Забудь обо всем

      Завалившись, наконец, внутрь здания Бертольд смог облегченно выдохнуть. Вьюга разыгралась страшная, но если хорошенько подумать, им это только на руку. А ее недостатки придется потерпеть.       Его свитер, облепленный снегом, стал активно промокать, не говоря уже об Имир. Думая о ней, Берт переставал вообще обращать внимание на все остальное. Не оправившись сразу от последствий метели, девушка усиленно кашляла или только пыталась откашляться... В любом случае, линий шум мог привлечь к ним ненужные глаза. И это заставляло нервничать.       Недостатки на этом не кончались. Ему хотелось как можно скорее согреть ее, иначе так можно сильно заболеть. А скорее не выходило. Пустынные коридоры заведения встретили их тишиной и гостеприимным эхом, из-за которого кашель разносился с утроенной силой. Эта общага еще никогда не была такой пугающе пустой на памяти Берта. Словно их ждет засада. - Прости.. Дай мне минуту сориентироваться, - вымотавшись, прислонился спиной к крашенной стене парень. Его мозг пытался просчитать, в какой же стороне окажется меньше народа, а вероятность остаться незамеченными - выше. Ни один случайно встреченный человек не поймет причину, по которой в его руках находится подобная контрабанда. Нужно ли говорить, что в общежитие чужих не пускают? Особенно тех, чье место в тюремной камере.       Однако, если раньше в глазах Имир он мог увидеть легкое беспокойство за его жизнь, которое подбадривало, то теперь в них было только какое-то безразличие. Ни тени волнения. Справившись с предательским приступом кашля, она вся притихла и замерла. В конце концов, это его, и только его решение – вместе в случае неудачи сдохнуть. Вероятно, ей не хотелось верить в хороший конец до поры до времени, дыхание смерти наложило свой отпечаток. Словно уже мертва?       Перед ее глазами на самом деле еще шелестел снег. Переливчатой стеной преграждая дорогу и создавая вакуум для вещей и мыслей. Неужели эта белая недружелюбная пустыня – первое, что она увидит в своей новой, уже третьей на своем счету жизни, дарованной свыше. Боже, почему именно она? Услышав, что ее спасают, девушка не сопротивлялась и попыталась это принять. Наверное – это уже крайняя стадия, когда «воскреснув», ты видишь жизнь вокруг ужасной, но все равно безумно любишь ее. Не слишком ли много этого слова – жизнь. Как вообще можно любить что-то настолько непритягательное. Если только сильно постараться? Страх уходит.       Имир не мертва, Бертольд. Ты ошибаешься. Ты просто умеешь ценить жизнь только из-за страха смерти. На автомате избегая ее из-за какой-то глубинной тяги к самосохранению – в твоих действиях мало осознанности. Слишком мало осознанности.       Неуклюже выглядывая из-за углов по направлению к заветной цели, парень несколько раз паниковал и упорно вслушивался в гробовую тишь. Тяжелый груз на его шее из кольца тонких рук не давал свободы движениям. Имир, кажется, напротив впервые дала себе ее. Она от всей души наслаждалась ситуацией, насколько это возможно, не отрицать же снова эту извращенную данность. Ей нравится быть на его руках. Всегда, постоянно, в любой момент времени - кажется, это идет из детства. Ее ведь явно не доносили! Но не в этом даже дело. А в нужности. Ей плевать но будущее, потому что важно только то, что происходит сейчас.       Еще немножко и он донесет ее в свою комнату. В свою полностью пустую ужасную комнатушку, в которой он никогда не чувствовал себя спокойно. Бертольда сильно тяготило находиться в ней, отчего он не спешил каждый раз возвращаться назад. Даже лампой, стоящей на прикроватной тумбочке, он не думал пользоваться – просто не привык к электричеству. И в остальном по внешнему виду скорее можно было сказать, что здесь совсем никто не живет.       За дверью никого не оказалось. Все то мрачное и зловещее, что рисовало разыгравшееся параноидальное воображение, не осуществилось. Непривычно чувствовать комфорт тут, чаще было наоборот. «Но это слово подходит как нельзя кстати» - цеплялся за отдельные мысли парень, оставляя фигуру Имир на своей холодной кровати. Та сразу же расцепила руки, словно ждала этого момента. На секунду Бертольду даже померещилось, что ей было стыдно виснуть на нем, и отсюда такая спешка. В самом деле! Пусть ему сильно повезло с выносливостью, ростом, атлетичным телосложением, но тащить ее на себе столько времени.. Любые руки устанут. Вот и его мышцы болели и ныли. А жаловаться не хотелось.       Защелка на двери могла уверить их в том, что сюда точно никто не зайдет. Изможденный прогулкой по вьюге, воин упал на колени по близости с Имир, грузно уронив свое туловище на край постели. Неохота теснить ее, так что пускай так; на полу – не на улице. Тем временем, буквально провалившись в его мягкий пуховый матрас, набитый перьями и ватой, девушка расслабленно прикрыла глаза. Ее пальцы намертво вцепились в хлопчатобумажное одеяло, износившееся и тонкое. И такое мягкое. – Какая у тебя хорошая кровать! – проявила первые эмоции за долгое время Имир. - Располагайся.. – протянул руку к ее ладони парень. Хотя они еще недавно были сцеплены воедино, но так хотелось ее снова взять, - Нам нужно уже идти, наверное!       Поднимаясь назад на гудевшие, не успевшие отдохнуть ноги, Берт напоминал машину, упорно следующую своей программе. Надо значит надо. Он привык так жить, не задумываясь.       