* * *
С трудом разлепив здоровый глаз после беспокойного сна, Камадо потребовалось чуть больше минуты для того, чтоб сфокусировать взгляд. В комнате стоял полумрак,а перед глазами был, предположительно, красивый потолок цвета кофейных зёрен. Мечник попытался поднять голову, но после резкого всплеск боли перестал пытаться. Лучше немного подождать и переварить произошедшее. Перед глазами вновь появилась трагическая картина смерти любимой сестры. Он живой, он это помнит. Значит нужно мыслить здраво. На глазу выступила слеза, а после серебристым алмазом скатилась по израненой щеке. Незуко больше нет. Мечник лежал так ещё какой-то промежуток времени, сортируя мысли и эмоции по полочкам. Стоп. Танжиро резко открыл глаза и ещё раз посмотрел на потолок. «— Я не в помостье Бабочки. Там другой потолок. Белый.» Прикрыв покрасневшие очи, мечник принюхался и напрягся: в комнате стоял слабый запах демона, перебиваясь приятными запахами душистых трав. «— Я не знаю этого демона. Хотя..» Танжиро вновь втянул воздух, уже глубже, дабы насытить лёгкие, но закашлялся из-за резкой боли с правой стороны. Послышались быстрый шажки: демон встал рядом с кроватью и положил свою маленькую, на удивление тёплую руку на эпицентр боли. Нежно поглаживая по больному месту, демон что-то шептал. — Танжиро, прошу вас быть аккуратным. Ваше правое лёгкое повреждено. Вы очень беспокойно спали. — говорил тёплый женский голос. От неё вкусно пахло вишней, что удивило Камадо: запаха крови нет, а боль от её нежных движений уходит. Мальчишка было открыл рот, но его остановили. — Не нужно. Спите. Вам нужно набираться силами. Вы многое пережили. — успокаивала девушка. Танжиро не мог не слушать этот обволакивающий голосок. От него всё будто мутнело, становилось так спокойно. Послышалось тихое пение. Это была колыбельная, которую Танжиро не знал, но было похоже, что она довольно старая. Наконец, измученные разум и тело полностью были в стране дедушки Морфея.* * *
Танжиро раскрыл свой глаз без особых усилий – физически он был отдохнувшим и вновь полон сил, но морально — избит в дребезги. Меченый приподнял голову и увидел рядом со своей кроватью, на которой лежал, демонессу. Она умиротворённо спала с какой-то, видимо, иностранной книжкой в руках. Её образ был весьма симпатичен: длинные волосы переходящий из вишнёвого в глубокий карминный были собраны в высокий хвост, а лицо обрамляли длинные пряди. В локонах виднелась заколка в виде маленькой вишенки, а красивое чёрное кимоно с не характерным для сакуры красными цветками, придавало девушке шарма. Видимо, девушка проснулась под чужим взглядом и Камадо увидел её глаза. Кукольные глаза цвета кардинала имели характерный для демонов зрачок. Она приветливо улыбнулась и встала с кресла цвета крема. — Я рада, что вы проснулись. Но вы всё ещё выглядите измученно. Нет. Не стоит говорить. Это очень опасно для повреждённых лёгких. — спокойным, но уверенным тоном изрекла девушка. — Я прикажу подать кушанье, мягкое. Ах, конечно, конечно. Как я могла забыть? — демон посмотрела на сосредоточенное лицо Танжиро и всё поняла: он всё не мог собрать все кусочки пазла воедино: где он? кто этот демон? что случилось с его товарищами, а с Мудзаном? его убили? — Не волнуйтесь, Танжиро. Вы в безопасности и ваши товарищи тоже. Столп Ветра и Столп Воды живы, также живы ваши ровесники и друзья. Остальные, к сожалению, погибли. — Тактично сказала девушка. — Моё имя Ёки. Зовите меня Ёки-чан или сестрица Ёки. — она мило улыбнулась и подошла к лежавшему на кровати Камадо, и нежно накрыло его мозолистые, совсем не детские руки своими маленькими, и тёплыми. Шепча сказала — Теперь всё будет хорошо, вы в безопасности, юный Господин. А после встала и ушла, тихо прикрыв за собой дверь, что была на против кровати через несколько метров. Танжиро пробила дрожь. “...