Во власти грёз

Величественно и неспешно хозяйка бала вышла на площадку для танцев. - Дамы и господа, благодарю вас за то, что прибыли сегодня на наш Олимп, - произнесла Мадлен красивым глубоким голосом, обводя пристальным взглядом всех присутствующих, словно стараясь проникнуть под каждую маску и понять, кто под ней скрывается. – Думаю, что сейчас самое время представить вам мою сестру и верную помощницу - прекрасную Афину. Откуда-то сбоку к ней шагнула юная воительница в длинной белой тунике и алом плаще. Её светлые волосы были заплетены в косы и убраны кожаными ремешками, а на голове красовался золочёный шлем с красным пером. Этот грубый, почти мужской наряд восхитительно оттенял её нежное, милое лицо и хрупкую девичью фигуру. Она приветливо улыбнулась гостям и звонко проговорила: - Надеемся, что вы будете веселиться сегодня от души! Итак, мы торжественно объявляем бал открытым! - Полонез! - громко объявил распорядитель. – Выбирайте себе пару для первого танца! Сёстры переглянулись и обменялись какими-то только им одним понятными знаками. Афина Паллада Люсьен осталась стоять на помосте, вероятно, ожидая, что её кто-нибудь пригласит на танец. Мадлен же направилась в толпу, давно заприметив того единственного, к которому теперь стремилась. Гости почтительно расступились, пропуская её вперёд. Она остановилась перед господином в чёрном плаще и чёрной маске, изящным жестом протянув ему яблоко. Он удивлённо поднял на неё синие, словно драгоценные сапфиры, глаза, явно озадаченный тем, что выбор пал на него. - Надеюсь, что вы не откажетесь быть моим кавалером? – спросила она тоном, не терпящим отказа. - Моя госпожа, простому смертному не полагается танцевать с великой богиней, – попытался отшутиться Питер Блад. - О, вы далеко не простой смертный, - сказала она тихо, но вкрадчиво, поражая капитана своей пылкостью. До этого дня он считал её скромной и даже робкой девушкой, то и дело красневшей и державшей глаза долу. Но сегодня она преобразилась до неузнаваемости, подобно тому, как в один прекрасный момент гусеница превращается в великолепную бабочку. Афродита снова протянула ирландцу яблоко. Отступать было некуда. Отвергнуть приглашение мадемуазель д’Ожерон значило нанести ей непростительное оскорбление. Блад с поклоном принял плод, мысленно усмехнувшись при этом: «Яблоко в женских руках ещё ни разу за всю историю человечества ни к чему хорошему не приводило...» Капитан галантно подал даме руку, решив не делиться с ней своими любопытными размышлениями, и повёл её на середину, где уже собирались другие пары. "Ей-богу, это я ещё легко отделался", - продолжал философствовать про себя Блад. - "Хорошо, что не объявили гальярду или куранту, а то, пришлось бы поднять белый флаг. С полонезом уж я как-нибудь управлюсь. Знай себе, вышагивай будто павлин. Главное, не перепутать ряд. Но уж богиня, наверняка, укажет мне верный путь..." Блад не танцевал давно. Так давно, что он, пожалуй, не смог бы припомнить движений ни одного более сложного танца. В последнее время он чаще наблюдал со стороны, как танцуют другие - в основном, испанскую кадриль под аккомпанемент его картечи. Он чувствовал себя неуютно и с удовольствием оказался бы сейчас где-нибудь в другом месте, однако, по его уверенному и невозмутимому виду этого никто бы не мог сказать. Играть свою роль – так с блеском и до конца. Сдаваться было не в его привычках. Под звуки фанфар танцоры выстроились в стройный ряд, заиграла торжественная музыка, и шествие началось. Первая пара приковывала к себе всеобщее внимание. Высокий, элегантный Блад и грациозная, сияющая Мадлен – он в чёрном бархате, она в белом шёлке - смотрелись весьма впечатляюще. Меж тем, некоторые гости не преминули отметить про себя тот факт, что дочка губернатора проявляет несомненный интерес к вожаку корсаров. Подметил это и мрачный, сосредоточенный Анри, стоявший поодаль и незаметно, но очень внимательно наблюдавший за сестрой. Второй парой шествовали Люсьен и немолодой грузный колонист месье Дюваль в костюме уличной торговки. За ними шли остальные гости, которым удалось найти себе партнёршу для танца, ибо дамы – не только на балу, но и на острове в целом – составляли абсолютное меньшинство. Мадемуазель д’Ожерон-старшая, в отличие от младшей сестры, получала