Сто тысяч миль. Призраки звёзд

      Голова невыносимо разболелась с самого утра. Врачи дали мне обезболивающее и снова посоветовали нервничать поменьше, а потом я, как всегда, пришёл в свой кабинет, где на меня свалилась ежедневная порция новостей разной степени дерьмовости. Но сегодня Вселенная превзошла саму себя по части сюрпризов. По такому случаю я даже ограбил президентский бар и без капли стыда откупорил Каберне Совиньон урожая две тысячи сто сорок девятого. Больше трёхсот лет выдержки. Потрясающий насыщенный аромат — не чета безвкусному шардоне из наших теплиц, никогда не видевшему солнца. Я лишь на миг засмотрелся на винные слёзы на стенках изящного бокала. И как тут не чокнуться?       В дверь постучали.       — Господин президент, мы её привели.       — Так чего вы ждёте? — устало спросил я, поднимаясь со своего места.       Двое охранников завели внутрь Октавию Блейк. Та же гордая осанка, дерзкий взгляд — просто копия братца. Меня предупреждали, что это огромная ошибка, но на самом деле я понял это только сейчас. Скованные наручниками руки не помешали ей вырваться и исполнить нечто в духе моей любимой игры «Мортал Комбат». Одному из охранников землянка весьма нечестно зарядила между ног, а потом, подпрыгнув, оглушила ударом локтя по лицу. Тут же занялась вторым. Уклонилась от попытки схватить себя, отскочила в сторону. Лупанула второго беднягу ногой с разворота прямиком в голову. Тот не устоял — осел на пол, пока она быстро вытащила пистолет из кобуры на его поясе. Я даже не пытался ничего сделать. Боевые искусства были моей сильной стороной только в компьютерных играх.       — Ни шагу больше! — прошипела девчонка, прижимая дуло пистолета к моему виску. — Наконец-то ты сдохнешь, ублюдок. Наконец-то ответишь за смерть моего брата!       — Октавия! Что ты делаешь? — перепуганный голос Кларк разнёсся в напряжённой тишине.       Всё-таки было неплохим решением перенаправить сигнал прямиком сюда, в мой кабинет. Землянка растерялась, глядя на слегка размытое изображение обеспокоенной Гриффин на моём мониторе. Не ожидала, что «Ковчег» будет на связи.       — Кларк? Это ты? Как ты?..       — Я звоню с «Ковчега». А ты что творишь?       — Собираюсь восстановить справедливость, — зло процедила младшая Блейк.       — Не надо. Успокойся, — запротестовала Кларк. — Отпусти его. Он ни при чём.       — Сделай как она говорит. Пожалуйста, — максимально вежливо попросил я, но дуло пистолета прижалось к голове ещё теснее.       — Ещё чего! Почему ты на его стороне, Кларк?! Разве ты не…       — Беллами жив! Он здесь, на «Ковчеге», — наконец-то выдала главные новости Гриффин. — Поэтому Аарон попросил тебя привести. Я хотела сказать тебе лично. Ты знаешь, я не стала бы о таком врать.       — Что? — опешила Октавия. — Где он? Он с тобой?!       — Нет. Прости, — покачала головой Кларк. — Но у меня есть от него сообщение. Хочешь увидеть?       — Конечно!       — Тогда убери эту штуку от моей головы, и я посмотрю, что можно сделать. Хорошо? — мягко напомнил о себе я.       — О… Я… — озадаченно пробормотала она, опуская оружие.       Двери снова открылись, являя взгляду армию охраны на пороге. Они все, будто единый организм, синхронно достали оружие и навели прицелы на сестрицу Блейка. Та снова прицелилась в меня, верно оценив обстановку. Двое бедолаг, очухавшись после неравной схватки с девчонкой, зашагали прямо к нам. Я едва переборол желание засмеяться — да это же какой-то цирк! Взмахнув рукой, возмутился:       — Что вы творите? Может, хватит тыкать в меня пистолетами? Что за отвратительные манеры?       — Господин президент! Она же…       — Вон. — Я указал на дверь. — Я был бы уже мёртв, если бы она хотела меня убить. Так что угомонитесь. Октавия, ты же опустишь оружие и больше так не будешь?       — Я… — снова слегка растерялась она.       — Видите? Не будет. Снимите наручники и свободны.       Пистолет у землянки отобрали. Она особо не сопротивлялась — обрадовалась, что браслеты всё-таки сняли и даже подвинули для неё кресло к моему столу. Я тем временем снова сел за компьютер. Сделал ещё глоток из бокала. Терпкий виноград. Привкус граната и чёрной смородины. Умели же жить до апокалипсиса. И надо же было всё так бездарно про…       — Я выслала файл. Получил? — прервала моё мысленное нытьё Кларк.       — Угу. Загружается, — подтвердил я, мрачно поглядывая на Октавию.       Та заёрзала в нетерпении, следя за индикатором загрузки. Взволнованно спросила:       — Неужели он… Он правда жив?       — Я бы не стала о таком врать, — улыбнулась Гриффин и резко обернулась, будто заслышав за спиной подозрительный шум. Взглянула на нас обеспокоено: — И у меня мало времени. Мне пора. Сможете договориться сами?       — О чём? — нахмурилась землянка.       — Сообщение Беллами всё тебе объяснит. Остальное дополнит Аарон. Выслушай его. И, пожалуйста, не сомневайся в правдивости слов. Знай, что твой брат жив благодаря ему. Вы оба.       — А Линкольн?! Почему тогда Линкольн… — её голос сорвался в шёпот, оборвавшись резко и хрипло. Лицо исказилось болью.       — Мы ничего не могли сделать. Мне очень жаль, Октавия. Мы пытались. Правда. Я… — от отчаянного сожаления в тоне Кларк неуютно стало даже мне. — Он не долетел до бункера. Так что Аарон ни при чём. Он ничего не мог сделать.       — Это нечестно. Несправедливо, — горько ответила она, глядя на свои кулаки, побелевшие от напряжения. — Но я рада, что большой брат жив. Передавай ему, что я ужасно соскучилась.       — Обязательно. Обязательно передам, — кивнула Гриффин.       Экран с видеосигналом с «Ковчега» резко потух. Продолжалась только загрузка послания. Младшая Блейк перевела на меня пронзительный взгляд. Хлёстко отчеканивая слова, спросила:       — Давно ты знаешь, что Беллами жив?       — Где-то минут тридцать. По этому поводу вот вино открыл. Будешь?       — Ты… рад? — не поняла она. Но держалась молодцом. Другая бы, наверное, уже в истерике билась, а эта вроде даже воодушевилась. Нахмурившись, следила, как я разливал коллекционный Совиньон.       — Ну, вообще, да, — поставил перед ней вино я. — Кажется, это лучшая новость за последние четыре месяца. За что предлагаю и выпить.       Ещё ошарашенная, Октавия пока не спешила присоединяться к тосту. Я сам коснулся её бокала своим и сделал ещё пару глотков.       — Что? Что вообще происходит? — окончательно запуталась она.       — Не поверишь, но я задаюсь этим вопросом каждое утро уже где-то год.       Компьютер пискнул, уведомляя об окончании загрузки файла, и, заинтригованный, я открыл видео почти мгновенно. «Ковчег» не отличался разнообразием интерьеров, так что фон снова выглядел тёмным и скучным. Больше напоминало какую-то подсобку, чем оплот цивилизации будущего. Передний план собой уже украшала самая проблемная парочка в Солнечной системе сразу после нас с Джульеттой. Кларк выглядела утомлённой, но её глаза блестели радостью. Блейк был как всегда невозмутимый и важный. Я едва не фыркнул. Тоже мне хозяин положения. Аж бесит. Я, может, тоже так хотел. Но вместо этого только снова приложился к бокалу.       — Я один чувствую себя идиотом, пытаясь разговаривать с этой штукой? Так странно, — заговорил он, глядя на Гриффин. Затем перевёл взгляд на объектив — и показалось, что взглянул прямо на нас. — Но я четыре месяца ждал возможности передать привет Тави. Привет, мелкая. Как ты там, держишься?       Октавия зажала рот ладонью, стыдясь своего всхлипа. Не хотела, чтобы я видел её слабость, но не сдержалась. Я подвинул бокал поближе к ней и снова перевёл взгляд на экран, делая вид, что ничего не заметил.       — Прости, что не смог быть с тобой в это ужасное время, — тон землянина звенел сожалением и сочувствием. — Не представляю, что тебе пришлось пережить за эти месяцы, но знаю, что ты сильная и со всем справилась. Мне очень жаль, что ты должна проходить через это одна. Так не должно было быть. И… Я, как и ты, никогда не перестану тосковать по Линкольну, но лучшее, что мы можем сделать в память о нём — это не опускать руки. Мы с тобой обязательно скоро встретимся — и всё будет хорошо. А пока мне нужна твоя помощь. Договорились? — Она закивала картинке на мониторе, хотя догадывалась, что он этого не увидит, и вытерла щёки ладонями. — Чтобы мы могли начать действовать, нам нужно как можно больше информации. Без неё принимать какие-то решения опасно. Поэтому я прошу тебя помочь президенту Уоллесу поговорить с нашими Советами. Объясни им ситуацию, разузнай, что происходит, и передай им моё послание. — Он повернулся к Кларк и уточнил: — Они же смогут вырезать нужное и показать это на планшете?       — Вполне, — заверила его Гриффин, а я недовольно фыркнул. Опять решили свалить на меня всю грязную работу. Да что же это такое? Достали.       — Тогда… Я хочу обратиться к своим командирам. Ко всем, кто сейчас это смотрит, — его тон почти неуловимо изменился. Стал жёстче и решительнее. — Я жив, кто бы вам что ни говорил. Пусть сейчас я так далеко от дома, как не бывал никогда — на той самой орбитальной станции «Ковчег». Я очнулся здесь абсолютно здоровым спустя пять дней после смертельной раны и поначалу решил, что загробная жизнь существует и выглядит именно так. Октавии оказалось достаточно возможностей медицины горцев, а я… Что ж, кажется, я умер по пути на орбиту, но медицина «Ковчега» способна на поистине невероятные вещи. И стоило мне прийти в себя — канцлер сразу поспешил нас предать. Он запер здесь и меня, и Кларк, прекрасно понимая, что ему бы никогда не удалось провернуть ни одну свою схему, будь мы там, с вами. Мы бы никогда не позволили вам поверить, что горцы — всё ещё наши враги. Одно наше присутствие не дало бы ему возможности вынудить президента Уоллеса так грязно вас шантажировать. Мне больно думать о том унизительном положении, в которое вас поставили, и ещё