также живы ваши ровесники и друзья. Остальные, к сожалению погибли...” Ни слова про семью, про сестру-демона, которая поборола солнце. О ней знали все. Значит ли это, что она правда... Меченный строил в голове бесконечные теории последствия битвы, но тут же отмахивался от них: одна хуже другой. Думы его были мрачнее грозовой тучи, но их прервал щелчок замка на двери: Ёки-чан вернулась с подносом еды. Демон поставила завтрак на прикроватную тумбочку. Она встала рядом с кроватью и приподнял руки перед собой; из её рук начали виться еле уловимые человеческому глазу нити. « — Такие же были у Пятой Низшей Луны, но эти выглядят тоньше и острее.» Танжиро напрягся: с такими нитями были связаны не очень приятные воспоминания. В это время нити плавно подбирались к лежавшему Камадо, а после также медленно и не спеша обвивались вокруг его тела. Ёки-чан уверенно двигала кончиками пальцев, будто кукловод со стажем и поднимала с помощью нитей-невидимой не способного двигаться Танжиро. Теперь старший сын мог лучше рассмотреть помещение: всё выглядело богато и ухоженно; светлые стены, половицы, сделанные из наверняка дорогого дерева. На стенах картины пейзажей прекрасных лугов и морей. В левом дальнем от кровати углу стоял небольшой резной столик из дерева, цвета молочного шоколада и два стула, такого же фасона; вдоль той же стены стоял маленький стеллаж с какой-то литературой; уже знакомое кресло кремового цвета и аккуратные керосиновые лампы, на ажурных держателях вдоль всех стен, озаряли комнату приглушённым светом. Демонесса взяла поднос и поставила его Камадо на колени, а сама взяла аккуратную расписную тарелочку с мягкой рисовой кашей. На подносе также была кружка с цветочным чаем и несколько бутылей в тёмном стекле: видимо лекарственные отвары. Подобрав палочки, Ёки-чан уже хотела начать кормить Камадо, но тот отрицательно покачал головой и выхватил палочки: хочет сам. — Танжиро, я не могу вам это дозволить. — девушка опустила руки на колени и рукова, что красиво открывали вид на бледные плечи, опустились на ладони. — Вы ещё не окрепли. О вас нужно заботится. — вновь тёплая и спокойная улыбка. — Ну же. Не упирайтесь! Здесь лекарь я, а не вы! — тактично сказала девушка и забрала палочки у больного. — Не стесняйтесь, вам ведь, как старшему, редко дозволяли такие... дела? — её манера речи была довольно стара – она довольно немолодой демон. «— Если говорит на старый лад, значит ей больше пятидесяти лет, определённо. Но почему от неё не исходит запах крови? Только аромат вишни. Я даже не могу точно определить её эмоции. Но, кажется, она спокойна.» Вёл сам с собой монолог Танжиро. Что поделать? Раз лекарь, значит нужно слушать. Да и, чего плохого? Очи цвета спелого граната закрылись, а на лице появилась лёгкая ответная улыбка. Демон кивнул и взялся кормить мечника, которому, к слову, было очень неловко, хоть и приятно. Его правда не часто баловали подобными вещами. Мысли юного светила вновь перенеслись в семейный дом. В памяти рисовались образы семьи. В уголке глаза вновь скопилась слеза. «—Матушка, Ханако, Такео, Шигеру, Рокута. И, отец. Простите меня за то, что не уберёг Незуко! Я чёрт, возьми, не сумел её уберечь! Простите, что не уберёг вас всех... Простите...» По щекам мечника текли слёзы горечи и тоски. Тонкие струйки кристальных вод скапливались в капли на подбородке, и капали на одеяло мятного цвета. Танжиро закрыл лицо руками, дабы демон не увидела мокрые дорожки. Но она лишь с сострадание и пониманием посмотрела, оставила поднос подальше на тумбу и начала нежно поглаживать спину Камадо. Он издавал тихие всхлипы, но Танжиро хотел срывать голос на крик. Эмоции били через край. Горе утраты последнего лучика солнца, последней живой души из его, некогда большого семейства. Младшей сестрицы больше нет. Эта мысль била по Танжиро снова и снова, а он не в силах кричать и высвобождать свои эмоции, тихо всхлипывал и давился слезами глубокой скорби. Ёки-чан в это время размеренно поглаживала и утешала ещё мальчишку, который слишком много поведал и потерял за свою короткую жизнь. Демоническое сердце кольнул голос Совести, но она поспешно отмахнулась от него, подавляя в себе желание использовать свою Магию Крови на Камадо, дабы облегчить его страдания и вновь пустить его в царство снов. В эту ночь, вечер, а может и ранее, ранее утро, в комнате Камадо пахло вишней и скорбью.* * *
