Неодолимый яд

Любовь — прекраснейший порок рассудка.

Драко поднял голову, когда Гермиона — без Гарри — влетела обратно в комнату и заняла самый дальний от него стул. Казалось, она нервничала и никак не могла восстановить привычное самообладание; наконец Гермиона скрестила руки на груди и уставилась на него. Прищурив глаза, в которых явно читалось отвращение, она открыла рот: — Поверить не могу, что… — …что мы застряли здесь до самого вечера, — закончил за нее Драко, блестяще имитируя ее фирменный раздраженный тон. Затем он закатил глаза и продолжил в своей обычной ленивой манере: — Да, я знаю, Грейнджер, и могу сказать то же самое. А теперь — что там у нас дальше по программе? Ах да, сейчас тебе самое время поведать о том, какой я высокомерный и невыносимый ублюдок. Гермиона сверкнула глазами. — У меня есть дела поважнее, чем пустые перебранки с тобой, Малфой, — она пренебрежительно фыркнула и открыла какую-то книгу, словно щитом отгородившись ею от Драко. — Поэтому просто заткнись и начинай читать. — Это ты сейчас сама с собой разговариваешь? Ничего себе. Гермиона отшвырнула книгу и вскочила на ноги. — Да что с тобой, Малфой? Неужели так трудно замолчать и хоть на пару часов, пока окружающие стараются тебе помочь, перестать быть высокомерным мерзким ублюдком? — она вся побагровела от гнева. — Ты думаешь, Гарри сейчас легко? Ты думаешь, у него недостаточно проблем с квиддичем и домашними заданиями и без этого приворотного зелья? И это все — притом, что проблема не чья-нибудь, а твоя? Ты вообще представляешь, как он волнуется и как переживает из-за того, что должен скрывать все от Рона? Ты хоть можешь представить, как сильно взбесится Рон, если узнает? Просвети меня, Малфой — есть ли хоть одна причина, по которой Гарри должен рисковать своей дружбой с ним ради тебя? Драко моргнул, потрясенный вспышкой Гермионы, и, казалось, на время утратил дар речи; тогда та ответила за него: — Нет ни единой причины! — сердито выплюнула она. — С самого первого дня в Хогвартсе из-за тебя у Гарри одни неприятности. Помнишь тот раз, когда нас чуть не поймали с драконом Хагрида? А когда ты вызвал Гарри на дуэль волшебников и настучал Филчу? Каким же трусом надо быть, чтобы докатиться до такого? И, подумать только — после всего этого Гарри соглашается помочь тебе выпутаться из истории с приворотным зельем, в которую ты сам себя втравил, да еще и его туда впутал, и… — Гермиона остановилась на секунду перевести дыхание, — …и теперь, когда мы наперегонки со временем пытаемся до завтрашней игры все исправить — почти невыполнимая задача, должна заметить! — ты сидишь тут, отпускаешь свои мерзкие замечания и только и делаешь, что выводишь всех из себя! — Эй, я вовсе не… — запротестовал было Драко, но Гермиона оборвала его: — Я хочу, чтобы ты кое-что понял, Малфой — я делаю то, что делаю, вовсе не ради тебя. Просто я считаю, что Гарри и так забот хватает, и еще и эту историю он просто не вынесет, поэтому я и пытаюсь помочь ему, как могу. И если ты задумал что-то, что может причинить Гарри боль, мой тебе совет — сию же минуту выкинь это из головы. И не думай, что это пустые угрозы, Малфой, потому что, клянусь, если после всего, что Гарри тебе сделал, ты причинишь ему зло, единственным пустым предметом останется твоя голова — потому что я не успокоюсь, пока не вышибу из нее мозги. Выговорившись, Гермиона умолкла и опустилась обратно на стул. Щеки ее по-прежнему были красными, и сама она выглядела усталой, но удовлетворенной. В комнате на несколько минут стало тихо-тихо, потом Драко нарушил молчание. — Он переживает за меня? — тихо спросил он. Гермиона моргнула, сбитая с толку, и с трудом удержалась от первого пришедшего на ум язвительного ответа. Она прочистила горло, немного охрипшее после недавнего крика. — Нет, — честно ответила она. — Он переживает из-за тебя, Малфой, а не за тебя, — она возмущенно фыркнула. — Ты вообще слышал, о чем я тут распиналась? Потому что если нет, я могу и повторить. — Я все слышал, — так же тихо ответил Драко и слабо улыбнулся. — Ну и представление, Грейнджер! Хотя, на мой вкус, слишком много экспрессии. Я бы мог попросить выступить на бис, но, боюсь, моему самолюбию уже хватит ударов на сегодня. — Я не откажусь ни от одного своего слова, Малфой, — сухо сообщила Гермиона, снова устремив на Драко пристальный взгляд. — Не знаю, что ты задумал, но у меня на твой счет большие подозрения. По какой-то неизвестной причине Гарри по-настоящему верит тебе, так что лучше будь паинькой — ради своего же блага. — Он мне верит? — на лице Драко отразилось искреннее удивление. — Он что, сам тебе сказал? Гермиона раздраженно нахмурилась. — А разве ему нужно это говорить? Достаточно вспомнить, сколько он уже сделал. Неужели Гарри похож на человека, который станет так стараться ради чего-то, во что он даже не верит? — тут Гермиона запнулась и фыркнула. — Хотя да, ты же его совсем не знаешь. Знал бы, ни за что не сделал и половины тех гадостей, которых он уже от тебя натерпелся. Если бы ты потрудился хоть немного узнать Гарри, ты бы понял, какой он особенный. «Я уже давно это понял, — подумал Драко, когда Гермиона подобрала книгу, которую отшвырнула в порыве гнева, и принялась разглаживать помятые страницы. — Конечно же, я понял, что он особенный, и я хотел узнать его получше — но он отверг меня. И с того самого первого раза только этим и занимался». Проглотить такое было очень тяжело. Драко загнал воспоминания о первой встрече с Гарри на задворки сознания — до лучших времен. Холод в глазах Гарри, когда он проигнорировал протянутую Драко руку, холод в его голосе, когда он сказал: «Думаю, я и сам смогу отличить неподходящих людей, спасибо», — и на его лице впервые появилось отчуждение, которое потом стало там частым гостем. Внутри уже поднималась тяжелая и такая знакомая пульсация, подавляющая все попытки рассуждать здраво — и Драко понял, что ему срочно нужно отвлечься, отвлечься от мыслей о Гарри, от той окрашенной изумрудным светом боли, когти которой проникали глубже, чем лезвие кинжала. Он просто не мог себе позволить снова окунуться в этот омут, только не сейчас, когда чувствовал себя таким разбитым, а шум крови в ушах напоминал призрачные голоса, обещавшие ему что-то невообразимое. Мечты, которым никогда, никогда не суждено было исполниться. Желания, разъедающие саму душу. Поэтому он решил поговорить с Гермионой, каким бы невероятным ни казался подобный способ снять напряжение. Он посмотрел на девушку, полностью поглощенную книгой и по привычке задумчиво грызущую кончик пера. Брови были нахмурены, и вся поза говорила о полной сосредоточенности. «Надо же, какая дисциплинированная», — неожиданно подумал Драко и улыбнулся. Гермиона вскинула голову и обнаружила, что Драко смотрит на нее с проказливой улыбкой. — Что такое? — сердито спросила она. Драко ухмыльнулся. — Держу пари, Поттер перед уходом попросил тебя постараться держать себя в руках, разве нет? — с понимающим видом спросил он. — А ты сразу же сорвалась и наорала на меня. Ха. — Ох, заткнись, Малфой, — огрызнулась Гермиона, втайне удивленная его проницательностью. — Сам напросился. — О да. Мазохист во мне просто умолял о хорошей порке. — Бр-р, — скривилась Гермиона, притворившись, что не поняла последнего замечания Драко. — Ладно, а где ты научилась так