***
Неприступная крепость горделиво высилась над морем, тысячи душ находили укрытие за её стенами. Пропитания и пресной воды хватит на год, а может, и больше. Арабы знали об этом, понимали, что столь долгая осада прежде истощит их самих, нежели греков. Как же извести несговорчивых соседей? Как взять богатейший город? Акведуки. Огромные, величественные сооружения, кои невозможно не заметить, невозможно спутать с чем-либо. Лишив жителей пресной воды, можно вынудить Василия на серьёзные уступки. Но первая же атака на акведук Валента показала бесполезность затеи — мощное сооружение не так-то просто разрушить, да и наверняка за стенами крепости расположено множество цистерн и хранилищ. Тогда нужно сделать так, чтобы вода стала непригодной для питья. Яд. Пузатые бочки, казалось, им не было числа. Их свозили к акведуку, выставляли рядами. Командиры внимательно следили за сохранностью ценнейшего груза, предвкушая мучения греков. Вытоптанная извилистая тропка бежала из деревеньки к акведукам, к лагерю арабов. Тяжёлые копыта поднимали пыль, стучали по песчаному телу; повозки жалобно поскрипывали; бочки, качаясь, глухо постукивали друг о друга. Ведя под уздцы неторопливую лошадь, арабский воин поглядывал по сторонам — красивые колонны и арки акведука вдали, крошечные паруса кораблей, покачивающихся у причала Золотого рога; позади — товарищи с такими же полувялыми клячами и скрипучими телегами. Опустевшие домишки, раскидистые виноградники и пальмы — всё то, что уже успело наскучить. Зевнув, воин устало потянулся, разминая затёкшие плечи. Острая жгучая боль сковала рёбра, отчего перехватило дыхание. Непроизвольно съёжившись, он уставился на красное оперение, тонкое древко, уходящее в его тело. Закричав, мужчина бросился к товарищам, но ещё одна стрела впилась в его висок, заставив мир угаснуть. Побросав поводья, воины выхватили сабли, заозирались по сторонам. Из-за зелёной лозы вырвалась стрела, впилась в глаз замешкавшегося воина. Укрываясь щитами, арабы бросились к винограднику. Один из воинов замедлил шаг, прокравшись к укрытию меткого стрельца, сделал резкий выпад, но клинок распорол лишь пустоту. Выглянув из-за щита, араб не смог сдержать крик. Здоровенный витязь, ухватившись за край, рванул его щит на себя, с размаха снёс мечом голову. Воины вытянулись дугой, попарно атакуя тархтарина. Стрелы вновь засвистели, впиваясь в шеи и ноги, не давая арабам сомкнуть кольцо. Трое воинов, отделившись от строя, взглянули в направлении вылетевших стрел — на крыше винодельни сидел стрелец, глубокий капюшон скрывал его лик, натянутая тетива грозилась сорваться с подушечек пальцев. Выставив над собой щиты, воины в два шага достигли низенького строения, подпрыгнув, атаковали ноги противника. Оттолкнувшись от крыши, лучник обрушился на голову араба, повергая его на землю. Сам же, удержавшись на ногах, лишь прочертил коленом по махровой траве; развернулся и выпустил стрелу в шею соперника. Пальцы поддели сжатое в ладони древко, вложили в лук, ещё одно и ещё, и ещё. Стрелы глухо вонзились в щиты, один из противников с рыком отбросил щит — наконечники, пробив барьер, впились в его предплечье. Остервенелый воин бросился на худощавого тархтарина, желая отомстить за соратников. Стрелец прогнулся, проскользнул под арабской саблей, резко выпрямившись, петлёй накинул лук на его шею, выхватив из ножен сакс, вонзил клинок под стальной панцирь. Скупой блеск заставил тархтарина пригнуться, спрятаться за хрипящим противником; резкий удар рукоятью в плечо отбросил в сторону. Рухнув на землю, стрелец всмотрелся в искажённое гневом лицо соперника. Араб, ухмыляясь, подходил ближе — от удара капюшон слетел с головы стрельца, открыв миловидное девичье лицо и