Букет из гипсофилы

– Тупой кусок дерьма! Как вообще можно было… профессиональный импотент, блядь, – Рид хлопнул входной дверью так, что два портрета светил науки, которые давно уже надо было отправить в мусорное ведро, дрогнули на стене.       Небрежно швырнув кроссовки куда-то в угол, он скинул еще влажную верхнюю одежду и кинул её на пуфик. Мужчина чувствовал, как кровь закипает в жилах и что прежнее настроение улетучилось быстрее, чем это можно было себе представить. Причиной тому был тот факт, что Миллер, издав постановление по его делу, распелся как соловей, мол, преступники нашлись, в содеянном сознались и, собственно, дело можно считать закрытым. Казалось бы, даже умственно отсталому должно было быть понятно, что тут не так всё просто, как может показаться на первый взгляд. Последняя надежда была на Фаулера. Было бы очень удачно, если он, после ознакомления с документацией, составленной этим идиотом, это постановление отменит. На руках у Гэвина имелись все личные данные двух преступников. По-хорошему, нужно было бы скататься и вытащить всю возможную информацию у родственников, жен, братьев или сестёр, да хоть у аквариумных рыб, но Джеффри явно его за такое по голове не погладит. Тот факт, что на работу вернётся ещё не скоро, невероятно злил детектива.       Пустой дом встретил его привычной тишиной. Никто не ждал, никто не встречал. Стабильность, которая была мужчине по душе. После долгих встреч, прогулок и поцелуев на заднем ряду кинозала он всегда выдавал, что отношения отвлекают его от главного в жизни. Что сейчас для него на первом месте должна стоять работа. Отношения – не для него, определённо. Так Рид решил, так ему говорили. А потом его дорогой Робби открылся для него с совершенно другой стороны, и мужчина начал смотреть на него так, как никогда до этого. Это был заведомый проигрыш. Иногда, хватало просто быть рядом с ним, понимать эмоционально, разгадывать его, не высказывать суждений по поводу образа жизни – просто быть свидетелем, товарищем, объектом самости. Потом, что-то произошло. Какая-то гнусная помеха затесалась среди них двоих. Этой помехой был Ричард. После встречи с ним, весь собранный по камешку и без того шаткий внутренний мир посыпался кирпичной крошкой.       Первым звоночек прозвенел тогда, когда бариста как будто бы специально стал оттеснять Робби от Гэвина. Руис стал частенько звонить и отменять встречу после работы, так как «начальство» просило задержаться. Когда мужчина заходил поболтать в кофейню во время своего заслуженного перерыва, Ричард словно вырастал из-под земли и постоянно находился рядом, иногда встревая в разговор. Хоть Роберт никогда не жаловался в открытую, порой, по его измотанному виду, было видно, что парень немного подустал. При старшем бариста, он иногда выглядел напряжённым и в общем, обстановка становилась некомфортной для разговора, слова не хотели складываться в предложения и всё выглядело наигранным. При приватном разговоре, Руис лишь однажды обронил одну фразу, касаемо Ричарда: «Этот человек просто слишком увлечён тобой». Прошло ещё несколько дней. А потом его убили.       К счастью, Гэвин Рид вовсе не был идиотом от рождения; он очень здраво рассуждал, всегда добросовестно выполнял свою работу, за редким исключением, позволяя себе безделье. Не многие люди, которым приходилось контактировать с детективом, подозревали, что за посредственной внешностью, позволяющей сливаться с остальными людьми, скрывается человек обладающий острым умом, наблюдательностью, прекрасно разбирающийся в людях, человек, который всегда стремился к высшей должности, но при этом искусно делал вид, что это вовсе не главное его желание. Цену ему знал только Джеффри Фаулер.       Не нужно было быть детективом полиции, чтобы понять, что Ричард темнит и пытается напустить пыли в глаза. Однако, нельзя было просто так безосновательно обвинить его в нанесении тяжких телесных повреждений со смертельным исходом. Делать поспешные выводы и с пинка закидывать каждого встречного, который просто не нравится, за решётку – не его метод. Во всяком случае, в игру, которую столь искусно затеял бариста, можно было поиграть и вдвоем.

«Что же, Ричард, я принимаю твои правила игры.»

