Замки из песка

Звонок мгновенно прервал безмятежный сон. Ибо на автомате схватил мобильник. — Извини, — сонно шепнул он Юньлуну, коротко улыбнулся и перешел в профессиональный режим. Менеджер пожелала доброго утра и предупредила, что в течение двух часов явится мастер — подготовить технику для завтрашнего эфира. Она уже выслала приблизительный сценарий, чтобы Ибо ознакомился; придется расчехлить колоду карт для фокусов — все должно быть весело и беззаботно, несмотря на карантин, DDU продолжит радовать зрителей. И когда Ибо более-менее раскачался и начал мыслить ясно, она все-таки спросила: — Как экскурсия? — Нормально, спасибо. В красноречивой тишине Ибо мог представить, как менеджер усмехается. Он не говорил, с кем собирается отдохнуть на Бали, но, кажется, эта коварная женщина в курсе, она бы не работала с ним, если бы не считалась одной из лучших в своём деле. Он сел в постели и потер глаза. — Если это все... — Букинг виллы продлен на неделю, оплата внесена, я сменила твои билеты, проверь в вичате. Что бы он без нее делал? Вопрос риторический. Ибо попрощался, зевнул, прикрыв рот ладонью, и с улыбкой обернулся к Юньлуну. — Привет. Извини, если я тебя разбудил. Телефон снова разразился стандартной мелодией вызова из вичата, и Ибо не глядя принял входящий. — Что еще? Наверное, менеджер забыла что-нибудь, хотя это на нее не похоже. Но Ибо узнал голос прежде, чем оторвал телефон от уха, чтобы все-таки проверить, кому из контактов в вичате он ответил: — Привет, — Сяо Чжань говорил тепло. Он посмотрел на экран, чтобы убедиться, что не словил слуховую галлюцинацию. — Привет, — осторожно ответил Ибо. Это некрасиво — разговаривать с Сяо Чжанем, находясь в одной кровати с Юньлуном. Некрасиво по отношению к обоим. — Подожди, — попросил Ибо в трубку, и, зажав телефон в ладони, выбрался из постели. — Я сейчас, — Юньлуну. Он накинул халат, чистил зубы, иногда отвечая с полным ртом пены, и, наспех завязав пояс, выбрался на террасу. — Занят? — спросил Сяо Чжань. — Только проснулся, — честно ответил Ибо. — Как отдых? — Хорошо. — А здоровье? — Нормально. Ибо спохватился и задал встречные вопросы. Он все ждал, когда внутри что-то зашевелится, станет стыдно или, может быть, так же взволнованно и радостно, как делалось еще несколько недель назад от звонков Сяо Чжаня, но они разговаривали, как старые приятели, которые давно не виделись. Ибо хвалил Бали и здешний климат, Сяо Чжань жаловался на холод, но радовался, что наконец может провести время с семьей. Он не спрашивал, с кем Ибо уехал, может, даже не допускал мысли, что не один. За разговором пролетело около десяти минут. — Чжань-гэ, мне надо идти, — Ибо разглядывал, как отражается солнечный свет от поверхности воды в бассейне. — Конечно. Я просто соскучился и хотел тебя услышать, на сообщения ты отвечаешь очень неохотно, но я понимаю — отдых. — Да. Тут я забываю про телефон. Это правда. — Значит, мне повезло, что ты ответил на звонок. Ибо смущенно опустил взгляд. Он не стал бы игнорировать Сяо Чжаня, но попросту мог забить на телефон и не услышать звонок, увлекшись чем-нибудь другим. Или кем-нибудь. Сяо Чжань попросил Ибо следить за здоровьем, тот возвратил пожелание, попрощался и вернулся в дом. Убрал звук телефона, подчиняясь неявному желанию: не мешайте. Ибо не знал, о чем думал Юньлун, пока сам он разговаривал с Сяо Чжанем, но казалось важным донести, что ничего не изменилось. Хотя для самого Ибо как раз кое-что изменилось. Юньлун не улыбался, когда он вернулся. Ибо сел на край постели, как ночью, и поцеловал обнаженное плечо: — Не болит? — Ибо погладил по пояснице. — Хочешь массаж? Или завтрак? — Почти не болит, но мне было бы приятно, если бы ты немного размял, — Юньлун перевернулся на живот. Ибо сел верхом и принялся разглаживать, поднялся к лопаткам и выше, к плечам. Юньлун вздохнул. — Расслабься, — мышцы плохо поддавались пальцам. — Когда мы были в отеле, ты рассказывал про... — Юньлун остановился, из-за позы его голос звучал сдавленно. — Ты говорил, что вы давно не виделись. И все-таки, вы вместе или?.. Теперь замолчал Ибо. В таком положении он не видел лица Юньлуна. — Я не знаю, — ответил он наконец. *** Юньлун с любопытством наблюдал за Ибо во время разговора с менеджером: взгляд проясняется, лицо становится тверже. Когда Ибо торопливо и неловко выбрался из постели с телефоном, Юньлун устроился на подушках полулежа и глубоко вдохнул. Казалось бы, то, о чем он думал ночью, понемногу воплощалось, но на Юньлуна снизошло странное спокойствие перед неотвратимым. И еще решимость провести последние дни вместе как можно лучше, раз уж он зашел так далеко. Ладони у Ибо были теплые, прекращать массаж не хотелось, но до визита техника оставалось два часа, а они еще не завтракали и даже не одевались. Разумнее было сделать вид, что никакого внезапного телефонного звонка не было, но Юньлун не удержался и все-таки задал вопрос, а потом почти не дышал, пока ждал ответа. — Спасибо, — он пошевелился, Ибо привстал, чтобы дать перевернуться. Юньлун наконец смог улыбнуться ему, поймал руку и поцеловал ладонь. — Так совсем хорошо. Завтрак? Кстати, где ты будешь