Сначала казалось, что девушка смотрит куда-то далеко в потолок, продолжая лежать, но нет. На деле, ее изучающий взгляд наметился на парня, выглядывая из-за плеча. А он не обращал никакого внимания, занимаясь дальше своими делами. Нужно было вытащить из-под деревянной рамы кровати запылившийся чемодан, раскрыть его, выбрать самое нужное. Как вообще ему пронести мимо охраны настолько большую вещь.. Нет, лучше не думай об этом! А то сразу же разочаруешься в плане. А это ни к чему.       Хлипкая молния звучно поддалась пальцам, открывая миру сразу все его добро. Ничего лишнего. В основном незатейливая мужская одежда, из которой необходимо определить то, в чем же они пойдут. А под слоями из ткани случайно оказалась бутылка, попавшаяся под руку в окружении прочего хлама. Привет с «веселых» попоек от коллектива, когда ему вручили эту хрень; отказаться было невозможно, а теперь она блестела и манила воина. Стеклянная и холодная, хранившая в себе ни то джин, ни то спирт – из памяти совсем вылетело, что конкретно.. - Вино развязывает язык, правда? Или что там у тебя.. Выпей, может так тебе полегчает! – его уличили в этом желании, и оправдываться было поздно. - Да нет, я не хотел! – отлынивал Бертольд. - Да пей уже. – немного жестко, но оправданно повела себя девушка. И он сделал, что она просила.       Прилично глотнув этой горячительной жидкости, Берт тут же ощутил, как в голову вставило. Не стоило делать это настолько быстро. Слегка разведенный спирт оказался таким крепким.. А жара в горле почти не почувствовалось. Восприятие реальности исказилось очень сильно, наверно. Но долгожданного облегчения не последовало.       Зато с ним была его боль. Что тянет и давит вниз, заставляет прижаться к стенке. И ведь она всегда была, родная. За обедом в общей столовой, при общении – гнетущее и высасывающее жизненные силы нечто никуда уходить даже не собиралось. Из него с трудом можно было вытянуть хотя бы слово – поэтому умение Имир читать его насквозь было как нельзя кстати. Без посредников.       Если он и кричал, то делал это неслышимо – чаще так, лишь изредка давая эмоциям выход наружу. Тихо неслышимый возглас. Молчаливый взгляд в остывшую миску каши. Сидя рядом с ним за столом никто не слышал его. И сколько это длится? День? Час? Годы?       Отброшенная в порыве отвращения едкая гадость залила его колени, выплеснувшись из горла. Емкость чуть не разбилась вдребезги, отскочив от них и покатившись по полу. Как можно было умудриться пролить на себя алкоголь? Не понятно. Но ему больше не хотелось ни грамма, оно ни к чему. Слезы снова заливали лицо, словно дверца к закрытому и пугающему приоткрылась. Дверь, которую он не хотел открывать. - Слушай, не торопись ты так с вещами. Хватит гнать.. У нас ведь мало времени, а ты пытаешься еще больше его отнять. Выйдем отсюда – и нас схватят. Обязательно схватят, - опалила его, как огнем, только правдой, Имир. С хриплым гортанным отзвуком. Вот оно, что скрывалось. И что он отрицал. - Ты права. Я такой идиот, – продолжал убиваться Бертольд, уклончиво отворачиваясь к стене, и отпинывая ногой от себя развороченный на половину чемодан. Многозначительно. К черту эти сборы – диктовало теперь сознание. К черту.       Пришлось спешно стягивать с себя свитер, от которого теперь несло этанолом. Штаны не настолько критичны. Освободившись от верха, парень на удивление не столкнулся с холодом. Ему становилось обманчиво тепло. В этом все же помог алкоголь. За все время, что тут прошло, за окном успели сгуститься сумерки – и ветер всё выл и выл. Угрюмчиво. Батареи не грели.       Тяжелая темень надвигалась с запада. Хотя из-за бури сложно было что-то разглядеть в беспорядочном хаосе из пыли и снега. Тучи стянули небо. Попробуй разбери. Примерно такая картина разворачивалась буквально за стеной. Так близко и так далеко одновременно. От нее бесполезно прятаться за шторами, тем более они вдвоем даже не на первом этаже. Лучше слушать шум дребезжащего стекла с непередаваемым трепетом.       В такой обстановке поток мыслей быстро оккупируют ошибки из прошлого, и ты никуда не денешься – как будто кто-то упрямо твердит одно и то же на ухо. И как черное воронье, взмывающее в воздух по неведомой указке, медленно рассосется однажды. Однако их дело уже будет сделано – оставляя в покое, они, тем не менее, успели произвести неизгладимое впечатление. Он бы все отдал, чтобы ностальгировать по приятным вещам, а не мучиться этим. Брошенные останки в Шиганшине еще долго расклевывали птицы. Чьи-то объеденные родственники валялись там по его вине.       Не зря тебя так штормит, Бертольд. Ты изначально перешел границы, с такими не церемонятся. Можешь заламывать руки сколько хочешь. Лучше умри.. - Я все думаю, на тебе будет просто отлично сидеть твоя форма, а на мне – висеть, как на ебанной вешалке! - А?... – не сразу сообразил что к чему парень, глубоко зарывшийся в свои самокопания. Только теперь заметив ее оценивающий взгляд. - Ты наверняка красив в этой форме! Но знаешь, без нее – тоже ничего.. – это была игривость, на грани фола, от безумно уставшего человека, и потому архиважная. Нет ничего важнее для него. Девушке захотелось-таки подняться в сидячее положение, наконец - неужели, чтобы получше его рассмотреть? - Я занимаюсь каждый день. Тренируюсь. Ты же сама понимаешь, ничего особенного. - Да. Но только ты не гордишься этим - и это мило.       