри смешались потрясение и любопытство. — Но они же незаконны, разве нет? — Если ты собираешься толкнуть речь об уважении к основам волшебного закона и порядка, избавь меня от этого. И без тебя тошно. Не было похоже, чтобы Гарри полностью разобрался в ситуации. — Так что же все-таки произошло? — он скептически посмотрел на Драко. — Если ты сварил и выпил его нарочно, имей в виду, это слишком неправдоподобно. Если же нет, то тебе придется объяснить еще массу вещей. И — предупреждаю сразу, Малфой — если ты попытаешься что-нибудь утаить… — О, просто заткнись и дай мне сказать, ладно? — огрызнулся Драко, прожигая Гарри взглядом. К его удивлению, Гарри повиновался, и в комнате установилась выжидающая тишина. Драко вздохнул, но пути к отступлению не было, и, по правде говоря, он действительно хотел рассказать Гарри, что случилось — тем более что сейчас на роль слушателя подошел бы кто угодно, даже миссис Норрис. Он чувствовал себя так, словно слишком долго сдерживал дыхание, и все, чего он хотел сейчас — снова дышать, нормально, без лихорадочного сердцебиения, сотрясающего грудь. Драко поймал нетерпеливый взгляд Гарри и вздохнул еще раз. Что-то подсказывало, что ему понадобится весь кислород, который он сможет вдохнуть. — Ладно. Вот что произошло… Драко начал свое повествование с событий прошлой ночи, изредка запинаясь. Он умолчал о большей части своих мыслей, так что история свелась к сухому пересказу цепи событий, соединенных между собой лишь самыми необходимыми пояснениями. Он рассказал о зелье — вкратце, опустив большую часть своих действий до того момента, когда уже выпил его; упомянул мимоходом, почему оно оказалось приворотным зельем, и то, что увидел Гарри прежде, чем сообразил, что случилось. К чести своей, Гарри оказался хорошим слушателем — он и в самом деле молчал все то время, пока Драко говорил — тихим, напряженным голосом, и слова ливнем безостановочно слетали с его губ. Скептическое выражение не покидало лица гриффиндорца, однако он очень внимательно вслушивался в слова Драко, следил за его жестами и взвешивал вероятность того, что первый и, возможно, единственный раз в своей жизни Драко Малфой говорит ему правду. Когда Драко остановился перевести дыхание, Гарри наконец заговорил. — А что ты пытался приготовить с самого начала? — спросил он, не отрывая от Драко взгляда. — Только не говори, что ты действительно хотел сварить приворотное зелье. — А что еще, по-твоему, может означать фраза «я что-то напутал»? — зло отозвался Драко. — Конечно, я не собирался варить приворотное зелье — не будь идиотом, Поттер, ну в самом деле! — он иронически фыркнул. — Ну, а что тогда собирался? — настаивал Гарри, проигнорировав оскорбление. — Зелье потери сущности, — неохотно пробормотал Драко, словно выдавая некую весьма постыдную тайну. — Оно делает тебя… ну, невидимым. — Что? — Гарри недоверчиво вытаращился на Драко. — Зелье потери чего, Малфой, мозгов? — он красноречиво постучал себя пальцем по лбу. — О чем ты вообще думал?! — Я не знаю! — взорвался Драко; долго сдерживаемые эмоции наконец-то нашли выход. — Тебе не приходило в голову, что я не думал об этом? О чем я думал? Черт, с прошлой ночи я только и делаю, что думаю — о том, каким дураком надо быть, чтобы перепутать зелья, как должно не повезти, чтобы именно этот рецепт оказался на соседней странице, и о том, как я теперь собираюсь выпутываться из всего этого! Гарри моргнул, ошеломленный вспышкой Драко, и чувствуя себя почти виноватым из-за того, что спровоцировал ее. Он хмыкнул, задумавшись. Что-то в словах Драко неуловимо задевало за живое, заставляя раз за разом пытаться понять, что он на самом деле