сплетённые на затылке косы. Её оружие осталось в теле сражённого противника, а значит, победа будет быстрой. Облизнув губы, мужчина снял с пояса кнут, решив, что эта дива станет трофеем их отряда. — Баровит! — крикнула Радмила, увернувшись от длинного языка кнута. Выпрямившись, попыталась найти укрытие, но плетёный ремень вновь преградил ей путь. — Зорька, Лешего сын, подсоби малость! Отбросив от себя свирепеющего противника, Баровит сделал шаг в сторону Радмилы, но арабы вновь набросились на него, сабли заскрежетали по кольчуге, по выставленному в блоке мечу. Рыкнув, витязь зацепил перекрестьем* клинок соперника, резко выкрутил оружие из его рук. Кулаком поразив челюсть безоружного, отвёл атаку второго. С силой отбросив от себя противников, поспешил к Радмиле. Кожаная плеть со свистом ударилась о каменную стену винодельни, вырвав мох из трещин. Арабу надоело вихляние жертвы, но и убивать её не хотелось — рано. Вновь размахнувшись кнутом, он атаковал её ноги – Радмила подпрыгнула, подавшись навстречу, приземлилась на хвост кнута и резко выбросила в глаза противника сжатые в ладони камушки и песок. Мгновения замешательства хватило лучнице, чтобы подлететь к мёртвому арабу и вытащить из его тела сакс. Стальной звон раздался за спиной, дрожью отозвавшись в теле. Отпрянув от убитого, Радмила развернулась — Баровит остановил занесённый над ней меч, ногой оттолкнув араба, снёс ему голову. — Обернись! — не своим голосом закричала лучница, видя, как трое воинов заходят со спины. От её крика шелестящая стена виноградника ожила, нависла над арабами, заставив с ужасом отстраниться. Спелые ягоды повалились на землю, покатились под ноги воинов. Резные листья заскользили по кольчуге и шлему, являя свирепый лик Волота. Покрытый рунами клинок, возникнув из ниоткуда, впился в шею противника. Баровит, не упуская времени, обезглавил второго. Единственный выживший бросился к телегам, но тут же замер, рухнув на землю, заколотил ногами. Радмила удивлённо посмотрела в направлении выстрела — Умила, опустив лук, направлялась к ней. — Ты чего орёшь, аки резаная? — ухмыльнулась она. — Чего так долго? — поднимаясь, буркнула лучница. Отряхиваясь от сучков и листьев, Волот посмотрел на девушек, перевёл взгляд на Баровита: — Знаешь, что в бочках? Витязь пожал плечами, направился к телегам, посмеиваясь над другом: — Ты на Лешего похож, аки никогда раньше. — Смейся, смейся, — пробурчал Волот, — кабы не Радмилка, я бы не понял, где вы, не поспел бы. — Я бы сам управился, — махнул в ответ Баровит, — их мало было. — Их мало было, — передразнил Волот, убирая меч в ножны. Бочки оказались плотно закрыты, но желания откупорить крышки не возникло — приторно-сладкий, тошнотворный запах пробивался сквозь малейшие трещинки, бил в нос, сжимал горло. Сделав пару шагов назад, Волот скривился, скрестив руки на груди: — Они поганок, что ли, наварили? — Али крыс замочили, — зажав нос, предположила Радмила. — М-да, смердит чудовищно, — задумчиво пробурчал Баровит, всматриваясь в арки акведука вдали, — явно не для себя берегли. Воду отравить захотели… Вмиг запрыгнув на телегу, Умила всмотрелась в сторону селения, вскинула лук: — Кто-то идёт сюда. Радмила вынула из тула* пучок стрел, подошла к подруге: — С чего то взяла? — Блеск видала. Прищурившись, Радмила всмотрелась в полуразрушенные строения, шелестящие виноградники — в одном из окон мелькнула тень. Тугая тетива изгнала древко, отчего мелкая дрожь пробежала по луку, защекотала облачённую в перчатку кисть. Глухо впившись в деревянную раму, стрела явила красное оперение, столь же яркое, как и пламя в глазах хозяйки. — Не стреляйте, свои! — послышался отдалённый голос. Из-за укрытий медленно вышли трое