Что нужно сказать дальше, чтобы ввергнуть его в еще большее стеснение? Боже. И без того ему становится все жарче, спасибо расширившимся сосудам. Теперь это по-настоящему сложная загадка – понять, из-за чего он покраснел. Судя по смущенному почесыванию шеи явно не от выпивки!       Холода разъединяют людей. Каждый в итоге находит, где уединиться, где переждать непогоду. А счастливчики делают это вдвоем. Так действительно веселее. Неужели Бертольду повезло? Впервые посчастливилось. А Энни точно не оценила бы его компанию. Да что об этом говорить.       Если бы можно было попросить Имир пойти на маленькую ложь, и соврать ему, что она любит только его. Нет никакой Хистории. Он не имеет права, но это было бы замечательно. Ловить на себе ее сонный пленительный взгляд, и думать так… Даже мешки под глазами начинали играть на руку ее образу! Ведь она всего лишь хочет спать.       Легкие тут же раздувались от учащенного дыхания, стоило ему раскрыть рот. Куда тут до попыток попросить. «Пожалуйста, просто наври мне, я умоляю» - так сложно и легко одновременно. «Обмани меня» - и это то, что он хочет сказать человеку, чье второе имя искренность?       Да можно и не говорить. Она же читает по губам.       Его жалкие мечты о высоком давным-давно смешаны с грязью, мерзостью войны. Даже его слова играют против него, какую бы чушь он ни нес, делает ей только хуже. Остается лишь самообман. Но с Имир так не получится. Она его не приемлет. - Раньше мне хотелось верить, что когда-нибудь я найду место, где буду спокоен. И мне кажется, я к нему почти близок. Слишком наивное желание, правда? Совсем по-детски. - Хорошее, если это правда то, чего ты хочешь, - отвлеклась от него на завывание в щелях окна девушка. Ставни дрожали и действительно привлекали внимание. Что еще делать во время столь внушительных пауз? - Я хотел сказать, что.. Энни мне больше не нужна. Ты ведь понимаешь о чем я? А тебе..? – Берт был готов поклясться, что ее сердце ушло в пятки от такого вопроса. - Я не могу ответить на это! - Почему? Потому что боишься, что реальность меня расстроит? - заглядывал в ее глубокие, вовсю расширенные от волнения глаза парень. Тонкие брови были вздернуты, тело окаменело от страха. Похоже, ее больше пугает признаться самой себе, а не ему.       Все же было нормально. И снова все им испорчено. Так к чему молчать, если все и без того плохо? - Да перестань.. – без толку унимала его Имир, пока тот опускался перед ней на колени, - Что ты делаешь?! – мялась в сложившейся ситуации девушка, уж слишком сильно это напоминало то, о чем она не хотела даже думать. - Тебе в голову так ударило, да? - Нет. Я трезв, кажется. Просто пойми, ты мне нравишься! – такие громкие слова надо подкреплять таким же делом! Но в его силах лишь стискивать тонкие пальцы, прижимаясь к ним поочередно щеками. Как будто это что-то значит, – Правда, нравишься.. - Боже, – спрятала лицо за ладонью смущенная признанием девушка, – Кто-нибудь, помогите…       Ее пораженный вид приобрел новые краски, когда, в конце концов, она начала осипло смеяться. Болезненный смех грозился перерасти в новый приступ кашля, если не остановиться. Господи, да как же ему ответить! Она понятия не имеет – как! Все не должно было прийти к этому. Это Имир понимает точно. В своих изначальных планах она умерла уже как три месяца назад. Так и должно было произойти! Но ее тело почему-то здесь. Это так неправильно. - Я не верю тебе, - в конце концов, находит, что ответить, лгунья. Ведь как можно не верить тому, кто буквально нарушает военную присягу ради тебя – наверное, разве что сойдя с ума. Этого все еще мало? Ну что же нужно ему сделать, чтобы этого было достаточно? Чтобы тягаться по значимости с Хисторией! - Понятно. Стой на своем, сколько тебе будет угодно. – успокоившийся голос парня больше не казался искусственно сдержанным. Его спокойствие было не наигранным, а ясным, как солнечный день жарким знойным летом. - Я ведь даже не спросил, перед тем как забрать тебя… Наверно, потому что не хотел этого слышать.       «Будь взрослым и возьми себя в руки» - размышлял Бертольд, глубоко помрачнев, - «У вас же будет ребенок! Нужно быть взрослее для этого».       «Ты не достоин нормальной семьи. Чего еще ожидал? Того, что ей понравится перспектива каждый раз вытаскивать тебя из болота, в которое ты сам себя загоняешь, и так до конца своих дней? Не слишком самонадеянно? Она может сделать это раз, может два – и хватит. Достаточно».       Вот бы еще выбраться отсюда живыми.       «Может, я буду хотя бы хорошим отцом,» - думалось Берту, после взгляда на собственные руки. Как же неприятно смотреть на себя. Даже так, не говоря уже о зеркале. «Когда ты последний раз вообще смотрелся в него?»       Почему ты старался их избегать? Этих зеркал? Такое непримечательное человеческое изобретение доставляло море неудобств. В первую очередь, потому что вырывало из мира деперсонализированной реальности. Это такое комплексное состояние: и мышцы, и мысли, и представления теряют силу. Не дают «вчувствоваться» в происходящее. Перестают помогать.       Отношение к окружающему у него почти всегда было как у стороннего наблюдателя, незаинтересованного, не способного что-либо изменить и сделать. Максимума это состояние достигло в период оторванности от Имир. Хотя здесь сошлось множество факторов. Куда больше, он уже не знал. «Может быть, я болен?» - наводил на подобный неутешительный итог сильный ветер с улицы, мягко завывая в его ушах. Люди в основной массе своей вокруг не больше, чем функции – сослуживца, командира, уборщика. Это так неправильно.       «Может быть, это депрессия или типа того» - тихонько прошептал себе под нос парень, пока голова его неосознанно падала к ее коленям. Но, даже устроившись на них, душа требовала встряски – чего-то большего. Ему не хватало этого; хотя лежать было довольно комфортно и хорошо. Его даже не прогоняли, почему-то. Сжалились?       Может, это попытка уйти от состояния, когда все вокруг ненастоящее, словно за пеленой – ему так надоело это. Оттолкнуться и потянуться за чужими губами – дело секунды, и почему он раньше этого не сделал? Как же замучила психическая анестезия – кто ему дал ее, и зачем? Дайте немного эмоций. - Ты что, совсем?! – неожиданно колко ткнула пальцами в грудь девушка, хотя даже это движение было красиво изящным. Пришлось тут же прерваться и отстраниться. А что такого? Она же дала ему воспользоваться своими коленями. И ничего, никак не ополчалась, - Меня же стошнило недавно и я проблевалась, ты вообще?? - ..и это всё? – ошеломляюще выдал Бертольд, в ответ на искренний жест Имир, которым она скрыла половину своего лица за локтем, - Только поэтому ты меня не целовала??       Следующее движение уже было предрешено. Схватив ее прямо за узкий подбородок, парень исполнил то, чего хотел, не смотря на полное неприязни лицо девушки. Странно, что ей было противнее, чем ему – такого стыда она давно не испытывала. Жмуриться бесполезно – ведь от этого позора никуда не скрыться. «Немного горьковато, а в целом плевать» - думал в свою очередь парень, отвоевывая чужие неприступные губы.       Все-таки дешевой была та паленая водка. Откуда ее только достали, чтобы ему подарить? Нормальный алкоголь попросту не мог быть таким гадким. В сравнении с этим, губы Имир сладкие, как мед, только сухие.. высушенные донельзя, вследствие обезвоживания. Это последствие недавней рвоты не получалось игнорировать, как бы он ни хотел. Он также пытался смочить их слюной, что вроде как получилось. Но ей все равно мерзко?       Время стало течь так медленно – и пускай, раз велик шанс не выйти уже отсюда. Лучше не выходить никогда… Берт целовал девушку, упав с ней на матрас, но чувство голода словно застыло на месте заодно со временем. Не было никакого насыщения, да его самого будто нет! Только адреналин вдарил в кровь, заставляя хотеть еще и еще. - Ты мерзкий, - все-таки сдалась несчастная жертва его нападок, высовывая язык и давая его засосать – если отбросить предубеждения, то все не так уж плохо. Имир явно умела поймать момент, забирая у него все, что только возможно! Но никак не ожидала, что Бертольд подхватит эту идею до такой степени и не будет ей брезговать.       С ответной реакцией все пошло намного бодрее и лучше. Появилось чувство насыщения, которого он так ждал. Ради такого можно перетерпеть любые незаслуженные обзывательства. Продрогшей спутнице тоже не было хуже – ее согревало тепло прижавшегося тела лучше всяких одеял, у которых нет такого быстрого эффекта. Ей можно греть свои пальцы на нем сколько захочется – никто не против, так что это лучший вариант, правда?       Поначалу застенчиво, указательный палец Имир коснулся его пресса, как бы изучая – ведь раньше она могла только смотреть. Когда они последний раз были вместе, Берт даже не раздевался. Не то что б ее привлекали так сильно мышцы и мужчины в целом, просто то, что касается его - имеет совсем другое значение. Куда большее. А зависший сверху с радостью принимал безмолвные комплименты в свою сторону. Может, она просто слишком хорошо понимала, каких трудов стоит заполучить такое тело, на своем опыте. - Согрей меня, - с чистосердечностью ребенка попросили его. Как будто он мог отказать? Ее простодушие переходило все границы. Конечно, Бертольд охотно исполнил ее бесхитростную просьбу - вложив в оледеневшие от холода руки свои пальцы. И заодно исполняя свое потайное желание. Видимо, он реально такой горячий, практически как ходячая печка - и это не только обманчивое ощущение! Именно поэтому Имир с удовольствием сплела свои пальцы с его, ни секунды не сомневаясь?       В его голове всплыло воспоминание о детских играх, где тебе приходится кричать «я в домике». Так и сейчас, но только теперь он служил крышей для кое-кого другого. И это до одури приятно, обеспечивать ей безопасное пространство, даже если оно буквально заканчивается дальше границ кровати. Может, потому что так ты не ощущаешь себя бесполезным куском дерьма. Все вдруг приобретает смысл. Не сложно с уверенностью поклясться, пусть кто-то только попробует тронуть ее сейчас - он уже не уйдет, либо уйдет с пробитой башкой.       Похоже, колкая щетина – реально не повод беспокоиться, как он ошибочно считал. Дело было совсем в другом. - С тобой что-то не так? – внезапность, наверное - третье полноправное имя этой странной особы. – Сколько мы знакомы, у тебя вечно проблемы. Словно на десять лет старше всех вокруг, как минимум. А сейчас я это вижу в тебе как никогда раньше. - А ты на все шестьдесят старше, - очень плохая шутка, Бертольд… Что ты вообще несешь.. - Мамочка-Имир всё всегда видит! – однозначно обижаться на такую ерунду она совсем не собиралась. От души отлегло. Мило, когда человек поддерживает твои шутки. Хотя конкретно в этой слышался некий издевательский тон. Ее губы все еще зависли на расстоянии пары миллиметров. Можно было заткнуть ее буквально одним случайным движением..       