Сто тысяч миль. Призраки звёзд

      Дни в этих краях были до ужаса жаркими, а ночи — холодными. Не слишком спасала даже близость морского побережья. Воздух всё равно оставался сухим и без достаточного количества водяного пара быстро прогревался и также быстро остывал. Песок тоже плохо сохранял тепло: всё полученное сразу излучал обратно в атмосферу, либо раскаляя всё под солнцем, либо охлаждаясь до предела по тому же принципу под луной.       Недостаток кислорода и влажности был мне абсолютно привычен — именно таким воздухом я дышала на «Ковчеге» почти всю жизнь. А вот к местному зною я привыкала до сих пор. Даже не знала, где он ощущался более невыносимым: в пустошах под прямыми палящими лучами или в душной тени города? Моей коже, не привыкшей к таким дозам ультрафиолета, скорее не нравился первый вариант, пусть я старательно прятала каждый дюйм под балахоном и платком. Мне самой, пожалуй, больше не нравился второй. Когда мы наконец-то добрались до Кахары — столицы Песчаного Клана, — вокруг появилось как много удобств, так и забот.       Город облепил собой побережье полукруглой бухты и, разрастаясь дальше, полз вглубь берега. Его отстроили из желтоватого известнякового камня, чья пористая структура как раз решала проблему теплообмена — сохраняла температуру вопреки быстро меняющимся условиям извне. Шумный порт, оживлённые базары, окраины с бродягами и нищими, бараки, особняки, огромная площадь для вознесения хвалы Всевышнему — Кахара была полна контрастов.       В центральной части города стены украшали глиняные плитки с разными узорами, а дополняющие их мозаика и резьба смотрелись особенно роскошно. Улицы то сужались, то расширялись, и тогда по обе стороны появлялись торговые лавки с тканями, побрякушками ручной работы, керамической расписной посудой, сладостями и пряностями. Арки во дворы венчали изящные фигурные ворота. Вдоль дорожек внутри зеленели клумбы с цветами и пальмами даже посреди засухи — за ними определённо усиленно ухаживали. Дальше гостей встречали широкие двери, которые тут же гостеприимно распахивались перед всеми, кто казался владельцам заведений достаточно платёжеспособным.       Я вздохнула почти устало, разглядывая ровные стопки своих фишек на синем бархате игорного стола. В них чувствовалась рука мастера — почти ювелирная резьба по кости. Вокруг пахло благовониями, беседы растворялись в коврах, плетёных гобеленах и занавесях, которые разделяли части зала между собой. С потолка свисали массивные кованные люстры, в них горел огонь десятков свечей. Едва слышная мелодия неизвестного мне инструмента обволакивала приятным фоновым шумом. Бокалы наполнялись словно сами собой.       Все вокруг непрестанно бросали на меня косые взгляды. Я игнорировала их с равнодушным спокойствием, ведь прекрасно знала, почему они так смотрели. По местным законам достойным дамам не полагалось заглядывать в казино. Впрочем, им вообще мало что полагалось, особенно если они пытались делать это наравне с мужчинами, например, сидеть за игорным столом, как это делала я. При этом всех остальных гостей развлекали работницы заведения, и их присутствие уже отчего-то не вызывало ни у кого недовольства. Девушки собирали одни только сальные взгляды, расхаживая меж столами в полупрозрачных шифоновых нарядах, заманчиво виляли бёдрами, пробегали по залу томными зазывающими взглядами. Иногда кто-то из местных толстосумов позволял им составить себе компанию. Остальные глядели на более удачливых конкуренток с завистью и старались привлечь к себе внимание ещё усерднее.       А я просто им не нравилась, потому что сидела здесь, словно бы была лучше них, но выглядела абсолютно также. Для образа пришлось нацепить эту длинную юбку с глубокими разрезами, специально настолько глубокими, что ткань распадалась и вовсе не скрывала даже середину бедра. Разлетающиеся шлейфом рукава, прикреплённые к лямкам лифа, были из того же полупрозрачного шифона. По местным обычаям носить волосы распущенными считалось неприличным, и, разумеется, у меня они спадали по плечам до расшитого блестящими камнями пояса на талии. Приезжим, охотно тратящим здесь деньги, позволялось и не такое. Остальная публика только оценивающе посматривала на мои рыжие локоны и странные чёрные глаза, но, кажется, ничего не подозревала. Иначе их взгляды были бы наполнены, наверное, презрением, гневом, ужасом, а вовсе не этим осоловелым любопытством.       Что ж… По всем этим особенностям Земли я вовсе не скучала. Всё это раздражало и вызывало жалость одновременно. Для других девушек здесь единственным шансом на лучшую жизнь был один только чужой кошелёк побольше. На свой собственный у них не было права. Как и возможности заработать на него, не имея никакого образования. Печальная судьба полной несвободы.       — Ваше слово? — спросил дилер, и я взглянула на раздачу, вынырнув из задумчивости.       — Ещё, — отозвалась скучающе, подвигая свои фишки вперёд.       До этого передо мной лежали две карты. По моей просьбе только что появилась ещё одна. Кто-то рядом разочарованно вздохнул, следом донёсся почти саркастичный смешок. Мне даже не нужно было смотреть, чтобы знать почему. Выпала восьмёрка. Плюс восемь очков к уже лежащим у меня семнадцати. Такой обидный перебор. Опять. В банк заведения ушло несколько моих фишек.       Я поболтала напитком в бокале, куда более заинтересованная образовавшимся там вихрем, чем происходящим за столом. Другие игроки продолжали делать ставки. Главным соперником был только дилер, сдающий карты и нам, и себе, надо было собрать больше очков, чем у него, при этом не перебрав лишнего себе. Игра казалась такой простой, но вот уже сколько партий подряд мой капитал мельчал быстрее, чем пальмовая роща у пересохшего оазиса. Господин, давно наблюдающий за этой печальной картиной, всё хмурил брови в неопределённом жесте. Щуплый, с идеально ровной осанкой и таким хитрым прищуром, будто подозревал в чём-то всех вокруг, он задумчиво поглаживал бороду. Массивные сверкающие перстни на худых тонких пальцах смотрелись весьма безвкусно.       Наконец, он не выдержал. Вполголоса сказал сидящему рядом Беллами:       — Прощу прощения, конечно, что лезу не в своё дело, но… Ваша прелестная спутница, кажется, скоро превратит в ничто всё это богатство перед собой. Смотрю на это уже которую раздачу. И до сих пор поражаюсь вашей щедрости.       Я едва удержалась от усмешки, делая глоток из бокала. Да. Подобное расточительство наверняка казалось почти преступным. Особенно когда случалось вот так. Каким-то существом второго сорта, недостойным даже того, чтобы к нему обратились напрямую.       — Я люблю играть, а она это ненавидит, — не отрывая взгляда от игорного стола, ответил ему Беллами. Едва заметно пожал плечами: — Пусть тешится, раз так желает. Мне правда не жалко.       Дилер вскрыл свои карты. Под всеобщий разочарованный вздох все ставки ушли в банк. Чистая победа казино. Я с самого начала знала, что раздача была обречена, ну, а они всё равно считали, что глупая тут я, раз проиграла фишки слегка заранее.       — Вы у нас в гостях совсем недавно, не так ли? — самым учтивым тоном осведомился наш визави. В ответ на кивок Беллами продолжил: — Могу заверить, что нашем прекрасном городе есть множество куда более подходящих для дам заведений, где бы не страдала ни она, ни ваш кошелёк. С радостью порекомендую. Одно только ваше слово.       — Благодарю за предложение, — с равнодушным спокойствием кивнул Беллами. — Но, видите ли, проблема в другом. Она утверждает, что не может без меня ни минуты. Уже ревнует ко всем местным леди, а?       Я, наконец, оторвала взгляд от бокала, мило улыбнувшись. Мы были здесь уже не первый вечер, но по-настоящему забавлять это начало только сейчас.       — Знаете, у вас здесь столько чудесных напитков, что на ревность у меня пока совсем нет времени.       — Она очаровательна, — рассмеялся господин. Снова продолжил, будто меня здесь не было: — Где вы раздобыли это сокровище? Привезли с собой со своей родины?       Я передёрнула плечами, поворачиваясь к столу. Следила за раздачей и снова запоминала каждую карту.       — Наш Клан полон драгоценностей. В том числе и таких. Я выбираю лучшие. Своего рода эксперт. Владею сетью шахт. Руды. Самоцветы. Ну, вы знаете.       Я едва не закатила глаза от притворного самодовольства, с каким это прозвучало. Он даже утомлял тем, что был слишком убедителен. Эти нарочито небрежно закатанные манжеты, это нарочитое пренебрежение в позе и взгляде, будто вечер в казино обещал стать самым скучным в жизни. Он выглядел точно тем, за кого себя выдавал: таинственным чужаком с огромной кучей денег, который подчас не слишком старался их считать. И который взял с собой симпатичную блестящую игрушку просто потому, что мог её себе позволить. То есть, меня.       — Вы случаем не из Клана Змеи? — глаза мужчины тут же сверкнули любопытством. Когда Беллами снова ему согласно кивнул, то и вовсе почти засияли неподдельным азартом. — Вот это да! К нам так редко заглядывают ваши земляки. Далеко добираться, я понимаю. Но тем сильнее рады видеть! Что же привело вас к нам?       — Слава вашего Клана как монетницы всей Новой Коалиции, конечно. Ваши ценные бумаги и контракты — да это же гениально.       — О, молва не медлит растрезвонить о наших победах! Я даже польщён. Кстати, совсем забыл представиться. Кит Мейер, глава торговой гильдии Кахары.       — Не может быть, — даже я почти поверила в изумление в голосе Беллами. Он пожал протянутую господином Мейером руку и представился в ответ: — Хантер Кинг. Третий по добыче самоцветов и цветных металлов в своём Клане, и то только потому, что двое первых бессовестно врут в статистике. А, и чуть не забыл. Моя спутница. Прекрасная… Хм… Елена?       — Селена, милый, — всё с той же очаровательной улыбкой поправила я.       И правда, к чему бы господину трудиться запоминать имя своего очередного аксессуара? Ведь именно в такое отношение к своей спутнице здесь всем проще всего было поверить. Потому что они все были такими же. Или страстно желали такими стать.       — Точно, — ничуть не обеспокоившись, даже не взглянув, он повернулся обратно к Мейеру. С куда большим энтузиазмом сказал ему: — Рад знакомству. Столько слышал о вас и вот! Это большая честь для меня. Вот так случайность!       — Случайность? Ох, не скажите! Я почти уверен, что нашей сегодняшней встрече благоволил сам Всевышний!       Мне снова пришлось сделать глоток из бокала, чтобы ненароком не усмехнуться.       В пустыне посреди развалин Лана на прощание назвала нам несколько имён местных влиятельных господ. Мы поспешили навести справки о каждом при первой возможности. Начали с пьяных моряков, бродяг и уличной шпаны — их языки легко развязывала звонкая монета. Ещё одну эти ребята получали сразу после беседы, чтобы тут же забыть, что вообще когда-либо нас видели. С их информацией можно было двигаться дальше — к лавочникам и торговцам, затем в таверны, где звучали тосты и брошенные вскользь фразы за карточной игрой. Удивительно, но к этому моменту мы знали про господина Мейера даже слишком много. Даже до того, как он произнёс первое слово. Возможно, он произнёс его как раз потому, что его опережала собственная репутация.       Воистину, Всевышний был на редкость благосклонен.       — …и мне даже никто не доложил, что к нам пожаловал столь важный гость! Невероятно! И это такое ужасное упущение! Мы все молимся за судьбы севера! Расскажите, как там дела?       — После той жуткой трагедии… сами понимаете. Прежде Его Величество был весьма требователен к объёмам, мои предприятия работали только с ним. А теперь… У меня снова множество свободных ресурсов, но их теперь некому обрабатывать. Я подумал, что мы можем быть друг другу полезны. Так говорят в Полисе. Ради общего блага. Кто я, чтобы спорить с подобной мудростью?       — Из пепла мы восстанем, — тут же горячо согласился господин Мейер.       В том пепле вас и похоронят, хотелось бросить. Но пришлось поднять бокал. И пусть это было противно, но всё же не так отвратительно, как между делом иногда восхищаться «Вторым Рассветом» или упоминать их идеалы с трепетным пиететом, или спокойно болтать о Кланах, их устройстве и экономике. Я бы не справилась с этим и вполовину также хорошо, как Беллами. Зато умела считать. Отлично. Даже превосходно.       Что бы мы ни решили делать дальше, оставаться или уезжать, на всё нужны были деньги. Желательно — много. И мысль о том, как преумножить наш скромный стартовый капитал, возникла у меня после первой же прогулки по городу сама собой. Азартные игры пользовались здесь просто огромной популярностью. Принцип большинства из них основывался на чистой случайности, но не всех. В нескольких карточных обнаружились приятные исключения, к которым можно было применить ум.       Мне понадобился блокнот. Карандаши. Пара минут, чтобы вспомнить всё про теорию вероятности, и ещё пара дней, чтобы изучить правила и описать всё по канонам математического анализа. Оставалось только проверить расчёты на практике: выбрать одну игру с самым положительным математическим ожиданием, то есть такую, где можно было получить наибольшее преимущество согласно определённой стратегии, и сыграть. И выиграть. И ещё раз. И ещё много раз.       И теперь я сидела здесь только благодаря науке. Той самой, которую они все так упрямо отрицали и презирали. Идиоты из-за своей узколобости даже не представляли, настолько просто было их облапошить. Да, для разработки стратегии понадобилось напрячь мозги и вывести заковыристые формулы, которые здесь не понял бы ни один из живущих. Семьсот лет развития высшей математики для них были утеряны, и нагнать никто не пытался. Но сразу после этого, когда закономерности были выведены, путь к победе превратился в элементарную арифметику. Сделать плюс один к общей сумме, если на столе появились одни карты, отнять — если другие. По общей сумме выбирать, ставить ли, сколько, брать ли ещё. Элементарно. Справился бы даже ребёнок. Между раздачами колоду не тасовали, исход следующего расклада зависел от всех предыдущих, потому спустя несколько кругов ставок я запомнила порядок карт и с почти безупречной точностью предсказывала, что выпадет следующим.       Пока Беллами увлечённо вёл беседу с нашим новым знакомым, я проиграла очередную стопку фишек в новой раздаче. Потом выиграла, и присутствующие даже слишком громко подумали: наконец, повезло? Осмелев, я подняла ставку в следующей партии, чтобы потерять втрое больше. Всё это было так забавно. Все вокруг смотрели на меня снисходительно. Часто — презрительно. Они не могли даже предположить, что эта глупая девчонка не просто смыслила что-то в игре — она сумела нагло обобрать около десятка других заведений по всем окрестностям. Ещё и так, что те даже не поняли. Пусть они были куда менее фешенебельными, без канделябров с хрусталём и без отделки золотом. Контингент тоже не отличался обходительностью: пропойцы, лудоманы, жулики и прочие мерзавцы всех видов и мастей. Туда не заглядывали и снобы-толстосумы вроде Мейера, такие места они обходили десятой дорогой. Но это было к лучшему, потому что службы безопасности тоже никакой не было. Никто не задавал лишних вопросов.       Если бы завсегдатаев тех заведений вдруг спросили о недавних странностях, они бы точно вспомнили двух товарищей: шумного весельчака и невысокого, худощавого парнишку вместе с ним. Первый болтал за двоих, так много, что через час буквально у всех уже болела голова. Кто-то особо сообразительный мог заподозрить, что неспроста. Слишком уж много внимания привлекал. Второй был немым. Даже с дилером общался жестами. Куфия скрывала его волосы и лицо, открытыми остались только лоб и чёрные глаза. Судачили, что под платком — жуткие уродства. Смеялись. Не знали, что слишком большие рубаха и кафтан прятали вовсе не мужскую фигуру, пусть и утянутую в нужных местах. Несуразный паренёк был неожиданно удачлив, будто карты в его партиях сдавал сам дьявол. Эти двое выносили монеты в мешочках, кошелях и сумках, потому что в карманы столько не вмещалось. А потом они растворились в воздухе также внезапно, как до того озолотились. Поговаривали, что ночью их до нитки обчистила портовая банда. И правильно сделала. Нечего было выпендриваться. Останки наглецов на дне моря скорее всего справедливо доедали рыбы.       В потенциальной загробной жизни немой парнишка снова обрёл голос. И даже сменил пол — превратился в рыжеволосую Селену. Товарищ остался при нём, вытянув счастливый билет напыщенного магната-самодура. И вот, охотясь за новой целью, уже не столь материальной, они были здесь. Точнее, мы.       — Вы, наверняка, слыхали про «Южную торговую компанию», — вкрадчиво начал господин Мейер.       Надо же. Всё же попался. Тактика на эту партию для меня сразу прояснилась. Ва-банк. Если эти жалкие оставшиеся пять моих фишек можно было таковым счесть.       — Кто же не слыхал во всей Новой Коалиции? — пожал плечами Беллами. — Причём, отовсюду звучат какие-то крайне полярные мнения. По-моему, это всегда показатель чего-то крайне экстраординарного. Она была основана здесь, если не ошибаюсь?       — О, да! Наша гильдия — один из крупнейших акционеров. А председатель — глава нашего казначейства, господин Шу.       — Председатель казначейства? В самом деле? Я прежде слышал, что он банкир. Бумажный король, как повелось его звать.       — Это всё, разумеется, правда! Господин Шу — великий финансист. И всё ещё глава банка. Новую почётную должность ему даровали за выдающиеся успехи ЮТК. Её стоимость почти сравнялась с объёмом всей нашей внешней торговли. Цена одной акции выросла за год в шесть раз. Можете ли вы вообще представить такую доходность? И она растёт дальше. Плюс восемьдесят процентов за последний месяц!       — Прошу прощения, господа, ваше слово? — вклинился дилер, ожидая ставки после раздачи.       У меня на руках было тринадцать очков, и всё с той же улыбкой я попросила ещё карту. Перебор. Ох, как неловко получилось! Господин Мейер внимательно проследил, как дилер забрал мои последние фишки. Будто ненароком бросил очередной косой взгляд на абсолютно спокойного и равнодушного Беллами — он и бровью не повёл, хотя я только что отдала в руки казино целое состояние. Его состояние, как полагал наш новый знакомый. Разве не идеальный инвестор их великого дела? Готовый на всё, только бы пустить пыль в глаза и самоутвердиться?       Господин Мейер подвинул несколько фишек вперёд. Будто бы полностью потеряв интерес к партии, он непринуждённо осведомился:       — Вы когда-нибудь занимались инвестициями в ценные бумаги?       — Никогда не везло с шестикратной доходностью, — отрицательно мотнул головой Беллами. — Расскажете, в чём секрет?       Об оглушительном успехе этой самой «Южной торговой компании» много звучало и на улицах города. В верхушке Песчаного Клана право голоса было как раз у денежных воротил, и они как-то сумели возродить здесь некое подобие фондового рынка. Как и много веков назад, когда он возник впервые, экономика совершила резкий скачок вперёд, научившись торговать не только товарами, но и ожиданиями от их будущей цены. И все хотели вложиться. После смерти короля Роана и последующего упадка севера Кахара стала главным кошельком и спонсором «Второго Рассвета», как единоличный отец-основатель самой успешной компании нового мира. Именно она сделала их самым богатым Кланом в Новой Коалиции. Одного этого факта было достаточно, чтобы мы всем этим очень сильно заинтересовались.       Впрочем, не всё сразу. Выдать свою излишнюю заинтересованность было бы даже хуже, чем не выдать никакую вообще. Потому я, не дав господину Мейеру произнести и слова, тут же поднялась, поправляя волосы. Юбка колыхнулась лепестками, стоило только сделать крошечный шажок. Я положила руки на плечи Беллами, как бы прижимаясь сзади, и страдальчески пожаловалась:       — Милый, у меня закончились фишки. Я так устала.       Глава гильдии взглянул на меня с усталым раздражением. Ещё бы, только-только заинтересовал всерьёз, как влезла эта глупая женщина. Беллами поднял голову и слегка повернулся, чтобы встретиться с моим хитрым взглядом. Едва заметно качнув головой, недовольно цокнул.       — Мы обсуждаем очень важные дела с господином Мейером, неужто не видишь?       — Может, вы можете обсуждать их в другом месте? — вздохнула я, передёргивая плечами. Взглянула умоляюще: — Ну, пожалуйста. Я больше не могу. Мне так здесь надоело.       — Иди сюда. — Он взял моё запястье, потянул к себе, останавливая сбоку, и через мгновение по-хозяйски усадил к себе на колени. Я едва слышно выдохнула, когда одна его рука обвила талию, прижимая к широкой груди, а вторая проскользила по бедру в разрезе юбки. Мурашки пробежали по коже ни то от прикосновений, ни то от того, что это было вот так, открыто. Здесь, в полумраке, пусть даже более чем уместно, но всё равно странно. И до ужаса неприлично. Я обожала и ненавидела этот спектакль одновременно, когда, чуть наклонившись, он щёлкнул меня по носу и произнёс: — Вот так. Будь послушной и не вредничай, ладно, малышка?       Боги, он правда наслаждался этим на полную. Когда ещё был бы шанс сделать подобное и остаться при этом в живых?       Он вернул ладонь на моё колено. Едва заметно мягко погладил, будто говоря молчаливое «прости». Впрочем, ему не за что было извиняться. Я с самого начала знала, на что соглашалась. Более того, была соавтором всей идеи. Расчёт был безупречен. Кто бы мог заподозрить какую-то нечестную игру, когда всё было… вот так? Ведь лучшей ложью была правда.       — Я уже была послушной, но тебе всё равно, — ответила я разочарованно. Это представление могла испортить даже малейшая капля моей неловкости. Поэтому я запретила себе думать о том, что на нас смотрели все за столом. Возможно, не только они. Запретила себе думать вообще. Очаровательно улыбнувшись и заправив волосы за ухо, я откинула пряди назад за спину. Провела рукой вдоль шеи, убирая последний непослушный локон. — Может, всё-таки пойдём?       — Но ведь вот так сидеть уже вовсе не скучно, а? — Беллами чуть развернул меня, теперь усадив боком к себе. Даже умудрился незаметно поправить мою растрепавшуюся юбку, притворившись, что просто потянул за бедро. Я улыбнулась почти благодарно. Даже смогла устроиться удобнее, незаметно скрестив лодыжки под столом.       Но для всех я продолжила играть. Закинула руку ему на плечи, приобняла за шею, посмотрела почти в упор. Тихо, даже томно сказала:       — Боюсь, даже так меня хватит ненадолго.       Если кто-то всё ещё за этим наблюдал, я не хотела знать, что они думали. Я впервые в жизни вела себя на публике настолько бесстыдно, пусть только ради спектакля, и если бы мне предстояло участвовать в нём с кем-то другим, я бы просто ни за что не согласилась. Но со мной был Беллами. Сердце билось быстрее и от волнения, и от смущения, и от того, что всё моё существо охотно отзывалось на каждое касание. Потому что с ним в этой игре даже не приходилось играть.       — Потерпи ещё две-три раздачи, а? — это прозвучало вопросительно и утвердительно одновременно, будто хозяин пытался быть добрым с неразумным проказливым питомцем.       — Но, милый, я…       — Т-ш-ш-ш, — он накрыл пальцами мои губы, останавливая. — Хватит. Чем меньше будешь мешать всем своей болтовнёй, тем быстрее мы закончим.       Я только кивнула, взволнованно сглатывая. Беллами довольно кивнул, убрав руку от губ, погладил костяшками мою щёку. Ласково похлопав меня по бедру, взглянул на господина Мейера. Бросил лениво:       — Она чудо, разве нет?       — Красавица, но слишком уж строптива, — скабрезно усмехнулся тот. Оценивал, будто лошадь на торгах. — У нас девушек воспитывают лучше.       — И вы не понимаете, что теряете, — возразил он, снова вычерчивая невидимые узоры на моём бедре.       Тем временем другая его рука переместилась с моей талии и теперь гладила спину. Пальцы пробегали невесомыми движениями вверх-вниз вдоль позвоночника. Я постаралась концентрироваться на этом, на картах, на счёте, но краем глаза всё равно заметила… Да. Все правда пялились. Господа усмехались похабно, даже глумливо. Дамы издалека глядели злобно, с отвращением или даже какой-то досадой. Или это была зависть? Отчасти я их понимала — иногда даже сама себе завидовала. Им стоило бы смириться с полным отсутствием любых шансов.       — Господа, ваше слово?       Склонившись к виску Беллами, я ткнулась в него носом. Кончик защекотали кудрявые пряди чёлки, пока я провела им вдоль скулы до уха. Мило улыбнулась, встречая его весьма недвусмысленный взгляд. Что? Он же просил меньше утомлять болтовнёй. Я и послушалась: подала сигнал без слов.       — Господин? — напомнил о себе дилер, уже приняв ставку Мейера.       — Да, — прокашлялся Беллами, — прошу прощения. Ещё карту, пожалуйста.       Ставка выиграла. Естественно. Я непринуждённо провела рукой по его плечу, потом выше, по шее, до шевелюры. Заулыбалась. Невинно закусив губу, закрутила на пальце тёмную кудряшку и заметила мрачный взгляд господина Мейера. Наверное, он только что понял, что прямо сейчас сложно будет вернуться к деловой беседе о дурацких акциях.       — Ваш выигрыш, господин, — дилер подвинул удвоенную стопку фишек к Беллами. У него их, в отличие от меня, с начала игры почти не убавилось. А после этой раздачи стало даже больше. — Новый раунд. Прошу, слепые ставки.       Колода постепенно подходила к концу. Карт осталось на две раздачи. Сумма счёта стала почти максимальной. Это значило, что можно было попробовать рискнуть, это было лучшее время, чтобы попытаться. Я снова наклонилась к его уху, только теперь не молчала — самым тихим шёпотом произнесла:       — Эту играй как обычно. Следующая — ва-банк.       — Ох, — вздохнул он. Его рука сжалась на талии сильнее, только бы не поползти выше, от пояса к лифу. Беллами будто бы случайно скользнул губами по моей шее вверх, к месту за ушком. Я прикрыла глаза от того, как внутри всё ёкнуло, едва не фыркнув, а он специально для присутствующих произнёс: — Знаешь, это… Это прозвучало очень заманчиво. Но позволь мне всё же доиграть.       После сказанного как-то неоднозначно истолковать всю эту картину было сложно. Все любопытные взгляды вернулись. Я виновато кивнула, смущённо улыбаясь. И что только не сделаешь ради убедительного прикрытия?       Вскоре внушительная стопка фишек вернулась в виде трёх таких же. И как только объявили новый круг слепых ставок, Беллами наклонился ближе ко мне, чтобы играючи спросить:       — Ну, как? Утомилась ждать, а? — Я кокетливо передёрнула плечами. Чуть улыбнувшись, кивнула. Он понимающе вздохнул: — Да. Тут так душно. Это просто невыносимо.       — Играете последний? — иронично уточнил Мейер, усмехаясь. Полагал, что дело было вовсе не в духоте. И был абсолютно прав, пусть мыслил совсем не в том направлении.       — Наверное. Но даже не знаю, что поставить. Все обычные ставки для финальной выглядят так скучно… Вот ты, — он взглянул на меня в упор, с любопытством склоняя голову вбок, — что бы ты поставила, а?       — Ну… — невинно захлопала ресницами я. Не поняла: зачем он спрашивал? Прекрасно же расслышал. С глупой улыбкой я пожала плечами: — Вообще… кажется, в своём последнем раунде я поставила всё.       — Всё? Хм. Звучит чертовски рискованно. Мне нравится. Ставлю всё, — сказал он, небрежным жестом двигая фишки. Стопочки зашатались и распались в хаотичную кучу.       Мейер нервно прочистил горло. Остальные застыли в немом изумлении. Повисла напряжённая тишина. В центре стола на синем бархате теперь лежало целое состояние. Огромные деньги, ставить которые вот так было бы безумием. Сердце на миг сжалось во внезапном волнении. Что, если я где-то просчиталась? Ошиблась? Прежде такого не случалось, но… это ведь было возможно, пусть и маловероятно?       Дилер стал вскрывать карты игроков. Двойка и дама у господина в углу. Паж и девятка у Мейера. И мы. Перед нами красивой парой открылись туз и король. Ровно двадцать один.       — Будь я проклят! — обескураженно воскликнул глава гильдии.       Восторженная улыбка расплылась на лице сама собой. Да. Математика не ошибалась. Никогда. Забравший слепую ставку туз умножил наш ва-банк в десять раз. Беспрецедентный выигрыш. Сумма, целиком отобранная у «Второго Рассвета», и каждая её монета пойдёт на благое дело их полного уничтожения. Это даже заслуживало тост.       Дилер объявил нашу победу. Бонусом к выигрышу прилагались вытянувшиеся лица всех присутствующих. Прежде они так ярко лучились надменностью, что хотелось зажмуриться, теперь же их спесь уступила место обескураженной растерянности. И тут я поняла, зачем Беллами попросил назвать ставку вслух именно меня. Ведь та, на кого они весь вечер смотрели свысока, какая-то девчонка, его ручная зверушка, которую они презирали, оказалась вдруг в тысячу раз удачливее их. Это было так в его стиле: поставить их всех на место, даже не выйдя из роли, формально отдать мне победу, хотя он вовсе не был обязан, и, конечно, окончательно испортить всем вечер. И всё это — одним невинным вопросом.       Мы встретились взглядами, разделяя наш общий триумф. Без слов говоря сразу всё и ничего. Мысли разлетелись, были только его глаза напротив, только бешеный восторженный стук сердца. Больше никого. Ничего. Он потянул моё лицо к себе за подбородок, будто хотел поймать сбившееся неровное дыхание.       — Мы что, правда победили? — восхищённо выдохнула я, отчаянно пытаясь не забыть про свою роль. Наверняка, все пялились даже больше прежнего. Ещё более требовательно и зло. — Ох. Хвала Всевышнему.       — Воистину, хвала. Сегодня я точно им благословлён. Ну, или… — Он провёл пальцем по моим губам, надавил большим на нижнюю, заставляя приоткрыть рот. У меня перехватило дыхание от желания коснуться его языком. От того, что промелькнуло в его глазах, жар совсем неприлично расползся под кожей. — Или настоящий талисман удачи здесь ты. Да, Елена?       — Селена, — растерянно пролепетала я, благодарная, что этим дурацким именем он вернул нас обратно в наше глупое представление.       — Неважно, — его рука по-хозяйски вернулась на моё бедро, как ни в чём ни бывало. — Что ж. Господа! Всем выпивки за мой счёт!       