ругаться? — спросил Драко с тщательно скрываемым уважением. — Весьма впечатляюще и, хм… красочно. Гермиона против воли улыбнулась. — Когда растешь на маггловских гангстерских боевиках, трудно не подцепить пару-тройку выражений, которые вечно вылезают в самый неподходящий момент, — она глянула на книгу, которую Драко держал в руках, — а зачем ты читаешь про Империус? На мгновение Драко задумался, затем отложил книгу и посмотрел на Гермиону: — Ты помнишь то сочинение, которое я написал по заданию Люпина? Про Империус? Гермиона кивнула: — Помню, конечно. В нем ты писал, что приворотные зелья некоторым образом связаны с Империусом, хотя, конечно, имеются и различия — например, полный и абсолютный контроль над другим человеком — свойство, которым приворот не обладает. — Но у них есть много общего, и самая важная черта — жертва теряет контроль над собой, пусть и в разной степени, — Драко помолчал. — А помнишь, что на практическом занятии только трое учеников смогли справиться с Империусом — Поттер, ты и я? Гермиона снова кивнула. — У меня получилось после нескольких попыток, а Гарри… ну, у него был опыт. — Так вот, — продолжил Драко ровным и невыразительным голосом, — что касается меня, то мне даже стараться не пришлось. С тех пор, как я попал под действие приворота, все заклинания сходной с ним природы на меня не действуют — даже Империус. Мгновение Гермиона просто смотрела на него, переваривая услышанное. — Так… — она снова умолкла. Драко серьезно кивнул. — Раньше у меня никогда не получалось толком справиться с Империусом, — он опустил голову и на секунду замер в нерешительности, — отец пару раз учил, как это делать — у меня на все уходило примерно полминуты, но никак не мгновение, как на том уроке. Гермиона слегка напряглась при упоминании о домашнем «обучении» Драко — она с самого начала подозревала что-то в этом роде. — Так вот почему ты тогда так легко с ним справился, — ей на ум пришли выпады Рона на этот счет, и теперь Гермиона знала, что он был прав — успехи Малфоя не имели никакого отношения к его врожденным магическим способностям. — Да, — тихо ответил Драко, не поднимая головы. — У тебя, наверное, дома было вдоволь подобной… практики, да? — мрачно спросила Гермиона. — Ну, все дети чему-то учатся, — осторожно ответил Драко. — Ты набиралась фраз из боевиков, я — полезных заклинаний. Никакой разницы. — Нет, разница есть. Твои «полезные заклинания» — из темной магии, причем одни из самых опасных; про приворотное зелье, с которым ты так вольно обращался, я вообще молчу — и, кроме того, остается еще тот несчастный замученный тобой жук, — обвиняющим тоном заявила Гермиона, невольно вздрогнув при мысли о бедном насекомом. — Никогда не смей делать что-либо подобное на моих глазах. — Я ничего ему не сделал, — запротестовал Драко. — Нет, сделал. Ты пытал его. Ты обездвиживал его и заставлял биться в конвульсиях. — И это ты называешь пытками? — Драко насмешливо фыркнул. — Знаешь, Грейнджер, если в один прекрасный день все же начнется война, и ты когда-нибудь попадешь в плен к врагам… тебя ждет немало сюрпризов. Гермиона посерьезнела и постаралась суммировать полученные от Драко сведения: — Это зелье сложнее, чем я думала. Оно защищает от Империуса, обладает целительной силой… есть еще что-нибудь, о чем ты не упомянул? — Я дам тебе знать, если однажды в полночь превращусь в большого плюшевого зайца, — нахмурился Драко, задетый за живое. — Это сразу решило бы все наши проблемы — и именно поэтому вряд ли случится, — сухо ответила Гермиона. Она забрала у Драко книгу, которую он читал, и начала ее просматривать. — И, между прочим, я хочу взять у тебя сочинение, которое Люпин зачитывал в классе. Те общие черты, о которых ты говорил, могут натолкнуть на интересные выводы, так что будем плясать отсюда. И к тому же, раз Люпин обратил внимание на сочинение — там должно быть хоть что-то стоящее, — в голосе Гермионы на мгновение мелькнула тень прежней обиды. — Ты когда-нибудь целовала Поттера? — неожиданно спросил Драко. Гермиона моргнула, на мгновение сбитая с толку, затем задумалась. — Один раз, в щеку, — наконец произнесла она, вспомнив прощание на платформе девять и три четверти два года назад. — Но это было давно. Драко нетерпеливо тряхнул головой. — Я имею в виду настоящий поцелуй, Грейнджер. В губы. — Нет. — Почему нет? — Почему нет? — Гермиона обожгла его взглядом. — Он мой друг, вот почему. — А друзья не могут целоваться? — А ты что, часто целуешь Крэбба с Гойлом? Драко скривился и негодующе воззрился на Гермиону: — Фу, какая гадость, Грейнджер. — Каков вопрос, таков ответ, — раздраженно парировала Гермиона. — Но я слышала, что у тебя с этим проблем не возникало, по крайней мере, когда дело касалось Гарри — а он ведь не твой друг, — она пытливо посмотрела на Драко, — он же тебе даже не нравится… или? — Конечно, нет! — огрызнулся Драко, слишком уж резко и поспешно. — Как ты вообще в таком случае понимаешь фразу «во власти приворота», Грейнджер? И что там насчет «любви по принуждению»? Естественно, я не люблю его. Не дури. Гермиона скептически подняла бровь и подумала: «Речь шла только о симпатии. Я ничего не говорила о любви». Но вслух она ничего не сказала, решив списать все на случайную оговорку, вызванную действием зелья. Даже несмотря на то, что симпатия и любовь — это совершенно разные вещи. — А Панси Паркинсон тебе нравится? — спросила она затем, не в силах сдержать любопытства. Драко наградил Гермиону испепеляющим взглядом. — Она выглядит в точности как дряхлая пуделиха моей бабушки. О, конечно, и такая может нравиться — дряхлому пуделю, например. Но не мне. — Но ты пошел с ней на Рождественский бал, — возразила Гермиона. Драко пожал плечами: — Ну, выбирать было особо не из кого. Оставалась еще Миллисент Буллстроуд, но мысль отправиться танцевать с этой образиной меня, мягко говоря, не вдохновляла, — Гермиона тихо фыркнула, пытаясь подавить смешок, и Драко раздраженно покосился на нее, — и я совершенно точно не хотел идти один, с Крэббом и Гойлом. — И поэтому ты пошел с Панси, — Гермиона закатила глаза. — Сколько великодушия… — Ага, — беспечно отозвался Драко. — Я подумал — какого черта? То есть, в конце концов, это не такая уж и трагедия. У Панси есть только один пустяковый недостаток — ее лицо. — А почему ты тогда не пригласил кого-нибудь с другого факультета? — поддразнила его Гермиона. — Хотя нет, стой — наверняка это какая-нибудь дурацкая слизеринская гордость. — Ну да, что-то вроде того, — согласился Драко, пожав плечами. — На самом деле отец велел мне пригласить на бал чистокровную волшебницу, и точка. Так что альтернативы не было, как видишь — разве что пойти с Блейз Забини. Может быть, так и надо было сделать — она не уродина, двигается неплохо, и, возможно, даже позволила бы мне вести в танце. — Драко помолчал, опустив голову: — Знаешь, на самом деле слизеринцы не так уж и великолепны и неподражаемы, как кажутся, — затем он самодовольно ухмыльнулся, — хотя, конечно, ко мне это не относится. Гермиона пробормотала себе под нос что-то о некоторых слизеринцах, которые на самом деле точно такие же извращенцы, какими кажутся, покачала головой и вернулась к книге. *** Зайдя в гостиную вечером без четверти шесть, Гарри испытал непередаваемое облегчение, обнаружив, что Гермиона сидит в излюбленном месте