Только-только поутихла разъедающая тревожность, как будто удалось найти то лечение, что подходило. Ему не хочется говорить обо всех своих симптомах. Он хочет просто выздороветь, и даже известно как. Быть больше рядом. А может, его проблемные ощущения – реакция на стресс и ничего больше..? Лучше бы это было так.. - У меня почти не было матери. Она умерла очень рано, - парень высвободил ее руки и сник. Кажется, Имир ненадолго снова стало его жалко, о чем явственно говорило мягкое поглаживание по щеке. Они только сблизились, но уже заимели собственные ритуалы, такие как этот. Странно, как быстро это иногда происходит, - Тебе стало теплее? - Ага, спасибо. Только знаешь, необычно оказаться под кем-то. Не люблю секс в этой позе, честно говоря, - пригвожденная к простыне девушка чувствовала недостаток свободы под сникшей громадиной, взвалившейся на нее всем весом, - Он какой-то скучный. И ты того и гляди раздавишь меня. - Извини! – воин быстро и оперативно поднялся на локти и колени. Он, в самом деле, разлегся на ней, и это непозволительно. Особенно с их внушительной разницей в массе. Если Берт хочет, чтобы его и дальше лечили, пусть попытается не угробить ее случайным образом. - Только не ложись мне на живот через пару месяцев. Это уже точно ничем хорошим не кончится. Это сейчас его почти нет. Все же оказаться задавленной под тобой не так страшно, как попасть в лапы тому, кому охота вырвать мой позвоночник…       Хорошо, что в этой комнате нет часов. Иначе бы их тиканье ознаменовало подходящее к концу время, уходящие навсегда возможности. Плохо затягивать, но еще хуже – торопить. Эта ситуация без решения. Заранее оставленная без правильных вариантов. Все хорошее моментально становится лютой пыткой, когда боишься его потерять. Если бы не ее напоминание, Бертольд бы в жизни не вспомнил о своей тяжести. Так как казался себе невесомым, бестелесным. Как будто в мозге что-то сломалось. И он хватался за адекватное восприятие, как за ниточку во тьме.       Если и Имир примкнет к ряду безликих функций, он точно сойдет с ума. Это будет равнозначно тому, что она испустит свой дух, присоединится к стороннему шуму, которым для него является все вокруг. Не надо. Пожалуйста, не надо! Как настолько больной может вообще претендовать на девушку? Вот-вот, и завтра ее уже не узнаешь. - Пожалуй, я все-таки верю тебе, – как гром среди ясного неба, прозвучали ее слова. Тяжело поднималась и опускалась ее грудная клетка, словно дышать невмоготу. Глаза смотрели куда-то в сторону – ей так больше нравится. Может, именно благодаря ее характеру болезнь до сих пор не сделала из нее марионетку, как всех остальных. Потому что марионетки никак не могут быть такими. - Это была настоящая правда! Мне незачем врать, - без особой необходимости решил повториться наглец, в отчаянных попытках задохнуться, уткнувшись в ворох блекло-коричневых волос. Те паутиной рассыпались по покрывалу, словно с какой-то красивой фотографии. Хотелось пропитаться ее эстетикой, как если бы он был губкой, у которой единственная цель – впитывать. - Я не знаю, будет ли это ложью, если я скажу то же самое тебе. - Да просто скажи! - Я думаю, нам пора уже уходить… Может пойдем, пока не поздно? - Ну почему ты не можешь сказать?! – не унимался противящийся неизбежному парень. Разве от ее слов многое изменится? Она права. Надо идти.       Надо помочь раздеться без лишних двусмысленных взглядов. Услужливо подать прохладный залежавшийся костюм – его запасную военку, хранившуюся на крайний случай. Никто тут вторым комплектом никогда не пользуется. Под полами тюремного обличия у нее из белья были одни лишь трусы. Берт осторожно предложил свои на замену этому старью, но девушка тактично отказалась. А что такого?..       Не так уж просто – совсем на нее не смотреть… пока та переодевалась, не особо стесняясь постороннего присутствия. При всем параде им еще предстоит преодолеть пост охраны и под предлогом обычной прогулки выйти в город. Если ничего не заподозрят, то считай – успех в кармане. Пальцы плохо слушались Имир, но не в ее принципах постоянно просить о помощи. Заставлять кого-то застегнуть свои пуговицы – это уже какая-то наивысшая степень эксплуатации. «Она такая терпеливая» - шептал себе под нос наблюдатель.       В одном ряду с ней крайне некрасиво на что-то жаловаться. И почему она не будет его женой? Почему! На что ты себя обрекаешь, Бертольд.. До последнего влачиться где-то следом, радуясь одному лишь призрачному шансу, или вернее малейшей возможности посмотреть да поговорить. Даже общий ребенок не поможет. Никак. Ну и что, что ребенок? Даже он больше ее, всё – ее, а не твое. Ты нужен, чтобы обеспечить им свободу, не важнее чем «расходный материал». Но в этом все равно больше веса. Удивительно, как вся военная пропаганда, пущенная в кровь с младенчества, ни к чему не привела. Не осталось ее, словно дождем смыло, дочиста. Последние следы сравняли с землей, теперь тут совсем пусто.       Эх, Имир, что же ты сделала… чем заполнить это место ему, хоть убей нечем. Так и существовать – с пустотой? Никак не вернуться к сгинувшему и почившему голому патриотизму, да и из нового никуда не податься. Ты так беспощадна, или он сам не подумал и виноват? Отвернуться бы – да все равно твой взгляд за закрытыми веками. Застегиваешь рубашку и смотришь, полухищно, с оторопью. Да кто ж так глядит?       