Умиротворённый двор кёматии* был залит лунным светом. На террасе сидел молодой человек, с виду похожий на двадцатилетнего юношу. Одет он был в банный халат, чуть раскрывающий вид на рельеф тела; бурые спальные штаны были на размер больше. Лицо его выражало холодное спокойствие, хотя на щеках был лёгкий румянец: крепкий алкоголь берёт своё. Когда-то Мудзан имел волосы антрацитового цвета, но теперь, из-за яда Тамоё, его волосы были седы, а при свете луны отливали жемчужным сиянием. Взгляд его алых глаз был устремлён на нежно покачивающиеся в саду цветы, которые в простонародье звали «Ночная красавица». Цветы имели разные оттенки: вот там покачивались белые и жёлто-оранжевые, а здесь – малиновый и алые. Они прекрасно обрамляли сад, даруя ему отголоски чего-то живого, что давно было утеряно за этим порогом. Где-то вдалеке стрекотали цикады. За спиной Кибутсуджи беззвучно отодвинулась сёдзи**: Ёки-чан неспешно прошла к Прародителю, будто это и вовсе был её старый знакомый, который топил все свои горести в дорогом европейском коньяке. — Я тебя не звал. — грубо сказал Первый. Немного помолчав, он добавил. — Как он? Девушка прошла к сидящему на большом дзабутоне*** Кибутсуджи и присела рядом за его спиной. Её нежные руки чуть отодвинули ткань халата и начали аккуратно массажировать плечи Мудзана. На лице её была лёгкая улыбка. — Сейчас он спит, всё спокойно. — размеренно начала демонесса, — Но он впал в горе пока ел. — Руки её надавили на лопатки Первому, послышался лёгкий хруст: кость вновь встала как надо. — Он шептал что-то о своей семье. Имена и просьбы простить его за слабости. — Мудзан напрягся всем телом, но лицо его оставалось таким же холодным и спокойным. Он сделал очередной глоток и дал знак Ёки, чтоб та продолжала доклад. Девушка кивнула. — Он молил простить его за не убережённую им малышку Незуко. — демон говорила спокойно, без укора в сторону Кибутсуджи. Но тот явно знал её лучше, поэтому нахмурился: он прекрасно понимал почему Танжиро не уберёг сестру и почему Ёки выделила именно этот момент. — А ещё, — продолжала девушка, уже проводя когтистыми пальчиками по волосам и голове Мудзана, легонько массируя. — Он слёзно молил простить его за не отсечённую им вашу голову. — спокойно изрекла девушка, но улыбка сошла с её лица. Какие-то пару минут, Мудзан думал о сказанном Ёки. В его мыслях кипел огонь адских котлов. Взгляд его стал суровее и мрачнее, а уже в следующую секунду стакан с пьянящей жидкостью с треском разбился в руке Прародителя: он зол. Демонесса в свою очередь, всё также размеренно и спокойно гладила серебристые волосы Мудзана. Будто совала руку в клетку к тигру, не замечая смены его настроения. — Что-то ещё? — громогласно спросил Кибутсуджи. — Его физическое состояние в норме. — Мудзан облегчённо вздохнул, но тут же получил неутешительный прогноз в лоб, — А психика покалечена. Прошедшим днём он, скрывая голос, кричал в бреду о своей погибшей сестрице. Он проклинал вас, Мудзан-сама. Это повод подумать над дальнейшим планом лечения. — сказала девушка, зная, что Кибутсуджи воспримет всё чуть иначе. — Советую вам задуматься также о дальнейшем сценарии. Он ненавидит вас и скорее всего, как бы вы не хотели, его прощения вам даже на коленях не заслужить. — Сказала, как отрезала, всегда милая и тактичная Ёки-чан. Но только она могла говорить так с Мудзаном, а он – дозволял ей эту, иногда и в правду, нужную грубость. Другие, уже бы лишились головы. Ёки подле Кибутсуджи уже больше двухсот лет. Она – его личная совесть, которой у него часто не было и в помине; она – личный лекарь и помощник, что упорно трудится ради бессмертия своего господина. Она не была одной из Дюжины. Не была опытным демоном, но всегда была верна принципам и привычкам; покорна и после обращения. От неё всегда пахло вишней, а не людской кровью. Этот запах получался лишь благодаря её методам убийства. Она, как доктор, специализирующийся на ядах и антидотах, до обращения в демона, была тайным человеком тогдашнего монарха. Искусно владея своей магией Демонической крови, создавала яды и поглощала их, а во время трапезы аккуратно вливала в ещё живого человека: живой организм распространяет яд быстрее. После лёгкой кончины жертвы, Ёки-чан приступала к трапезе: кровь жертвы ничуть не отличалась от обычной, не обеззараженной. Лишь пахла по-другому – вишней. Это любимая ягода демонессы. Она может попасться сладкая и сочная, или, если не повезёт – кислая и неприятно вяжущая. Такая «русская рулетка» забавляла Ёки. Демонесса, с глубоко-карминными волосами не спеша встала и направилась к сёдзи. — Господин, а я ведь говорила вам, что в плане есть пробоины, но вы меня не слушали. — уверенно и спокойно сказала Ёки-чан. — Теперь у вас на проблему больше. Не отводя взгляда от благоухающего сада, Мудзан что-то прошептал одними губами. — У нас, Кетсуёки, у нас. — произнёс он, после некоторого молчания. Но сёдзи за Ёки-чан уже закрылась.