имел в виду. Гарри посмотрел на Драко еще раз, на этот раз придирчивее, отметив затаенную боль, сквозящую в чертах лица, неподдельное горе, лишний раз подтверждающее серьезность положения. Он спросил себя, почему вообще верит словам Драко. С каких это пор Малфой говорит ему правду? Что, если все это было лишь хитрой ловушкой, чтобы… он даже предположить боялся, с какой целью предпринимались подобные ухищрения, но был абсолютно уверен, что ничего хорошего ему это не сулило. Так почему же ему так хотелось поверить Малфою? Его глаза. Гарри снова всмотрелся в глаза Малфоя — долго, пристально. Его глаза. Еще Гарри заметил, что глаза у Малфоя очень красивые — яркие и полные эмоций, хотя их слишком часто скрывали заносчивость и презрение. Только в очень редкие моменты — подобные этому — они казались невинными и абсолютно искренними, и — да, красивыми — драгоценные камни глубокого серого цвета, пронизанные серебряными искрами призрачного голубоватого света. О, прекрати немедленно. Это Малфой. Прекрати пялиться в его глаза. — Ну… — Гарри встряхнул головой, приводя мысли в порядок. — И зачем ты мне это рассказываешь? Глаза Драко сузились, а рот приоткрылся от возмущения. — Я отчетливо припоминаю, что ты спрашивал. И если уж быть совсем точным, не просто спрашивал — ты умолял и требовал, и даже нацепил на меня наручник, чтобы заставить говорить. И теперь ты спрашиваешь, зачем я тебе это рассказываю? Гарри раздраженно закатил глаза. — Я имею в виду, от меня-то ты чего ждешь? — Ничего, — коротко ответил Драко, отворачиваясь и переводя взгляд на дрожащий бледно-голубой огонек. Его голос звучал бесцветно. — Ты ничего не сможешь сделать. — Ну, а есть какое-нибудь заклинание? Какой-нибудь способ отыграть все назад? — Я не знаю. — Может, его действие ограничено по времени? Или есть что-то вроде антидота, чтобы нейтрализовать зелье? Пожатие плечами. — Я не знаю. Гарри раздраженно фыркнул: — Да тебе, похоже, не так уж и хочется из всего этого выбраться, Малфой. Если закрывать глаза на проблему, сама она не решится. Или ты думаешь, что зелье исчезнет из твоей крови само собой? Драко сверкнул глазами на Гарри; в них стояло почти болезненное напряжение. — Ты не знаешь, как сильно я хочу из этого выпутаться, Поттер, — его голос слегка дрожал от попыток сохранить спокойствие. — Так что просто заткнись и вали отсюда. Челюсть Гарри отвисла; он явно не ожидал подобной враждебности. Зеленые глаза потемнели от подступившего гнева. — Я просто пытаюсь помочь, ты, идиот неблагодарный. Это твоя проблема, не моя. Драко невозмутимо выдержал его взгляд. Теперь его глаза отливали сталью: ни намека на живые эмоции. — Именно, Поттер. Это моя проблема. И мне не нужна помощь. Это не твое дело. — Это мое дело, Малфой, потому что тебе за каким-то чертом понадобилось выбрать именно меня объектом своей безнадежной страсти, — Гарри шагнул вперед. На лице его читалась угрюмая решимость. — Выбрать тебя, Поттер? Выбрать? — переспросил Драко с отвращением. — Стал бы я, в здравом рассудке или нет, выбирать такого как ты, чтобы влюбиться? Ты серьезно? — он закрыл лицо руками; плечи безнадежно опустились. — Это самая ужасная катастрофа за всю историю волшебного мира. Много лет спустя ее будут использовать в качестве примера к теме «Заклинания, которые пошли не так и привели к участи, худшей, чем смерть» — и демонстрировать мой рассохшийся череп как вещественное доказательство. Гарри закусил губу, пытаясь сдержать улыбку. Даже в такой ситуации специфичное чувство юмора Малфоя никуда не делось. — Это не смешно, Поттер, — злобно огрызнулся Драко. — Сотри с лица эту улыбочку, пока я не сделал это за тебя — магией