вести трансляцию, в гостиной? — Да, думаю, за обеденным столом. Там фоном белая стена, такая может быть где угодно. — Я не буду тебе мешать сегодня и завтра во время записи? Я могу уйти в спальню или кухню, чтобы не отвлекать, — от эфира, от работы, от... Сяо Чжаня. Юньлун не в том положении, чтобы оскорбляться напоминанием, что за пределами Бали идет совсем другая жизнь, но ревность уколола неожиданно сильно. — Нет. Ты не будешь мне мешать. Оставайся, если хочешь. Это будет даже забавно — делать вид, что в комнате больше никого нет. Ибо наклонился и зарылся носом в волосы чуть выше виска, поцеловал за ухом, в щеку, в губы — ненавязчиво, почти невесомо. Юньлун не двигался, только смотрел, как Ибо выпрямляется, неторопливо развязывает пояс, красиво поводит плечами. Юньлун жадно следил, как съезжает халат, открывая тело. Ибо снова прижался к нему — обнаженный, возбужденный, разгоряченный, — весело шепнул в самое ухо: — Или все-таки завтрак? — Потом, — Юньлун перевернулся, подминая Ибо под себя. Времени было мало, выдать себя посторонним нельзя, и от всего этого возбуждение захлестнуло резко и сильно. Оставлять следы на шее было нельзя, Юньлун съехал пониже, к ключицам. Еще стоило побриться, но Ибо пока не возражал против щетины. — Представляешь, если завтра мы... А потом ты будешь смотреть в камеру, и никто не будет знать, чем ты занимался час назад. Или полчаса, — Юньлун отстранился, чтобы оглядеть Ибо, раскинувшегося на кровати в ярком свете, растрепанного, с пятнами горячих и колючих поцелуев на плечах, со стоящим членом и разведенными ногами. Он не знал, какой ракурс Ван Ибо фотографы считают лучшим, но никогда не видел его красивее, чем сейчас, откровенно млеющим от ласки. — Я бы смотрел на тебя такого долго-долго, но не выдержу, — между словами Юньлун поцеловал пресс, тронул языком ямку пупка и потянул Ибо вверх, усаживая на колени. Так можно было удобно одной рукой обхватить оба члена, а второй гладить спину, крепкие бедра, тронуть между ягодиц. — Знаешь, мне все больше нравится твоя идея насчет видео, — он обвел языком раковину уха, куснул мочку. — Ты такой красивый, я хочу заняться любовью с тобой на камеру. Он не сразу понял, что оговорился: любовью, не сексом. Лучше в очередной раз сделать вид, что ничего не было. Никаких лишних слов, звонков, ни-че-го. А потом они так же будут делать вид, что ничего лишнего не было на Бали, постараются забыть саму эту поездку — Юньлун прижался губами туда, где под подбородком бился пульс, чтобы не взвыть в голос; удержал Ибо в объятиях, когда тот потянулся за смазкой. Сейчас Ибо был с ним, и Юньлун не хотел его отпускать ни на миг. — Телефон можно держать в руке, так ракурсы будут лучше, пока не начнут дрожать руки, — Ибо со смешком поцеловал его в плечо, прикусил кожу, извернулся и все-таки ухватил тюбик. Обхватил оба члена, плотно накрыл головки второй ладонью и задвигал рукой. — Думаешь, так получится? Не знаю, можем попробовать, но... Я постараюсь, чтобы у тебя руки начали дрожать как можно скорее, — жарко шепнул Юньлун. Поцелуй был очень медленный и глубокий, как будто они хотели выпить друг друга, губы размыкались только на короткий глоток воздуха. Ибо высвободил одну руку и ухватился за плечи. — Руки дрожат у того, кто держит камеру, — выдохнул Ибо. — А ее обычно держит тот, кто сверху. Ты бы держал камеру, и если бы мы снимали на телефон, то смотрел бы в экран. И пересматривал, когда будешь по мне скучать. Если снимем, хочу как в тот раз, со связанными руками. Хотя мы бы могли придумать что-нибудь поинтереснее, что тебе нравится? — Ибо сбивчиво шептал и облизывал губы Юньлуна. — Я могу переодеться, станцевать или научиться чему-нибудь новому... У тебя есть какие-нибудь запретные желания? Чего бы тебе хотелось? Можем заказать ленты. Или ошейник... — Ибо запрокинул голову и застонал. — А потом можем поменяться местами, и тогда я тоже возьму тебя. Я все готов попробовать, если со мной будешь ты. — Я буду по тебе скучать, — от того, что делал и говорил Ибо, огонь бежал вверх по телу. Я хочу чтобы ты скучал, мелькнуло в голове. То есть не хочу... Нет, хочу, потому что я — буду. Ибо не отдавался ему сейчас в прямом смысле, но так льнул, так шептал, что у Юньлуна в очередной раз сносило крышу. — Хочу, — он погладил ягодицы и самым кончиком пальца проник между ними, Ибо дернулся и прижался теснее. — Хочу еще тебя такого. Из запретных желаний... Мое главное запретное желание — ты. И твой танец хочу, ты мне его обещал, только боюсь, у меня тоже задрожат руки, — речь между мокрыми поцелуями все больше сбивалась. — И тебе пойдет ошейник или хотя бы просто черная лента. Да, а потом ты, а еще можно продолжить на кухне, чтобы ты сидел на высоком стуле в одном халате, а я бы тебя ласкал... Ибо вздрогнул, как натянутая струна, закрыл рот Юньлуну поцелуем, пальцы в очередной раз соскользнули с членов. — Помоги, — Ибо запрокинул голову, Юньлун накрыл его ладони своими, тоже вздрогнул, предвкушая. Бездумно смотрел в глаза, широко раскрытые, лишенные осознанной мысли, и видел в них свое отражение. *** Ибо позволял Юньлуну делать с собой все и даже больше; его