Игроки за столом немного оживились, наперебой выбирая напитки подороже, пока дилер стал отсчитывать точную сумму ставки. Это обещало стать долгим. Глаза господина Мейера постоянно бегали вслед за фишками, переходящими из стопку в стопку.       — Сколько лет здесь бывал, сколько раскладов повидал — ни разу такого не было! — всё не мог прийти в себя он. — Всевышний мне свидетель, это какой-то знак! Просто невероятно! Знаете что? Сегодня вся наша гильдия собирается на представление. Это премьера. Новый спектакль, представление, равных которому по масштабам ещё здесь не видели. У нас своя частная ложа и… будь я проклят, если осмелюсь вас не пригласить! Будьте моим особым гостем. Что скажете?       — Театр! — тут же с напускным восторгом воскликнула я. — Ох, обожаю! Мы должны пойти! Ну, пожалуйста! Пожалуйста!       — Хорошо. Сегодня всё для моего талисмана, — великодушно согласился Беллами.       Мейер расплылся в улыбке, объясняя, где и кто встретит нас у амфитеатра, и поспешил откланяться. Когда он ушёл, я вздохнула с облегчением. Нужна была краткая передышка, чтобы привести мысли в порядок. Хотелось, наконец, сбежать отсюда: из этого зала, из казино, из центра всеобщего внимания, прочь от этого фарса. Но надо было продолжать играть.       Не верилось, что то, ради чего мы всё это затеяли, оказалось так близко. Благодаря болтливым матросам в пивной мы узнали, что торговое судно мадам Изольды недавно прибыло в Кахару. Она, как и каждый крупный купец, торгующий с Песчаными, состояла в торговой гильдии и не могла пропустить сезонные сборы. Кто бы мог представить нас друг другу лучше, чем сам их глава? Не то, чтобы мы рассчитывали на это прямо сегодня. Или даже завтра. Но по любопытной случайности уже получили приглашения на этот самый вечер.       Солнце уже скрылось, кварталы окутали уютные сумерки, но город ещё пылал остатками дневной жары. Главные широкие аллеи пока пустовали. Только в переулках и скверах, днём укрытых тенями навесов, уже кипела жизнь. Воздух пах солёным морским ветром, а небо в просветах между домами казалось высоким бездонным сводом, в который улетали звонкие отражения улиц.       За шиворот будто насыпали горячих углей, когда Беллами вдруг потянул меня в сторону и прижал к стене здания в проулке.       — Ты что делаешь? — на выдохе прошептала я.       — Пытаюсь незаметно выяснить, есть ли за нами хвост, — ответил он также глухо и тихо, осторожно покосившись в сторону.       Я резко выдохнула, плавясь в вечернем зное. Стена пылала. Казалось, я тоже. Какого чёрта здесь было так жарко?       — И как?       — Пока не знаю. Надо взглянуть, уйдёт ли сейчас или дальше будет околачиваться неподалёку.       — И сколько ждать?       — А есть разница? — спросил, касаясь шеи кончиками пальцев.       — Если хочешь знать моё мнение, то да, — вздохнула я. — Потому что космическая версия Хантера мне нравилась намного больше. Этот — просто отвратителен.       — В самом деле? Что бедняга тебе сделал?       — Начнём с того, что назвал меня «малышкой». Ещё и несколько раз. За такое на «Ковчеге» я бы за борт выбросила.       — Что не так?       — Примерно всё? Кошмарное прозвище.       — «Детка» тебе по вкусу больше? Или, может, «сладкая»? «Крошка»? «Лапочка»?       — О, боги!       — Как скажешь. «Малышка» так «малышка».       — Просто замолчи, — закатила глаза я.       — Если хочешь знать моё мнение, — вздохнул он, продолжая издеваться, — эта твоя Селена нравится мне больше. Тебе бы поучиться у неё, знаешь, мягкости. Дипломатичности.       Я порывисто выдохнула, схватившись за его воротник. От лукавого блеска в глазах сердце на миг замерло.       — Ещё слово — и я правда за себя не ручаюсь.       — Ладно тебе. Признайся. Ты просто в восторге от того, как мы чертовски хороши.       Это был запрещённый приём. Впрочем, им стало бы что угодно, сказанное вот так, тихо, шёпотом, с жадным придыханием в голосе. Не нужно было ничего говорить. Ответа не требовалось. Конечно, мы были восхитительны. Идеально дополняли друг друга. Понимали без слов. Это волновало. Опьяняло. Лихорадило. Настолько, что я подалась вперёд, притягивая его к себе, и…       Замерла в полудюйме. Нельзя. За нечто подобное можно было легко получить штраф от местной стражи или даже отправиться на разбирательство. Особенно если за нами правда была слежка. На улицах требовали соблюдать приличия, поддерживать какой-то мифический моральный облик города, о котором все говорили, но который так никто и не видел. Совсем никому не было дела до всех тех пороков, какие поощрялись за закрытыми дверями домов и заведений. Зато в строгости ко всему остальному они, похоже, неосознанно решили соревноваться с «Ковчегом». А в нашем странном положении здесь не стоило привлекать лишнего внимания.       Мои пальцы всё ещё судорожно сжимали его воротник, когда мы снова встретились взглядами.       — Что там наш попутчик?       — Попутчик, — Беллами снова покосился в сторону, мрачнея. — Увы, всё ещё здесь. Четыре квартала шёл за нами по пятам, не отставая, а теперь до сих пор старательно разглядывает чудеса местной архитектуры.       — Может, грабитель? — выдала я первое, что пришло в голову. — Выжидает момент?       — Не похоже. Для одиночки слишком осторожен. Если не один, то должен заманивать в подворотню к подельникам, а он даже не пытается. Не говоря уже о том, что ни один вор не будет выжидать жертв у казино. Там успевают обворовать клиентов задолго до него. Нет. Он наблюдает.       — Но приглашение Мейера слышала половина зала. Театр. Всё очевидно, — нахмурилась я взволнованно. — Зачем следить?       — Не знаю, был ли он в игорном зале. Я всех не запомнил. Вообще было бы просто чудесно прямо сейчас у него и спросить. Но быстро он не заговорит. Мы или опоздаем к Мейеру, или вообще не дойдём.       — Если не явимся, после нашего спектакля он точно решит, что мы… кхм… предпочли его уникальному приглашению что-то другое, такое… весьма неприличное, — вздохнула я. — Он достаточно честолюбив, чтобы смертельно за это оскорбиться. Могу понять. Я бы тоже обиделась.       — Тогда идём, — пожал плечами Беллами. — Пусть следят. Правда же не узнают ничерта ценного. В личной ложе этих снобов будет столько стражи, что не проскочит и мышь. А уж после, даже если явятся его помощники, мы охотно поговорим по душам.       — Надеюсь, что тебе просто показалось, — выдохнула я. — Должно же нам хоть когда-то начать везти?       Незнакомец, к счастью, потерялся где-то в людных кварталах ближе к самому центру. А там взгляд упал уже на афиши грядущего представления, расклеенные по всем кварталам в окрестностях амфитеатра. И только теперь я в самом деле задумалась не о самом факте похода на местную постановку, а о том, о чём именно она будет.       — «Госпожа Смерть. Война веры», — обескураженно прочитала заголовок я, разглядывая чёрно-белые рисунки персонажей над ним. Больше всех выделялась девушка по центру, ей, кажется, пытались нарисовать некое подобие ковчеговской формы, как и парню рядом с ней. На его шее, в отличие от неё, висел треугольный амулет «Второго Рассвета». Сбоку с мечом нависал некто, отдалённо похожий на короля Роана, и… — Боги. Это что ещё такое?       — «Основано на реальных событиях», — Беллами прочитал подзаголовок чуть более мелким шрифтом, пока я рассматривала схематичные изображения армии из чёрных балахонов и силуэт горы вдалеке. Он продолжал: — «Лучшие актёры всей Новой Коалиции собрались, чтобы воплотить в жизнь столкновение путей праведности и зла, которые пересекутся в новой постановке о явлении Ванхеды»… Что ж. Кажется, Лана нам не соврала. Такая постановка действительно существует. И… судя по дате премьеры вот прямо здесь, именно на неё нас и пригласили.       Мне захотелось схватиться за голову и безумно засмеяться. Чёрт возьми. Проклятье! Нас что, позвали на премьеру спектакля о нас самих?       — Всегда приятно посмотреть на знакомые события под новым углом, верно? — глухо отозвалась я.       — Определённо, — нескрываемый сарказм в его тоне явно говорил, что он уже в той же степени, что и я, сомневался в своём здравом рассудке.       Наконец, мы пробрались сквозь оживлённую толпу на площади к отдельному входу амфитеатра, назвали свои имена, и глава гильдии не заставил долго себя ждать — встретил с радушной улыбкой. Ещё бы. В отличие от нас, он не забыл, что его новый знакомый стал сегодня ощутимо богаче. На целое состояние. Его можно и, конечно, нужно было вложить во благо «Второго Рассвета». Потому Мейер охотно представлял господина Кинга сначала группе местных торговцев, затем — дельцам из других Кланов. Женщин-участниц в их шовинистской гильдии можно было пересчитать по пальцам, и отдавать им приоритет в знакомстве Мейер не спешил. Тоскливо глядя на них у стола с закусками, я старалась не думать о грядущем спектакле и лишь надеялась, что у нас останется время в антракте или уже после финала.       Представление должно было вот-вот начаться. На улице уже окончательно стемнело, и гореть остались только светильники, окаймляющие просторную сцену. Её закрывали высокие бархатные занавеси. Отдельные ложи, как наша, выпирали балконами с прекрасным обзором, ниже и выше них на рядах скамеек гудела толпа, ожидающая зрелищ. Важного гостя господина Мейера и его спутницу проводили в его личный альков с мягким диваном и столиком, полным закусок. Занавеси разошлись в стороны под одобрительные выкрики и аплодисменты. Разговоры утихли.       Сцена была устлана белым покрывалом из пуха, кое-где тот слепили комками в некое подобие облаков. Задник выкрасили в тёмно-синий с неряшливыми точками звёзд. Среди белых пышных шаров стояла она — девушка со слишком отбеленным лицом, в парике из светлых волос, которые свисали неряшливой копной. Её окружали несколько других фигур, стоящих к зрителям спиной, словно её молчаливые последователи.       Я выдохнула и на миг закрыла глаза, едва переборов желание тряхнуть головой. Началось.       — Так больше продолжаться не может, — громогласно заявила девушка на сцене. — На небесах хорошо, но как долго ещё мы можем ждать? Земля должна стать нашей, пока ещё не слишком поздно. Однажды нам придётся вернуться туда с небес. Если мы позволим им продолжать и дальше, у нас не получится! Они никогда не примут нас… «Второй Рассвет». Сильный. Великий! Он пробуждает их ото сна. Они сходят с истинного пути! Это не может так продолжаться. Мы должны вернуться, пока ещё не поздно. Мы должны вернуть то, что принадлежит нам!       Толпа зашумела от негодования, пока злодейка продолжала строить свой вероломный план завоевания Земли. Я не сдержала нервный смешок. Одно дело — думать об этом, слышать, представлять, но видеть своими глазами — совсем другое. Сценарист даже не старался. Ну, разве я бы так говорила? Никакой элегантности, никакого остроумия. Сплошной поток злобного абсурда.       Хорошо, что вступительный монолог Ванхеды закончился довольно быстро. Она покинула сцену, там стали менять декорации, и Мейер вдруг возмутился:       — Нет, ну каковы негодяи! И вот чего сразу лезть воевать? Неужели нельзя договориться?       — И правда, — хмыкнул Беллами. — Отчего же им не пришло это в голову?       — Глупые! И вероломные, и слишком верят в своё могущество, чтобы снизойти. С такими даже со всеми договорами мира война, очевидно, неизбежна.       — Знаете, господин Мейер, даже если эта война была неизбежна и даже если она во имя общего блага… Не думаете ли вы, что она всё равно обходится нам всем слишком дорого?       — Да, чёрт подери! Разумеется, — горячо поддержал тот. — Но разве это наша вина? Нет! Если бы не заявились вот эти вот, весь мир бы уже склонился перед Его Величеством. А теперь, как бы богохульно это ни звучало, будущее крайне туманно. Никто не знает, сможет ли преодолеть это всё наша великая Коалиция. Нам всем так нужна вера. Вы же верите, друг мой?       — Я верю, что Всевышний не посылает своим рабам испытаний, которые они не сумели бы превозмочь, — ответил ему Беллами, и я в очередной раз изумилась, как ему удавалось держать лицо и тон такими спокойными. Очевидно, ему была глубоко отвратительна каждая секунда этого разговора.       К счастью, Мейер только кивнул в ответ и снова повернулся к сцене. Декорации как раз сменили на лес. На поляне тут же появился обещанный на афише Роан, закованный в характерные для Ледяных доспехи. К нему навстречу вышли мужчина и девушка в чёрных балахонах, и я почти сразу догадалась, кого они изображали: тех, чьи имена здесь на улицах произносили или с величайшим пиететом, или шёпотом. Его Преосвященство, текущего главу «Второго Рассвета» Рассела и его дочь Джозефину. Пусть тут Его Преосвященство был ещё только преподобным, важной, но пока не ключевой фигурой. Он явился к Его Величеству предложить свою дочь. Разумеется, не в качестве королевы, это была бы неслыханная дерзость. Только в качестве наложницы и потенциальной матери будущего принца. Девушка была безумно счастлива, когда Роан охотно согласился. Потом на сцене появилась Лекса. Они с королём принимали разбойников в своё войско и обсуждали величие будущего мира, а потом скрылись за кулисами под бурный восторг зрителей. Мы с Беллами незаметно переглянулись лишь на мгновение, чтобы молча согласиться: этот театр абсурда длился всего две большие сцены, а уже был смехотворен, жалок, забавен и отвратителен одновременно.       На поляну на канатах сверху спустили нашу экспедицию. Актёры гордо приземлились на сцену, неловко отвязывая от себя верёвки. Я была даже разочарована. Где же обещанное «на реальных событиях»? На космический корабль у создателей не хватило бюджета или фантазии?       — Вот мы и вернулись, — злобно заявила дешёвая копия меня. — Победа или смерть!       — Но подожди! — горячо возразил один из её спутников. — Может, мы сможем понять их? Найти мирное решение?       — Не мели чушь, Уэллс, — решительно отрезала та. От этого имени я впервые вздрогнула по-настоящему. Конечно, он был на афише рядом с Ванхедой. Конечно, они запомнили его. Он был любимчиком Лексы. Был одним из них. — Об этом не может быть и речи.       Обиженный Уэллс скрылся в чаще, сбежав за кулисы. В полу сцены открылся люк. Фигура в тёмном плаще выбралась как будто из-под земли. Едва ступив один шаг по поверхности, тут же споткнулась и упала, распластавшись на махровой имитации травы. Публика разразилась довольным гоготом.       — Ты кто? — с ядовитым сарказмом спросила Ванхеда. Незнакомец стянул капюшон, всё ещё стоя в раскоряку. Когда попытался подняться, специально наступил на плащ и снова упал. Зрителям было весело. Они были в восторге. Мне было сложно не закатить глаза.       — Горец! Я — король Горы, ясно?! — выпалил тот, всё же выравниваясь. — Я пришёл говорить с Ванхедой, чтобы вместе захватить весь мир!       — Не так быстро! — с этим смелым заявлением на сцену выбежал ещё один новый персонаж, наставив на горца бутафорский меч. Разумеется. — Я тоже хочу захватить весь мир вместе с ней!       — Сгинь, лесная обезьяна, я увидел её первым!       — Заткнись, крысёныш, это был я!       — Нет, я!       — Мальчики, мальчики, спокойно, — поспешила вмешаться она. — Не ругайтесь. С каждым успеем захватить мир. А потом можем ещё раз втроём. Меня на всех хватит.       Публика снова взорвалась хохотом и гулом, а мне захотелось тихо взвыть и спрятать лицо в руках. Кошмар. Ужас. Бе-зу-ми-е. Играли актёры, а стыдно до самых кончиков волос стало мне.       — Как думаете, так всё и было? — нарочито задумчиво спросил Беллами.       — Определённо! Какой же невероятный сценарий, — восхитился господин Мейер. — Мне говорили, для пьесы собирали настоящие факты у истинных свидетелей.       — Не может быть, — в изумлении я приложила ладонь к губам.       — Ещё бы, милочка. Такая работа! Сразу веришь! А эти диалоги? Шедевр.       — Автор — гений, — со вздохом согласилась я.       На сцене показался Уэллс. В лагерь экспедиции, разбитый на той же поляне, явилась Лекса. Хеда сразу прочитала приветственную пламенную проповедь про светлое будущее — и все, разумеется, мгновенно уверовали. Преклонили перед ней колено, осознав, как были неправы. Публика встретила это бурными овациями. Идти с ними служить «Второму Рассвету» согласилась даже моя злобная копия. Оказалось, для того, чтобы внести смуту в их ряды. Она чуть ли не сразу исподтишка стала убеждать Лексу в том, что та достойна вести за собой людей и править сама. Что никакой король в покровителях ей не нужен. Словно змей-искуситель, подтолкнула ту к предательству. Вот же. Какая гадина. Я даже почти завидовала такому коварству, ведь в реальности мне не удалось ничего похожего. До такого не додумался даже Уэллс.       Потом был Полис. Смерть Лексы. Побег оттуда. И вот Ванхеда стояла на колышущемся голубом покрывале воды у картонной дамбы, которая отделяла лагерь «Второго Рассвета» от гибели.       — Нет! Я не позволю тебе это! Не позволю уничтожить последний светоч истины!       — Уйди с дороги, Уэллс!       — Сколько можно коварства? Сколько можно лжи?! Остановись! — закрывая собой декорацию, кричал он. — Хватит! Вернись ко мне! Мы можем делать это вместе! Можем вместе строить новый мир во благо всех нас и «Второго Рассвета»!       — Ты идиот, разве веришь в весь этот бред, — хладнокровно рассмеялась она. — Я не остановлюсь. Никогда!       — Тогда ты сможешь уничтожить стену только через мой труп!       — Хорошо. Так тому и быть! — согласилась она, вздымая руку. Уэллс схватился за горло, будто стал внезапно задыхаться, захрипел громко и судорожно задёргался. Зашатавшись, повалился на пол. Колышущиеся полосы ткани заволновались сильнее и тут же накрыли его, будто течением унося на дно.       Амфитеатр загудел волнением. Исступлением. Праведным возмущением от вероломства злодейки. Картинка перед глазами внезапно помутнела. Для «Второго Рассвета» Уэллс правда стал мучеником. Воином веры. Едва не святым. Он всегда так хотел, чтобы его любили, и его желание извращённым образом исполнилось. Они чествовали его. Поклонялись ему. А меня сделали его палачом.       Смогла ли бы я правда убить его, будь это всё правдой? Встань он на их сторону? Я не знала. Я правда не знала — и это было самое страшное. Однажды в подвале «Второго Рассвета» я правда была близка к этому как никогда. Может, где-то во мне в самом деле пряталось чудовище, которое они показывали? Чудовище, готовое идти к своей цели до конца любыми средствами. Которое «Ковчег» вырастил специально для этого и которое иногда притворялось хорошим, только бы его охотнее слушали.       — Эй, — с едва слышным шёпотом Беллами взял мою ладонь, пряча наши переплетённые пальцы в полумраке.       Я не смогла взглянуть на него, хотя он слегка потянул меня за руку. Я так смело прежде заявляла, что мне плевать, кто что обо мне думает. Теперь мне было стыдно. Видеть на сцене все эти уродливые интерпретации реальности было словно смотреться в кривое зеркало. Омерзительное отражение выбивало всю почву из-под ног, и оно до боли откровенно обличало то, что я солгала.       Мейер был слишком увлечён представлением, чтобы обращать внимание на нас. Но я всё равно забрала ладонь и уложила руки на колени, чтобы не задрожали. На сцене Ванхеда снова колдовала. Музыканты играли тревожную мелодию, пока картонную дамбу потянули в стороны из закулисья и разорвали до середины. Из фальшивой трещины выкинули ещё шлейф голубой материи. Река освободилась из плена бетона, поглощая на берегу игрушечные домики декораций. Зрители завопили от негодования и злости, проклиная мерзкую колдунью, которая не пощадила никого. Ни чужих, ни своих, которые там остались.       Кулисы задёрнули. Так кончился первый акт. Мощно. Феерично. Мерзко. Я отвернулась, желая заодно заткнуть уши, чтобы не слушать восклицания толпы. К горлу подкатила тошнота.       Мейер обернулся, желая выдать какой-то очередной пассаж. Я тут же поднялась, опережая, прекрасно понимая, что не смогу даже через силу улыбнуться ему в лицо. Голова закружилась.       — Простите, господа, — выдохнула я. — Хочу привести себя в порядок.       — Что, расчувствовалась, а? — осведомился он, заметив мои судорожно вцепившиеся в ткань юбки пальцы. — Да уж. Ужасает, как их всех жестоко убили за одну только нашу веру…       Из-за тугого кома отвращения тяжело стало даже дышать. Да. Ужасало. Но совсем не то.       — Разумеется, воины нашей веры никогда бы не сделали то же самое. Это абсурд, — едва не скривившись, бросила я. Кивнула: — Я пойду. Прошу извинить.       Перед тем, как успела ступить хоть шаг, наткнулась на внимательный взгляд Беллами. Он не мог задать вопрос напрямую, но и не надо было. Мне хватило тщательно скрытой обеспокоенности в его глазах. Я едва заметно мотнула головой. Нет. Я должна была взять себя в руки. Я должна была доиграть роль до конца, раз уж сама её выбрала. Мне просто нужно было чуть больше воздуха. Совсем немного.       Мягкий ковёр прятал звуки шагов. В дамской комнате было на удивление пусто и тихо. Разумеется. Она была только для особых гостей ложи, а женщин среди них всё ещё насчитывалось слишком мало. В воздухе ярко пахло благовониями. Шторы делили комнату на несколько зон отдыха, где можно было умыться и поправить наряд. Задёрнув занавесь, я спряталась на подушках под огромной пальмой, растущей в кадке до самого потолка. Перебирала флаконы с эфирными маслами на столике рядом. Хотела отвлечься. Капнула на запястье то, что понравилось больше, растёрла пальцами, закрывая глаза. Сладкий, медово-цветочный аромат немного успокаивал. Вдох. Выдох.       Я с первой секунды старалась смотреть на это, как на абсурдный гротеск. Не хотела сравнивать или проводить параллелей. Это была просто ложь. Агитация. Пропаганда. Гадкая, глупая, нелепая манипуляция. Чем чудовищнее была ложь, тем легче людям в неё верилось. Хотя бы в какую-то её часть. Но если одни её части веселили своим полным безумием, то другие нещадно вскрывали старые раны без обезболивающего.       Смерть друга едва не сломала меня. Дважды. Всё, во что я верила, пришлось собирать по осколкам. Кусочки встали на место, а теперь снова рассыпались в прах. Не от абсурда. Не от лжи. От того, что я всегда была фальшивкой. Как призрак «Ковчега». Как его же советница. И как Ванхеда. Даже стало обидно, что я не была той, кого они так усердно изображали. На деле я была куда более жалкой, чем даже собственная карикатура. Не такой сильной, не такой бескомпромиссно жестокой, вовсе не такой решительной. А какой? Какой я была?       — …никогда не думала об этом? А я вот постоянно, — донеслось издалека. Голос девушки становился всё громче: — Они все здесь даже руку пожать мне брезгуют. Мне! Наследнице трети всех плантаций на Равнинах! И почему?       — Угомонись, наследница, — шикнула на неё вторая. Из-за занавесей вряд ли они вообще догадывались о моём присутствии, и я не спешила его обозначать. Даже дышать перестала, не желая сталкиваться с кем-то лицом к лицу. На это совсем не осталось сил. — Совсем с ума сошла! А если услышит кто?       — Тут? Да кто? Все набивают животы на фуршете, кому какое дело до косметики? И вот видишь. Опять! Ей о таком не нужно переживать. Говорит что хочет. Делает что хочет. Идёт куда хочет! Ванхеде никто не указ.       — Ей-то, может, и нет, но у нас немного другая ситуация, а? Продолжишь молоть такую чушь — и всю оставшуюся жизнь будешь сидеть в своём красивом доме на плантациях, когда тебя отсюда выгонят!       — Ага! Видишь! Ещё один плюс быть чокнутой злодейкой — тебя не могут удержать даже небеса. Не то, что какой-то жалкий дом!       — Мари!       — Что? Ну, что? Конечно, у вас на Утёсе не приняли никаких новых законов. А я теперь никто! Не имею права даже на одну крохотную монетку своих собственных средств. И вообще… я всё ещё здесь только потому что отец балует меня. Что, если с ним что-то случится? Братья не захотят делить плантации ещё и со мной. Они даже друг с другом договориться не могут. Они же правда закроют меня в этом чёртовом доме. И всё. Это будет всё!       — О, Всевышний! Очнись! Полис вовсю лоббирует этот закон и у нас тоже. И в отличие от тебя, у меня нет отца или братьев с наследством. Если они его примут, то всё моё дело уйдёт в казну Клана. Ну, или я могу подарить его кому-то из знакомых мужчин. Ты останешься в красивом доме, а я останусь без гроша! Но что мы можем? А? Что ты предлагаешь? Громкие возмущения не помогут. Нас только билета гильдии лишат да отсюда прочь выставят.       Мари громко вздохнула в ответ.       — Да, но… Проклятье. Где вообще Изольда? Где её носит? Я хочу знать, что у них там на Озёрах творится.       — Что заставляет тебя думать, что нечто принципиально иное?       — Значит, нам нужно что-то придумать. Она же любит такое. Придумывать. Вот пусть сообразит, как нам отвоевать нашу независимость обратно!       — Она? Сообразит? Ха! Да просто скажет, что ты вся такая сильная и независимая только пока мужика нормального не нашла. Скажет, ищи быстрее, да и всё.       — Тогда чего же она до сих пор мотается через моря? Всё самого нормального из всех ищет? — фыркнула она. — Нет, ну, я не понимаю! Именно её состояние и даёт ей эту свободу, почему она вообще не переживает? Останется без него — и придётся уже соглашаться на то, что дадут. А не на «нормальное». Впрочем, ладно. Собрание в конце недели она не пропустит. Таможенные льготы это тебе не бестолковый спектакль.       — Разве? — хмыкнула её собеседница. — По-моему, наоборот. В сегодняшнем представлении неожиданностей точно будет больше, чем на этом чёртовом собрании. Там все опять будут делать хорошую мину при плохой игре. Уже и так ясно, кому отдадут все доли, за которые мы обычно дерёмся.       — Кому? Этому новому другу Мейера, которого он так усердно обхаживает весь вечер?       — Ну, конечно. Он из Клана Змеи. Когда тут был кто-то из их ребят? Никого с самой Судной ночи. И всех парламентариев они отправляли восвояси. И вот. Явились. Чёрт, даже ребёнку будет очевидно, что они наконец-то созрели на что-то и отправили его разведать тут обстановку!       Я тихо улыбнулась. Сделать больше комплиментов продуманности нашего насквозь фальшивого прикрытия было попросту невозможно, хотя незнакомка даже не пыталась. Мы не хотели случайно встретиться с земляками нос к носу в самый ответственный момент. Личная заинтересованность местных оказалась приятным бонусом.       — И что теперь? Отдавать им всё, потому что северу сейчас тяжелее всех, надо помогать ближним во имя общего блага, или как там они на проповедях любят говорить? Как будто на юге у всех всё замечательно. Как будто нам не нужна помощь!       — Да плевать им на юг. Юг пока не ропщет. Они и пыжатся любой ценой удержать северян в Коалиции, боятся, что эти решат уйти в свободное плавание вслед за Водными. Всем ясно, что если это случится… или когда… то у Полиса начнутся очень серьёзные проблемы. Принудить их Клан остаться в союзе не хватит сил. Значит, будут подкупать. Как думаешь, чем?       — Что ж, — усмехнулась Мари, и, видимо, они зашагали прочь, ведь звук их голосов становился всё тише. — Тогда лучше вместо чёртова собрания развлекусь в городе, пока ещё могу.       — Не знаю, может, тебе и стоит заглянуть, потому что…       Их слова полностью исчезли, слившись с фоновым шумом. Я зажмурилась, запрокидывая голову и тяжело вздыхая. Что ж. Это уже что-то. Значит, собрание. Там и познакомимся. А затем долго церемониться с госпожой Изольдой мы всё равно никогда не планировали. Ни к чему. Если не найдётся ничего, что заставит доверять, всегда сойдёт и то, чем можно шантажировать. За её тайную деятельность здесь вполне могли вздёрнуть на крепостной стене без судов и лишних разбирательств. Значит, ей придётся начать говорить.       Резким звуком из коридора прозвенел колокольчик, приглашающий обратно в зрительный зал, затих, потом эхом разнёсся издалека снова и снова, разгоняя оживлённый гомон. Довольно было прятаться. Пора было идти обратно.       Как бы сильно я не ненавидела всё это смотреть, нужно было понимать врага, чтобы его уничтожить. Так говорилось в «Искусстве войны».       — Ох, ну, наконец-то. — Я вздрогнула, сталкиваясь с Беллами соседнем коридоре почти нос к носу. Он явно ждал здесь. Вокруг уже было безлюдно. — Всё в порядке?       — Да. Всё нормально. А ты… — опешила я, покорно позволяя ему взять меня за руки.       — Ты исчезла на целую вечность. Что мне было думать?       — Прости. Я не хотела заставлять тебя волноваться. Просто… случайно стала свидетелем интересной беседы и… — виновато выдохнула я, переходя на шёпот. Он звучал едва слышно в окружении ковров и гобеленов. — В общем, я немного подслушала разговор двух дам из других Кланов. По их словам мадам Изольды сегодня здесь нет. Не только мы её искали, они тоже, поэтому разочарованы остались все. Но…       — Но? — заинтересованно уточнил он. Я снова вздохнула, не желая продолжать. Всё же сдалась.       — Но я знаю точно, где и когда искать. Нужно только заполучить приглашение от Мейера на собрание гильдии, что, наверное, не должно быть слишком сложно.       — Ты разузнала информацию на миллион и до сих пор не выглядишь довольной?       — Возможно, — неохотно признала я. — Возможно, потому что нам пора возвращаться в зал.       — Мы можем уйти прямо сейчас.       — Нет, — покачала головой я. — Не можем. Уйдём — значит, сбежим. Признаем, что они хоть немного правы.       — Уйдём — и это не изменит ровным счётом ничего.       — А Мейер? Что сказать ему? Какой серьёзный повод выдумать, который он не сможет при желании проверить? Нам всё ещё нужно приглашение.       — Чёрт, — печально вздохнул Беллами. — Ладно. Как скажешь. Кстати, о Мейере. Когда я уходил, то, видимо, не зря сказал ему, что хочу воспользоваться моментом и поболтать с местными дамами, пока ты куда-то исчезла. Так что твоё крайне мрачное настроение до конца вечера будет вполне объяснимо. И уж точно никак не связано с представлением, да? Моё, пожалуй, тоже.       Я выдохнула тихое «спасибо», тая от разлившегося внутри тепла. Это снова было так в его стиле — подумать о сущей мелочи, опять сумев повернуть её в свою пользу. В нашу. Теперь можно было больше не притворяться изо всех сил. Часть сил можно было оставить себе, чтобы выдержать это до конца и не тронуться умом.       