Не идет ей его тряпье, как не крутись, тонет в полах ткани, как в озере! Разве это хорошо? Ни слова против однако не сказано, ни одного. Бертольд невзначай подходит и гладит ее по голове – не выдержал, захотелось ему. Правильно же считается, что девичья красота в волосах? Они у нее настолько длинные теперь, что свободно застилают лицо, как шторами – а заодно и эмоции хозяйки, свисая на ее хрупких плечах. Еще с первых прикосновений думалось попросить ее их отрастить, да посильнее. И тут такой подарок, всё как он хотел. - Куда мне столько волос… - недовольно заправила прядь за ухо Имир, вкрадчиво, словно специально, - Обрезать их надо. А то мешаются. Пусть будет как раньше.. - Нет! Не стоит!! - возразил юноша, мигом осознавая, что ему прямо сейчас нужно хоть как-то обосновать свое эгоистичное желание. Не то прослывет придурком, самовольно требующим все, что его душе угодно. – Если мы постараемся скрыть старую внешность, сама посуди – прятаться будет проще! Тебя же в таком виде никто не видел толком. В любом случае, тебе просто нельзя открывать лицо!       Шальная мысль повела воина за собой, и вот он уже продумывает остальные мелочи их вынужденного житья. Заняться этим перед самым выходом всяко лучше, чем никогда. Столько всего нужно учесть. Найденное на скорую руку объяснение произвело на девушку неизгладимое впечатление – в нем было на удивление много логики, что обычно не свойственно спонтанным вещам. Они вдвоем, как-никак, совершают настоящее преступление. Поэтому мандраж бил нешуточный.       Только вот на рассудок девушки влияет львиная доза гормонов, воздействие которых ему и не снилось, как преодолеть. Будь у него хоть их часть, он бы скопытился, не успеешь по сторонам посмотреть. Чокнулся бы и не понял, что это было вообще. Нагнать на себя тревожности он мог и без посторонней помощи - куда тут до сопротивления надвигающейся волне? Все равно что утонуть в луже. - Не выдержал бы ты. Если бы они тебя в самую гущу событий бросили. Сразу бы психика поплыла на настоящем фронте. У нас же детский сад какой-то был, титаны не разумные и глупые. И за что тебе вдруг значок дали? Медальку эту, на груди. За то, что живым вернулся или за мою душу? Забавно он выглядит, значок этот. Бессмысленно, но красиво. Чинно да гордо больно, ты ведь не самодовольный пес, чтоб его носить? - Слушай, да выкинем мы эту форму.. сразу за выходом из блокпоста, если найдут окровавленное шмотье, неизвестно будет, живы ли мы. И в чем нас искать. Хорошо придумал? - Ох. Смекалочка у тебя есть. Не поможет, так мы хоть попробуем. Не для такой жизни ты просто, Берт, не для жестокости - поэтому тебя и клинит! Замучаешься так до гробовой доски, - слушающий внимал ей, но не мог понять – благодарить или плакать. Полезно знать, где корень всех твоих проблем. За эти ответы он был готов буквально на все, даже за небольшую долю этой правды. Ему нужно еще. - Если, конечно, тебя еще похоронят. А то знаешь, это не факт.       Носители силы титанов не удостоены такой привилегии. То, что есть у каждого простого жителя – их мечта. Быть захороненным в сырой земле. Берт не прочь воспротивиться установленным порядкам лишь ради этого, чтобы однажды быть преданным забвению в холодном гостеприимном грунте. Если уж искать покой, то это последнее и не менее важное условие. - Ну что, пойдем? – выставив руки в бока, взволнованно заключил воин в свой последний день бытия воином. Еще чуть-чуть, и глаз начнет дергаться от нервов, а живот вывернет наизнанку. Однако другая, гораздо более мощная сила внутри него, тянулась к заветному. И легко перебивала на корню все пути к отступлению.       Почему-то парню казалось, что если бы он остался, то недолго бы протянул. Задело бы бомбой, разорвало на части. Как любое пушечное мясо, которое ждет один исход. Продолжать воевать – все равно что отчаянно нарываться. Пускай кто-то будет считать, что это оправдано. Но его ли это слова – то что парадиз нужно уничтожить? В них нет ничего самостоятельно решенного. Будь они хоть сто раз правильны. - Пойдем, - проглотив окончание слова, выдавила из себя соглашение Имир. Только это, одно единственное решение, было предпринято за них двоих им самим. Пусть ему придется жить с девушкой, которая его не любит.. И даже если это желание неправильно, зато оно только его.       Глубочайшие сугробы, взявшиеся как из ниоткуда, покрывали все в округе. Еще некоторое время назад всюду виднелась удручающая серая картина, а теперь каждую лавочку и каждый столбик против их воли занесло толстенным слоем снега. Он материализовался прямо из воздуха.       Поступь первой фигуры была неуверенной из-за увязающих по щиколотку ног, а второй и того тяжелее. За лето и голую осень они совсем забыли, что такое настоящая зима. И не мудрено – эти ощущения нельзя ни с чем спутать. Блеск кристалликов льда слепит глаз, одно обилие белизны лишает зрения за раз. Вроде как закончившаяся вьюга изменила обстановку до неузнаваемости – хотя это не должно удивлять. Но каждый раз поражаешься.       Прояснившееся небо открыло путникам закатное солнце, медленно тянувшееся к горизонту. Бертольд пытался поддерживать плетущуюся позади, но ей этого было мало. К счастью, они уже оставили за спиной ненавистный пост охраны. Теперь необходимо скинуть с себя униформу и оставить ее здесь, за углом. Как планировалось, в крови.       