еще никогда столько не обнимали и не целовали. Ибо доверял Юньлуну, перед ним не было стыдно. Его слова заводили, разжигали что-то глубоко внутри, хотелось, чтобы было горячо и скользко. Любовь, секс — какая разница? Границы размываются, когда тебе нравится тот, с кем ты это делаешь, и вовсе стираются, когда понимаешь, что заниматься этим с другими уже не хочешь. Как же хорошо. Ибо пришел в себя, раскинувшись на Юньлуне; ноги переплелись, дыхание смешалось. Охватило детское отчаянное и упрямое желание продлить карантин еще на неделю или просто не вылезать с виллы до самого отлета. Жаль, что так нельзя; хоть они и так почти все время вместе, но даже этого мало. — Пять минут, — попросил он. — Давай немного поваляемся. — Пять минут, — согласился Юньлун и чуть погодя поцеловал его в макушку. — Это не последний день, мы еще успеем так полежать. Пора? Ибо кивнул, усилием воли поднял себя в вертикальное положение. Под душем стало легче. Юньлун поливал его и ласково оглаживал, Ибо осторожно поворачивался, чтобы не поскользнуться, а потом просто стоял под водой, уткнувшись носом в грудь Юньлуна. Перед завтраком Ибо успел собрать охапку грязных вещей и отдать мешок официантке, оплату приплюсуют к счету. Он натянул тонкую толстовку и выставил кондиционер на кухне на холод, с интересом покосился на барный стул, вспомнив, как вчера закинул ногу на плечо Юньлуна, и удовлетворенно кивнул: — Стул мы точно должны опробовать, — он отметил ладонью примерную разницу в росте и усмехнулся, покачав головой. — Можно и не на камеру. Мастер оказался невысоким и коренастым, средних лет, с широкими плечами и темной кожей. Он говорил на китайском с южным акцентом, речь была проста и понятна — семь лет жил в Гуанчжоу, пока учился на стипендии. К его приходу они как раз доели завтрак и лениво обсуждали вчерашнюю экскурсию. Юньлун спокойно поздоровался, Ибо проводил специалиста в гостиную и попросил начинать. Юньлун с книгой и очками в руках вошел через несколько минут и еще раз спросил, не помешает ли, — не у Ибо, у мастера. — Не помешаете, — вежливо ответил тот и продолжил объяснять, как запустить программу, свернуть окно, настроить яркость камеры. Показал, как выйти в эфир, как проверить звучание микрофона перед, вежливо отвечал на попутные вопросы — всегда интересно, откуда иностранец знает язык, и сколько ему потребовалось времени, чтобы выучить его. — Ваша менеджер попросила меня присутствовать завтра, чтобы все прошло идеально. Я приеду за полчаса до эфира, к одиннадцати тридцати, чтобы еще раз проверить технику и все подготовить. Ноутбук без прослушки, камера не пишет в фоновом режиме, — придется верить на слово. — Не беспокойтесь, мы подписываем контракт о неразглашении с нашими клиентами, компания беспокоится о репутации, можете не переживать, — мастер вряд ли подразумевал, что Ибо и Юньлун что-то скрывают, и выглядел как человек, который пришел сделать то, за что ему заплатили, не больше и не меньше. — Тут уже сформированный список контактов, все гости завтрашнего эфира есть в этой конференции, — мастер зачитал инструкции, снова прошелся по блоку конфиденциальности. Протянул Ибо несколько листов для подписи, распечатки приблизительного сценария и две новые колоды карт: менеджер, как всегда, подошла к подготовке основательно. — Завтра в одиннадцать тридцать я подъеду, будьте готовы. Хорошего дня. Было только два часа дня; вещи отданы в стирку, в комнате тишина и приятная прохлада, аппаратура настроена и отключена до завтра. Ибо забрался на диван к Юньлуну со сценарием и картами, просмотрел мельком все листы, потом прочитал внимательнее, задерживаясь на своих блоках. Все понятно, ничего сложного, а сидеть на диване в обнимку, оказывается, так приятно, особенно когда точно знаешь, что никто не ввалится в комнату с камерой и не заснимет лишнего. Ибо достал карты, быстро смешал колоду, прогнал про себя последовательность ходов для простеньких фокусов, попросил Юньлуна выбрать карту и засмеялся, когда отгадал. Юньлун загадал девятку пик, даму червей, шестерку бубен — Ибо безошибочно вынимал их. Навык не утрачен, пальцы быстро вспомнили, как работать с колодой, Ибо нравилось веселить и удивлять Юньлуна. — Это я должен спросить, какие у тебя скрытые таланты, — Юньлун улыбнулся. — Как это работает? Нет, не говори, пусть останется фокус. — Спасибо, — поблагодарил Ибо, театрально приложив ладонь к груди и поклонившись, как если бы устраивал выступление перед толпой. — Если ты так улыбнёшься завтра, весь мировой интернет будет твой, — Юньлун снял очки, в них он выглядел солиднее и чуточку старше. — А играть в карты ты умеешь? Комплимент засчитан, только Ибо не нужен весь интернет, достаточно одобрения одного конкретного человека. — Я могу в покер, но лучше потренироваться, а то пока что меня легко обчистить. Поэтому мне больше нравятся шайцзы, так веселее, и в кости мне чаще везет, но и в то, и в то я играю редко, — весь азарт Ибо тратил на скейтборд и мотоциклы, к тому же ему не нравилось играть на деньги. — Кости — чистое везение, — Юньлун улыбнулся и подмигнул. — Весело, но в покер интереснее. В игры вроде костей