около камина и спокойно делает домашнюю работу. Он подошел к ней: — Ну и как оно? Гермиона посмотрела на Гарри, который уже устало рухнул на стул напротив. — Что именно? — Как все прошло с Малфоем? — нервно уточнил Гарри, пытливым взглядом изучая Гермиону. — Вроде бы неплохо, да? То есть — ты здесь, а это значит, что вы ухитрились не перегрызть друг другу глотки. Гермиона устало улыбнулась и потянулась. — Ну, не совсем. Малфой выдал очередную гадость, я вышла из себя, потом было много крика и ругани, в основном с моей стороны, но в конце мы даже сработались. Делу очень помогло и то, что большую часть времени он провалялся без сознания, — Гермиона рассмеялась, поймав перепуганный взгляд Гарри. — Шутка! Но, похоже, его действительно проняло. Мы немного поработали, и я узнала пару подробностей из его жизни. Вернулась минут пятнадцать назад. — Пару подробностей из его жизни? — недоверчиво воскликнул Гарри. — Ты хочешь сказать, что вам удалось нормально поговорить? Просто потрепаться? Гермиона пожала плечами: — Говорю же, сегодня он не был таким несносным, как обычно. И даже проговорился о кое-каких деталях — например, о своей семье, — Гермиона помрачнела. — Люциус Малфой и в самом деле знакомил его с темной магией — он применял к Драко некоторые заклинания, чтобы научить его справляться с ними. Стало тихо. Гарри озабоченно нахмурился и в конце концов медленно произнес: — Выходит, Рон был прав. Малфой и правда знает о темной магии куда больше, чем следует. Гермиона кивнула. — Это-то меня и тревожит, и даже не потому, что Малфой, скорее всего, рос, разучивая заклинания вместо детских считалочек. Что по-настоящему важно — если у Малфоя такая серьезная база по части темной магии и у него до сих пор нет никаких идей по поводу того, как избавиться от действия приворота… — она вздохнула. — Тогда я совсем не уверена, что вообще смогу найти выход — не говоря уже о том, чтобы успеть до матча. Гарри негромко застонал. — И, конечно же, нечего и надеяться на то, что зелье со временем выветрится само? — Точно. На это может и жизни не хватить, — Гермиона тяжело вздохнула, достала свой учебник по Зельям и рассеянно зашелестела страницами — она наконец-то приступила к работе над курсовой у Снейпа и уже успела обогнать всех остальных учеников. — Слушай, Гарри, мы зашли в тупик. Той книги с заклинаниями, что есть у Малфоя, недостаточно, чтобы что-то придумать. Фраза на латыни оказалась цитатой из поэмы, написанной пару тысяч лет назад, и тот древнегреческий миф лично у меня никаких озарений тоже не вызвал. Я уже перечитала все хотя бы отдаленно связанные с нашей задачей книги, лежащие в открытом доступе — там просто нет нужной информации. Гарри быстро что-то прикинул. — В открытом доступе нет, а как насчет закрытого? Думаешь, в Запретной секции можно что-нибудь найти? Гермиона задумалась. — Ну, возможно, хотя утверждать наверняка я бы не стала. Может быть, это противоречит правилам Хогвартса — хранить книги с рецептами запрещенных зелий, даже в исключительно научных целях, — она помолчала еще немного, — но, с другой стороны, выбирать не приходится. Думаешь, ты смог бы получить разрешение? Или попроси Малфоя взять одно у Снейпа — в конце концов, Зелья здесь преподает он. Гарри провел рукой по волосам, убирая с глаз мешавшую прядь. — Я передам Малфою, когда увижу его в следующий раз, — устало сказал он. Затем он расстроенно посмотрел на Гермиону: — Не знаю, Герм. Все это так неправильно… Гермиона подняла голову, удивленная смятением и неуверенностью, сквозившими в голосе Гарри: — Что значит — «неправильно»? — Я хочу сказать, все катится куда-то не туда, — попытался объяснить Гарри, откидываясь на спинку стула. — Случай с Малфоем сам по себе усложняет массу всего остального. Квиддичный матч. Необходимость следить, чтобы Рон ничего не узнал. И мы до сих пор даже не знаем, можно ли вообще что-то поделать с этим приворотом. И Малфой… — Гарри умолк на полуслове, словно не в силах выразить свои чувства. — А что насчет него? — подтолкнула Гермиона, внимательно наблюдая за Гарри. Тот еще мгновение помялся, затем нерешительно начал: — Он кажется сломленным — ты разве не заметила? Словно еще до начала сражения смирился с ролью проигравшего — даже не зная наверняка, чем все закончится. — Сломленный? — поразилась Гермиона. Сломленный Драко Малфой? Что-то невероятное. Хотя в последнее время произошло уже довольно много невероятного — и все из-за этого зелья. Гермиона попыталась припомнить, как Малфой вел себя сегодня — он выглядел каким угодно, но только не сломленным, по крайней мере, ей так не показалось. Скорее, он был серьезным. И подавленным. Но, возможно, с Гарри Малфой вел себя совершенно по-другому — что неудивительно. — Думаю, все случившееся стало для него сильным ударом, — наконец ответила Гермиона. — Для большинства людей даже настоящая любовь — серьезное испытание, а Драко внезапно оказался во власти странных и непонятных чувств, которые не в силах контролировать, — она пожала плечами. — Я бы сказала, что, и это еще мягко говоря, такое способно привести в ужас кого угодно, хотя и не могу до конца представить, каково это — жить с этим постоянно. Может быть, поэтому он выглядит таким вымотанным. Гарри вздохнул, не в состоянии избавиться от беспокойства, не оставлявшего его в последнее время ни на минуту, и устало оглядел гостиную. — Знаешь, — произнес он вполголоса, словно разговаривал сам с собой, — на самом деле я совсем не жду завтрашнего матча. *** Утром Драко проснулся со странным чувством тревоги, угнездившимся где-то в животе, и словно фантомной болью терзавшим каждый нерв. Он резко сел на кровати, и первой четкой мыслью мелькнуло осознание того, что матч с Гриффиндором назначен именно на сегодня. Он слабо застонал и откинулся обратно на подушку, закрыв глаза рукой, но не в силах спрятаться от тревожных мыслей. Драко понятия не имел, как ему выиграть этот матч. Начать хотя бы с того, что всю неделю он не мог как следует сосредоточиться на тренировках — и много раз только чудом избегал позора, в последний момент уворачиваясь от бладжера и оставаясь на метле. Конечно, Драко устраивал загонщикам показательную выволочку за их безмозглость и слепоту, но в глубине души знал, что во всем виновата его собственная невнимательность. И теперь ему предстояло играть не против кого-нибудь, а против Гарри. Он не знал, как можно надеяться сыграть хотя бы достойно, если единственное, что останется в голове, как только он выйдет на поле — это мысль о том, как великолепен Гарри, когда ветер играет у него в волосах, щеки горят от азарта и быстрого полета, а каждый пируэт на метле полон той природной грации, которая завораживала Драко даже в то время, когда о привороте не было и речи. Драко встал с кровати, решительно отгоняя всякий соблазн поваляться еще немного — в любом случае, уже рассвело, и скоро все равно надо будет подниматься. Он доплелся до шкафа и достал оттуда свою зеленую форму для квиддича; на пол с металлическим звяканьем упало что-то тяжелое, спрятанное до этого момента среди одежды. Наручник. Наручник Гарри, во всем своем серебряном великолепии. Драко медленно наклонился, чтобы поднять его; металл обжег руку ледяным холодом, и сам наручник оказался неожиданно тяжелым, словно впитав в себя горькую память обо всех