Теперь от холода спасала скромная курточка, с каждой минутой все больше и больше пронизываемая им насквозь. «Купить бы первым делом одежды» - вел мысленный хозяйственный лист Бертольд, даже не замечая, как хорошо ему от такой простой вещи. И так потрясающе в душе, что не замечаешь необходимость щуриться от яркости окружающих красот, забываешь про опасности. Словно никто не преследует по пятам. Только морозный дух заливает краской щеки.       Он нашел для нее варежки в сданном на стирку белье. Все уличное стиралось отдельно, но это все равно отняло немало драгоценных минут. А Имир нашла тем временем невыделяющиеся повязки на руку, чтобы эти марлейские звезды обеспечили им новую жизнь. Новую жизнь простых людей, коих тут немало среди обслуживающего персонала. Чьи это были повязки? Повара, уборщика? Больше не важно.       Найденные варежки ей пришлись очень кстати, ведь регенерация не избавляла от отмерзания пальцев. А так, их хоть можно было чувствовать. - Берт, еще немного.. и я больше не смогу, - держалась его плеча она, чтобы не потеряться в бескрайних луговых просторах, - Скоро город?..       Увлекшись хрустом свежевыпавшего покрова под ногами, тот не сразу разобрал, чем грозит ее фраза. Пока ее пальцы не ослабели достаточно, чтобы как морской узел, развязаться. Измотавшийся организм просто отказывался дальше идти в таких условиях. Двигаться по такой дороге надо либо чрезвычайно медленно, либо на санях, и в последнюю очередь - бегом. Парень было обернулся, чтобы ее подбодрить – но за спиной Имир уже лежала в снегу.       Великолепно чистый, он так сильно проминался под весом ее тела, что если как следует пригнуться, можно совсем исчезнуть из виду. Отогрев свои голые ладони теплым дыханием, Берт принялся откапывать ее из рассыпчатого сугроба. С каждой секундой кожа на руках начинала все больше онемевать, гореть и покалывать, а Имир никак не вставала. Хотелось спрятать их в теплые карманы, но он не прекращал. Пускай виды здесь нереально красивые, особенно с окончательным приходом зимнего времени года. Но останавливаться – непозволительная роскошь. - Я не смогу тебя поднять, ведь у меня наш чемодан. Пожалуйста, постарайся встать, Имир! Можешь повиснуть у меня на шее, только иди! - Если так тяжело сейчас, то как будет потом.. – не спешила хвататься за юношу переутомленная спутница. В заснеженной дороге силы покидают тебя в пять раз быстрее. Поставленная нога подгибается, сворачивается, а потом и вовсе не поднимается. Ее щеки тоже тронул едва заметный румянец. Но, в отличии от счастливчика, воспринимающего сложности как забаву, в девушке не осталось ни сил, ни тепла. Она как оледеневшая мумия, постепенно впадала в полное оцепенение. Своеобразный защитный механизм, когда человек близок к спячке, в которую впадают многие животные, чтобы пережить озноб. - Потом ты не переживай, денег хватит на самую лучшую гостиницу! – словно был слеп молодой человек, не замечая, что ее суставы не гнутся, а дыхание не срывается с губ в виде закономерного пара. Как бы та ни старалась поспевать. Ей было так сложно, словно по дороге в порт, где ее и других эддийцев из секты долго и упорно забивали камнями. Вставая, падая, и снова вставая, она думала, что точно не дойдет.       Как сейчас, жутко хотелось пить, вся кровь приливала к жизненно важным органам. Может быть, кажется, что ей ментально больше шестидесяти лет, из-за подобного эпизода в прошлом. Не на долю каждого ребенка выпадают такие муки. Побелевшими ресницами и бровями Имир не наводила соседа на мысль, что с ней что-то не так. Вероятно, не последнюю роль в слабости сыграл продолжительный голод. Интересно, то, что она шифтерша, поможет ей вернуть назад свой выблеванный желудок после очередного приступа тошноты? Все так взаимосвязано. И слава богу, что Бертольд не испытывал подобного. - Тут правда, немного. Вон, куда птицы летят… Там и вход в гетто, - стайка черных как смерть птиц, на фоне кристально белого полотна, смутила пару. Не к добру этот гогот ворон, шум их крыльев. Дыхание сперло от той нервозности, которую они с собой принесли – а вдруг причина их неожиданной активности в том, что прямо сейчас идут по их следу? Вставший выбор бесил Бертольда – не для обладателя колоссального титана гадать, что нести. Ему должно быть все по плечу. А с самой дорогой гостиницей явно лучше повременить.       Одним лишь чудом дотащив все вместе, Берт попал-таки в долгожданный город. Никто не встречал их приветливо, напротив – пялились, как будто это нормально. Благо таких зевак было всего-ничего, сразу после бури мало кто решался выйти посмотреть, что да как за окном. Комфортнее оставаться наедине с камином, в обжитом и родном доме, почитывая газету. Чтобы Имир не колола его воспоминаниями о Кристе, и о том, как с ней было замечательно, парню надо найти им дом и как можно скорее.       Они остановились напротив мило убранного кафе, хозяин которого явно поспешил расчистить прилежащую территорию от завалов. Риск заказать себе горячего чая показался оправданным – Имир, как тряпичная кукла, льнула к сопровождающему ее человеку от усталости. Осматривая исподлобья здешних обитателей, она так и напрашивалась на вопрос, что вообще тут забыла. Нагнувшись к уличному окошку, в котором принимали заказы, парень выделялся не меньше. Как минимум ростом.       