веселее играть не на деньги. Ты никогда не играл на желание, скажем? Или на раздевание? Когда я учился, у нас одно время много играли, потом это как-то сошло на нет. — Как часто ты проигрывал? — весело поинтересовался Ибо. — Или, наоборот, выигрывал? Раздеваться при друзьях я бы не стал, не то, чтобы мне стыдно, но зачем? Разве что проиграю, и кто-нибудь загадает это как желание, а не выставит изначально как условие игры, — Ибо задумался. — Но вот если бы мы играли с тобой, я бы согласился. Ты видел больше, чем я сам, и уж точно больше, чем все остальные. Больше, чем Чжань-гэ. Им всегда не хватало времени, света и терпения, чтобы что-то рассматривать, оставшись наедине. Интересно, каким был Юньлун в студенческие годы? Тема не самая безопасная, потому что он учился вместе с Аянгой. Ибо не имел права на ревность, но ничего не мог поделать с глухим ощущением бессилия. Что он мог бы сделать? Юньлун и Аянга познакомились до его дебюта, в то время Ибо учился в средней школе, занимался танцами и только мечтал стать звездой. Поэтому Ибо не развивал тему веселого студенчества. Может, когда-нибудь они не постесняются говорить, как есть. Потом. Всякий раз он напоминал себе: «Не мое!» — но все внутри протестующе сжималось, заговорщически нашептывало: «Сделай так, чтобы стало твоим». Они вернутся в Китай, каждый к своим людям и проектам. Чжэн Юньлун и Ван Ибо в той жизни почти незнакомы, а в этой система дала сбой и случилось что-то непоправимое. Так чувствуют себя любовницы? Нет, те хотя бы знают, что, вернувшись домой, останутся на своих позициях. Тогда, может, эскортницы? Ибо никто не платит, это не работа, но когда отпуск закончится, о нем тоже никто не вспомнит. Некого винить, кроме себя, за чувства, которые никогда не должны были зарождаться, и Ибо постарался улыбнуться: нельзя портить отдых перепадами своего настроения. *** — Как ты смотришь на то, чтобы искупаться? А то мы ходим рядом с морем и почти не купаемся, — Юньлун заглянул в глаза, Ибо только что смеялся и вдруг притих, насупился. — Иногда я думаю, что жить в Пекине намного удобнее, но там так не хватает моря рядом. Когда оно близко, совсем другое дело, даже если купаться некогда. — Хорошая идея, а то я не пробовал встать на доску с того самого дня, но хочу научиться еще, — план сработал, Ибо улыбнулся. — Самое классное море, что я видел, было в Гонконге. Там такая чистая вода, и воздух соленый, а вокруг мегаполис, ну и можно уйти к лесу, если хочется природы. Но тут тоже хорошо, — Ибо потянулся вверх, толстовка задралась, обнажив плоский живот, и Юньлун провел по нему. — А Пекин я не люблю. В последние годы смога хоть и стало меньше, но пробки, шум, серое небо. Ты пробовал дышать полной грудью в Пекине? Тут если вдохнешь, так свежо, а там раскашляешься. Когда я оказался в столице, решил узнать, чем пахнут свобода и взрослая жизнь, но лучше бы дышал, как обычно. Из всех моих знакомых Пекин любят лишь те, кто в нем родился. Остальные просто терпят или привыкают, потому что так ближе к работе, экономит деньги и время. — Я тоже не очень люблю Пекин. В Циндао морской воздух, ты был там? Тебе, наверное, понравилось бы. — Я был там проездом на съемках, но не выходил дальше рабочего павильона или отеля, так что считай что не был, только отметился. На долю секунды Юньлун представил себе, что мог бы сам показать Ибо Циндао и побережье, но это было невозможно. Он привозил в гости Гацзи, он помнит, как тот смотрел на море, как пробовал морепродукты... Привезти к себе домой Ибо нечего и думать. Юньлун и не думал, только на ту самую долю секунды, не больше. Собираться и переодеваться на пляж было недолго. Юньлун тронул подбородок — так и не побрился — и завис, заглянув наконец в телефон. Дело было не в новостях, хотя они по-прежнему пугали. Отменено все, что можно отменить, даже такие священные вещи, как многолюдные похороны. Дело было в сообщениях близких: скучаем по тебе, тревожимся, береги себя. «У меня все хорошо, — отвечал он. — Здесь очень хорошо». Гацзи писал, что карантин снимут еще не скоро. Хоть какой-то плюс: когда Юньлун вернется, у них будет больше времени, чем обычно. Юньлун встряхнул головой, противоречивые чувства давили изнутри. Не сейчас. Потом. Но нельзя не отвечать Гацзи, а отвечая, нельзя не задумываться. Он отложил телефон с облегчением, от которого сам себе сделался противен, и торопливо вышел — увидеть Ибо, поймать его улыбку, отмести ею сомнения. — Ты готов? Можем еще по дороге взять что-нибудь перекусить. — Привет, — Ибо поздоровался, словно они давно не виделись, потянулся поцеловать. Действительно, засмеялся про себя Юньлун, они же не целовались с самого утра и еще несколько часов не смогут! Смейся не смейся, он и сам этого хотел, и наклонил голову, чтобы губы встретились. Он уже так хорошо знал вкус и мягкость губ Ибо, но поцелуи все еще не приедались. Наконец Ибо потерся носом за ухом, взял за руку и потянул к тропинке на пляж. Широкий и охраняемый пляж принадлежал отелю, но Ибо отнял ладонь, когда заросли у береговой линии перестали их скрывать, и вздохнул: — Хочу держать тебя за руку. — Тогда нам надо дождаться