дружинников, посмеиваясь, подняли руки. Признав боевых товарищей, омуженки* опустили луки. Волот покачал головой, подошёл ближе: — Ждан, ты бы хоть крикнул, что ли, чего подкрадываешься? — А я знал, что вы то? — фыркнул черноволосый витязь. — Издали не видать, кто тут возле телег крутится, — вступился Ивар. — А чего вас токмо четверо? — нахмурился Вятко. — Валдай с отрядом не добрался покамест, — вздохнул Волот, непроизвольно посмотрев в сторону поваленной им лозы. — Где батый? — вклинилась Умила, вложив лук в налучье. — Где остальные? — спокойно спросил Баровит. Обернувшись, Ждан указал на деревеньку вдали: — Там. — Ратмир с ним? — обеспокоенно спросила Умила. От этого имени веко Баровита нервно дёрнулось, гнев ударил в грудь, пробежал по рукам — слишком часто этот малец из Камбалу* вился возле Умилы, слишком тепло она ему улыбалась, слишком много дарила заботы. — Он с Годуном, они к мельнице пошли, осмотреться, — отмахнулся Ивар, — а батый с Баяном подались куда-то. Омуженка в один шаг поравнялась с дружинником, ножны сабель тихо звякнули об кольчугу, солнечный зайчик пробежал по золотой вязи её шлема. Уставившись в глаза соратника, прошипела: — Вдвоём? — Ага, — выдавил Ивар, пожалев о сказанном. — Не тревожься, Демировна, — вступился Вятко, — они управятся, к тому же их Годун, случись чего, стрелами прикроет. Умила обернулась к Волоту, жестом позвала за собой: — Идём, надобно тятьке подсобить. Но Волот не спешил за ней, лишь задумчиво приглаживал бороду, время от времени поглядывая в сторону акведука. — Отец управится, — выдал он. — А вот сколько там арабов? — Много, — осёк Баровит, предчувствуя дурную затею Волота. — Батый велел его дожидаться, а не на рожон лезть. — Ты посмотри, брат, — ткнув на арки, рыкнул Волот, — они люд травить собрались. Они не знают, что мы здесь, не ждут удара в спину. Ивар верно сказал — издали не понять, кто тех кляч ведёт, не сразу приметят нас… — Мы с Радмилкой вдоль виноградников прошли, видали их, — перебил Баровит, — их сотни там. Издали не приметят, так мы тоже издали не сделаем ничего. Ну, ударим по ним из луков, а толку? Нас окружат да перебьют. — Значит, ждать отца будем? — надулся Волот, вновь сцепив руки на груди. — Не будем, — неожиданно для всех ответил Баровит. — Телеги до лагеря не доехали, стало быть, вскоре их хватятся, стало быть, отрядец малый сюда наведается. Возьмём языка, Ждан с ним потолкует малость, узнает, как да где их силы расположились. Ударим туда, где тонко, ударим тихо. К тому времени уж Валдай до нас доберётся да батый подоспеет.***
Уютные домики жались друг к другу, подставляя каменные бока под солнечные лучи. Напротив развернулись хозяйственные строения и фруктовый сад. Казалось, в этом умиротворённом месте не было ничего дурного, ничего, что могло бы таить опасность. Из маленьких окон доносился стук утвари, деловитый говор — всё то, что сопутствует мирному течению дел. Лишь две тени порождением иных миров проскользнули за стволами айвы. Прислушиваясь, принюхиваясь, словно звери на охоте, они подкрались к самому шумному дому. Солнечный свет коснулся непрошеных гостей, заскользил по кружеву кольчуг. — Арабский говор, не иначе, — шепнул один, — напрасно ты, батый, Ждана отправил, он бы растолковал нам всё. — Покамест я токмо твой говор слышу, — прошипел воевода, выглядывая из-за укрытия. — А вдруг там миряне, батый, — не унимался Баян, — вломимся, настращаем всех. Демир вновь скрылся за стеной, недовольно взглянул на подопечного: — Покамест мы шли, отседова три телеги гружёных уехало в сопровождении отрядца военного. Неужто сам того не видел? — Так, может, засолку императорскому войску повезли, — пожал плечами дружинник, отчего сразу получил удар в плечо. — Рот