      Стук в дверь. Лёгок как на помине. Детективу потребовалось пара минут, чтобы умерить свой пыл и вернуться к роли «дурачка», который ничего в упор не видит. Под настойчивый стук человека по ту сторону двери, который, похоже, совершенно не собирался уходить, Рид несколько недовольно поджал губы, поворачивая ключ в замочной скважине и распахивая входную дверь. – Добрый вечер, вы мистер Гэвин Рид?       Огромный букет из белой гипсофилы. Огромный букет, из-за которого выглянул слегка смущённый курьер, пытаясь рассмотреть появившегося на пороге человека. Самое любопытное происходило позади парнишки. На заднем плане маячила высокая стройная фигура Ричарда. Его чётко очерченные, почти скульптурные черты лица казались особо бледными в тусклом свете. Он внимательно следил за развернувшийся сценой. – Очевидно, я, – приняв из рук курьера планшет с бумагой, распился там, где стояла галочка. Вернув бумагу и письменную принадлежность юноше, вновь поднял взгляд на ночного гостя, – А ты чего сюда припёрся?       Мило улыбнувшись уходящему курьеру, бариста шагнул в сторону хозяина дома и опустил глаза на букет. Тонкие пальцы достаточно ловко выудили из середины столь щедрого подарка открытку средних размеров. Прежде чем серые глаза успели пробежаться по всему содержимому, Гэвин выхватил её из его рук и смяв в кулаке, воткнул обратно, поломав несколько стеблей цветов. – Я задал вопрос. – Всего лишь хотел убедиться, что вы добрались домой без происшествий. – Ты мог просто позвонить, – процедил сквозь зубы мужчина. – Раз уж я тут, то может быть, вы хоть раз сыграете роль гостеприимного человека и пригласите меня на чашку чая? – Не боишься, что после чайной церемонии тебя вынесут ногами вперед? – Вы не настолько сильно меня ненавидите.       В тот момент, детектив скользнул по фигуре незваного гостя более внимательным взглядом для сбора информации. Мокрые штанины убедительно говорили о том, что ему пришлось идти сюда пешком. По куртке расплывались влажные пятна, а мокрые волосы липли к вискам. – Ты себя в зеркало вообще видел? Похож на мокрую псину, – коротко насмешливо фыркнул мужчина и повернувшись к своему собеседнику спиной, обронил через плечо, – Заходи уже.       Не заставив его повторять дважды своё приглашение, бариста легко переступил порог дома и захлопнув за собой дверь, оказался в небольшой прихожей. Его глаза забегали по помещению. Поворот головы влево и светлые глаза остановились на комоде, который, судя по внешнему виду, был весьма потрёпан временем и судя по обгрызанным углам, собакой или ещё какой-нибудь живностью, которая обитала в стенах этого жилища. На стене, прямо над вышеупомянутым комодом, висели портреты ученых в тонких деревянных рамках, внесших вклад в развитие истории и физики. Все они, как один, хмурились. Среди прочих, Ричард смог распознать лишь Томаса Картейля. – Ты ещё долго будешь на пороге торчать? – донёсся весьма раздражённый голос откуда-то из глубины дома, – Тащи своё тощее тело на кухню. – Прошу прощения.       Когда мокрая куртка нашла свой приют на пустой вешалке, а не менее мокрые ботинки были аккуратно отставлены в сторону, мужчина медленно двинулся вверх по коридору. Круглая арка была входом на кухню, где его уже заждался хозяин дома. Кухня была просторной и наполненной всеми современными удобствами: посудомоечная машина, кухонный комбайн, пароварка, шикарная плита с не менее потрясающим духовым шкафом, микроволновая печь, огромный четырехдверный холодильник. Несмотря на обилие техники, кухня была довольно уютной благодаря оттенкам зеленого, который во всех своих проявлениях присутствовали здесь.       При более внимательном осмотре, можно было заметить, что здесь намечался небольшой бардак — не выброшенные контейнеры от еды навынос, бутылки на разделочном столе, мешки с мусором в переполненном ведре. Все указывало на то, что здесь живет одинокий мужчина, неделями работающий без выходных. Собственно, напрашивался вопрос: "К чему вся эта роскошь?". – Может, присядешь уже? – кивнув на единственный свободный стул, произнёс Рид, – Я заварил зелёный чай. Все же пьют зелёный. – Это очень мило с вашей стороны, – скользнув за стол и наконец усевшись, ответил бариста, – но я бы больше предпочёл черный. Обычно, у гостей всегда спрашивают о их предпочтениях. – Ты незваный гость, – одарил своего собеседника недовольным взглядом из-под бровей, – так что прикрой свой рот и наслаждайся ароматным зелёным чаем.       