ночи, — улыбнулся Юньлун. — И уйти туда, где нет подсветки, там можно держаться за руки сколько угодно. — Дома мы тоже можем держаться за руки сколько угодно, и никто нас не увидит, — Ибо смешно дул и так пухлые губы, капризный тон не раздражал, а вызывал улыбку. Они заняли лежаки неподалеку от бара. Ибо заказал два холодных пива, орешки и фри и повернулся к Юньлуну в смятении: — Я не подумал, вдруг ты хотел мороженое или что-нибудь еще. Я могу сходить попросить отменить или добавить заказ. — Не торопись, — никто не поверил бы, что Ван Ибо ходит для него за пивом. И хорошо, что не поверят, даже если каким-то образом узнают. — Пиво и орешки подойдут, а мороженое мы закажем вечером домой, согласен? Он смотрел, как Ибо дует на пивную пену, вытягивая губы, как делает глоток из запотевшего стакана, как облизывается. Наверное, Ибо слишком много времени снимается: даже когда не позирует, выглядит так, будто где-то рядом камера По мнению Юньлуна, все, в рекламе чего покажется Ибо, должны сметать с полок. Даже ему, глядя на это, захотелось пить. — Ибо, — он встретил взгляд и улыбнулся. Когда вот так лежишь, сказать особенно нечего, но сказать хотелось. Сложно было расспрашивать, он и так уже знал главное, а остальные вопросы слишком личные для ленивого лежания на пляже. Пиво обжигало пальцы холодом, не горчило, отдавало на вкус чем-то сладким и лаймовым. А картошка была горячая, Ибо тут же ухватил один ломтик и обильно макнул его в красный соус. — Вкусно? — Юньлун свесился с края лежака и чертил пальцем на песке. Короткие черточки, поперечная длинная -王。 Просто длинная — 一。 Ибо догадался, конечно, но Юньлун дописал его имя, обвел надпись в овал и пририсовал львиную гриву и усы. Глупость, но забавно. Ибо прыснул, Юньлун хотел все стереть. — Да ты художник, Подожди, — Ибо сделал на память несколько фотографий. — Ты когда-нибудь занимался каллиграфией? — Немного, в школе. Я бы и сейчас занимался, но нет времени. Мне нравилось выводить иероглифы. — А я бросил каллиграфию, потому что танцевать мне нравилось больше, чем сидеть над полотном. Пойдем в воду? — Ибо снял футболку, кинул ее на лежак. Море было теплое. Когда Юньлун окунулся по плечи, уплывший вперед Ибо вернулся, обнял и обхватил талию ногами, опустил подбородок на плечо. Вода скрадывала вес, держать Ибо на руках было совсем легко. Они не единственные, кто решил поплавать, но на них смотрели не чаще, чем они на кого-то — вот оно, преимущество отдыха за пределами Китая. — Не бойся, я тебя держу, — с этими словами Юньлун сделал шаг вперед и еще, пока вода не дошла до их подбородков. Для Ибо здесь было глубоко, но Юньлун держал, а сам Ибо крепко уцепился за него. Рядом никого не было, и Юньлун огладил одной рукой его тело в воде. — Здорово было бы уплыть на другой берег, правда? — тихо сказал он. — Туда, где нас совсем никто не знает, кстати, что там с той стороны, ты не помнишь? — Чжэн-лаоши, мы же не на уроке географии, — проворчал Ибо, нахмурившись. — Австралия? Малайзия? Тайланд? Не знаю, я обычно смотрю фильмы или слушаю музыку, когда летаю, и почти не смотрю на карту. Юньлун улыбнулся на «Чжэн-лаоши», он спрашивал не потому и не о том. Даже на другом берегу моря нет места, куда можно уплыть навсегда и остановить время. Наверное, и не надо. А если бы вилла по-настоящему принадлежала им, и каждое утро они бы просыпались вместе — как долго бы это продлилось? Как быстро им надоело бы? И надоело ли? — Нас и тут не знают, — тише добавил Ибо. Не знают, но могут увидеть и узнать, они могут в принципе привлечь к себе нежелательное внимание, поэтому Юньлун сдержал желание взять его лицо в ладони и сказать: Ибо, в любой сказке, в любой легенде чем больше желание, о котором ты просишь, тем больше цена за него, желать надо осторожно, чтобы кто-нибудь могущественный не услышал и не взял расплату... Или наоборот, лучше один раз пожелать такое, чтобы хватило на всю жизнь? Он поцеловал в мокрую щеку и сказал то, чего не должен был, что не предложил бы еще вчера: — Если ты не передумаешь, я хочу в Пекине посмотреть с тобой Звездные войны. Или что-нибудь, что ты выберешь. Ибо вскинул на него удивленный взгляд, но по губам тут же расползлась улыбка. — Если ты не передумаешь. И не забудь про мой Лего, ты обещал, — Ибо украдкой оглянулся и быстро поцеловал. Кажется, этого никто не заметил. — Тебе придется приехать ко мне на целые выходные, и не один раз, — заговорщически шепнул Ибо. — Мы же будем отвлекаться, придется пересматривать фильмы заново или часто ставить на паузы. Если он приедет — да, они будут отвлекаться очень-очень много. Юньлун не хотел сейчас думать, что это будет значить, если он будет приезжать к Ибо в Пекине, и насколько это вообще реально. — Держись крепче, — шепнул он в мокрые соленые волосы и опустил ладонь ниже. Вода прятала движения, Юньлун погладил ягодицы и забрался под край шорт: неглубоко, здесь не место и не время, просто чтобы прикоснуться к коже. *** С того момента, как они вылезли из воды, Ибо хотел прикасаться: обнять, погладить, сжать ладонь, переплести пальцы, поцеловать. Он знал, что это рискованно, подобные проявления чувств между