от танца несказанное наслаждение. Она трепетала и таяла от счастья: её герой был с ней, совсем рядом. Он бережно держал в своей тёплой, сильной руке тонкие пальцы девушки, и это прикосновение остро откликалось во всём её теле. Она любовалась и восхищалась им, очарованная сиянием решительных синих глаз под чёрным атласом маски. Нет, не она, а он был здесь богом и властелином, навсегда завладевшим её сердцем. «Лишь бы подольше звучала музыка!» - мечтала Мадлен. «Поскорее бы всё это закончилось!» - думал капитан Блад, считая шаги, чтобы не сбиться с такта. Наконец, музыка смолкла, танцоры раскланялись церемонными поклонами, принятыми при дворе. Питер Блад, согласно этикету, галантно поцеловал руку Мадлен и поспешил ретироваться обратно к своим товарищам. А к ней уже спешили другие знатные гости, чтобы иметь честь пригласить именинницу на следующий танец. Полонез, показавшийся Мадлен чудесным, сладостным сном, стал настоящей пыткой для золотоволосой богини Афины. Мало того, что месье Дюваль оказался неуклюжим танцором, путаясь в юбках и без конца наступая ей на ноги, вдобавок, его потная ладонь, соприкасаясь с рукой мадемуазель д’Ожерон, сообщала ей неприятное влажное тепло. Люсьен была счастлива, когда танец закончился, и попыталась поскорее отделаться от своего кавалера. Однако предприимчивый француз не спешил расставаться с красивой девушкой, очевидно проникнувшись к ней глубокой симпатией. Как только распорядитель бала объявил гавот, колонист сразу же проявил инициативу и, низко поклонившись, вновь завладел рукой Люсьен, не давая той опомниться. После игривого, кокетливого гавота они танцевали медленную и торжественную павану, а затем искромётную гальярду. Последним танцем стал хороводный, весёлый бурре, после которого капельмейстер провозгласил спасительный антракт. Мадемуазель д’Ожерон, улыбнувшись несколько натянутой улыбкой, сделала реверанс и, извинившись, покинула месье Дюваля, пока тот вытирал испарину со лба и пытался отдышаться после быстрого ритма. Люсьен так спешила, что незаметно для себя оказалась на другом конце площадки, возле беседки, которую занимали корсары с «Арабеллы». Тут она, наконец, остановилась и перевела дух. - Сударыня, какая честь, что вы решили составить нам компанию, - услышала она приятный голос бдительного капитана Блада, который сразу заметил приближение мадемуазель д’Ожерон-младшей. Девушка была несколько растеряна. Она вовсе не собиралась составлять компанию флибустьерам. Говоря по чести, она их вообще сторонилась, если не сказать, побаивалась. Впрочем, сейчас они находились на её территории, и ей явно ничего не угрожало. Преодолев себя, Люсьен улыбнулась как можно приветливее и шагнула в беседку. - Позвольте представить вам моих офицеров, - любезно сказал капитан, называя имена каждого из своих товарищей. - Очень приятно! – мадемуазель д’Ожерон вежливо склонила голову. Эти морские разбойники выглядели вполне прилично, если не считать жутковатого наряда палача, да сумасбродного костюма попугая. - Выпейте с нами доброго вина, о могущественная Афина! – предложил Кристиан, протягивая бокал. Люсьен окинула его быстрым взглядом, подозревая насмешку в свой адрес. Однако в лице корсара не оказалось и намёка на ехидство, и она успокоилась, приняв из его рук тонкий хрусталь, в котором играло рубиновыми бликами прекрасное вино из погребов месье д’Ожерона. - Поднимем этот бокал за здоровье именинницы и членов её семьи, - предложил капитан Блад, и все единодушно поддержали его, чокнувшись и пригубив благородное, чуть терпкое бургундское. - Скажите, сударыня, а давно ли вы живёте на острове? – спросил Кристиан, дабы заполнить повисшую над ними неловкую паузу. - Вот уже одиннадцать лет, - ответила Люсьен. - И с тех пор вы ни разу не были на родине? - Ну почему же, несколько раз мы плавали во Францию… Джереми Питт внимательно слушал мадемуазель д’Ожерон, невольно залюбовавшись её нежной красотой и грацией. И почему же он раньше не знал о том, что на Тортуге скрывается такое совершенство? Склонный к романтике и поэзии, юноша впервые за долгое время скитаний по свету ощутил особенное, приятное волнение, которое дарило ему общение с этой прекрасной девушкой. Питту тоже захотелось задать ей какой-нибудь вопрос, обратить на себя её внимание, но, как