Неодолимый яд

Мне нужно знать, ты настоящий или нет. Быть может, что-то понял я не так… Но стоит вспомнить все — скажу я, что блуждаю в темноте. Теперь я твой. Гарри даже не слышал удаляющихся шагов Драко. Тот ступал так легко, что почти не производил шума, и Гарри остался наедине со щемящим чувством потери и ледяной пустотой, пришедшей на смену страсти и надежде. Тени мелькали в молчаливом танце, отравляя своей насмешливой безмятежностью — и исчезали, снова и снова напоровшись на кинжальный луч света, вырывавшийся из приоткрытой двери. Уходя, Драко даже не подумал закрыть ее, и теперь колонна тусклого пыльного света торжественно возвышалась перед Гарри, которого совсем поглотили тени. Каким же он был идиотом. Гермиона оказалась права. Чего он вообще ожидал от этой встречи? Честно говоря — ничего. Но каким-то образом Драко удалось разбить даже те надежды, которых Гарри никогда не питал, и провернуть нож в старой ране, даже не взявшись за рукоять. Значит, он ошибся в Драко. Что ж, не в первый раз. От двери потянуло сквозняком, холодными пальцами погладившим шею. Гарри непроизвольно потянулся к горлу — жест, в последнее время ставший привычным; отзвук страха, что кольцо незаметно соскочит с цепочки. Но кольца не было. Пальцы Гарри скользнули по голой коже, и он почувствовал пустоту, словно лишился чего-то очень важного. Странно было так горевать из-за потери того, что никогда ему по-настоящему не принадлежало. Того, что символизировало груз, свалившийся на его плечи и разрушивший всю его жизнь — квиддич, учебу, сон, самообладание и, что хуже всего, дружбу с Роном. Тогда почему он так горевал из-за этого? Потому что Драко ему нравился. Гарри не мог заставить себя даже мысленно произнести слово «любовь». Каким-то образом светловолосый слизеринец занял в сердце Гарри место, о существовании которого тот даже не подозревал — до этого момента. До того момента, пока не лишился всего. Щеки Гарри вспыхнули от унижения, когда он вспомнил, как Драко целовал его всего пару минут назад — и как он отвечал ему, обо всем забыв, словно жар их страсти спалил весь мир дотла. И как потом Драко отпрянул и уничтожил его одним спокойным, небрежным словом. Ничего. Было невозможно представить оскорбление хуже. Драко играл чувствами Гарри, заставил его полностью открыться — и затем нанес удар в самое слабое место. Драко подобрался невыносимо близко — а потом жестоко посмеялся над ним. Но разве не так он сам поступил с Драко? От этой мысли Гарри похолодел. Он опустился на пол под тяжестью нахлынувшей волны воспоминаний — кажущихся нереальными и в то же время пронзительно ярких, как звезды в ночном небе — и был потрясен тем, как правильно и симметрично выглядело сотканное из них полотно. Он оскорбил Драко. Надел на него наручник со своим собственным именем, словно поставил на Драко рабское клеймо. Это была просто шутка, безобидная шалость, но Гарри до сих пор помнил взгляд Драко, плеснувший болью и тем, что уже не было ненавистью. Кроме того, он тоже играл с чувствами Драко, хоть и не осознавал этого — взять хотя бы матч по квиддичу. Воспоминание о том несчастном случае жгло до сих пор. Столько раз он заставлял гордого слизеринца страдать от тоски и неразделенного желания — до тех пор, пока Драко уже не мог сопротивляться фальшивому зову сердца и не пытался поцеловать Гарри. А он только и делал, что каждый раз высмеивал его порывы — молча, одним лишь своим равнодушием. Или попросту отворачивался и вырывался, как в тот раз, когда ненадолго сбежал с урока Трансфигурации. Гарри закрыл глаза и откинулся к холодной шершавой стене. Неясные воспоминания, казалось, были родом из невероятно далекого прошлого. В сердце поселилась ноющая боль, словно в нем застрял обломок клинка — и уходил все глубже и глубже, оставляя после себя кровоточащую рану, от тщетных сожалений полыхающую огнем. Может быть, он в самом деле заслужил все то горе, что Драко