Во власти грёз

Всё время, пока длился аукцион, капитан Блад, Джереми Питт, Мадлен и Люсьен стояли чуть поодаль, наблюдая за происходящим со стороны. К ним ненадолго подходил губернатор - долг требовал его присутствия в гуще событий, плечом к плечу с судьёй Монсекьё и кюре* Бенуа. Его превосходительство был в приподнятом настроении: осуществилось очередное его смелое предприятие, в успех которого не верил никто, кроме него самого. - А ваши ребята молодцы, - одобрительно сказал месье д'Ожерон, обращаясь к ирландцу. - Я уже насчитал шестнадцать счастливчиков из вашей команды, которые обзавелись сегодня очаровательными супругами. - Клянусь небом, если так пойдёт и дальше, я скоро останусь без половины экипажа, - со смехом заметил капитан Блад. - Ну что вы, они так преданы своему командиру, что семейные узы не станут для них помехой, - заверил Блада француз. - Electa una via non datur recursus ad alteram**, - философски произнёс корсар. - Вот увидите, пройдёт месяц-другой, они переберутся на Сен-Доменг, станут выращивать сахарный тростник, и мы о них более никогда не услышим. - Что, согласитесь, тоже не так уж плохо, - пожал плечами месье д'Ожерон. - В конце концов, надо дать людям возможность вернуться к мирной жизни, если они сами того желают... Однако, я прошу меня простить: кажется, очередная пара уже ждёт наших поздравлений. Губернатор поклонился и отошёл. Ярмарка продолжалась. Несмотря на всю занимательность происходящего, на исходе четвёртого часа Люсьен сделалось дурно от палящего солнца, да и Мадлен чувствовала себя не намного лучше. От жары не спасали ни зонтики, ни рваная тень от чахлых пальм, ни лёгкий бриз, дующий с лазурного моря. Питер Блад, мгновенно оценив обстановку профессиональным взглядом врача, заключил, что если немедленно не увести девушек с солнцепёка, им обеим будет неминуемо грозить тепловой удар. Решение было принято в считанные секунды и озвучено спокойным, полушутливым тоном: - Кажется, все так увлеклись амурными делами, что никто и не вспоминает о хлебе насущном. А между тем, опустевший желудок настойчиво напоминает о необходимости его наполнить. Сударыни, я надеюсь, вы не откажетесь от приглашения отобедать у меня на борту? Мой Бенджамин - весьма искусный повар. Уверен, что он сможет угодить даже столь изысканному вкусу, как ваш. А после мы вернёмся в город: полагаю, праздник будет длиться ещё не один час. Услышав эти слова, Мадлен едва не упала в обморок от счастья. Она и не чаяла когда-нибудь вновь очутиться на палубе великолепного красного корабля, который однажды спас её в роковой час, умчав домой к отцу под всеми парусами. От радости мадемуазель д'Ожерон-старшая не могла вымолвить ни слова, лишь улыбаясь и кивая в знак согласия. Люсьен же, превозмогая слабость и головокружение, ответила тихим голосом : - С удовольствием, но только нужно сообщить отцу. Он хватится нас и станет волноваться. Джереми Питт, также ошеломлённый предложением Блада, вызвался разыскать губернатора. Он бережно передал на попечение ирландца Люсьен, тяжело опиравшуюся на его руку, и растворился в толпе. *** На "Арабелле" царили необычные тишина и спокойствие: вся команда, за исключением вахтенных, веселилась на берегу. Ступая по залитой солнцем палубе, Мадлен чувствовала, что прикасается к самому дорогому, что есть у Питера Блада. Её воображение немедленно нарисовало живописную картину. Алый фрегат, увенчанный громадой белоснежных парусов, летит по волнам наперерез вражескому судну. Раздаётся громовой голос, и в то же мгновение пушки без промаха бьют по врагу. Ещё одна чёткая команда - и корсары уже готовы к абордажу. Корабли с треском сталкиваются бортами, и капитан Блад первым бесстрашно перепрыгивает на чужую палубу, увлекая за собой свирепую толпу пиратов. Они безоговорочно верят своему вожаку, любое его слово для них - непререкаемая истина и закон. А он - красивый и уверенный - храбро сражается один против десятка врагов и одерживает блестящую победу... - Красивое судно! - искренне восхитилась Люсьен, никогда прежде не видевшая "Арабеллу". - Благодарю вас, сударыня! - отозвался Блад с улыбкой. Скользнув взглядом по капитану, Мадлен подметила, какая гордость засветилась в его пронзительных синих глазах. А, между тем, в безукоризненно вежливых манерах ирландца появился едва уловимый налёт властности: Блад был здесь единоличным и полноправным хозяином. Корабль заменил ему дом, семью, отчизну, стал частью его самого. Всё от носа до кормы и от киля до верхушек мачт дышало его присутствием. Мадемуазель