закрой да за мной ступай. Проскользнув к двери, Демир, не церемонясь, снёс её с петель. Дверь с грохотом рухнула на земляной пол, заставив присутствующих вздрогнуть. Пятеро арабских воинов недоумевающе уставились на тархтар, вмиг опомнившись, выхватили из ножен сабли. Демир резко увёл в сторону арабский клинок, яблоком* рукояти ударил потерявшего равновесие противника в висок. Провернув меч, с силой отразил атаку второго, отчего вражеская сабля глухо впилась в стоящую у стены бочку; секунды замешательства хватило для решающего выпада умелого тархтарского воина. Вызволив из содрогающегося тела меч, Демир направился в глубь комнаты к скалящимся арабам. Встревоженные голоса и торопливые шаги донеслись со стороны двора почти сразу, как дружинники вошли в дом. Прижавшись к стене, Баян ждал гостей, прикрывая спину воеводы. Первый же ворвавшийся в дом воин лишился головы, остальные замерли, не решаясь войти. Баян вышел на свет, являя себя соперникам. Поняв, что противник только один, арабы ухмыльнулись, сжав оружие, подались к дружиннику. Баян увернулся от сабли, отвёл вторую, резко пригнувшись, пропустил над собой секиру, не разгибаясь выбросил меч в живот соперника, под панцирь. Мгновенно отскочив, перекувырнулся, из-за чего раненый им воин получил от соратника удар секирой в ногу. Под нечеловеческий крик Баян в прыжке отрубил голову опешившему от своего промаха арабу. Оставался лишь один противник; выхватив вторую саблю, он ринулся на тархтарина. Быстрый и ловкий, вращая изогнутые клинки, араб заставлял Баяна пятиться, успевая лишь отражать атаки. Выхватив сакс, дружинник блокировал саблю, мечом отвёл вторую и резко ударил ногой в грудь. Араб лишь скривился, сделав шаг назад; рыкнув, Баян приготовился к новому натиску, как вдруг из окна показалась облачённая в кольчугу рука, ухватила араба за пояс и с силой впечатала в стену. Дружинник, мгновенно подскочив к оглушённому противнику, вонзил меч в горло. Обмякшее тело повалилось на землю, являя хмурый лик Демира. — Все у тебя? — пробурчал он, потерев густые усы. — Не знаю, вроде как, — пожал плечами Баян. Воевода отошёл от окна, указал куда-то в угол комнаты: — Они тут варили чего-то, судя по виду да запаху — отрава. Дружинник взглянул в угол комнаты — в большом кипящем чане, перегнувшись через край, лежало тело убитого воина. — Фу, батый, — отпрянув от окна, скривился Баян, — ты хоть вытащил бы его оттуда. — Пущай потомится малость, — буркнул Демир, выйдя из дома, и замер. Отдалённые звуки то ли шагов, то ли падения коснулись слуха. Воевода жестом велел молчать и следовать за ним. Выглянув из-за дома, тархтары оцепенели — пятеро арабов лежали на земле, сражённые стрелами. Осторожно перебежав к изгороди, Демир выглянул из-за составленных бочек, что-то заставило его улыбнуться и вытянуться во весь немалый рост. Баян поравнялся с ним — их стрельцы, ухмыляясь, сидели на крыше конюшни. — Я же говорил, что прикрою вас, — спрыгнув, гаркнул Годун. — А ещё мы с мельницы Валдая заприметили, я их не пересчитывал, да вроде как все. Указав на земляную насыпь, на виднеющиеся виноградники, Демир пробасил: — Пойдём к Константинополю, я туда Ждана отправил, коли всё сложится, он с остальными встретится. Пошли кого-нибудь навстречу Валдаю, скажи… — Уже, — хлопнув воеводу по плечу, ухмыльнулся Годун, — знал, что за телегами следовать захочешь. Посему самого проворного дружинника — Ратмира — направил к Валдаю, наказал к крепости поспешать. — Тогда чего ждём? — кивнул Демир, направляясь к огибающей вал тропке.***