или еще как-нибудь. Губы Гарри моментально сжались в тонкую линию. — Только не надо на мне срываться, Малфой. Моей вины во всем этом уж точно нет. — Конечно, есть. Если бы ты не ошивался поблизости, ничего бы не случилось. — Ага, теперь я виноват уже в самом факте своего существования? — Гарри моргнул, чувствуя, как внутри поднимается раздражение. — Да ты вообще с головой не дружишь, Малфой, и… — Конечно, не дружу, — резко оборвал его Малфой. Серые глаза сверкали от гнева. — Я влюблен в тебя — одного этого достаточно. Это противоречит всем законам логики, срывает крышу ко всем чертям и превращает голос здравого смысла в ничего не значащий звук. — Драко умолк на секунду и глубоко вздохнул. — И во всем этом виноват только ты. На языке Гарри уже вертелся резкий ответ, когда Драко сделал нечто, заставившее слова умереть, не успев родиться. Молча отвернувшись от Гарри, Драко медленно направился к противоположной стене комнаты. Он оперся одной рукой о стену и уткнулся лицом в сгиб локтя. Это ничуть не походило на его обычные высокомерные позы; от одинокого силуэта у стены так и веяло отчаянием. Гарри был потрясен так, словно Драко снова полез к нему с поцелуями. На мгновение он замер, не зная, что делать, и понимая, насколько он на самом деле привык к тому, что именно Драко со своими колкостями будет направлять разговор. Сейчас он получил великолепный шанс отыграться за все то время, когда Драко доводил его до бессильной ярости, доставая его и раз за разом одерживая победу в их перепалках — именно сейчас, когда он был уязвим и беззащитен. Но Гарри просто не мог так поступить, даже если это был Малфой. Он не смог сделать этого на втором курсе во время дуэли, удержавшись от нападения, когда Малфой упал — несмотря на то, что тот на его месте наверняка нарушил бы все правила честной игры и ударил без колебаний. И теперь он опять не мог заставить себя даже съязвить, не говоря уже об откровенной издевке. Гарри нахмурился и закусил губу, не представляя, что ему следует сказать или сделать, и чувствуя себя ужасно неловко. — Тебе лучше уйти, — наконец устало произнес сказал Драко. — Уже поздно. Гарри нерешительно замер и бросил взгляд на свое запястье. — Я могу остаться еще ненадолго. — Но я не хочу, чтобы ты оставался, — голос Драко уже был совершенно спокоен. — На самом деле я хочу, чтобы ты держался подальше от всего этого и подальше от меня — думаю, это не будет слишком трудно, не так ли? Вот и все, чего я хочу. — И ты думаешь, все настолько просто? — спросил Гарри без тени раздражения. — Держаться от меня подальше? Мне казалось, что за последние несколько лет ты выработал достойную всяческого восхищения привычку избегать меня везде и всюду. Уверен, ты и теперь справишься, — Драко все еще стоял лицом к стене, и его голос звучал немного глухо. — Нет, я имел в виду всю ситуацию. Ты уверен, что простой уход от проблемы — это выход? — Это выход для тебя, — Драко наконец поднял голову и очень медленно обернулся, привалившись спиной к стене, словно все его тело ломило от усталости. — И это все, что тебя должно волновать. Гарри глубоко вздохнул. — Должен быть какой-то способ нейтрализовать его. — А что если нет? — взорвался Драко. Сдерживаемые страх и боль вырвались наружу, заставляя глаза сверкать от гнева и муки. — Не у всех зелий есть антидоты! А это — это вообще особенное зелье, оно внутри меня, в моей крови, и никуда оттуда не денется, понимаешь?! Я пока не так уж много читал о похожих случаях, но я знаю о действии подобных зелий, и единственный способ избавиться от большинства из них — поскорее умереть. Последнее слово тяжело повисло в воздухе зловещим напоминанием