больнее понимать, что пока я не могу вернуться домой. Нет ничего, что я хотел бы больше, чем быть среди вас и вместе дать захватчикам отпор. Но чем больше я думаю об этом, тем яснее понимаю, что это не закончится ничем, кроме нового круга ненависти и кровопролития. И… Что ж, вспомните нашу историю. Двести лет мы с горцами жили в абсолютно тупиковой ситуации, сконцентрированные на своих обидах и совершенно не готовые к компромиссам. У всех из нас всегда были причины делать то, что мы делали. Но потом всё изменилось — и в итоге мы объединились. И победили. Вместе. Да, я прекрасно понимаю, что ни одна речь, никакие слова и изысканные формулировки не могут искоренить годы вражды и недоверия. Но этот порочный круг нужно разорвать, пока не стало слишком поздно. Нужно перестать определять всё различиями, а не сходствами. Нужно начать искать точки соприкосновения, а до того — попытаться принять, что мы не конкуренты. Мы — союзники. Во мне всё ещё жива вера — может, весьма наивная — что наши стремления к лучшему намного мощнее сил, стремящихся нас разобщить. Да, я тоже порой думал, что человечеству суждено воевать до скончания времён. Сомневался, что перемены возможны. Но они возможны — они случились на наших глазах. Мы заставили их случиться. Войну намного проще начать, чем закончить. Различия намного проще видеть, чем сходства. Легко обвинять и тыкать пальцами. Легко продолжать двигаться по проторенной дорожке. Но разве это правильно? Наш путь — какой он? Лёгкий? Или правильный? Мы ведь никогда не были слабаками и трусами, которые пасовали перед трудностями. Поэтому я прошу вас снова сделать то, что не легко, но правильно: не хвататься за оружие в тот же миг, как закончится это послание.       В какой-то момент я заметил своё отражение в глянцевой поверхности стола. Оказалось — сидел с открытым ртом. Блейк продолжал говорить про ситуацию в целом, про цели канцлера, про свою самую приоритетную задачу — лишить Кейна поддержки среди его собственных людей. Потом объяснял, что не все на станции согласны с курсом текущего правительства, и не стоит торопиться начинать новую войну с ковчеговцами. Что самое важное сейчас — помочь несогласным победить, чем они с Гриффин и собирались заняться в ближайшее время. Она иногда кивала, молча соглашаясь с каждым его словом, но чаще просто бесстыдно пялилась, лишь изредка вспоминая о существовании камеры.       — Мир меняется — и те, кто за ним не успевает, обречены на забвение. И мы можем либо смириться с этим, либо стать теми, кто будет его менять. Кларк однажды рассказывала мне о науке, способной прогнозировать и предсказывать будущее с помощью формул и цифр, где любая ситуация зовётся игрой. И я до сих пор чётко помню её слова. «В отдельной задаче игра определяет игроков. Но в долгосрочной перспективе именно игроки определяют игру». И… Перед вами мы. Дети своих миров, разных настолько, что проще будет перечислить сходства. — Он взглянул на неё, слегка улыбнулся, взял за руку. По неловкой попытке Гриффин скрыть смущение я понял, что это всё была чистой воды импровизация. Она не ожидала. Будь это спектаклем, больше бы подошла непоколебимая горделивая уверенность. Хотя возникшая на её губах таинственная полуулыбка тоже была вполне ничего. — Но мы оба отказались от своих предрассудков. Стали игроками, которым под силу изменить правила — но только вместе, сообща. Вот о чём я вас прошу — попробовать сделать то же самое. Дать шанс президенту Уоллесу. Предпочесть союз войне. У нас есть возможность создать тот мир, который мы ищем. Но только если мы рискнём попытаться. Это всё. Спасибо, что выслушали. Надеюсь, вы сделаете правильный выбор.       Нет, ну прирождённый политик и манипулятор. Не иначе. Из всего смог извлечь выгоду. Если кого-то недостаточно впечатлила вся предыдущая тирада про мир во всём мире, то вот эта концовка точно не могла оставить равнодушным вообще никого. Даже я невольно проникся, хотя всегда ненавидел мелодрамы. Красиво. Слащаво. Отвратительно. И целиком и полностью мне на руку. Гриффин весьма капитально подошла к вопросу решения нашей общей проблемы в лице канцлера. И создала мне ещё один повод для головной боли — вопрос, когда же воскресший Блейк явится и по мою душу.       — Прости, что пыталась убить тебя, — сдавленно пробормотала Октавия, продолжая вглядываться в потухший экран.       — А, это, — вздохнул я. — Мелочи, пожалуй. Я привык.       Одним резким движением она схватила бокал и осушила до дна. Совсем не изящно, но искренне. Подвинула ко мне, мол, долей-ка ещё. С неохотой я вылил всё, что осталось в бутылке. Спросил с сомнением:       — Как думаешь, им хватит этой сопливой речи, чтобы решить, что меня не стоит убивать на месте?       — Ты правда собираешься показать это нашему Клану? — опешила младшая Блейк.       — Я? Нет. Ты.       — Я?!       — Угу, — мне стало весело не то от вина, не то от комичности нашего диалога. — Так что?       — Я…       — Ты же понимаешь, что я не смогу насовсем отпустить тебя домой, да? У Кейна будут вопросы, — вертя в руках бокал, задумчиво сказал я. — Но ты на пару часов сможешь повидаться с семьёй и друзьями. Преподнесёшь свой взгляд на ситуацию, сообщишь приятные новости про брата.       — И, конечно, уговорю сотрудничать? — тет же сообразила землянка.       — Ну, рано или поздно у кого-то из ваших лопнет терпение. Они устроят бунт, и тогда плохо будет всем. Тебе оно надо? А так они поумерят пыл, поняв, что любым своим неосторожным действием угробят не только себя, но твоего брата. Уже во второй раз, что в принципе так себе благодарность за все его старания. Вот что тебе нужно им объяснить чётко и детально. Статус-кво нужно сохранять, пока у нас не появится железный козырь против канцлера.       — Статус-что? — не поняла она.       — Ситуация, которая никому не нравится, но что-то менять в ней тоже слишком рискованно. Поэтому все молча терпят, — пояснил я и снова приложился к вину. — Ну, и чтобы было не так обидно, назвали по-умному. Украли из латыни. Так что скажешь?       — Спрошу, всегда ли ты столько пьёшь?       — In vino veritas. Истина в вине. Это, кстати, тоже латынь. Крылатое выражение, — терпеливо объяснил я. — Древние народы полагали, что пьянство мешает лгать собеседнику. Я стараюсь быть искренним. И даже крайне щедрым, прошу заметить.       — О? Знаешь, что я запомнила с детства из мудрости древних народов? «Бойтесь данайцев, дары приносящих», — процитировала она, заставляя меня поперхнуться. Развеселившись от моего озадаченного вида, усмехнулась: — Что? Я-то ненавижу все эти книжки. Но Беллу нравились. Особенно он любил копии книг, которые смогли отсюда унести изгнанные вами бедняги. Припоминаешь таких? «Энеида». Он читал мне на ночь.       — Понятно теперь, чьим образом он вдохновлялся, когда решал, кем станет, когда вырастет, — не удержался от иронии я в ответ на её шпильку. — Что, подозреваешь, что я — троянский конь?       — Не просто подозреваю. Я в этом уверена. С чего бы ты ещё вдруг стал таким милашкой? Задумал что-то. Точно же. Но случаи, когда мой братец ошибся, можно пересчитать по пальцам одной руки. А те, когда был прав… В общем, их много. Я верю, что он знает, что говорит. И сделаю всё в точности, как он попросил.       — Какая трогательная преданность. Я думал, что это будет сложнее.       — В гробу я видела, что ты там думал, господин президент, — внезапно огрызнулась Октавия. — Мой любимый отдал жизнь не для того, чтобы такие, как канцлер и как все вы, думали, что могут нами помыкать. Назначай встречу. Хочешь союз — будет тебе союз. Но делать вид, что ты мне нравишься, я не собираюсь.       — И не надо. Скажи только, кого позвать на встречу.       — Главу Военного совета. И Аврору Блейк из Совета матерей. Остальные — по желанию. Всё? Отлично. И да, скажи, чтобы мне принесли ещё вина. Мне понравилось.       — Ну и хамство. Где твоё воспитание?       — Воспитание? — фыркнула девчонка. — Ты из какого века? В нашем выжить помогает умение выпустить кишки, а не любезничать.       — Я пришлю тебе вино, — устало вздохнул я. — Мне надо поговорить с полковником. А ты свободна. Более не смею задерживать. Доброй ночи.       Недовольно цокнув, она покинула мой кабинет. Споры с охраной я расслышал даже через толстую дверь. Да уж. Ситуация лучше не стала. Договориться с землянами — мой единственный выход, а это видео в комплекте с Октавией — единственный шанс. Ну, или шанс увидеть, как мир снова сгорит в пламени войны. Тут как повезёт.       Шармейн ответила на мой звонок почти сразу. Она уже привыкла к нашим ночным переговорам — они начались с тех пор, как она решила слегка задержаться в городе имени Кейна. Конечно, на деле его обозвали иначе, но меня от названия «Аркадия» коробило даже больше, чем от самой персоналии канцлера. Художники изображали её страной беззаботной радости, философы образно ссылались как на исток стремления к счастью, а эти… Ишь на что замахнулись. Чванливые лицемеры.       — Мне нужна встреча с землянами. Без канцлера и лишних ушей, — обрадовал я полковника своей просьбой.       — Вы рехнулись, господин президент? — резонно уточнила она.       — Пожалуй, что так. Но ситуация ощутимо изменилась. Я должен поговорить с ними. Рассказать, что Блейк жив.       — Что? Жив?       — Кейн запер его на «Ковчеге». Та ещё история, надо сказать. Прежде общаться с Лесным Кланом нам мешал факт смерти командира, посмотрим, что будет теперь. Со мной будет Октавия Блейк. Может, её они послушают больше. Скажи об этом, если потребуется.       — Вы понимаете, насколько трудно будет это организовать?       — Даже не представляю. Наверняка, они не поверят, но если вы не справитесь, полковник, то я даже не знаю, кто сможет. Больше мне об этом просить некого.       — Только не говорите, что пойдёте без охраны.       — А они станут слушать меня иначе?       