обстоятельствах, сопровождавших его возникновение. Призрачные тени воспоминаний замелькали в голове у Драко, и он на мгновение прикрыл глаза, позволяя себе мысленно перенестись в тот день. Я сделал это не для того, чтобы унизить тебя, Малфой. Голос Гарри зазвучал в ушах будто наяву — даже те едва заметные нотки растерянности и удивления, которые тот не смог тогда скрыть. Та сцена настолько прочно врезалась в память, что Драко до сих пор почти чувствовал тяжесть наручника, словно холодной насмешкой впивающегося в кожу; помнил, как поднял взгляд на Гарри и увидел в его глазах столько чистоты и искренности, что воспоминания о них не смогла омрачить вся горечь, накопившаяся за последнее время. Теперь Драко понимал, что Гарри тогда говорил правду, что он хотел помочь ему, а не унизить. Конечно, ведь Гарри не лжет — никогда. Но именно эта искренность и жалила больнее всего, проникая в сердце сквозь плотную сеть обиды, и боли, и ненависти, рождая ужасное подозрение, что, возможно, Гарри на самом деле и был таким благородным, и добросердечным, и особенным, каким казался. Однако каждый раз, когда он позволял себе задуматься об этом, в голове начинал звучать другой голос — тот, который он привык считать голосом разума: «Это просто действие зелья! Не поддавайся! И, ради всего святого, называй его Поттером!» — и Драко чувствовал, как внутри снова поднимается волна смятения. Быть может, и в самом деле это приворот вносил хаос в его мысли и чувства, и то искреннее влечение, которое он испытывал к Гарри, было внушенной фальшивкой — когда кровь полна яда, нельзя верить тому, что говорит сердце. Тяжело вздохнув, Драко выпрямился и осторожно вернул наручник обратно в шкаф, на сей раз спрятав его под грудой носков. Когда пальцы коснулись змеившегося по гладкому металлу имени Гарри, словно какая-то искра проскочила между ними и наручником, и мурашки пробежали по спине Драко. Собственность. Раб. Раб Гарри. Тряхнув головой, словно пытаясь прогнать из нее тяжелые мысли, Драко вышел из комнаты и направился в душевую, чувствуя, как незримое клеймо собственности «Г. Дж. Поттера» все глубже впивается в плоть и душу, рождая в сердце черное отчаяние и беспросветную тоску. *** Гермиона прокралась к дверям раздевалки и стала поджидать Гарри, который отправился в сарай для метел, чтобы забрать «Всполох». Поскольку матч перенесли с субботы на среду, все занятия в этот день отменили. Уже было без четверти одиннадцать, до начала матча оставалось пятнадцать минут, и Рон суетился внутри, оживленно переговариваясь с остальными членами команды, пока те переодевались в свои алые квиддичные мантии. Гермиона хотела поговорить с Гарри, прежде чем тот перед самой игрой присоединится к команде и заведет свою традиционную напутственную речь. Вскоре тот появился, даже на первый взгляд скованный и напряженный больше чем обычно, хотя метлу на левом плече он нес с неизменной аккуратностью, а на правой руке мерно покачивалась тщательно свернутая квиддичная мантия. Заметив Гермиону, он попытался улыбнуться, но кривая усмешка быстро сменилась удрученным, озабоченным выражением. Гермиона ободряюще кивнула ему: — Ты в порядке? Еще одна попытка выдавить улыбку: — Да, вполне. Просто беспокоюсь немного. Ну, сама знаешь. — Послушай, Гарри… — серьезно начала Гермиона, сбросив маску фальшивой бодрости. — Не знаю, что ты задумал, но мне кажется, что лучше всего постараться играть как обычно. Попробуй вести себя так, словно между тобой и Малфоем ничего не произошло — потому что этот матч очень важен для Гриффиндора, и особенно для Рона, — она испытующе посмотрела на Гарри: — Я хочу сказать, что не стоит относиться к нему просто как к досадной помехе. — Я знаю, — натянуто отозвался Гарри; в его голосе далекими раскатами послышалось раздражение. — Я сам знаю, что мне делать, договорились? — Договорились, — Гермиона тревожно качнула головой, но мудро решила не настаивать. Она понимала, что мрачные предчувствия и так мучают Гарри, и покривила бы душой, назвав их безосновательными. Однако она широко улыбнулась, маскируя свой собственный страх. — Все будет в порядке, Гарри, только не волнуйся. В конце концов, это всего лишь игра… — тут она понизила голос: — …и даже приворот не будет помехой, если вы как следует сосредоточитесь. — Она потрепала его по плечу. — Покажи им всем, Гарри. Напряжение немного ослабло; Гарри сверкнул в ее сторону благодарной улыбкой и исчез за дверью раздевалки. Гермиона еще немного постояла на месте, затем быстро развернулась и направилась к трибунам, на которых уже собирались ученики. Свернув за угол, она неожиданно нос к носу столкнулась с Драко Малфоем. Гермиона застыла. Подавив первый порыв дружелюбно кивнуть, она ждала, как он поведет себя. Теперь, когда они были у всех на виду, Гермиона гадала, выкажет ли он хоть тень той приветливости, которой она надивиться не могла во время их последней встречи. Драко тоже остановился и пару мгновений оценивающе смотрел на Гермиону; затем, ограничившись вместо приветствия едва заметным кивком, быстро прошел мимо. Поравнявшись с ней, он слегка повернул голову, и Гермиона заметила, как уголок его рта чуть приподнялся, а глаза блеснули загадочно; но уже в следующий миг все было так, словно он не поворачивался вообще, и Малфой быстро дошел до своей раздевалки, ни разу не оглянувшись. Гермиона задумчиво нахмурилась, смотря вслед удаляющейся фигуре. Драко казался спокойным и собранным — во всяком случае, намного собраннее Гарри. Ее тревожила мысль, пришедшая ей в голову еще вчера — из благородства Гарри мог поддаться Малфою. Зная же Малфоя и его амбиции, Гермиона боялась, что для него не составит труда на время матча выкинуть из головы все внезапно пробудившиеся чувства к Гарри и сыграть в полную силу — а в это понятие Малфой вкладывал уйму нечестных приемов и уловок, которые он мог провернуть, даже не вступая в открытое противодействие. По сути это означало, что Гарри вполне мог пожертвовать победой, ничего не получив взамен. В глубоком раздумье Гермиона забралась на самую верхнюю трибуну и присоединилась к остальным гриффиндорцам. Впервые она не представляла, чего ожидать, и это тревожило ее больше всего. Она не была уверена, что Гарри прислушается к ее совету. По правде говоря, она не знала даже, стремился ли Гарри к победе вообще, или из-за событий последних дней ему было совсем не до матча. Гермиона вздохнула; в конце концов она решила, что нужно радоваться уже тому, что Драко был в форме — хотя бы на первый взгляд; однако все это делало исход игры еще более непредсказуемым. Рон материализовался рядом с ней, возникнув из толпы; он весь так и светился энтузиазмом и очевидно сгорал от нетерпения поскорее увидеть игру. — Хай, Герми — матч уже вот-вот начнется, Гарри осталось только сказать ребятам пару слов перед стартом. Команды могут появиться в любую минуту. Они поднялись на самый верх, где уже сидели Невилл и Дин. Рон протер линзы омникуляра, который Гарри купил ему на Кубке Мира по квиддичу, и принялся его настраивать. Гермиона немного изумленно покосилась на него — определенно, Рон явился на матч во всеоружии. Рон оглядел толпы галдящих учеников, возбуждение которых все росло в предвкушении напряженного матча. Затем уткнулся в свой омникуляр, подкручивая и настраивая до тех пор, пока поле далеко внизу не