о возможном исходе, обнажая всю серьезность ситуации. Какое-то время они оба молчали, чувствуя, как воздух сочится болью слов Драко, словно становясь плотнее. В конце концов Гарри нарушил тишину. — Это проклятие? — тихо спросил он. Драко раздраженно глянул на него. — А как бы еще ты это назвал? Гарри всерьез задумался над вопросом. — Не знаю. Просто я не думал, что его можно отнести к проклятиям. Мне казалось, любовь и проклятия обычно имеют довольно мало общего. — Это не любовь, Поттер, это приворот. Он основан на безответной любви и сводит тебя с ума, потому что ты начинаешь жаждать чего-то, чего, как ты точно знаешь, ты не хочешь, и чего никогда не получишь. Под действием приворотных зелий люди обычно сходят с ума. Если это не проклятие, тогда Авада Кедавра — обычная колыбельная. Гарри хотел посоветовать Драко не впадать в такой пафос, но что-то в словах слизеринца заставило его испугаться, что, возможно, он не так уж преувеличивал. Гарри вздохнул. — Ну, так у тебя есть какие-нибудь идеи… что нам делать? — Я уже сказал. Нам делать ничего не нужно. Я все исправлю, а ты не станешь делать абсолютно ничего, — страдальческое выражение промелькнуло по лицу Драко, мгновенно растворившись в гримасе усталости и раздражения. — Сколько тебе можно повторять, Поттер? Я не хочу твоей помощи. Это не твои проблемы, и как бы ты ни любил совать свой нос во все подряд и плевать на опасность с высокой колокольни, на этот раз ситуация и так уже запутана достаточно, чтобы ты влезал и портил все еще больше. — И ты думаешь, что сможешь справиться с ней сам? — сердито возразил Гарри. — Только посмотри, что ты уже сделал! Абсолютно ничего! Ты даже не знаешь наверняка, что антидота не существует! — он гневно воззрился на Драко. — Можешь сколько угодно думать, что меня это не волнует, Малфой, и, правду говоря, возможно, это и в самом деле так, но все это слишком серьезно. Ты и так уже во всем этом по самые уши, и я не позволю тебе увязнуть еще глубже. В глазах Драко не отразилось ничего, кроме непонятных эмоций, смутно посверкивающих сквозь жидкое серебро. Когда он заговорил, его голос звучал ровно и невыразительно. — Ты на самом деле хочешь помочь, Поттер? Гарри осторожно выдохнул, не отвечая ничего, самим своим молчанием говоря о том, что согласен, но все же не решаясь произнести это вслух. Похоже, Малфой просто издевался над ним, и Гарри приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы сохранять спокойствие. Он раз за разом напоминал себе, что у Драко есть все причины находиться в слегка неуравновешенном состоянии. Вместо ответа Гарри чуть наклонил голову и затем снова в упор посмотрел на Драко. Молчаливое согласие. Мгновение Драко пристально глядел на него, немного склонив голову набок, почти задумчиво, словно оценивая предложение Гарри. В комнате уже в который раз установилась тишина. Наконец губы Драко изогнулись в легкой улыбке, горькой и бесконечно грустной. Грациозно отделившись от стены, слизеринец решительно прошествовал к двери и распахнул ее, легким жестом указывая в сторону коридора. — Тогда приступай, — в серых глазах сверкал вызов, смешанный с болью. Гарри потрясенно уставился на него. Затем его захлестнул гнев, затмивший робкое сочувствие. — Отлично! — гнев достиг высшей точки. Сколько можно терпеть! У него еще осталось чувство собственного достоинства, черт побери! Гарри пулей вылетел в открытую дверь, минуя Драко, затем резко обернулся: — Можешь делать, что хочешь, Малфой. Выпутывайся сам — мне больше нет до этого дела! Ни разу больше не оглянувшись, Гарри ушел, оставив Драко в ночных тенях, как в зеркале отражающих царившую у него внутри тьму.