Его глаза были полны глубокой отстраненности. В непосредственной близости они вдвоем поражали воображение. Эдакая концентрация изношенности и безразличия. - Знаешь.. Эта беременность так крепко держится. Каким только образом я смогла ее сохранить, не пойму… - Тшш. Почему бы ей и не сохраниться? Значит девочка здоровая будет, если ей нелегко навредить. Давай дома поговорим об этом, - передавая партнерше по несчастью ее обжигающе горячий чай, ответственный за денежные вопросы выпил свой махом. Ему нужно волноваться о другом. Первым делом растаяли заиндевевшие ресницы девушки, губы налились красным от столь желанного питья. Предавшись короткому отдыху, Бертольд оставил без присмотра увесистый чемодан, чтобы, не отходя далеко от окна заказов, стиснуть ее в настойчивых объятиях. - Не боишься, что на нас будут смотреть? – сказала та капельку отогревшимся голосом, ставшим на порядок громче и звонче. - На нас будут странно смотреть, если мы продолжим стоять вот так, - и то правда. - Как ты думаешь, - перекинулась на другую тему ожившая девушка, пользуясь располагающим моментом, - Моя мать бросила меня, потому что ей нечего было есть? Или может, потому что я элдийка? Я ведь тоже была вполне здоровой. - С чего вдруг у тебя такие мысли?.. - Разве это не эгоистично - бросать ребенка после восьми лет на произвол судьбы? – трогательно заметила допивающая свой чай. Видимо, во всей этой ужасной обстановке, это то, что реально ее волновало. Люди рожают и во время войны, и перед вторжением чужеродных захватчиков, даже не думая об этом, а она переживает. Всегда так было и будет. Просто забей!       Неостановимая дрожь ее тела передавалась через прикосновения. Вот они, уже считай тут. Может, пора уже улыбнуться? Вы растворитесь в этой человеческой массе, дадите поглотить себя этому городу. Бертольд, ты ведь мечтал о такой жизни, как у этих людей – о маленьких детях, каждодневной рутинной работе. Получи и распишись. Не мучайся мыслями о том, что будет потом – как девочка продолжит жить? Оставить ей приличное состояние, и все – проблема решена. Правда, не слишком ли похожим ты становишься на своего собственного отца, решая, что этого достаточно? Нихрена не достаточно. - Я смотрю, ты тоже расстроился. Если так, то будешь хорошим родителем!       Девушка тоскливо спрятала руки в шарф, видимо ее карманы уже промерзли. Им нужно торопиться. Но иногда так хочется воспользоваться возможностью поболтать, словно они так и не наговорились вдоволь. Слишком сильно Бертольд отошел от образа озлобленного националиста, который ему претил. Теперь он сам себя не узнает. Какая-то слава ему в помине не нужна, так что вывод напрашивается сам собой – выбранный им путь правильный.       Арендовав небольшую квартирку на самом высоком этаже дома, Берт нашел, наконец, приют, место где можно закрыться ото всех. Эта покупка не была большой, но дала ему так много. Его психическое состояние требовало, молило об уединении. Хотя без подсказки извне он вряд ли бы четко осознал такую простую истину. Постель тут была ненамного шире той, какая стояла в комнате общежития. Занавески из максимально простецкой ткани, без капли воображения. Стул да столик. И в целом, внешне мало что поменялось. Зато внутренне… Как минимум, он избавился от вездесущих глаз. Да. Разница между видимым устройством их нового быта и тем, как оно чувствуется – несоизмерима.       Без раздумий, он отдал кровать девушке, а сам уселся за стул напротив зашторенного окна. Как искусственно символично – не хотеть раскрыть его больше. Да и нельзя. Его больше не прельщает смотреть вникуда и думать ни о чем. И так до бесконечности. Он вырвался из этого порочного круга, или ему только кажется… Нет, право, это так! Этот недуг давно пора купировать. Посмотри на нее, на спящую как всегда свернувшись Имир – пускай она будет вместо окна, когда захочется просто наблюдать. И ведь не менее увлекательно. Во сне она не запретит, а ближайшее время спать будет очень много. - И где же я буду спать, - глубоко вдохнул Берт, не без иронии усмехаясь глубоко внутри. Его девушка заняла преобладающую часть кровати, и что теперь? Не прогонять же! Его характер всегда был склонен принимать все как данность, так и на сей раз – можно еще укрыть шерстяными вещами до кучи. Поверх, чтоб не мерзла.       Глядишь, так она быстро придет в норму, насколько это возможно. Лишь бы подобрать правильное питание, подкорректировать режим дня, убрать волнение, которого она хлебнула сполна, в том числе сегодня. Особенно сегодня... Может, попозже, показать ей город, и как он изменился сто лет спустя. Ей обязательно понравится, возможно, даже узнает что-то. Но это потом.       Так мило сопит, и видит какие-то сны, хотя завалилась всего пару минут назад. Крепко обнимает свою подушку - словно боится расстаться. Ей здесь комфортно? Жаль не спросишь. Если да, то тогда и ему тоже! - Привет! - приятный голос из второй закрытой комнаты – единственное, что встречало его на входе. За более чем три месяца им так и не потребовалось срочно менять дом. Видимо очень удачное расположение, на отшибе. Тут и соседей нет. Возвращаясь с работы, Бертольд ожидал увидеть ее – с блестящими от здоровья волосами, делано-энергичную и загадочно улыбающуюся, словно задумавшую над ним какую-то шутку. Но в этот день его встретила только захлопнутая дверь, приглашающая зайти внутрь. - Что ты мастеришь тут? Занята? - Я хочу… оставить какую-то память ей о себе. Если она будет играть в детстве этой куклой и сохранит ее, то, может, никогда не забудет меня?..