легло перед ним, как на ладони — и вот двери раздевалки распахнулись, и гриффиндорская команда во главе с Гарри вышла на поле. — Они уже здесь! — немедленно оповестил Рон окружающих, чувствуя, как от волнения перехватывает дыхание. С их мест почти невозможно было как следует разглядеть поле, по которому навстречу друг другу неторопливо двигались две команды, однако омникуляры и тут пришли на помощь, и Рон взглядом яростно впился в Гарри. Еще немного — и он полностью сосредоточился на друге. И сразу же обратил внимание на озабоченное выражение его лица и обронил, развернувшись к Гермионе: — Гарри сегодня какой-то пришибленный, — затем он снова взглянул в омникуляр, заметив, как Гарри слегка повернул голову, словно вместо предстоящего матча его мысли занимало что-то совсем другое. — Не знаешь, что его так тревожит? — В последнее время на него много всего свалилось, — уклончиво ответила Гермиона. Она покосилась на Рона, с тревогой спрашивая себя, не заподозрил ли тот чего необычного. — Мало времени, много дел… ну, сам знаешь. — Мда, это точно, — рассеянно откликнулся Рон; что-то еще привлекло его внимание. Он немного повернул омникуляр, и в его линзах отразился Драко Малфой, вышагивающий впереди своей команды. Глаза Рона жестко блеснули, и он добавил с отвращением: — Мерлин, как же я надеюсь, что сегодня мы размажем слизеринцев. И, чем черт не шутит, возможно, с Драко Малфоем произойдет что-нибудь… Что-нибудь неприятное настолько, чтобы надолго стереть ухмылку с его лица. — Рон, — строго сказала Гермиона, — не говори так. И, кроме того, разве ты не знаешь, что проклятия, насланные перед схваткой на соперника, могут обернуться против тебя самого? — Детские сказки, — скривился Рон, но все же отказался от подробного перечисления всех бед, которые могли бы случиться с Малфоем. Он просто продолжал смотреть на него, о чем-то размышляя. — Гарри уже близко… нет, ты только посмотри, как Малфой на него уставился! Он явно что-то задумал. Гермиона подавила странный звук, нечто среднее между фырканьем и рычанием. Рон тем временем продолжал тараторить, поглощенный происходящими на поле событиями, слишком занятый, чтобы обращать внимание на что-либо еще: — Слушай, ты не знаешь, есть какие-нибудь проклятия, которые можно наслать, просто смотря на человека? Потому что Малфой пялится просто неприлично — должно быть, он пытается его сглазить, вот ублюдок! Гарри! Гарри! Посмотри на Малфоя!.. А, теперь он его заметил. Хорошо. Внизу на поле Гарри почувствовал взгляд. С трудом отогнав невеселые мысли, он обернулся и обнаружил, что Драко Малфой пристально смотрит на него, и в глазах его вскипают хмурые грозовые облака. Их разделяли добрые пятьдесят футов, но даже на таком расстоянии Гарри ощущал смятение и боль слизеринца, и эти чувства странным образом перекликались с его собственной тревогой и страхом перед предстоящим испытанием. Драко увидел, что Гарри обернулся, и на секунду их взгляды встретились; Драко почувствовал, что тонет в этих прозрачных изумрудных глазах, таких далеких и в то же время таких бесконечно близких. Они были будто два зеркала из зеленого стекла, ничего не выпускающие наружу, но живо реагирующие на каждое движение в окружающем мире. Глядя в глаза Гарри, Драко смотрел в глаза своей тревоге и страхам, лишающей сил дурноте и напряжению, не отпускавшему ни на минуту, в то время как зелье заставляло кровь кипеть, а нервы трепетать, агонизируя, словно в последней предсмертной дрожи. Потом Гарри отвернулся, и секунды томления растаяли бесследно, как дым. Мадам Хуч уже поджидала их на середине поля, и пронзительная трель свистка возвестила о том, что все готово. Она махнула капитанам, подзывая их для традиционного рукопожатия. Драко подошел к ней — медленно, каждым тяжелым и нарочито размеренным шагом загоняя панику в рамки этого жесткого ритма. — Отлично, а теперь пожмите друг другу руки, — скомандовала мадам Хуч, когда Гарри и Драко остановились перед ней. Гарри метнул взгляд на Драко и замер на мгновение — все это время тот смотрел на него в упор, и нельзя было понять, что именно он думает в этот момент. Взгляды пересеклись, и мальчики застыли в неподвижности; затем Драко медленным и красивым жестом вытянул руку вперед, а Гарри схватился за нее и крепко пожал. Это было похоже на электрический разряд. Чувствуя мягкость ладони Гарри и крепкую хватку пальцев, сжавших его руку, Драко с тоской подумал, что в который уже раз одно-единственное прикосновение свело на нет все его усилия взять себя в руки и вновь обнажило все их чувства друг к другу — или, точнее, все его чувства к Гарри. Смущение и замешательство Драко стали еще сильнее, когда нетерпеливый гул с трибун отошел на второй план, превратившись в неясное бормотание, словно чей-то крик, доносящийся из-под толщи воды. Затем Гарри выпустил его руку, разрывая контакт, и Драко машинально отшатнулся, пытаясь вновь спрятать сомнения и неуверенность на самый дальний край сознания и понимая, что на этот раз ничего не выходит. Он с отчаянием взглянул на Гарри, но тот, даже если и почувствовал что-то, внешне оставался невозмутимым. Удивительно, как им удавалось поддерживать эту видимость холода и спокойствия даже после всех тех двусмысленных ситуаций, в которые они попадали вместе. — В воздух! — приказала мадам Хуч. Драко повиновался, не отрывая взгляда от Гарри и его «Всполоха» и невольно замечая, каким одновременно сильным и плавным движением тот перекинул левую ногу через ручку метлы. Картины одна причудливее и откровеннее другой замелькали перед его мысленным взором. Нет. «НЕТ, — еще раз, словно могущественное заклятие, мысленно повторил Драко, злясь на собственную слабость. — Прекрати думать о Гарри. Сконцентрируйся на этой долбанной игре. Сконцентрируйся.» Гарри сейчас так потрясающе выглядит. И то, как он сжимает метлу… «Сконцентрируйся!» Пронзительная трель свистка, и матч начался. Пока обе команды прощупывали оборону соперников, Гриффиндор, перейдя в стремительную атаку, стал методично добиваться преимущества. Матчи Слизерина и Гриффиндора никогда не давались командам легко — разница в счете всегда была ничтожно мала, и это служило главным стимулом для ловцов — важно было как можно скорее поймать снитч. Радовала только погода — небо было ясным и безоблачным, невероятно глубокого и прозрачного синего цвета, заставившего хмурое осеннее утро засиять всеми красками. Хотя до полудня оставалось совсем немного, воздух был обжигающе свеж, и, поднимаясь все выше и выше, Гарри ощутил на щеке сухую прохладную ладонь ветра. Он оглянулся по сторонам и обнаружил, что Малфой парит совсем рядом, обшаривая взглядом окрестности в поисках мелькнувшей золотой искры. Драко выглядел совсем неплохо, собранным и уверенным в себе, хотя Гарри заметил, с какой силой он сжимал ручку своей метлы — так крепко, что костяшки побелели от напряжения; так, словно из последних сил цеплялся за соломинку, а та предательски выскальзывала из его пальцев. Далеко внизу Симус Финниган комментировал происходящее в воздухе над полем: — Гриффиндор задействовал защиту; ловец Гарри Поттер уже в небе, ловец команды соперников Малфой плетется в паре миль позади… о, а это что? Всего лишь «Нимбус»? Даже метла не выдерживает никакого сравнения, не говоря уже о таланте. Сидевшие на слизеринской трибуне встретили