мужчинами могут не приветствоваться здесь, но он был молод, счастлив и опьянен близостью Юньлуна. Они дурачились, отдыхали, нежились на солнце до заката, успели еще раз поплавать и погреться. Юньлун нагреб горку песка и подсунул под нее ладонь — Ибо подкопался с другой стороны, пока пальцы не встретились. Горка рассыпалась от неосторожного движения, руки пришлось разнять. — Пойдем еще к воде? — позвал Юньлун, когда небо стало малиновым. В полосе прилива стоял построенный кем-то небольшой песчаный замок, Юньлун осторожно обошел его. — Я тоже строил такие в детстве. Иногда их смывал шторм, иногда они держались несколько дней. Ибо приостановился, чтобы рассмотреть покосившиеся башенки: — А я никогда не умел их строить, только в фильмах видел. Сложно? — Нет, — Юньлун поправил его волосы. — Если хочешь, завтра придем и построишь. Или вместе построим. Можем даже рано утром. — Рано утром? — Ибо с улыбкой обернулся, сощурился от ярких лучей закатного солнца и поднес ладонь к глазам, посмотрел сквозь щели между растопыренными пальцами. Волосы и кожа Юньлуна отсвечивали золотом, а капли воды сверкали тут и там. — А может лучше ближе к вечеру, как сейчас? Перед тем, как стемнеет, но уже не будет жарко. Я забочусь о нас! И не люблю просыпаться рано. — Можно и к вечеру. Домой? Ибо быстро вернулся к лежакам, сгреб их вещи в охапку и, не оборачиваясь, направился обратно к вилле. Юньлун взял его за руку, а когда завибрировал телефон, не дал остановиться: утянул в дом, поцеловал, не включая свет. Ибо прильнул к Юньлуну, выронив футболку с телефоном из рук. Поцелуй был такой горячий, будто они давно не виделись. — Извини, — шепнул Юньлун. — Я соскучился. Ужин? Если хочешь, я что-нибудь приготовлю. Ибо тоже соскучился и стоял, уткнувшись носом в плечо, пока тело не начала неприятно стягивать высохшая соль. Если он скучает по Юньлуну на Бали, то что будет, когда придется возвратиться домой? — Давай приготовим ужин вместе? — предложил он после душа. — Я плохо это делаю один. Но мог бы помочь, если будешь руководить, — Ибо умел внимательно слушать и быстро выполнять чужие команды. В комнате, где лежал его чемодан, обнаружились постиранные и поглаженные вещи, а от менеджера пришло сообщение: «Позвоню в одиннадцать утра по видео, будь готов!» Пока Ибо думал, успеют ли они с Юньлуном еще раз поцеловаться, служащий отеля вежливо постучал, оставил полную корзину продуктов и быстро удалился, пожелав хорошего вечера. — Салат и паста? — Ибо разглядывал содержимое корзины. — Или стейки и салат? Так много. — И стейк, и салат, и пасту, — пояснил Юньлун. — Чтобы ты не вел эфир голодным, если мы завтра проспим и завтрак не успеют принести. Юньлун негромко напевал, разбирая корзину, мурлыкал под нос, когда резал и чистил. Просил Ибо помыть, подать, нарезать. — Я так давно ничего не готовил дома. Чтобы не для шоу, а как мы сейчас, — Ибо послушно выполнял поручения Юньлуна и не лез под руку. — Не похоже, с тобой все намного быстрее, — похвалил Юньлун. От его взгляда становилось горячо. Ибо сосредоточился на мелких поручениях и работе, чтобы хоть как-то сдержаться. Будто бы сам воздух вокруг них электризовался и щекотно расползался по коже, поднимал дыбом волоски. А еще было приятно, что Юньлуну не все равно, выйдет ли он в эфир голодным. — Иногда на шоу мы снимали, как готовим. После монтажа все было идеально, но во время съемки у меня все валилось из рук и я очень нервничал, — Ибо усмехнулся и покачал головой, вспомнив, как резал огурцы. — Кулинарные блогеры прибили бы меня. Но я не специально! Ибо не понял, кто из них потянулся первым, но вот они уже стоят и целуются, Ибо приподнялся на носках. — Юньлун, — шепотом позвал он. — Что мы делаем? Готовят ужин? Целуются? Теряют головы? У Ибо не было ответа. *** Он не собирался. Они не собирались, но губы Ибо были теплыми и пахли украдкой съеденным листиком сельдерея. Нож с негромким стуком лег на доску. Юньлун машинально выключил нагрев под сковородой. — Не знаю, — шепотом же ответил он на вопрос Ибо. — Я тебя целую. Халат, так прилично завязанный, пока Ибо занимался делом, расползся под руками в стороны. Юньлун целовал шею, облизывал кадык. Вспомнил, что так и не побрился, надо обязательно, вот как только, так сразу. — Извини, я колючий, — лишь бы не оставить видимых следов, гримера здесь нет. Юньлун усадил Ибо на тот самый высокий стул, отвел его ногу в сторону и втянул кожу там, где никто не увидит, где закроют даже шорты — на внутренней стороне бедра, где еще был слабо различим предыдущий засос. — Ничего, — Ибо гнулся, как пластилин, послушно раздвинул ноги, глубоко дышал, взгляд поплыл. Ибо заводится быстро, доказательство было весомо и наглядно прямо перед его лицом. Горячая идея опалила и завела еще сильнее. — Хочешь — снимай, — Юньлун выхватил телефон из кармана, чуть ли не одним движением отменил блокировку, открыл камеру и вложил в руку. Это потом придется удалить, но неважно. Все неважно. Юньлун взглянул снизу вверх, шире развел ноги Ибо, прогладил от колена по внутренней стороне до паха, провел пальцем по складке, забрал в ладонь яйца. — Дай-ка камеру на минуту, — голову