Последующее ворчание Дийозы по поводу моей безопасности прервала ворвавшаяся в кабинет Джульетта. Она оглядела меня с явной паникой и ужасом, будто страшное происходило прямо на её глазах. Быстро сократила расстояние между нами, хватаясь за моё плечо.       — Аарон, ты… Ты в порядке?       — Добрый вечер, мисс Джульетта, — поздоровалась узнавшая голос Шармейн. — Что случилось?       — Охрана сообщила, что на Аарона… на президента было совершено покушение, — дрожащим голосом сказала она, а потом наклонилась ближе. — Что она сотворила? Ты здоров?       — Я отделался лёгким испугом, — поспешил успокоить обеих я. Коснулся руки Джульетты, но она лишь гневно взглянула не то с недоверием, не то с беспокойством. — Я правда в порядке. Ни царапины.       — Как ты вообще додумался с ней встречаться? Зачем? Не знал, что она, как и все они, желают только нашей смерти?       — Все они? Ты серьёзно?       — Я видела твои шрамы! Тебя пытали!       — Всё изменилось!       — Да?! Ты уже забыл презрительные плевки в нашу сторону? Эти взгляды, полные ненависти? Мы спасли их! Уберегли их от участи худшей, чем смерть! А что они? Сколько ты будешь давать им вторые шансы?       — Джульетта! — укоризненно покачал головой я. Взглянул на компьютер, тихо сказал: — Простите, полковник. Я вынужден перезвонить вам позже.       Отключил вызов и посмотрел в её глаза. Изысканная изумрудная зелень в них сверкала гневом. И в самом деле, почему я продолжал? Надеялся найти общий язык с отцом, пытался починить этот сломанный мир, верил, что Джульетта поймёт меня. Мазохист. Порывисто встав, я прошагал к дальней части кабинета. Уставился в потрёпанные временем корешки книг на полке, понимая, что бежать некуда. «Старик и море» Хэмингуэя, будто насмехаясь, оказались прямо перед глазами. «Не нужно думать, старик. Плыви по ветру и встречай беду, когда она придёт».       — Аарон, — в её переливчатом мелодичном тоне зазвенела печаль. — Прости. Я просто очень боюсь за тебя. Каждый день живу тревогой, что такое вот-вот случится, а ты сам лезешь в самое пекло. Мы ведь все зависим от тебя. Ты нам нужен. Живой. Здоровый. А ты… Ты так безответственно собой рискуешь.       — Безответственно? — опешил я, оборачиваясь к ней. — Безответственно?! Я?! Да что ты вообще знаешь об ответственности, чтобы так говорить?! Чтобы уберечь тебя, я наплевал на союз с землянами, более того, я уничтожил его собственными руками! Я сам так решил и не прошу ничего взамен, но теперь, когда появилась хоть какая-то возможность исправить ситуацию, ты упрекаешь меня в безответственности?       — Да, упрекаю! Потому что не понимаю, что именно ты хочешь исправлять! Что ты творишь?       — Я пытаюсь бороться за мир, где нам не придётся бояться новой войны. Не придётся бояться, что завтра к нам под дверь снова явится войско землян, жаждущее вырезать нас, мстя за безжалостную эксплуатацию! А ты? Что делаешь ты?!       — Я?! — зло выдохнула она. — Что я делаю? А что ты позволил мне делать, господин президент? Когда-то ты говорил, что полюбил меня за смелость бросить системе вызов и рискнуть собой ради высшей цели. А теперь отправил пить чай с жёнами генералов! Обсуждать садоводство и литературу! Этого я, по-твоему, достойна? На это способна? Не стоять рядом с тобой, а быть твоей тенью?       — Это не навсегда.       — Тогда скажи это и себе, Аарон. Ну что, помогает?       Мы нашли взгляды друг друга и несколько мгновений будто вели безмолвный диалог. «Нет» — «И мне нет» — «Это несправедливо» — «Я знаю». Казалось сложно в это поверить, но раньше всё было намного проще. Когда она была шпионкой-бунтовщицей, а я — всего лишь нелюбимым сыном своего отца. Я был одинок, а с ней я впервые почувствовал себя цельным. Я любил её. До сих пор люблю. Но с поверхности я вернулся совсем другим человеком, не мальчишкой, что боялся президента до дрожи и жаждал только безусловного принятия окружающих. Я столько раз принимал неизбежность своей смерти и даже желал её, что устал мириться с судьбой. Я победил отца только потому, что он даже не предполагал, что я осмелюсь бороться. Я теперь иногда и сам себя боялся, легко решаясь на то, что прежде вогнало бы меня в панический ужас.       — Прости, — я извинился, сам не зная за что: за резкость, за перемены в себе, за ту ничтожную роль, которую для неё определил. — Я просто пытаюсь сделать всё правильно. У меня не всегда получается, но я пытаюсь. Это сложно.       — Я знаю, — едва слышно ответила она.       Мы встретились где-то посреди кабинета, сливаясь в неистовом поцелуе. Ради неё я пережил недели допросов и месяцы плена. Ради неё предал Небесных и землян. Ради неё стал тем, кем стал. Прижимая её к себе, я пытался не думать, что этого всё ещё недостаточно. Что я не знаю, чего будет достаточно, чтобы перестать жить в страхе. Что лучше бы не любить вовсе, чем любить вот так, гадая, будет ли этот день последним.       — «День без тебя казался ночью мне, а день я видел по ночам во сне», — тихо сказал я, отрываясь от её губ.       — Шекспир. Неплохо. Но я бы предпочла Петрарку, — едва слышно усмехнулась она. — Так зачем ты встречался с Октавией?       — Хотел у неё кое-что узнать.       — Оно того стоило?       — Да. Определённо.       — И что это было?       — Не хочу уже о делах. Хочу просто быть с тобой. Идёт? — спросил я, снова касаясь её губ. Джульетта не возражала, обнимая меня в ответ. Больше не настаивала.       Незачем ей пока было знать о моих планах. Незачем было вмешиваться в них, пусть из самых лучших побуждений. Нельзя впутывать Небесных, нельзя впутывать никого, кто мог бы хотя бы заподозрить в происходящем что-то странное. А Джульетта уже принимала решения, не советуясь — и конкретно сейчас я не хотел повторения этой истории. Не в этом вопросе. Блейк и Гриффин без малого доверили мне свои жизни. Я не мог их подвести. Ведь им обоим я был обязан своей собственной.       Полковник Дийоза связалась со мной на следующий же день. Сообщила, что земляне готовы говорить. И что, если я не боюсь, они готовы встретить меня и Октавию в указанном месте. Шармейн абсолютно справедливо назвала это ловушкой, но любое тайное рандеву с землянами можно было счесть таковой. Всю мою жизнь можно было счесть таковой — я никогда не был ни в безопасности, ни на свободе.       — И что это ты на себя напялил? Уверен, что в этом пижонском наряде будет удобно в лесу? — вместо приветствия заметила Октавия, скептически разглядывая мой костюм. Рубашка, брюки, галстук, пальто — стандартный набор приличного человека. Не в дикарские латы же заковываться. И что ей было не так?       Казалось, гул вертолёта никак не смущал землянку. Будто бы она видела это чудо техники уже не раз. С куда большим наслаждением Октавия рассматривала на себе свои боевые доспехи, которые подлатали и вернули хозяйке по моему приказу для визита домой. Ещё раз взглянув на меня и усмехнувшись, младшая Блейк весьма грациозно шагнула в кабину. Только потом я понял причину её внезапного злорадства — за спиной раздался голос Джульетты.       — Что происходит? — нахмурилась она, подходя ближе. — Все тебя обыскались. Потеряли президента! Я решила, что ты как обычно смотришь на горы на нашем месте, а тут… У Рэйвен Рейес срочные новости, а ты здесь. И… Почему? Там в вертолёте Октавия? Мне не показалось?       — Джульетта…       — Аарон! Что происходит?       — Прости, но мне надо идти. Я потом всё тебе объясню, если только не случилось ничего ужасного.       — Что? Ты с ума сошёл? Я полечу с тобой!       — Тебе нельзя. Это… срочно. Мне сейчас некогда объяснять. Просто прикрой меня, хорошо?       — Куда ты? Аарон! Куда ты летишь?! Я…       Её слова утонули в гуле двигателя вертолёта, пока я зажмурился, шагая прямиком к кабине. Оглянулся, забираясь внутрь. Двое моих охранников стояли рядом с ней, отрезая путь к вертолёту, но Джульетта уже не пыталась меня догнать. Только смотрела вслед так пронзительно, выглядела такой обескураженно преданной, что я на мгновение чуть не передумал. Чуть не бросился к ней. Надо было сказать. Надо было объяснить, проклятый ты идиот. Не выдержав, я кратко кивнул охране. Те тут же расступились в стороны, освобождая путь для Джульетты, но она не сдвинулась с места. Разочарованно покачала головой, развернулась и медленно побрела обратно. Даже не оборачивалась.       — Как драматично, — ядовито заметила землянка, когда я с отсутствующим видом натягивал на голову наушники.       — Заткнись, — рыкнул я.       — «Заткнись»? Где твоё воспитание?       — Сейчас я хочу не любезничать, а выпустить кому-нибудь кишки.       Октавия хмыкнула, выражая не то одобрение, не то скептицизм. Но развивать тему не стала. Сама, помрачнев, смотрела в окно на проплывающие внизу ландшафты и хмурилась так, будто из последних сил пыталась держать лицо.       — Это в этом вертолёте мы… Нас…       — Нет, — отрицательно покачал головой я. — Тот я одолжил Кейну. А этот мы отремонтировали благодаря помощи Небесных, у нас теперь их три.       — Ясно, — поджала губы она.       — Ты всё ещё…       — Где его похоронили? — оборвала меня она. Её взгляд был таким суровым и злым, что почти припечатал меня к креслу, но губы дрожали.       — Мы сжигаем тела умерших. А прах развеиваем наверху, среди гор. Он… тоже там. Мне очень…       — Заткнись.       — Кишки?       — Да. И будь я проклята, если не умоюсь в их крови.       