назло, в голову не приходило ни одной разумной мысли. - Возобновим танцы! Объявляется менуэт! – послышался голос распорядителя. - Кавалеры приглашают дам! Дамы приглашают кавалеров! Это был прекрасный шанс, который нельзя было упускать. Шкипер взглянул на мадемуазель д’Ожерон и, слегка волнуясь, предложил ей руку. - Вы не откажете мне в чести танцевать с вами? – спросил он с надеждой, восхищённо глядя на прелестную богиню. - Разумеется, не откажу! – с готовностью ответила Люсьен, сразу вспомнив про месье Дюваля. Нет, больше она не выдержит его общество. Пусть уж лучше её кавалером будет этот молодой, симпатичный и с виду вполне безобидный флибустьер. Она подала ему руку, и они отправились на середину танцевальной площадки. - Скажите, месье Питт, что за костюм на вас надет? – полюбопытствовала мадемуазель д’Ожерон, пока они ждали остальных танцоров. – Это море? Волна? Дождь? Облако? – но Джереми только отрицательно мотал головой в ответ на каждое предположение. - Посейдон, - со вздохом сказал он. - Ах, вот как! – Люсьен хихикнула, качнув алым пером на шлеме, но тут же спохватилась. – Простите, пожалуйста! Я не хотела вас обидеть! - Ну что вы, какие обиды! – успокоил её Питт. - Просто… вам чего-то не хватает… Трезубца, короны… Шкипер пожал плечами: - Что ж поделать, я лучше разбираюсь в навигации, чем в маскараде… - Ах да, конечно, я понимаю! – девушка скромно улыбнулась. - Мадемуазель д’Ожерон, а разрешите спросить вас, почему вы отдали предпочтение образу Афины?.. – юноша решил поддержать начатую тему, но смутился. - Мне кажется… - он набрался храбрости и искренне произнёс то, что думал, - мне кажется, вы больше похожи на нежную богиню рассвета Эос, чем на воительницу, направившую руку Персея, чтобы отрубить голову Медузе Горгоне. - Месье Питт, быть может, вы не очень хорошо разбираетесь в маскараде, зато вы – прекрасный знаток пантеона Древней Греции и мастер делать комплименты, - засмеялась Люсьен. – Я попробую ответить на ваш вопрос. Внешность обманчива. Иногда нежный девичий облик может скрывать под собой отвагу Паллады, а иногда за образом воительницы прячется тонкая и ранимая душа… «… а также блестящий ум и необыкновенная красота» - добавил про себя Джереми Питт, любуясь девушкой и не выпуская её маленькую, лёгкую руку из своей. А в это время оставшийся в беседке Питер Блад с тревогой заметил, что мадемуазель д'Ожерон-старшая, стоя на площадке, осматривается вокруг в поисках партнёра для танца. Чутьё сразу подсказало ему, кого именно Мадлен разыскивает в толпе... Нужно было срочно что-то предпринять. Оглянувшись, он бросил взгляд на Ибервиля, который пил вино и непринуждённо болтал с Хагторпом, Кристианом и Дайком. План действия родился в одно мгновение. Ирландец негромко окликнул молодого француза: - Адриан, ты умеешь танцевать чёртов менуэт? - Эээ... Да... А что? - Тогда немедленно пригласи Мадлен. - Но я... - Это приказ. Ты пришёл на бал, вот и танцуй. - А почему я? .. - начал было корсар, но Блад так свирепо посмотрел на него, что тот поспешно проговорил: - Хорошо, хорошо, капитан, как скажешь... - и, с сожалением поставив на стол недопитый бокал, отправился навстречу Мадлен. Он перехватил её на полпути к беседке, низко поклонился и предложил руку, приглашая на менуэт. Мадемуазель д’Ожерон с плохо скрываемым разочарованием приняла приглашение флибустьера и, тоскливо поглядев через плечо на стоявшего вполоборота Питера Блада, последовала за Ибервилем, едва удержавшись от того, чтобы не вздохнуть. Заиграла волшебная, выразительная и неторопливая музыка, увлекая танцоров в сложный узор движений и заставляя их то скользить по площадке, то застывать на месте подобно статуэткам в старинных часах. «И зачем я так долго выслушивала дурацкие поздравления этих противных, напыщенных дуралеев, - досадовала Афродита, принимая очередную изящную позу модного придворного танца. – Если бы я ушла пораньше, то успела бы пригласить его. А теперь…» «А губернаторская дочка-то чудо как хороша собой, - думал в это время Ибервиль, задерживая руку на волнующем воображение стане Мадлен. – Пожалуй, приказ капитана надо расценивать не иначе как подарок судьбы. Когда бы ещё я мог прикоснуться к эдакой красоте?» - и он довольно усмехнулся про себя, ловко и умело исполняя сложные па.