Второй акт уже начался, когда мы вернулись в личный альков главы гильдии. Король Роан, преподобный Рассел и вся остальная их свита пылали праведным гневом. Джозефина стояла с ними со внушительной подкладкой под юбкой на животе. Она носила будущего принца, и король жаждал избавить мир от всех злодеев и еретиков до того, как тот родится. Он собирался в поход. Публика кричала ему передумать, будто перед ними строил планы настоящий Роан. Его Величество остался глух к их мольбам.       С решающей битвой они долго не тянули. Не смогли бы показать её правдиво, даже если бы хотели. Но они даже не пытались. Глубина и неоднозначность были не для этой публики. Не для этого шоу. Они показывали горцев идиотами, способными только строить пустые планы о своём величии и трястись от страха под землёй. Землян-противников изображали безмозглыми болванами, загипнотизированными злодейкой, которой они заглядывали в рот. Разве мог кто-то из них прикончить несравненного великомученика-короля? Нет. Да никогда. Его ублюдочное Величество мог пасть только перед чем-то необъяснимо могущественным. Почти божественным. Они строили всю философию своего поражения на противостоянии чему-то сверхъестественному. Все их неудачи, проигрыши, бедность, голод, разруха, смерти — всему виной было оно. Точнее, она. Эта небесная злодейка. Не их фанатизм, не их лицемерно скрытые пороки, не их глупое командование и не их же провальная стратегия. Только она. Победить её — и жизнь тут же наладится. Все проблемы решатся сами собой. Но до победы надо объединиться. Пострадать. Пожертвовать. Потерпеть. Сколько? Сколько нужно, ведь за всё потом щедро вознаградит Всевышний.       Я правда очень ждала какой-то невероятный финал. Ведь армии для новой атаки больше не осталось, её не хватало даже на то, чтобы уверенно держать вместе всю Коалицию, судя по мнениям местных. Я ждала хитроумных интриг. Надеялась на почти макиавеллистские предательства. Жаждала увидеть стратегии в стиле Сунь-цзы. Но звучащие со сцены проповеди о единстве веры были просто смехотворны. Преподобный Рассел стал Его Преосвященством, стоило родиться на свет его внуку-принцу. По королю даже не успел пройти траур. Разумеется, он призывал всех объединиться вновь именно ради Его Высочества. А то, что собирался быть регентом до его совершеннолетия… Ну, а кто справился бы лучше, как не верный слуга Его покойного Величества и «Второго Рассвета»? Только он. Он собирался вести их за победой. И вот они готовились. Готовились тем, что просто… молились? Повторяли свои мантры, от которых вдоль позвоночника бежал жуткий холодок. Публика восторженно вторила: «Из пепла мы восстанем».       — Наша вера — это наше лучшее оружие, — громогласно заявил Его Преосвященство.       И с этим девизом они двинулись побеждать. Как оказалось, этого было достаточно. Колдовской огонь небес не действовал на истинных праведников, преданных своей вере настолько, что они вышли на битву безоружными. Ни копий, ни кинжалов, ни мечей. С ними было одно только безумие. Сторонники Ванхеды, почуяв жареное, не спешили бросаться с боем защищать прежнюю госпожу. Надеялись на помилование за отказ сопротивляться. Злодейка была бессильна против толпы в чёрных балахонах. Толпа с улюлюканьем предвкушала кровь.       Это уже выглядело весьма реалистично. Выглядело правдой, если бы Ванхеда попалась им в руки. Если бы я попалась им в руки. Кончики пальцев замлели, застыли, заледенели в разгар лета. Сердце тугим комом запульсировало где-то в горле, когда злодейка на сцене безжизненно рухнула, задушенная Его Преосвященством. Казалось, крепкая хватка сжимала мою шею тоже. Дышалось трудно. В ушах зазвенели радостные восклицания. Загремели пылкие проклятья. Взорвались аплодисменты. Сотни людей громко, искренне, единодушно ликовали от гипотетического факта моей смерти.       — Ты так хотела это увидеть? — в тихой фразе Беллами, утонувшей в общем восторге зрителей, не слышалось ни капли эмоций. Но даже услышь кто, не понял бы истинного смысла вопроса. Не понял бы, что ему больше всего хотелось попросить меня перестать смотреть.       — Да, — выдохнула я также тихо. — Именно это. Я вернулась с антракта, чтобы узнать, как это будет.       Я хотела прочувствовать. Впитать. Проникнуться. Нет, не просто хотела. Должна была. Должна была кристально чётко запомнить этот момент, чтобы думать о нём, когда на ещё один шаг совсем не останется сил. Я должна была навсегда чётко уяснить: пути назад нет. Никогда не было. «Aut vincere, aut mori». «Победа или смерть». Похоже, на «Ковчеге» были правы. Это правда закон всего нового мира.       Я отчего-то ожидала, что со смертью злодейки все снова заживут мирно, с рассвета до заката бубня проповеди и молитвы. Всех несогласных помилуют, как случайно сбившихся с пути рабов Всевышнего. Может, слегка пожурят и отправят каяться. Именно такой образ всепрощающих добряков они создавали весь спектакль. Я снова ошиблась. Когда больше не осталось мистики, божественности и колдовства, маски праведников, наконец, спали. Впервые за всю пьесу они стали самими собой. Безжалостными мясниками. И вот тут стало невыносимо. Тут зверски хотелось отвернуться, так, что заболело под рёбрами и занемела шея. Но я не шевелилась. Казалось, если глядеть достаточно долго, всё просто рассеется. Исчезнет. Окажется больной фантазией или галлюцинацией. Но нет. Всё отыгрывали взаправду. Как от толпы в чёрных балахонах убегали горцы. Как огнём и сталью наказывали предателей-землян.       Я сморгнула тихие слёзы. Всё же зажмурилась, проигрывая им. Хотела прижаться к Беллами и спрятать лицо у него на груди, но не могла. Сегодня спектакль играли не только на сцене, и моя роль предписывала только восторженно хлопать. Изображать радость с ядовитым осознанием, что в девизе «победа или смерть» на самом деле никогда не было «или». И чего угодно после него. Смерть не означала проигрыш. Она означала нечто гораздо худшее. Даже если в реальности у «Второго Рассвета» не было возможности учинить подобную резню, то… то не было её только потому что у них в этом нашлись более сильные конкуренты: чокнутый президент Уоллес и социопат-канцлер, по злой иронии оказавшийся моим отцом. Я сбежала, чтобы всё это предотвратить. Но что смогла? Что сделала? На кону была самая большая ставка из всех. Результат плачевного проигрыша был перед глазами и резал без ножа.       Беллами обхватил рукой мои плечи, другую положил на бедро чуть выше колена. Может, со стороны это выглядело бы пошло, но на деле таким не было. Просто очередной элемент нашего спектакля, чтобы никто не заподозрил лишнего, когда я повернулась к нему, оказываясь лицом к лицу. Интересно, как сильно до сих пор блестели мои глаза?       — Смотри на меня, хорошо? — почти беззвучно попросил он, я скорее прочитала по губам, чем расслышала голос. — Не туда. На меня.       И я смотрела, молча кивая. Но на торжественном моменте оглашения полной победы «Второго Рассвета» всё равно пришлось присоединиться к овациям. Восторженно похвалить костюмы, декорации и, конечно, лучший образ всей истории — Его Преосвященство, положившего всю жизнь во благо процветания всего мира. Не ради власти, конечно, нет. Ради наследия Роана. Ради народа. Наш новый главный враг преуспел в лицемерии даже больше покойного короля. От этого сводило скулы.       Наконец, получив желаемое приглашение на собрание, мы поспешили уйти. К счастью, никакой слежки следом не уцепилось. Только у себя можно было, наконец, скинуть образы и маски, снять линзы, стянуть с себя этот дурацкий наряд и зажмуриться в тишине ванной. Взять мягкое полотенце, смочить. Облиться прохладной водой из графина и тереть кожу, пока не смоется громогласное финальное «из пепла мы восстанем». Замотаться в шёлк халата, обхватив себя руками, понестись на балкон с каменной балюстрадой, чтобы немного отдышаться. Где-то вдалеке едва слышно шумел прибой. Духота уже давно спала, но воздух казался таким густым и раскалённым, что вдохи получались рваными.       Да, они сделали из Ванхеды дьявола во плоти. Но точно также вознесли её на пьедестал, единственную признавая равной. Достаточно сильной, чтобы соперничать с ними. Биться. И даже побеждать. Наверняка, это можно было использовать. Это влияние, эту власть, этот образ антипода всего, что они собой являли. Но пока я не видела ни одного пути как. Все союзники и друзья оставались слишком близко к «Маунт Уэзэр», а, значит, под их влиянием. Под угрозой. Про другие Кланы пока мало что было ясно. Данте никогда не интересовали земляне и их разборки. Отец, будучи более дальновидным, заинтересуется, но быстро догадается, что мне больше не к кому идти. И выставит условия, на которые я ни за что не соглашусь. А просто ждать, что всё случится само собой, было бы крайне нелепо. Это так не работало. Особенно когда на деле вызывать ни пламя, ни ракеты силой мысли я не умела.       Внутри разлилась неприятная горечь. По злой иронии судьбы единственное весомое преимущество, которое нам выпало в этой партии, оказалось полностью бесполезным. Можно было сколько угодно врать себе, что в этой игре под прикрытием правда был толк. Истина от этого не менялась. Драгоценное время утекало сквозь пальцы, а до хоть каких-то существенных результатов всё ещё оставалось как до «Ковчега» и обратно. Может, выигранных сегодня денег хватило бы даже на маленькую личную армию, но и что? Чтобы что-то купить, сначала нужно было найти того, кто бы согласился это продать.       Беллами подошёл бесшумно, притянул к себе, обхватывая руками моё напряжённое тело. Я обняла его в ответ. Молчала. Слова никак не приходили на ум. Вместо них внутри осталась звенящая опустошённость.       — Тяжёлый был день, да? — бросил тихо он, гладя меня по волосам.       — Да, — выдохнула я. — Он закончился, и это лучшая его часть.       — Мне жаль, что ты ждала чего-то иного, — в его тоне не звучало упрёка или раздражения, только печальное сожаление.       — И мне. Мне тоже. Стоило тебя послушать. Но я этого не сделала и теперь стою здесь и могу думать только о том, что они могут быть в чём-то правы. Что, если мы правда все злодеи? Просто соревнуемся, кто больше? Пусть «Второй Рассвет» пока уверенно лидирует… но и что с того? Это всё равно никого не оправдывает.       — По-твоему, настоящие злодеи о таком размышляют? Мне кажется, что нет. Им чужды такие терзания.       — Наличие моральных страданий тоже не может оправдать никакое зло, — выдохнула я.       — Знаешь, по-моему, есть огромная разница между борьбой за справедливость и борьбой за то, что им удобно ей называть. Ты сама видела, как они усердно играли в добродетель, пока не получили абсолютную власть. Может, массовой публике эта финальная резня и показалась весёлой и заслуженной, но по факту-то… по факту не было способа показать яснее и чётче, что их победа приведёт вовсе не к светлому будущему. Она приведёт только к сплошному кровавому террору. Я даже всерьёз начал подозревать, если честно, что это всё была талантливая пропаганда вовсе не за них, а против.       — Но толпа… Толпу никто не заставлял всё это поддерживать. Не заставлял вопить от восторга и захлёбываться им. Они правда во всё это верили. Они тоже хотели этой резни.       — Часть из них — да, определённо. Но вряд ли все. Определённо нет.       — Те, кому всё равно, кого и что поддерживать — разве они не ещё хуже?       — В каком-то смысле — да. Но если так подумать, это же и означает, что идейно они свободны. Им интересно материальное, значит, их можно перекупить. Надо только понять, что предложить. Да, может, в этом мало благородства и героизма. Но такова реальность. Иногда нужно договариваться даже с теми, кто не слишком импонирует своим моральным компасом, но зато готов слушать. Кто продажен, но хотя бы не готов резать и убивать ради кого там? Всевышнего? Плюс мы знаем, что здесь есть подполье, которое как минимум спасает девушек от этих ублюдков. Не идеально, но хоть как-то. Одна из его участниц заседает в почётной гильдии прямо под носом у Мейера. Сколько там ещё таких, о ком мы не знаем? По-твоему, у них сегодня был выбор не аплодировать? Не поднимать тост в честь «Второго Рассвета»? Нам ведь тоже пришлось, как бы ни было от этого тошно. Да, это была глупая игра, но они тоже в неё играют. И будут продолжать, пока ценой за отказ соблюдать правила не перестанет быть виселица.       Я чуть отстранилась, находя взглядом его глаза. Сразу вспомнила подслушанный в антракте разговор. Да. Он был прав. Те девушки даже немного завидовали злодейке, хотя должны были ненавидеть. И мечтали о её свободе. Несогласные определённо были — я засвидетельствовала это лично. Но внутри всё равно горчило. Тяжесть давила на плечи бетонной плитой.       — Ты слишком много обо всём этом думаешь, — произнёс Беллами полушёпотом. — Не позволяй им влезть себе в голову. Они этого не достойны.       Его ладони коснулись плеч, скользнули по ним вниз. Погладили запястья. От прикосновения горячих пальцев к тонкой коже внутри что-то сладко замерло. В ответ я снова уткнулась носом ему в плечо, провела им вдоль до шеи, прерывисто вдыхая. Едва заметный аромат хвои и горного вереска. Так, наверное, пах дом. Так, наверное, он ощущался — тёплым, крепким, до щемящего любимым. После всех разочарований дом перестал быть местом и стал чувством. Стал живым воплощением этого чувства, тем, кто готов был принять странные для себя обычаи моей родины, только ради того, чтобы сделать меня счастливой. Мне повезло. Мне так невероятно, безумно повезло. Так же мягко его руки касались моих, когда повязывали вокруг блестящую голубую ленту. При одной только мысли о ней грудную клетку распирало от чувств так, что становилось трудно дышать. А теперь ещё и под рёбрами ныло от боли. Сегодняшнее представление чётко показало, насколько опасно было даже находиться рядом со мной, не то, что любить. Не новость — очередное напоминание.       — Пойдём, — попросил он, поднимая мою голову за подбородок. — Уже поздно.       Я коснулась ладонью его щеки, медленно провела пальцами, словно повторяя контур лица. Сама не заметила, что задержала дыхание, а потом оно стало неровным. Мне так отчаянно хотелось вернуться назад во времени, туда, где этот кошмар ещё не заронил в душе неискоренимый страх, что каждый миг счастья — последний.       — Завтра снова придётся притворяться. Я пока не готова.       — Тогда давай не будем? Устроим себе выходной. Дела за один день никуда не денутся.       — Ты это серьёзно? — улыбнулась я.       — Абсолютно, — кивнул Беллами. — Мы сегодня и так перевыполнили план. А когда дойдём до следующего шага… скорее всего, уже не выйдет спрятаться от всего мира, как сейчас. Так что соглашайся.       — Разве я когда-то могла тебе отказать?       Ночь с алмазной россыпью звёзд укутала уютной бархатной темнотой, в её коконе можно было никуда не спешить. Время остановилось, наконец, не стремясь никуда бежать. Похоже, мы оба не могли пошевелиться. Просто смотрели друг на друга.       — И что тогда будем делать?       — Не знаю. Всё, что захочется.       — Всё, включая…       — Да, — не дав ему договорить, выдохнула я и потянулась вперёд. — И это тоже.       От нежного чувственного прикосновения губ к губам всё затрепетало, его обжигающие ладони скользнули по спине, спустились к бёдрам, путешествуя по каждому изгибу. Вздохи слились в один горячий вихрь, а наши губы продолжали танцевать в поцелуе, то нежно, то страстно. Мы прервались лишь на миг, я открыла глаза, чтобы встретиться с его — тёмными, сверкающими сумеречными искрами.       Медленно и осторожно он подхватил меня под колени. Шаг, другой — остановился, снова целуя влажно, с жадным предвкушением. По спине пробежала волна мурашек — словно током ударило. От тягучей неспешности. От невесомости, когда целовал вот так. Когда поставил меня на пол, когда потянулся к поясу моего халата, развязывая узел нарочито неторопливо, но с нетерпением распахивая ткань. Чувствуя его горячий взгляд на своем обнаженном теле, я теряла последние остатки рассудка. Смотрела в ответ, любуясь каждой чертой, упиваясь каждым прикосновением, принадлежащем только мне. И снова — тот же жадный танец, сбивающий сердце с ритма. Прохладный шёлк простыней. Захватывающие дух касания. Наши тела были уже так близко, его кожа на моей коже, его губы на моих, его сердце, стучащее в такт с моим. Безумство, вызывающе манящее и возбуждающее. Никаких границ, никаких запретов. Я прижалась так крепко, будто пытаясь объять целиком.       — Мой, — выдохнула я, выгибаясь навстречу.       — Моя… — прошептал он, ловя моё дыхание.       Не осталось ничего, кроме блаженного исступления, горячего дыхания, мысли испарились, и всё слилось в одну мелодичную симфонию, дрожавшую и замиравшую, заполнившую до остатка. Внутри завертелся звёздный вихрь — и от него кружилась голова. Чувства смешались, переплелись, вызывая сладостную судорогу.       Всё тело приятно подрагивало, в голове звенела лишь шумная пустота. Совершенно обессиленная, я замерла в его крепких объятиях, но даже на холодящем шёлке простыней до сих пор было слишком жарко. От попыток устроиться поудобнее стало только хуже, спину и талию пекло от его горячей груди и ладоней. Вокруг стояла звенящая тишина. Замолкли даже громкие цикады, чей стрекот прежде доносился из сада. В висках снова тягостно пульсировало. Эта штука в моей голове продолжала портить мне жизнь и превращать мозг в сгусток болезненного напряжения даже когда я ей не пользовалась. Будто вынуждала вспомнить о себе.       Повозившись немного, я аккуратно отодвинулась, села, опустила ноги на пол. Закутавшись в шёлк, прошагала обратно на балкон, босыми ногами вдруг резко ощущая ночную прохладу. Ветер, переменившись, гнал её из пустыни. Из-за неё над морем собирались клочки густого тумана. Я облокотилась на баллюстраду и закрыла глаза, сдаваясь чипу. Погружаясь в знакомую, приятную, чёрную пустоту. Раз уж не спалось, стоило проверить журнал соединений в планшете.       Все гаджеты вместе с аптечкой и огнестрелами мы в первый же день спрятали под половицами паркета в самой дальней комнате, чтобы никто не наткнулся на экзотические технологии, даже если решит влезть сюда и чем-то поживиться. Мне даже не нужно было доставать планшет из тайника: я могла подключиться к нему удалённо с помощью чипа. Его передатчик и встроенная антенна были достаточно мощными, поэтому их хватило бы и не только для этого. Они всё ещё могли поймать сигнал бедствия или… да что угодно. Я была бы рада всему, ведь до сих пор не теряла надежды получить весточку от Левитта, хотя за последние пару недель та стала совсем бесплотной. Стоило уже принять тот факт, что он исчез бесследно. Навсегда. Погиб. Наверняка, ещё в момент приземления. Что ещё могло ждать его здесь совсем одного, не готового абсолютно ни к чему? Но мне отчаянно не хотелось с этим мириться.       Обычно в журнале было удручающе пусто. Но сейчас… сейчас едва не подогнулись колени. Там значилось целых пять попыток контакта. Пять сигналов! Все — с одной и той же частоты. Совершенно недавно. Боги! Нейроинтерфейс чипа не умел транслировать звуки с другого устройства, так что я тут же сорвалась с места. Шаги отдавались от стен эхом, когда я понеслась в гостиную вниз по винтовой лестнице. Дрожащими пальцами открывала тайник куда дольше, чем хотелось, и, наконец, запустила записи на планшете. Они представляли собой неразборчивое шипение с едва слышным бормотанием на фоне, которое не помогли разобрать никакие ухищрения и фильтры. Да ничто бы не помогло — исходя из данных анализа файлов до антенны дошли лишь обрывки сигнала, которые сложно было адекватно декодировать в цельную картину.       Но последний из них был пойман всего десять минут назад. Он пришёл через спутник, судя по данным передачи, значит, у меня был шанс не только слушать эфир, но и установить связь? Сердце забилось вдвое быстрее, когда я запустила калибровку радиомодуля на нужные настройки. Сначала всё снова ожидаемо шипело, но потом сменилось белым шумом. Индикатор говорил, что соединение готово.       — Приём, — взволнованно произнесла я полушёпотом.       И я едва не выронила планшет, когда в ответ раздалось сильно искажённое, почти неразборчивое:       — А? Что? Твою мать! Нас-таки услышали? Серьёзно? Чёрт подери! Приём!