д'Ожерон-старшая таяла от близости к своему кумиру и властелину её трепещущего сердца. Ах, до чего же сладко было сознавать, каким ореолом славы окутан её герой, гордо бороздящий воды Карибского моря на этом славном фрегате! И ей каким-то чудом снова позволено заглянуть в его мир, скрытый от глаз остальных людей... Мадлен, как никто другой, умела замечать и ценить такие редкие моменты, воспоминаниями о которых потом долго жила её пылкая, чувственная душа. Капитан пригласил девушек в богато обставленную просторную кают-компанию и любезно предложил сесть за большой стол, за которым обычно обедали офицеры "Арабеллы". Здесь царила приятная прохлада: в распахнутое окно, обращённое к морю, залетал свежий бриз, а солнечный свет мягко струился в каюту косыми лучами, не принося с собой жары и духоты. Бенджамин быстро, но без лишней суеты, поставил перед гостями, столь редко бывающими на борту, лучший фарфор, серебро и хрусталь. Затем он наклонился к хозяину и извиняющимся шёпотом сообщил, что на горячее только рыба, и что, конечно же, если бы он знал, то приготовил бы мясо... Блад жестом остановил кока и велел нести то, что есть. Чернокожий слуга, привыкший слушаться капитана с полуслова, тотчас же поклонился и исчез. Вскоре он уже подавал на стол прозрачный бульон в белых пиалах, от которых поднимался ароматный пар, рыбный пирог, нежнейшее тушёное мясо каранкса*** в кисло-сладком соусе из мёда, уксуса и пряностей с гарниром из овощей, на десерт же были тающие во рту имбирные пирожные с мёдом и корицей. Насытившись и отдохнув, все четверо почувствовали себя значительно лучше. Джереми Питт, чтобы развлечь девушек, предложил им экскурсию по кораблю, на что они с радостью согласились. Капитан Блад вышел вместе со всеми на палубу, закурил трубку и остался стоять в небрежно-расслабленной позе, облокотившись о фальшборт. Штурман же повёл гостий сначала к баку, а оттуда обратно на шкафут, попутно объясняя им предназначение элементов такелажа, рангоута и многочисленных снастей. Когда они поднялись на шкафут, Питт начал перечислять название мачт, указывая по очереди на каждую из них, и тут вдруг Люсьен вспомнила, как нечто подобное уже происходило с ней много-много лет назад. Тёплое дерево палубы, яркое солнце, синее море вокруг, любимая кукла в красном шёлковом платье, ласковый голос отца... Девушка невольно улыбнулась этим детским воспоминаниям, согревшим её своей наивной непосредственностью. - ... и самая высокая мачта... - говорил Джереми, привычным движением положив руки на штурвал... В этот момент он обратил взгляд на Люсьен, успев заметить её счастливое выражение лица, и впервые ясно осознал, насколько глубоко влюблён в прелестную девушку. Вот она, та самая, единственная и желанная, такая чистая, и светлая, будто белокрылая голубка, спустившаяся с синего неба. Эта мысль пронзила молодого человека и потрясла своей истинностью и простотой. Как же он раньше не понимал, что для него нет на свете ничего дороже её лучистых серых глаз и доброй улыбки, за которые он отдал бы все сокровища мира, да что там - жизнь. - Месье Питт? - тихонько окликнула мадемуазель д'Ожерон умолкшего на полуслове англичанина. Тот не сразу вышел из состояния странного оцепенения и, спохватившись, принялся извиняться, что задумался и отвлёкся от темы беседы. Закончив рассказывать про мачты и реи, он указал на ют и произнёс: - А вот здесь находится святая святых, капитанская каюта. - И туда, разумеется, никому не позволяется заходить, - без тени сомнения проговорила Мадлен, замирая в ожидании ответа. - Ну, отчего же, - пожал плечами штурман. - Думаю, капитан сделает для вас исключение. Он на несколько минут покинул сестёр д'Ожерон, чтобы подойти к Бладу и, очевидно, попросил у него дозволения посетить каюту. Тот кивнул головой и сам немедленно зашагал к девушкам вместе с другом. С видом радушного хозяина Питер Блад распахнул перед ними дубовую дверь, приглашая войти в большую, светлую комнату с довольно высоким потолком. Внутри не оказалось ничего таинственного или зловещего, вроде пыльных сундуков с несметными сокровищами или разложенных на столе старых карт. Осмотрев богатое убранство, изысканные предметы интерьера и подобранную с большим вкусом мебель, все направились к выходу. Дрожащая от счастья Мадлен оглянулась в последний раз, чтобы получше запечатлеть в памяти покои своего кумира, как вдруг какой-то смутно знакомый образ, мелькнув перед глазами девушки, заставил её вернуться взглядом к капитанской койке. Сердце