Маленькое селение, раскинувшееся недалеко от величественного Константинополя — уютное, спокойное местечко — сегодня, казалось, вымерло. Выбитые двери и окна, разорённые дворы, тела мирян и арабских захватчиков — не знающий пощады лик войны; лишь кудахтанье кур и фырчанье скота тенью мирной жизни изредка нарушали гробовую тишину. Мелкая дрожь пробежала по земле, утонула в густой траве — две сотни воинов спешно приближались к деревне, плевав на скрытность и осторожность. Во главе дружины вышагивал широкоплечий воин, его аккуратно подстриженная бородка поблёскивала рыжинкой в солнечном свете, спину укрывал массивный щит, в ножнах покачивался меч. Стрелец, постоянно вырывающийся вперёд, казался по сравнению с ним совсем мальчишкой — светловолосый, голубоглазый, закутанный в плащ, ему было не больше восемнадцати лет, а пушащиеся усики лишь подчёркивали его молодость. Хмуря брови, он внимательно всматривался в кажущиеся пустыми дома, крепче сжимал лук и пучок стрел в ладони. — Ратмир, — пробасил старший дружинник, — не торопись, а то запнёшься. — А ты, Валдай, смотрю, к батыю не торопишься, — огрызнулся юноша, покосившись на мельницу. — Нагоним, — буркнул Валдай. Ратмир явно нервничал, едва не переходя на бег, петлял меж дворов, ведя дружину короткой дорогой. Вскоре показались земляной вал и тропка, бегущая к виноградникам. Ускорив шаг, Валдай поспешил за провожатым, озираясь по сторонам — тихо, слишком тихо. Едва не врезавшись в спину застывшего Ратмира, старший дружинник тихо выругался. — Мелкая ты собачонка, чего встал али притомился? Ратмир молчал, рассматривая с вершины насыпи брошенные телеги. — Три гружёные телеги с впряжёнными лошадьми без хозяев да посреди дороги. — Давай осмотримся, — буркнул Валдай, подав знак стрельцам. Войско растеклось серебристой кляксой, стрельцы, вложили в луки стрелы, растянулись вдоль насыпи. Ратмир закрутился вокруг телег, закашлялся, подойдя ближе к бочкам. — Следы крови на траве, — просипел он. — Угу, — кивнул старший дружинник, указав в сторону винограда, добавил: — Волоком тащили. Пятеро за мной, остальные здесь будьте. Приблизившись к густой поросли, воины заметили брешь — грубо выломанная лоза, растоптанные ягоды и листья. Первым в раскуроченную брешь вбежал Ратмир, за что получил подзатыльник от Валдая: — Куда ты вперёд батьки… Нарекания застряли в груди старшего дружинника, лишь стоило ему завернуть за виноградник. Окровавленные тела арабов лежали друг на друге около винодельни. — Валдай, иди сюда, — окликнул один из дружинников. Воин указал на сплетённые стебли винограда; приблизившись, Валдай рассмотрел за резными листьями тела арабов. Разорвав шуршащее плетение, Валдай подошёл вплотную к мертвецам, присев, присмотрелся к ним, столкнул одно тело, потом второе. Вытянув обломки стрел и оперения, почесал бородку: — Красное оперение Радмилы, Умилино белое да серое Годунских стрельцов — значит, все живы. Куда ж они опосле направились? — Валдай, — раздался голос Ратмира. Закатив глаза, старший дружинник выпрямился, ломая виноград, направился к неугомонному подопечному. Но поравнявшись с Ратмиром, Валдай удивлённо вскинул брови, скрестил на груди руки. Привязанный к столбу воин предстал перед ним. Ратмир сжал подбородок несчастного, задрал окровавленное лицо, всмотрелся в шею. — Пытали, опосле перерезали горло, — выдал юноша. — Похоже на то, — кивнул Валдай. — О чём же его вопрошали? — Известно о чём, — фыркнул старший, направляясь к дружине, — знать хотели, где его войско, сколько их. — Думаешь, он рассказал? — не унимался Ратмир. — Не так сильно его мучали, убили быстро — значит, рассказал. — А как мы узнаем, куда они пошли? — Никак, направимся к крепости, может, приметим их, — пробурчал Валдай и, махнув дружине, скомандовал: — За мной да побыстрей. — Незаметно? — прищурившись, вклинился Ратмир. — Двумя сотнями незаметно не получится, — ухмыльнулся старший.