издевку свистом, и Макгонагалл нагнулась к нему: — Финниган, никаких переходов на личности во время игры! — сердито предупредила она. Ли Джордан наверняка гордился бы своим преемником. Драко стиснул зубы и описал над полем круг. Ветер был недостаточно силен, чтобы унести слова Финнигана прочь, и каждая пущенная шпилька попала в цель. Он терпеть не мог любых замечаний в адрес своей метлы, давно переставшей быть хитом сезона. Отец решительно отказался покупать новую до тех пор, пока Драко не обыграет Гарри Поттера в квиддич, а этого Драко не сумел добиться еще ни разу и совсем не был уверен, что сегодняшний матч поможет ему заполучить «Всполох-2», который, по уверениям производителей, обещал уже в следующем году взорвать рынок. Драко перестал вслушиваться в доносившиеся снизу слова и вместо этого принялся с удвоенной энергией кружить над полем в поисках снитча. Ищи снитч. Сказать было куда легче, чем сделать — взгляд отказывался повиноваться и раз за разом останавливался на Гарри. Тот парил примерно в сотне футов от Драко и напряженно всматривался в небо. Он-то наверняка думал только о непосредственной задаче. Такой простой для него. Такой легкой. Гарри искоса посмотрел на Драко, парившего невдалеке. Он наблюдал за ним большую часть матча — и, похоже, чем дальше, тем рассеяннее становился Драко, вместо игры отвлекаясь на… еще что-то. Дважды он чуть не столкнулся с другими игроками — просто потому, что не следил, куда летит. Гарри пришло в голову, что Драко только старался выглядеть так, словно ищет снитч, а не искал его на самом деле. Это его беспокоило. Подобное притворство ужасно выматывало — Гарри знал это слишком хорошо. Он вспомнил все те ночи, которые сам провел в чулане под лестницей, плача и задыхаясь от ночных кошмаров, и вспомнил, как трудно было потом осушать слезы и делать вид, будто все хорошо, чтобы никто не узнал, как он устал и несчастен. Гарри уже почти решился подлететь к Драко и спросить, как тот себя чувствует, как вдруг слизеринец резко нырнул вниз. На мгновение Гарри подумал, что Драко потерял контроль над метлой, и обмер от страха, но затем он увидел золотую вспышку у самой травы, рядом со слизеринскими воротами. И Драко уже подлетал туда, когда Симус опомнился и завопил: — Снитч! Показался снитч! Гарри быстро оправился от изумления и устремился за Малфоем, выжимая из своего «Всполоха» все возможное. Малфой был уже далеко, и Гарри основательно струхнул и почти слился с метлой, стараясь уменьшить сопротивление воздуха. Ветер гудел в ушах, словно огромный костер, и у самой земли он почти нагнал Малфоя — хвост «Нимбуса» маячил прямо у него перед носом, но положения это не улучшило, Малфой уже почти схватил снитч… Внезапно в сцену погони невесть откуда ворвался бладжер, похожий на черный кулак, возникший из воздуха. Он врезался в метлу Драко, нарушая тщательно выверенную траекторию полета и заставив «Нимбус» закувыркаться в воздухе. Гарри поспешно свернул в сторону, спасаясь от срикошетившего бладжера и пытаясь избежать столкновения с Драко. Всего на пару секунд он оторвал взгляд от снитча, однако за это время шарик успел исчезнуть. Гарри выругался, раздосадованный не на шутку. Тем временем Драко пытался восстановить управление, встревоженный тем, что потеря высоты уже стала опасной. Он сжимал ручку метлы и направлял ее вверх, стараясь уйти в крутое пике и избежать удара о землю. Когда до поверхности оставалась всего пара футов, он сумел вывернуть метлу и снова подняться на безопасную высоту. «Нимбус» явно был поврежден в результате столкновения с бладжером. Драко повернулся, чтобы оценить повреждения — ничего страшного, хотя пара прутьев все же вылетела из хвоста. Он выругался себе под нос, краем уха улавливая взволнованный гул трибун Честно говоря, Драко вообще не ожидал, что заметит снитч так скоро. Он даже не искал его — краткая золотая вспышка, блеснувшая именно тогда, когда он опустил взгляд, чтобы оценить игру слизеринского защитника, была лишь сиянием улыбки Фортуны. Даже находясь в смятении, Драко последовал за ним, повинуясь исключительно инстинкту прирожденного ловца. Какая-то часть его испытала облегчение, потому что, камнем падая к земле, Драко понимал: если он поймает снитч, игра закончится, и эта мучительная пытка — из-за того, что Гарри так близко — наконец-то прекратится. А именно сейчас он мечтал об этом больше всего на свете, даже больше, чем о славе и о награде от отца в случае выигрыша. Чертов бладжер. Рон вопил и беспрестанно прыгал на месте. Гермиона думала, что это ужасно отвлекает, хотя игра поглотила ее настолько, что она была не в состоянии даже шикнуть на Рона, чтобы тот угомонился. Когда оба ловца — Драко впереди, Гарри у него на хвосте — помчались за снитчем, трибуны взорвались нетерпеливыми криками; затем бладжер, мастерски посланный гриффиндорским загонщиком, заставил их обоих свернуть с пути и спугнул снитч. Гермиона внезапно почувствовала боль и поняла, что от волнения едва не прокусила нижнюю губу. Сказать, что Рон возмутился — значит не сказать ничего. Он был просто в ярости. — Да что с Гарри случилось? — прокричал он в отчаянии. — Малфой первым увидел снитч, подумать только! Еще хуже, он даже почти поймал его, ты видела? Что Гарри там творит?! — Может быть, он его не заметил? — нервно предположила Гермиона, не отрывавшая взгляда от Малфоя с Гарри, снова взмывающих в небо, чтобы сверху оценить обстановку. — Не заметил? — недоверчиво воскликнул Рон, возмущенно размахивая омникуляром. — Гарри всегда замечает снитч первым, именно поэтому он ловит его и выигрывает матчи! — Рон запустил пятерню в шевелюру — сейчас его пылающие щеки были почти такого же оттенка, как и волосы. — Что с Гарри? Он что, ворон там считает? Втайне Гермиона с ним согласилась, хотя Рон и не подозревал об истинной причине того, почему Гарри был невнимателен. Именно это она предвидела, именно этого боялась — вместо того, чтобы охотиться за снитчем, Гарри, по обыкновению полный благородства и великодушия, будет присматривать за Малфоем — чтобы убедить себя, что тот и в самом деле держится неплохо — и заодно позволит победе уплыть из рук. Гермионе, едва не плачущей от злости и бессилия, оставалось только ждать и надеяться, что Гарри вовремя придет в себя и начнет действительно играть в квиддич, а не ломать комедию. Взлетев повыше, Гарри дал волю гневу. Он был безумно зол на себя — на то, что поставил личные интересы выше блага команды; на то, что — пусть всего на минуту — поверил, что Малфой может позволить себе слабость. Ему следовало знать — черт, он это и так отлично знал! — насколько сильны были амбиции Малфоя, ему следовало бы догадаться, что никакой приворот не сможет повлиять на его поведение на поле. Гарри тряхнул головой, все еще недовольный собой и немного — Малфоем. Нужно было слушать Гермиону; он вспомнил ее беспокойство, высказанное перед самой игрой: «Постарайся вести себя так, словно между тобой и Малфоем ничего не произошло… не стоит относиться к матчу просто как к досадной помехе…» Гарри ничего не мог с собой поделать — он чувствовал, что подвел ее. Что ж, еще не поздно. Гарри решительно сжал метлу и устремился в широкий круг над полем, петляя и постоянно набирая скорость, словно пытаясь оставить позади раздражение и разочарование. «Сейчас я начну играть в полную