едва не выпрыгнуло из груди мадемуазель д'Ожерон, когда она заметила висевший в изголовье портрет ангела, печально взирающего на полную луну. Стараясь ничем не выдать потрясшее её открытие, Мадлен выпорхнула из каюты вслед за сестрой, чувствуя, что за спиной у неё распахнулись такие же огромные белоснежные крылья, как у написанного ею ангела. О, как верно она угадала в то дивное утро небесную заступницу капитана, его путеводную звезду, каждым маленьким штрихом попадая в самое сердце благородного рыцаря без страха и упрёка. Как же бережно он хранил теперь этот исполненный великой любви рисунок, поместив его туда, где положено было находиться иконе или святому распятию. И пусть Мадлен д'Ожерон не знала всей правды, ей было довольно того, что её возлюбленный герой сохранил частичку её души, вложенную в заветный портрет, которая, будто хрупкая нить лунного серебра, чудесным образом соединила между собою их судьбы. *** - ... И всё же, несмотря на опасность, ваша профессия полна романтики, - с воодушевлением говорила Мадлен, обращаясь к капитану Бладу. Они вновь сидели в кают-компании "Арабеллы" и вели занимательную беседу за чашкой кофе. - Позвольте уточнить, сударыня, о которой именно профессии идёт речь? - спросил ирландец, изящным жестом откидывая с запястья пышное кружево манжеты. - Впрочем, ни одна из них не может считаться сколько-нибудь, как вы изволили выразиться, романтичной. Все врачи - холодные циники, а флибустьерам и подавно чужды высокие материи. - Не соглашусь с тобой, Питер, - покачал головой шкипер, - большинство моряков в душе - романтики. - Так то моряки, но не пираты. - Какая разница! - отмахнулся тот. - Это они только с виду грубы и неотёсаны, а в душе многие из них мечтают о светлом и чистом... - Да-да, и сочиняют по ночам стихи, а в судовом журнале строчат романы, - усмехнулся Блад, отчего Питт густо покраснел. - Не смеши меня, Джерри, ты знаешь наших головорезов не хуже меня. - О, но ведь вы - совсем другой, - не сдавалась Мадлен, восхищённо глядя на красивое лицо капитана. - Вы благородны и честны, а потому, не должны сравнивать себя с бандитами или жестокими пиратами. - Благодарю вас, мадемуазель д'Ожерон, - улыбнулся корсар, обжигая девушку своим дерзким синим взглядом. - У вас острейшее зрение, если вы смогли это разглядеть. - Да и месье Питт тоже никакой не головорез, - вступилась за шкипера молчавшая до этого Люсьен. - Но ведь и мы, бывает, убиваем людей... - произнёс молодой англичанин, ликуя в душе от её тёплых слов. - Да, но убивать врагов - священный долг любого воина, - ответила младшая из сестёр. - Неровен час, скоро и дуэли будут считаться уделом романтиков, - иронично заметил Блад. - Если на дуэли защищают свою любовь, то почему бы нет? - с вызовом спросила Мадлен. - Ах, что такое любовь, мадемуазель д'Ожерон? - задумчиво спросил капитан, глядя куда-то поверх собеседников. - Иллюзия, не более того. Нельзя вечно жить во власти грёз. Да, никак нельзя... - и он умолк. Судовой колокол сонно, словно бы нехотя, отсчитал восемь склянок. Этот негромкий, привычный звук сразу вернул Питера Блада к действительности. - Ну что ж, пора нам опять наведаться в город, - опомнившись, произнёс он, бросая быстрый взгляд в окно. За увлекательной дискуссией они не заметили, как сгустились сумерки: день стремительно таял, уступая место тёплой тропической ночи. Когда лёгкая лодка причалила к берегу, где вовсю кипел шумный праздник, стало совсем темно. Главная площадь, освещённая теперь яркими факелами, была по-прежнему полна людей. Оркестр гремел удалую польку, и не менее тридцати пар лихо отплясывали этот развесёлый танец в центре большой площадки, окружённой деревянными столами, где тоже царили праздничное оживление и шум. Одни пирующие пили ром из грубых глиняных чарок, другие громко спорили, хохотали или же вели задушевные беседы про пиратские клады, третьи, хватив лишнего, мирно храпели на лавках, вызывая смех у тех, кто ещё крепко держался на ногах. Джереми Питт сказал что-то на ушко своей даме сердца, та заулыбалась и кивнула, и они закружились в танце, вмиг затерявшись среди пёстрой толпы. Капитан Блад отправился разыскивать своих матросов и офицеров, которые обзавелись в этот день супругами, дабы поздравить их с этим счастливым событием. Мадлен же не оставалось ничего другого, как последовать за своим кавалером. Она обещала Бладу не танцевать, брату - не делать глупостей, а как хотелось сейчас и того, и другого! Но она прекрасно понимала, что ничего доброго из этого не выйдет, а