пришлось поднять, чтобы не нажать что-нибудь не то. Об этом думалось с веселым ужасом, но желание не отбивало. Он снял крупно, близко, снизу вверх и засмеялся: — А с этого ракурса больше, — хотя Ибо и так не обделила природа. Вернул телефон, положил руки на бедра и вобрал член в рот. Ибо над ним засмеялся и застонал, сжал плечо, провел по шее и сгреб волосы. Когда Юньлун выпустил член изо рта, Ибо придержал его у основания, провел головкой по припухшим губам, размазывая слюну: — Оближи, — и когда Юньлун выполнил просьбу, Ибо огладил колючую щеку, откинул волосы со лба. — Хороший мальчик. Юньлун весело вскинул брови: ого. Ибо быстро шел вперед, еще несколько дней назад он не мог толком сказать, что ему нравится и хочется, а теперь — вот. Юньлуну нравилось видеть, как Ибо загорается, раскрывается, смелеет. Нравилось быть тем, с кем Ибо становится таким, дразнить в ответ. Он чуть-чуть играл на камеру, конечно, когда демонстративно облизывал, провел языком по стволу, посмеялся над самим собой: рефлекс сделать все, что можешь, если тебя снимают. Кто бы знал, в какой ситуации это сработает. Юньлун не выдержал и сжал собственный член, стоны Ибо над головой звучали слишком сладко, он задвигался быстрее. — Хочу принадлежать тебе, — сказал Ибо. — На столе, диване, где угодно. Юньлун тоже застонал горлом, еще раз втянул в рот, медленно выпустил, поднялся рывком. — Давно хотел тебя на столе, — давно? Три дня? Неважно. Давно. Юньлун подхватил его на руки, не глядя сдвинул все, освобождая место: зелень, доску, еще что-то. Хорошо, что стол большой. Плохо, что твердый. Ибо худой, халат тонкий — спиной по твердому жестко и неприятно, Юньлун бросил на стол полотенце и уложил Ибо. Телефон упал, Юньлун не стал поднимать. Если запись еще шла, то, видимо, снимала потолок и их дыхание, стоны и шепот. — Я сейчас, — Юньлун, как ошпаренный, выскочил в спальню за презервативами, вернулся и удивленно посмотрел на собственные руки: второпях он забыл смазку. — Юньлун, ну... — Ибо попытался обхватить его ногами, и Юньлун вспомнил, что оливковое масло тоже годится. Ибо застонал, когда он ласкал его пальцами изнутри, метался, сбив и халат, и полотенце под собой, и Юньлун наклонился поймать стон губами. — Я с тобой совсем теряю голову, — выдохнул он сквозь зубы, а когда вошел полностью, Ибо сжался так, что в глазах потемнело от острого кайфа. Юньлун гладил его ноги, закинутые на плечи, вбивался со шлепками, придерживал бедро, чтобы от толчков Ибо не сдвигался слишком далеко, ладонью в масле обхватил член, большим пальцем потер головку, слушая новый стон как музыку. Хорошо. Как же хорошо, невероятно, и Ибо перед ним, с ним, из-за него такой. Юньлун вжался в него до предела, зажмурился, вжался еще, и еще, до дрожи в ногах. Потом он упал на стул и стянул Ибо к себе на колени: — Ибо, мне так с тобой хорошо... — Мне тоже с тобой тоже, — Ибо поднес к губам его ладонь, поцеловал выпирающие костяшки, улыбнулся счастливо и открыто. — Очень-очень. Юньлун дотянулся до телефона, выключил запись и засмеялся: — Кажется, из меня плохой оператор. — Для первого раза сойдёт, — Ибо тоже развеселился. — Мы же импровизировали! Я теперь буду есть за этим столом и думать о всяком. — В следующий раз подготовимся, — Юньлун обнял его за плечи и шепнул в самое ухо, — мне понравилось, я бы снял еще, как я тебя растягиваю, ты не против? Это была не провокация, они только что насытились ласками и всем прочим до предела, но мысли все равно приходили в голову. Юньлун понятия не имел, сколько они выдержат в таком темпе, должны же когда-то устать друг от друга? Или нет? — Хорошо, — уши Ибо загорелись, но он кивнул. — Снимем это. Юньлун не помнил, когда у него в последний раз было так часто, чтобы утром дать себе волю, и потом опять, когда день еще не закончился. Он боялся измотать Ибо, но еще вопрос, кто кого изматывал. Ибо так охотно шел навстречу или провоцировал сам, и каждый раз с ним было горячо и сладко, тесно и близко. Все-таки надо будет посмотреть потом, что записалось. Юньлун понятия не имел, что захочет попробовать так. Отмываться в душе пришлось долго, масло не смазка. Юньлуну совсем не хотелось спать, несмотря на поздний час, наоборот, после недавней волны адреналина было весело и хорошо. Ибо попросил его футболку взамен заляпанного халата, она была ему велика, повисла на плечах, болталась вокруг стройного тела, рукава доходили почти до локтя, руки из-за них казались тоньше. Они и так у Ибо были тонкие — крепкие, сильные, но ни капли лишнего, как и во всем остальном. Из-под нижнего края белели голые ноги, иногда, когда Ибо наклонялся, чуть-чуть открывались ягодицы. Можно было бы не одеваться и вовсе, кто их видит, если задернуть шторы. Жаркая, заманчивая мысль — увидеть, как Ибо ходит вот так по дому, по кухне нагим, как ни в чем не бывало. Здесь или... у него дома? Ибо было удобно целовать в макушку, в затылок, когда Юньлун обнимал его со спины. Удобно носить на руках и держать на коленях, раскладывать хоть на кровати, хоть на столе. Удобно все. Он улыбался, тщательно вытирая стол: надо закончить ужин, авось голод скроет недостатки