силу — и победа будет за нами.» Драко невольно дернул головой, следя за Гарри, когда тот, словно завидев снитч, внезапно рванул вперед, и, хоть и не слишком уверенно, последовал за ним. В голове тяжело запульсировала боль, рассеивая внимание и ослабляя концентрацию; внезапно Драко почувствовал слабость, словно какая-то неведомая сила жадно поглощала последние крупицы его энергии. Он ощущал, как собранность летит ко всем чертям — и, приблизившись к Гарри, уловил что-то еще. Гарри злился на него. Драко чувствовал это, он почти наяву видел багровое марево вокруг его головы, словно стеной жаркого пламени разделившее их. Это чувство было не слишком сильным, но устойчивым и вполне ощутимым — как дрожание нитей опутавшей их обоих невидимой паутины. По спине Драко побежали мурашки — предвкушение чуда и неясная тревога одновременно, если такое сочетание вообще возможно; как нежность крыльев бабочки, трепещущей на острой игле, как шелк лепестков розы на стебле с длинными ранящими шипами. Конечно, Драко знал, почему Гарри злился на него. Его бесило то, что Драко, а не он, первым погнался за снитчем. Драко знал, что сложившаяся ситуация тревожила и Гарри тоже, потому что иначе он наверняка заметил бы снитч раньше, особенно с такого близкого расстояния. Теперь же, разъярившись не на шутку, Гарри начал играть всерьез, носясь между остальными игроками и ловко уворачиваясь от бладжеров, словно стараясь сбить Драко со следа, чтобы тот не сумел заметить его драгоценный снитч еще раз. Драко видел, что Гарри намеренно избегает его. Издалека до него донесся взволнованный голос Симуса: — …и вот мы видели душераздирающую картину, когда ловец Слизерина едва не прибрал снитч к своим загребущим рукам, пока блестяще пущенный загонщиком Гриффиндора бладжер не положил этому конец. В итоге Малфой чуть не свалился с метлы — что ж, дружище, удача еще улыбнется тебе, — Драко ясно слышал в голосе Симуса насмешку. — Тем временем игра продолжается, несмотря на то, что все немного взбудоражены необычно ранним появлением снитча — всего через семь минут после начала игры. Семь минут? Драко ушам не верил. Скорее прошло семь часов, но уж точно не минут. Драко тихо зарычал, следуя — больше по привычке, чем специально — за Гарри, увлеченно выписывавшим сумасшедшие петли и зигзаги. Сколько еще продлится эта пытка? Хуже всего то, что никто не мог этого знать. Это был своего рода элемент неожиданности, главная интрига квиддича — полная невозможность предугадать, сколько продлится игра, несколько минут или пару недель. Возможны были оба варианта — в теории игра вообще могла продолжаться вечно. В этом смысле, как неожиданно подумал Драко, квиддич походил на приворотное зелье. Последние несколько дней он находился во власти бесконечного, непрекращающегося кошмара — как если бы блуждал непрерывно в дебрях подземного лабиринта без единой надежды отыскать выход на поверхность и снова увидеть солнце; будто снова и снова пытался выбраться из глухой, изначальной тьмы. Зловещей. Ужасающей. Вечной. «О Мерлин, когда все это кончится? — мысленно взмолился Драко. Он не был уверен, что имеет в виду только квиддичный матч.» Гарри оглянулся, высматривая Драко; он не сильно удивился, когда опять заметил слизеринца неподалеку. Однако на этот раз что-то изменилось. Драко выглядел почти испуганным, обеими руками вцепившись в метлу и осторожно летая между остальными игроками. Казалось, что он действительно боялся того, что может свалиться. — Гриффиндор вырывается вперед — счет пятьдесят-сорок! — возвестил Симус, и Гарри встряхнулся, снова возвращаясь к реальности. — Слизерин уже пропустил больше пенальти, чем мог себе позволить — хотя нельзя сказать, чтобы кто-то жаловался — а слизеринские защитники, похоже, заняты только тем, что пытаются побить мировой рекорд по количеству грубых нарушений за время одного матча. Гриффиндор без малейших проблем уже забил три пенальти и теперь лидирует… Драко отвернулся от бившего в глаза солнца и обнаружил, что вновь смотрит на Гарри. Голова болела все сильнее, тяжелея с каждой новой волной ярости, исходившей от гриффиндорца, и Драко понял, что не в состоянии что-то с этим поделать. Бурлящие потоки зелья в венах, накатывающая от боли дурнота — все это размывало границы реальности и превращало разум в хаос бессвязных мыслей, как яростный прибой постепенно обращает неприступный утес в груду камней. Драко едва не терял сознание, все силы прикладывая к тому, чтобы просто не дать метле сбиться с курса. — Слизеринский защитник снова нарушил правила, — сухо прокомментировал Симус. — Теперь мы можем добавить в список примененных ими фолов удар ручкой метлы в живот загонщика команды соперника. Пользуясь тем, что большинство игроков пока находились на слизеринской половине поля, поглощенные перебранкой, Гарри окинул взглядом окрестности, ища снитч — и увидел его, парящего на этот раз рядом с воротами Гриффиндора и похожего на золотую снежинку в бледных солнечных лучах. Снитч. Гарри замер; сердце тяжелым молотом колотилось в груди; затем он пришел в себя и ринулся вперед, без остатка отдаваясь этому всплеску скорости, мчась навстречу снитчу, сияющей искре живого золота, подмигивающей на фоне синего неба… …неожиданно Драко вынырнул прямо перед ним, перекрывая путь и вынуждая его, чтобы избежать столкновения, заложить крутой вираж. — Малфой, отвали! — сердито закричал Гарри, в последнюю секунду успев свернуть — так, что край мантии Драко хлестнул его по руке. Гарри потребовалась пара секунд, чтобы восстановить равновесие и отыскать снитч взглядом. Он обернулся, чтобы разобраться с Малфоем, но открывшаяся картина заставила его позабыть все слова и в ужасе распахнуть глаза. — Малфой?! Голос Гарри долетал до Драко будто издалека, и он никак не мог сообразить, что он там кричит. Пальцы разжались, в ушах нестерпимым звоном отдавалась тишина; он потерял равновесие и в следующую минуту уже падал… падал целую вечность, паря в воздухе, словно невесомое перышко. Драко закрыл глаза и покорился мрачному гулу, тяжело отдававшемуся во всем теле, прежде чем с глухим, тошнотворным стуком ударился о землю и растворился в гулкой пустоте небытия. С непритворным ужасом Гарри наблюдал, как Драко срывается с метлы и падает. Тело его казалось безжизненным; он выглядел таким хрупким и уязвимым… Гарри оглянулся на снитч, соблазнительно круживший неподалеку, всего в нескольких футах от него, затем снова посмотрел на Драко, летевшего к земле словно в замедленной съемке, и больше не колебался. Гарри направил метлу вниз, устремляясь вслед за падающим телом в том же безрассудном порыве, что и во время своего самого первого полета, где он бросил вызов силе тяжести, чтобы спасти напоминалку Невилла. Его охватила знакомая эйфория, приходящая лишь тогда, когда воздух стонет в ушах, словно рвущееся небесное полотно, а полет больше походит на падение. Однако на этот раз Драко достиг земли прежде, чем Гарри успел догнать его, и вид тела, неподвижно распластавшегося внизу, мгновенно отрезвил Гарри. Драко приземлился крайне неудачно — прямиком на живую изгородь, отделявшую поле для квиддича от трибун. Плотная стена кустов приняла тело Драко; острые жесткие ветки, пройдя сквозь мантию, вонзились в тело, оставляя на коже глубокие царапины. Ученики на трибунах загалдели взволнованно, особенно