Местом встречи земляне назначили горное озеро, перетекающее в небольшую реку. На пятьдесят миль вокруг — ни души. У пристани замер корабль, похоже, тот самый, что по словам Гриффин пережил наводнение после взрыва дамбы. Заслышав шум двигателей, несколько человек высыпали на улицу, вглядываясь в небо. Покружив над деревьями, обступающими водоём, пилот опустил вертолёт на расчищенную площадку рядом с небольшой хижиной. Неприятно засосало под ложечкой. И почему я на это согласился? Перспектива сдохнуть всё ещё казалась обидной. Уповать оставалось только на их здравый смысл. Октавия спешно отстегнулась и почти влипла в стекло, вглядываясь в своих соклановцев, когда вертолёт коснулся земли. Лопасти замерли, обвиснув завядшими лепестками. Я помог землянке справиться с замком на двери кабины. Выпрыгнув на твёрдую землю, она понеслась навстречу к своим. Тут же нырнула в широко распахнутые объятия вышедшей вперёд женщины. Остальные обступили их полукругом, пока я неторопливо вышел наружу следом, не забыв захватить планшет с посланием из космоса. Стыдился неприятной дрожи в пальцах, но ничего не мог с ней поделать.       — Доченька. Как ты? Здорова? Как же я рада тебя видеть, — в голосе, очевидно, Авроры Блейк слышались плохо скрываемые слёзы счастья. Она никак не выпускала Октавию из своих объятий, и, казалось, не замечала больше ничего вокруг.       — Я в порядке, матушка, всё замечательно. Правда. Всё хорошо.       Когда я вернулся из плена спустя восемь месяцев, отец просто сдержанно кивнул и сказал, что рад меня видеть. Мать я никогда не знал. Не помнил. За любые вопросы о ней — получал наказание. Смотреть на всё это было почти больно.       — Президент Уоллес, — выступил вперёд командир Райдер. — Что всё это значит?       — Я хочу поговорить.       — Нам не о чем говорить, — злобно сверкнул глазами землянин, выхватывая меч. Остриё почти ткнулось мне в гортань.       — Просто выслушайте меня. Я вам не враг.       — Не враг?!       — Райдер, — вмешалась Октавия. — Опусти оружие. Беллами жив. Просто он далеко. Горцы не убивали его. Уоллес хочет помочь.       — И ты ему поверила?! — прогремел воин. — Ему?! Грязной крысе! За эту ложь его стоит тут же прирезать, как подзаборного пса!       — Не советую торопиться с этим, — нервно сглотнул я. — Тогда в кресло президента вернётся мой отец, а это никому не предвещает ничего хорошего. Впрочем, мои слова для вас всё равно ничего не значат. Так что держите.       Я протянул им планшет. Земляне опасливо пялились на него, пока Октавия выхватила устройство у меня из рук и запустила видео. Не желая ещё раз слушать этот пламенный монолог, я отошёл в сторону, к зеркальной поверхности воды. Цвели дикие яблони. Лепестки опадали, укрывая только прорастающую зелёную траву мягким покрывалом, белыми хлопьями плыли по озеру. Земля оставалась студёной, но солнце уже грело приятным теплом, облака переливались серебристым перламутром на фоне яркого неба. Красота. Не чета вечно ледяным горным вершинам.       Я так засмотрелся, что даже вздрогнул, когда ко мне подошла старшая Блейк. За своей спиной я всё ещё слышал бурные обсуждения и споры, что-то возражал командир Райдер, ему отвечал кто-то ещё, затем что-то говорила Октавия. Но Аврора, видимо, потеряла интерес к этим дискуссиям. Промокнула глаза платком и вздохнула.       — Самое страшное для матери — это пережить своих детей. Спасибо, что вернули мне их.       — Не вернул. Лишь на время одолжил. Я не могу оставить Октавию с вами, — избегая смотреть на неё, сказал я. — По крайней мере сейчас. Вы сами понимаете, почему. Простите.       — Я понимаю. И всё равно хотела поблагодарить вас. И сказать, что я вам верю.       От её спокойной и тёплой интонации отчего-то стало спокойно и тепло и у меня на душе. Бросив беглый взгляд на Октавию в окружении командиров, с которыми они обменивались новостями, я снова повернулся к озеру. Посмотрел на Аврору.       — Какова вероятность, что мы договоримся?       — Они пока в шоке. Обескуражены и не понимают, кто теперь друг, а кто — враг. Они привыкли винить во всём вас, а теперь… Теперь всё оказалось не так однозначно. Беллами всегда это понимал, но он, пожалуй, скорее исключение, чем правило, — в её тоне проскользнула затаённая гордость, едва уловимая, но всё же заметная достаточно, чтобы заставить меня поджать губы. — Не переживайте. Они послушают его.       — Я надеюсь на это. Я устал делать то, что не желаю, но должен.       — Таково бремя всех великих людей, не так ли?       — Уоллес, — окликнул меня командир Райдер. — Надо поговорить.       — Я как раз хотела ещё поговорить с дочерью. Я вас оставлю, — вежливо кивнула Аврора и, поправив смявшийся плащ, зашагала прочь.       Глава Военного Совета занял её место рядом со мной. Заложил руки за спину. Задумчиво хмыкнул:       — Давай представим, что мы договорились. Что ты предлагаешь?       — У меня нет никакого плана, — честно признался я. — Я понятия не имею, что могу для вас сделать, чтобы ни мои люди, ни Кейн не заподозрили нечестную игру. Я должен продолжать делать то, что делаю. И вы тоже. Это единственный способ помочь им там, наверху. Либо так, либо подписать обоим смертный приговор.       — Зачем тебе всё это?       — Я надеялся на союз, но канцлер внёс коррективы в мои планы. Я бы с радостью прикончил его, как и вы, полагаю, но тогда мы объявим войну «Ковчегу». И не факт, что сами снова не погрязнем во вражде, потому что мои люди не склонны доверять вам, а вы — нам. Дерьмовый мир ведь лучше священной войны?       — Пожалуй, — неохотно признал он.       — А что с этими фанатиками? Покончено навсегда?       — Если бы. Новоявленная Коалиция в разладе из-за потери военной мощи, которая удерживала её вместе, и все сомневаются, но Хеде Лексе и королю Роану уже нашлась замена. Перед лицом новой угрозы «небесного огня» всех уже пытаются вновь объединить в свою извращенскую империю преподобный Рассел и верная ему слуга бывшего короля Онтари. Но нам в этом союзе, разумеется, нет места. Да и нам оно не нужно. Водный Клан тоже в руинах после мятежа против «Второго Рассвета», они изгнали из города эту заразу, но едва пережили всё это и могут никому помогать. Им, как и нам, самим нужна помощь.       — Значит, мы пока в тупике. Но сегодня у нас, наконец, появилась надежда избавиться от Кейна, не развязав войну. Ведь так?       — Так. Не могу поверить, что обсуждаю это с горцем, — покачал головой командир. — Но мир меняется, чёрт подери.       — В Аркадии есть мой надёжный человек. Полковник Дийоза. Можете обратиться к ней в любой момент, если нужно будет связаться со мной. Если будут новости с «Ковчега», я буду сообщать через неё.       — Идёт, — кратко бросил землянин и протянул мне руку.       Я пожал её в ответ, всё ещё не веря, что этот кошмарный план, кажется, сработал. Меня не собираются убивать. И мы даже смогли найти общий язык. Невероятно. Потрясающе. Наши обсуждения затянулись ещё, может, на полчаса, пока я не засобирался обратно. Вернуться стоило как можно скорее, чтобы об исчезновении президента никто не задавал лишних вопросов. Октавия погрустнела, поняв, что пора лететь обратно, но всё равно выглядела более воодушевлённой, чем обычно. Переобнималась со всеми на прощание и махала из вертолёта, ничуть не смущённая моим скептическим взглядом.       — Когда там у нас новый сеанс связи с «Ковчегом»? — нетерпеливо спросила она, взъерошивая волосы на макушке. — Я должна обрадовать братца новостью, что снова стала тётей. А он — отцом.       — У него?.. — завис я на полуслове.       — Да. Эхо родила. Про Мэди новостей нет, но… Может, его порадует хотя бы это.       — Уверен, Гриффин тоже будет в восторге, — не удержался от сарказма я.       — Ты мог не портить момент, — с осуждением бросила она.       — А что я? Я просто хочу выпить. Взял с собой вино. Будешь?       Но по возвращении в «Маунт Уэзэр» моё приподнятое настроение слегка улетучилось. Я осознал необходимость сложного разговора с Джульеттой, но морально был к нему не готов. Даже не знал, что буду говорить — правду, полуправду, ложь или ничего. Просто засел в своём кабинете под видом срочных дел, велев никого к себе не впускать. Но Рэйвен Рейес это, разумеется, не остановило. Её аргументы с вопросом государственной важности стали решающими даже для всегда непреклонной охраны. Слегка растрёпанная и запыхавшаяся, она ворвалась внутрь, сжимая в руках непрозрачный объёмный пакет, и недовольно проговорила:       — Я пытаюсь поговорить с тобой весь день. Что происходит?       — У меня к тебе тот же вопрос, Рейес. Ты почему врываешься?       — А ты взгляни на это, — Рэйвен положила мне на стол пакет. — Взгляни и скажи, откуда это здесь взялось.       Я достал изнутри кусок многослойного материала. Пластик, металл, какие-то чёрные мягкие квадратные пластинки, частично выпавшие из своих гнёзд, торчащие провода и куски плат. Мне ни о чём не говорило это старьё, потому я поднял на Рейес непонимающий взгляд.       — И откуда это?       — Было спрятано в туннелях, расчисткой которых мы занимаемся по твоей просьбе. Тех самых, в которых, по твоим словам, никто не бывал уже триста лет. Откуда там это взялось?       — А что это? — всё с таким же недоумением глядел на неё я.       — «Что это»? Что это? Ты правда не понимаешь? Или издеваешься надо мной? — взвилась она. Такой нервной я ещё ни разу её не видел. — Переверни. Переверни этот обломок. И посмотри внимательно.       Я сделал, как она попросила. Провёл пальцами по глубоким царапинам, распоровшим пластик до самого металлического слоя. Правая часть обломка выглядела так, будто гигантская челюсть неряшливо отгрызла от неё кусок — разные слои выпирали изломами и зубьями. Я не сразу заметил, о чём говорила Рейес, но когда заметил… Меленькие буквы. Цифры. Серийный номер. И приписка наполовину стёршимся выцветшим шрифтом. «…вчег».       — Это… Это… — так и не смог произнести ничего внятного я, ошарашенный и изумлённый догадкой.       — Да. Это кусок нашей станции. Уж нашу технику я узнаю. Это кусок чёртова «Ковчега» в ваших туннелях глубоко под землёй! И, судя по его состоянию, оказался он в грязи и сырости не вчера. И не четыре месяца назад. И даже не год, а как минимум несколько лет как. Не хочешь ничего мне рассказать, господин президент?