принес ему. Зуб за зуб. И, может быть, он никогда не заслуживал Драко. *** Я не могу понять, как вышло так — Ты воплощал в себе мои мечты. Когда со мной ты, вижу — мир становится другим. Теперь ты мой. Драко стремительно шел по коридорам, и ледяной воздух подземелий колючими поцелуями обжигал кожу. Но даже среди зимнего холода сознание оставалось ясным, как безоблачное летнее небо, а восприятие — резким и четким, словно он смотрел на мир сквозь умытое дождем оконное стекло. Даже странно. Несколько последних недель он был настолько поглощен своей одержимостью Гарри, что теперь возможность снова полностью себя контролировать казалась странной — словно он примерил на себя чью-то другую жизнь, чужую и оттого непривычную. Впрочем, Драко быстро привык к тому, что временное перемирие между ним и Гарри завершилось. В конце концов, именно этого ему хотелось больше всего. Драко знал, что рано или поздно Гарри примется искать его, чтобы объясниться, и тщательно обдумал, как это объяснение должно будет произойти. Все прошло идеально — в точности так, как он и планировал. Уходя все дальше от заброшенного класса, в котором он оставил Гарри, Драко чувствовал себя уверенно и спокойно — и с трудом мог вспомнить, когда в последний раз так хорошо владел собой. Ему это нравилось. Собственное могущество бурлило в жилах вместе с кровью, придавало сил, заставляло поверить, что все снова пришло в норму. Что он вновь принадлежит самому себе. Что никто в целом мире ему не нужен. Никто, и Гарри — особенно. И Драко только что продемонстрировал ему, дал понять прямо и недвусмысленно, что теперь именно он хозяин положения и может разрушить любую мечту, любую иллюзию счастья, какую только пожелает. Он имел полное право гордиться собой. Но почему-то не мог. Мне нужно знать, ты настоящий или нет. Я думать не хочу, что оказался в дураках. Но меркнет все вокруг, и говорю — я ослеплен сияньем глаз твоих. Сгораю в них. Внезапно Драко заметил, что сжимает кольцо — так крепко, что камни впились в ладонь, оставив на коже четкие отметины. Он слегка замедлил шаг и поднес кольцо к глазам. В тусклом свете отмечавших его путь факелов аметисты посверкивали, а изумруды тихо сияли — неправдоподобно зеленые, такие чистые и прозрачные, совсем как… …совсем как чьи-то глаза. Когда Гарри неверяще посмотрел на него, перед тем как медленно снять и вернуть кольцо, Драко увидел в его глазах столько боли, такое безысходное отчаяние, что на мгновение даже растерялся; он никак не ожидал такой глубины чувств — однако даже на минуту не позволил себе потерять самообладание. Драко понятия не имел, когда все успело так измениться, но отчетливо чувствовал, что зыбкое равновесие между ним и Гарри начало смещаться. Впрочем, изменился не только Гарри. Изменился и он сам. Выходя из комнаты, Драко ни разу не оглянулся. Честно говоря, он просто боялся не выдержать. Он не испытывал удовлетворения, его не тянуло привычно позлорадствовать — и это, по меньшей мере, озадачивало. Разве не он всю жизнь только и делал, что пытался увести у Гарри победу из-под носа, а потом искренне ликовал при виде растерянности гриффиндорца? То, что только что произошло, на его памяти было самой впечатляющей победой — Гарри оставил все попытки справиться с эмоциями и склонил перед ним голову, признавая свое поражение. Но Драко не чувствовал радости — только щемящую печаль от того, что все должно было закончиться именно так. Похоже, приворот оставил шрамы на них обоих. Но с этим он ничего не мог поделать. Иначе и быть не могло. Все и так зашло слишком далеко, и Драко не собирался рисковать еще больше. Освободившись от приворота, он пообещал себе никогда, никогда больше не попадать в подобное положение. Он не допустит повторения своих ошибок. Драко закрыл глаза и попытался отрешиться от всех воспоминаний. ____________________ В оригинале использован текст композиции «Give You Back» группы «Vertical Horizon».