приготовления с таким перерывом. Ибо почесал шею, видимо, все-таки выступило раздражение от щетины, сунул нос в сковородку: — Можно мне попробовать? Юньлун пустил его к плите и обнял со спины. Футболка пахла стиральным порошком, шея — гелем для душа. Юньлун целовал, стараясь не очень отвлекать, так сосредоточенно Ибо помешивал лопаткой кусочки рыбного филе в сливочном соусе, чтобы не пригорело. Что бы Ибо ни говорил, из рук у ничего не валилось, соус на плиту не выплескивался. Это так банально — своя одежда на другом человеке, которому она велика, но у Юньлуна так не было: разница в росте с Гацзи меньше, и сложение у них похожее. И когда он смотрел на Ибо теперь, просыпалась даже не ревность — жадность. Ибо в его футболке, зацелован им где только можно, и где нельзя тоже. Сложно, когда человек регулярно вынужден переодеваться при посторонних до трусов — так что только под ними и можно оставить след слишком горячего поцелуя. Юньлун вдруг подумал, что под трусами тоже может увидеть кое-кто. Ибо не просил быть аккуратнее — стеснялся? Думал, что до Пекина все пройдет? Не надеялся увидеться с Сяо Чжанем в ближайшее время? «Вы вместе, или?» «Я не знаю». Юньлун разозлился на самого себя и крепче сжал Ибо а объятиях, а тот повернулся к нему с улыбкой. — Хватит? — и показал на сковородку. — Хватит, — улыбнулся и он. Они ели с одной большой тарелки, Ибо сидел у него на коленях и кормил его, как будто не было свободного места на диване, вторых палочек или вилки. На экране фоном крутился какой-то фильм на английском, они даже не переключали канал. Потом Ибо отставил тарелку, обернулся к нему и поцеловал. Сна не было ни в одном глазу. Губы Ибо были мягкими и теплыми, потом стали припухшими и горячими, если так целоваться завтра утром, перед эфиром надо будет прикладывать лед. Юньлун легонько укусил его за нижнюю губу, зализал, толкнулся языком в рот. Надо было прерваться и подышать, они нацеловались до головокружения. Лучше бы спать, но полчаса уже ничего не изменят. — Ибо, как ты смотришь на небольшую прогулку? Там ясно, должны быть хорошо видны звезды. Только оденься, сейчас прохладно. Звезды были не очень яркими из-за подсветки, но все равно красивыми. Еле слышно шумела темная масса деревьев, блестела вода. — Можем посидеть как-нибудь здесь ночью, — задумчиво предложил Юньлун. — С вином или даже чаем. Пойдем к берегу? Там меньше фонарей. — В лесу темнее, но деревья густые, не будет видно неба через листву, а здесь мы можем потом поваляться — Ибо кивнул в сторону шезлонгов, если их сдвинуть, получится подобие кровати. Привычку напевать на воздухе Юньлун перенял у Гацзи. Только у того получалось лучше, свободнее, наверное, чтобы так уметь, надо родиться под широким небом. Высокие ноты после глубокого минета — идея провальная, но он пел негромко и понижал тональность, так что выходило приемлемо. — Daylight, see the dew on the sunflower аnd a rose that is fading. Roses wither away Like the sunflower I yearn to turn my face to the dawn I am waiting for the day... Юньлун замолчал: не хотелось петь о воспоминаниях и новой жизни. Не стоило превращать жизнь в акт мюзикла, но был повод посмеяться над собой, раз уж вспомнил именно эту арию — куда он пытается забраться, взрослый серьезный человек, на что надеется и о чем мечтает? *** Ибо надел свободные шорты и толстовку поверх футболки: выглядело забавно, он будто сбежал из американского клипа начала нулевых, осталось навесить толстые золотые цепи. В песне, которую напевал Юньлун, было слишком много незнакомых слов. Ибо улавливал атмосферу, но смысл без текста ускользал: Юньлуну грустно, тоскливо? Вступление было такое пронзительное. Ибо обнял Юньлуна, прижался виском к плечу и тоже посмотрел в звездное небо. Они так и стояли вместе, когда песня закончилась — или это у Юньлуна закончились слова? — Красиво, — одновременно про песню и вид кругом. Ночью в голову часто лезут дурацкие тяжелые мысли, у Ибо тоже так бывало. Они оказались здесь с разными историями и обрели кое-что общее. Ибо соглашался на все предложения Юньлуна, от ночной прогулки до хоум-видео, потому что верил: Юньлун не унизит его и не подставит под удар. Ибо не ребенок, которому было бы достаточно на память фотографий с объятиями и поцелуями, и он чувствовал к Юньлуну чуть больше, чем было можно. Может, он перешагнул черту допустимого еще в тот день, когда принял решение отдохнуть вместе. Он спохватился, что смотрит уже не в небо, а в сосредоточенное лицо Юньлуна. Ибо дотронулся холодными пальцами до его носа, мягко улыбнулся: — Все будет хорошо, — это знание появилось из ниоткуда и прочно угнездилось в сердце. Может, навеяло сегодняшним вечером, или пришло в голову вчера у водопада, или оформилось еще раньше. Верить в лучшее не запретишь. Когда они вернулись, Ибо проверил будильник, поставил телефон на зарядку и лег спать в футболке Юньлуна — она просторная, мягкая на ощупь, приятная к телу. Повозился под одеялом, стараясь отыскать позу поудобнее, и затих, только когда Юньлун обнял его со спины. — Хороших тебе снов, — дыхание щекотало затылок. Ибо улыбнулся в подушку и накрыл ладонь на талии своей.