те, кто видел сцену в воздухе, наблюдая за почти пойманным снитчем и падением Малфоя. Рон, случайно отвлекшийся от суматохи в дальней половине поля, видел все, от начала и до конца. И Гермиона тоже. — Гермиона! — вскрикнул Рон, вцепившись в омникуляр и тряся девушку за руку. — О черт! Это что, снитч? Гарри и Малфой только что столкнулись, и Малфой падает с метлы… и Гарри тоже летит вниз, о нет… Гермиона была слишком потрясена, чтобы что-то отвечать, и могла только смотреть, как вся сцена разворачивается перед ней, словно в замедленной съемке, будто ночной кошмар, воплотивший в себя все ее худшие страхи. Она невольно всхлипнула и прижала руки ко рту, когда Малфой пролетел последние двадцать футов и врезался в изгородь. Гермиона глухо застонала, мысленно взмолившись, чтобы хотя бы с Гарри все было в порядке. Они с Малфоем столкнулись в воздухе? Или… — Гарри ранен? — Рону приходилось кричать во всю глотку, чтобы перекрыть гвалт; он торопливо подкрутил окуляры, переключив их на максимальное увеличение. — Он упал? Нет, вроде бы в сознании, так что все в порядке, кажется… — Рон оглянулся по сторонам и обеспокоенно посмотрел на противоположную сторону поля. — Остальные что, разве не видят, что Гарри и Малфой столкнулись? О, мадам Хуч заметила, она уже летит… нет, Гермиона, ты это видела?! Малфой мог убить Гарри! Гарри достиг земли через пару секунд после Драко; он слегка пошатнулся от грубого приземления и почувствовал, как левую ногу пронзила боль. Не обратив на это внимания, он отшвырнул метлу и упал на колени рядом с Драко. Тот лежал на боку, спиной к нему; когда Гарри перевернул его к себе, то сначала вскрикнул, а потом выругался — он ожидал увидеть синяки или ссадины — да, но никак не это. Лоб Драко был рассечен прямо над бровями, и кровь безостановочно сочилась из раны, ручейками стекая по левому виску и оставляя на квиддичной мантии бурые пятна. Алые капли виднелись и на прядях, обрамлявших лицо Драко, и на исцарапанных щеках. Картина походила на какую-то жуткую пародию на яркий натюрморт, капли крови — словно алые цветы на снежно-белой коже в обрамлении грубых прутьев изгороди. Все это было так неправильно, так ужасно неправильно… Неожиданно что-то нашло на Гарри, и он не раздумывая вытянул руку и прижал к окровавленному лбу Драко ладонь — без сомнений и колебаний, так, словно это было самой естественной вещью на свете, и… …ничего не произошло. Недоверчиво уставившись, Гарри подождал еще несколько секунд, однако под пальцами не возникло ни дрожи, ни жара исцеления, который он ощутил той ночью, когда Драко доказал ему, что говорит правду. Нет, ничего не было, совсем ничего. Гарри отнял руку ото лба Драко; теперь она была вся в крови, влажной и теплой, словно само воплощение жизни. Жизни Драко. Неожиданно Гарри почувствовал настоящий страх, глядя на свои дрожащие пальцы, окрашенные алым; на свою руку, омытую кровью. Кровью Драко. Ужасная мысль мелькнула у него в голове: что, если Драко умер? Гарри взял безжизненную руку Драко в свою и прижал ее к себе; он скользнул пальцем по тонкому запястью, отчаянно стремясь нащупать под кожей хотя бы слабое биение пульса. Внезапно Драко открыл глаза. Гарри замер, продолжая сжимать его запястье. — Малфой? Драко слепо всматривался в небо; блеск глаз казался стеклянным, а их серая грозовая хмурь потускнела. Гарри осторожно потряс его за плечо. Отчаяние его все нарастало. — Драко? Ты меня слышишь? На мгновение ему показалось, что Драко пытается сфокусировать взгляд, и в нем мелькнуло что-то, похожее на узнавание; однако потом его веки устало опустились и больше уже не поднимались. Гарри еще раз потряс Драко, на этот раз сильнее, но все было бесполезно. Глаза оставались закрытыми, а тело — безжизненным. Гарри начал исступленно озираться в поисках помощи и изо всех сил закричал: — Эй, там! Помогите! Малфой свалился с метлы! Затем он повернулся обратно к Драко. Выбившиеся пряди падали на лоб, цепляясь за ресницы. Гарри потянулся, чтобы убрать их от раны, но лишь еще больше испачкал волосы Драко — серебряный шелк и капли красных чернил — почти нереально, неестественно прекрасное зрелище, странно тревожащее его. Свист опускающихся метел дал знать, что прибыла помощь — Гарри поднял голову и увидел, что остальные игроки бегут по направлению к ним. Мадам Хуч неслась впереди всех, размахивая руками и подзывая мадам Помфри. При виде их Гарри испытал непередаваемое облегчение, потому что сам он не имел ни малейшего понятия ни о том, что нужно делать в подобных случаях, ни о том, как остановить кровотечение. Прямо сейчас он прижимал правую ладонь ко лбу Драко, пытаясь не дать крови литься так неудержимо; она все равно просачивалась у него между пальцев, но все же не так сильно, как раньше. — Поттер! Вы в порядке? — в следующий миг мадам Хуч уже была рядом, встревоженная и побелевшая от беспокойства при виде раны Малфоя, уродливой и пугающе неестественной на его бледном лице. Однако она быстро пришла в себя; выработанные за годы работы рефлексы взяли верх, и она быстро оттащила Гарри в сторону, освобождая место подбежавшей мадам Помфри. — Поттер, отойдите назад. Поттер, вы меня слышите? Вы слышите, что я говорю? Гарри на мгновение испугался, подумав, что мадам Хуч немного повредилась рассудком, потому что — конечно же — он прекрасно ее слышал, и на самом деле ей нужно было срочно бежать к Драко, а не тратить время на него. Он не знал, что все его лицо и руки были вымазаны в свежей крови, а мантия покрыта бурыми потеками. С точки зрения мадам Хуч Гарри чувствовал себя лишь немногим лучше Драко, и то только потому, что каким-то чудом умудрился сохранить сознание. — Я в порядке, мадам Хуч… Малфою плохо… — пытался вставить Гарри всякий раз, когда в череде бесконечных вопросов: может ли он идти, где у него болит, что с его руками, — возникала брешь… В конце концов он сдался — она все равно его не слушала, или, скорее, не давала и шанса вставить хоть слово кроме односложных ответов. Гарри почувствовал, что его поднимают на ноги. Крики за его спиной становились все сильнее, и громче всех кричала мадам Помфри, приказывая всем отойти и сохранять спокойствие. Гарри сморщился, случайно перенеся вес тела на поврежденную при приземлении ногу; мадам Хуч заметила, как он дернулся, и подхватила его под руку, помогая идти. Гарри попытался обернуться, чтобы еще раз посмотреть на Малфоя — мельком он заметил возникшие из воздуха носилки, но затем перед глазами все поплыло, и ему пришлось закрыть глаза. Нога болела все больше, и неожиданно он почувствовал, как силы покидают его; глаза щипало, словно кто-то загонял под веки острые иглы … тут он заметил, что мадам Хуч уже наколдовала носилки и укладывает его на них. — Игра неожиданно была прервана… — до Гарри донесся голос Симуса, усиленный заклинанием и потому легко перекрывавший гул толпы учеников. — Похоже, в результате столкновения в воздухе обе команды лишились своих ловцов. Поттера уводят с поля, он хромает… Малфой, по всей видимости, без сознания — ему явно досталось больше всех… Это были последние слова, услышанные Гарри перед тем, как его уложили на носилки и унесли в сторону больничного крыла; усталость вытеснила все связные мысли, не позволяя получить ответ на один-единственный вопрос, крутившийся в голове: Что только что произошло?