потому, приняв гордый и неприступный вид, девушка подходила вместе с капитаном то к одной, то к другой паре, изредка позволяя себе сдержанную улыбку и несколько дежурных любезностей. Впрочем, было и то, что доставило ей некоторое удовольствие: кое-кто из женихов не постеснялся намекнуть, а то и прямо спросить, когда же капитан последует их примеру, беспардонно глядя при этом на мадемуазель д'Ожерон. Питер Блад отвечал на латыни, что жизнь покажет, и вообще пути Господни неисповедимы, после чего моряки, сделав вид, что поняли его слова, больше не приставали с расспросами. Прошло около двух часов, когда на помост поднялся губернатор д'Ожерон, чтобы обратиться к горожанам с небольшой речью. Оркестр умолк, шумная толпа понемногу утихла, и его превосходительство заговорил громким, чуть хриплым голосом: - Друзья мои, надеюсь, вам весело? - Да! - выдохнул единодушный хор. - Счастлив это слышать! Мне думается, что праздник удался на славу! К сожалению, я вынужден откланяться, вы же можете оставаться здесь до самого утра и продолжить гуляние. На прощание я хочу подарить вам один весьма необычный подарок, который был доставлен сюда из Франции. Губернатор вгляделся в полумрак, нашёл глазами коменданта форта и подал ему знак. Тот махнул кому-то из подчинённых, и через несколько секунд небо над Тортугой озарилось великолепнейшим фейерверком. Собравшиеся ахнули от изумления, когда чёрный бархат небосвода расцветился вдруг пылающими букетами золотых, алых и ярко-зелёных цветов. Ослепительные хвостатые кометы, рассыпаясь серебристыми огоньками, взмывали в высоту и падали в тёмные воды залива. Большие и малые фонтаны сверкающих брызг, сменяя друг друга, щедро сыпали каскадами разноцветных искр. Казалось, что Зевс собрал здесь все грозы вселенной и теперь поливает море и землю небесным огнём, стремясь стереть крохотный островок с лица земли. При этом поднялся такой невообразимый грохот, что Люсьен в страхе бессознательно придвинулась ближе к Питту, а тот с готовностью обнял обеими руками тонкий стан девушки и застыл в благоговейном восторге, почти перестав дышать. Мадлен также вздрогнула, когда началась канонада, но её, в отличие от сестры, огненное представление привело в полнейшее восхищение. Это было словно в сказке: стоять под нескончаемым сияющим звездопадом рядом со своим божеством и загадывать, загадывать одно и то же неизменное желание, кроме которого ничто другое не имело значения. Статная красавица-брюнетка отбросила свою королевскую величественность и вновь превратилась в юную девушку, наивно мечтающую об идеальной любви к идеальному герою. От переполнявших её душу чувств она робко прижалась к Питеру Бладу, а он, расценив, что мадемуазель испугана рёвом пушек, дружески приобнял её за плечо, успокаивая и показывая, что бояться нечего. Мадлен остро ощущала сквозь тонкий шёлк платья тепло его сильной руки и впитывала это волшебное ощущение каждой клеточкой своего тела. Он рядом! Он - почти - мой... Домой шли пешком. Впереди, беседуя и жестикулируя, шагали Бертран д'Ожерон и месье Гуфье, очевидно, обсуждая события прошедшего дня. За ними на некотором расстоянии следовали Люсьен с Джереми Питтом и Мадлен под руку с капитаном Бладом. Обе девушки заметно устали, старшая из сестёр натёрла ногу новыми туфлями, оттого и опиралась на своевременно предложенную руку своего галантного кавалера. Они почти не говорили, да и всё ли на свете обязательно нужно выражать словами?.. Распрощавшись у ворот губернаторского сада и отказавшись от приглашения хозяина зайти на бокал бордо, капитан Блад и Питт молча зашагали обратно к пристани. Каждый думал о своём. То чувство, которое появилось нынче днём в душе юного шкипера, никуда не исчезло, напротив, оно росло и крепло, затмевая собою все прочие мысли. Теперь он уже точно знал, что не станет больше отсиживаться на корабле, как малодушный трус: он отправится в резиденцию завтра же утром, чтобы вновь повидаться с возлюбленной. Он будет приходить так часто, как только сможет, и в скором времени попросит у д'Ожерона руки его дочери. При этой новой мысли Джереми охватило такое волнение, что он задрожал всем телом, как в лихорадке. Капитан Блад если и заметил странное состояние друга, ничего не сказал: он тоже был погружён в какие-то важные, одному ему ведомые размышления. _______________________ *Кюре - название приходского священника на французской территории ** Выбрав одну дорогу, не сворачивай на другую (лат.) *** Большой каранкс - вид морской рыбы из семейства ставридовых