Отложив телефон в сторону, Гэвин снял крышку с тарелки, одиноко стоящей на пустом столе: там, возвышался огромных размеров шоколадный пирог. Пусть он явно был приготовлен не сегодня и не вчера, выглядел, весьма аппетитно. Тарелка, взятая хозяином дома из сушилки, была небрежно поставлена перед Ричардом. – А вы сами не будите есть? – потянувшись за кусочком кулинарного произведения, задал возникший вопрос. – Нет. – Это вызывает подозрение, – его тонкие губы растянулись в улыбке.       Похоже, детектив вовсе не был настроен на поддержание беседы, поэтому, ответом была лишь тишина. Продолжив своё изучение, от цепкого взгляда не могло не ускользнуть тот факт, что сейчас, человек, сидящий напротив него, выглядел по-домашнему, с лёгкой растрепанностью. Гэвин был весьма расслаблен, на лице было спокойствие, губы, не выгнутые в язвительной улыбке, иногда подрагивали. – У вас есть собака? – поднеся чашку к губам, наконец задал вопрос бариста, разорвав повисшую тишину, – Я видел царапины на… – Нет. – Какой развёрнутый ответ. – Слушай ты, – ядовито процедил сквозь зубы Рид, сжимая пальцы в кулак, – мы с тобой не закадычные подружайки. То, что ты сидишь здесь и распиваешь чаи, ещё не значит, что мы теперь побратимы. – То есть, вы хотите сказать, что это своеобразный рыцарский поступок? – Называй как хочешь.       Вновь наступившая тишина давила бариста на барабанные перепонки, словно вода на большой глубине, и звук упавшей капли воды в раковину прозвучал как взрыв гранаты. Задумчиво покрутив в руках чашку, тяжело вздохнул. – Знаете, – его серые глаза забегали по потолку в надежде найти там что-то, но кроме дорогих ламп там ничего не было, – Пускай сейчас может быть не место и не время, но пока мы находимся в такой изолированной от чужих глаз обстановке, я намерен сказать вам, мистер Рид, что всегда боготворил вас. Я люблю вас той любовью, которая не была смущена ни единой надеждой на радость физической близости. Вы дали мне больше, чем я мечтал, и поистине гораздо больше, чем в том случае, если бы сюда примешалась какая-либо чувственность, поступающая с вашей стороны.       Аккуратно обратив взгляд на своего собеседника, столкнулся со встречным взором, который был холоден как целая глыба льда. В следующую секунду, чёрная бровь выгнулась вопросительным знаком, однако, сам мужчина, которому было адресовано признание, всё еще сохранял молчание. Ричард, опустив глаза, печально и горько улыбнулся чему-то своему, потаённому, потом неторопливо произнёс: – Я понял. Мне не стоило надеяться на взаимность. – А чего ты, собственно, ждал? – с ноткой удивления спросил детектив, – Что я отвечу взаимностью и мы, еле сдерживая бешеную мгновенно вспыхнувшую страсть, которая увлечёт нас в бездну нашей любви, плавно переместимся в мою комнату и потрахаемся?       Ответом был пустой взгляд. В коем-то веке, в этих светлых глазах ничего не было. Мужчине очень хотелось лицезреть хоть какие-то эмоции на лице этого обольстителя, которые могли бы хоть как-то его выдать. Однако, его лицо было каменным и холодным, лишь брови напряжённо выгнуты. Кажется, Ричард даже побледнел и как-то беспомощно посмотрел на человека, который дал ему довольно грубый ответ на чистосердечное признание. В голове Рида уже вырисовывалась сцена драмы, как его ночной гость, со слезами на глазах, поспешно покидает жилище и больше никогда не встречается на пути. Реальность распорядилась иначе. Бариста медленно поднялся из-за стола, опустив глаза и более, не поднимая взгляд на человека, сидящего напротив. – Доброй ночи, мистер Рид.       Это были единственные слова, которые слетели с его губ. Он ушёл бесшумно, аккуратными шагами. Только хлопок входной двери оповестил о том, что детектив вновь один. Тишина окутала дом плотным покровом. Всё погрузилось в невыразимую безмятежность.