Нора́, Нил Дартс, Планета Зион
Зико с азартом охотника, напавшего на след добычи, не зная усталости и голода, перебирал данные из хранилища королевы Железного города. Его глаза лихорадочно блестели, лицо раскраснелось, а пальцы виртуозно порхали над клавиатурой. На экране мелькали записи из бортовых журналов орбитальных кораблей дзинкотаев, данные переписи населения, бухгалтерские отчеты из Мидаса, стенограммы межгалактических дипломатических переговоров из Парфии. Голос прошлого оживал, Амой вновь наполнялась жизнью, призрачным маревом минувших дней. Зико щелкнул видеофайл, на экране вспыхнули неоновые огни. Высотные здания, отплетенные пестрой иллюминацией, улочки, расцвеченные блеском витрин и вывесок, обтекаемые аэрокары, будто свинцовые пули, свистели по дорогам, прохожие в ярких пижонских нарядах сновали туда-сюда, словно разноцветные рыбки в коралловом рифе. Еще один файл и следующая запись камеры наблюдения. Мраморные залы, стеклянные своды, сквозь которые падали лучи двух лун и мерцание тысячи звезд, затейливые водопады, лоснящиеся листья тропических растений, стайки радужных птиц пугливо метались между разлапистых пальм. Вдоль дорожек чинно шествовали мужчины, они не торопились, как горожане Мидаса, их движения плавные, размеренные, не шли, а плыли над мраморным полом. Фигуры статные, стройные, одеяния благородных глубоких тонов идеально скроены, лица ухоженные, без единого изъяна. Амойская элита, апогей биоинженерии. Не вечерний променад, а дефиле модного дома. Зико усмехнулся, поймав свое отражение в экране: растрепанный птенец виртуального мира — не чесанный, не умытый, с острыми скулами, осунувшимся лицом, шалым взглядом. Куда уж тут до глянцевых обложек?! Он щелкал и щелкал файлы, все глубже погружаясь в прошлое, отматывал вехи десятилетий. Смотрел на суетящихся людей, на сей день давно умерших, возможно, и праха от них уже не осталось. Новый видеоряд содержал официальное обращение власть имущих Амой. Искусственные дети планеты — золотая рагонова дюжина, главы Синдиката, управлявшие всем сущим. Гордые, величественные и ослепительно красивые, словно античные статуи, но такие же безжизненные, как камень, из которого их некогда высекали скульпторы. Схожие лики в обрамление золотых локонов волос, отличительной черты высших дзинкотаев. Они что-то говорили, но файл был поврежден, поэтому четко очерченные губы шевелились, не издавая ни звука. Складывалось впечатление, что проигрывалось обращение богов к простым смертным, которым не суждено никогда понять эти заветы, как не суждено примитивным зверям понять речь человека. Зико наскучило рассматривать элиту, он клацнул по клавише, и кадр замер на одном из дзинкотаев. Что-то казалось в лице этого высшего чина иным, не таким вышколенным и совершенным, чем у других, но Зико не мог понять, что именно, лишь продолжал завороженно вглядываться в омут неестественно чистых и глубоких малахитовых глаз. Затем он моргнул, прогоняя наваждение, и нырнул в новую папку с данными. Там хранились чертежи и схемы Танагуры. Хакер извлек из недр инфосети последние голографические снимки с поверхности планеты. Он наложил на руины чертежи и, словно архитектор, воссоздал из разрухи и обломков копию цифрового мегаполиса. Кирпичик к кирпичику, панель к панели, пластик к пластику, металл к металлу собирались воедино и тянулись ввысь здания, вырастала оборонительная стена. Когда два небоскреба увенчались шпилями, перед взором Зико предстал миниатюрный город. С детской дурашливостью он поставил пальцы на одну из центральных улиц и зашагал ими к башням. Шаг, еще шаг, другой, и пальцы уткнулись в башню Эос. Хлопок, и ладонь опустилась на небоскреб, проекция мигнула. Зико прыснул, непоседливо поерзал в кресле и покрутил миниатюрный городок вокруг оси. Потом он заметил, что не вся схема легла на проекцию, для части нее не нашлось места на поверхности планеты, она уходила за пределы снимков, под землю. Это была сеть тоннелей, соединяющих разные районы мегаполиса. Одни ветви лабиринта располагались близко к поверхности, о них на форумах сталкеров можно было найти сведения, но другие были куда древнее и глубоко прорезали недра, о них Зико никогда не читал ранее, вполне возможно, что о них вообще никто не догадывался. Эти ветви объединяли несколько зданий, таких как Зал заседаний в Парфии, башню Эос и Юпитер, главную энергостанцию, космопорт и лабораторию Киира, и уходили за пределы жилых районов. Если бы Амой не канула в небытие, то эти схемы могли уйти с аукциона черного рынка за сумасшедшие деньги, зародить новую волну искателей, шарящих по мертвому мегаполису. Зико досадливо цыкнул. Навар уплыл из рук. Оставалось уповать на коллекционеров, сдвинутых на истории, которым можно было загнать эту информацию. Проковырявшись еще пару часов, Зико понял, что все, утекшее сквозь прорванную защиту Железной королевы, не носило стратегического значения и представляло скорее историческую и культурную ценность. Но не перевелись чудаки во вселенной, жаждущие прикоснуться к прошлому. Поэтому Зико уже прикидывал в уме, насколько его счет мог увеличиться в ближайшей перспективе. Он закинул руки за голову и самодовольно откинулся на спинку кресла. Ему не терпелось поделиться своим триумфом с рыжим приятелем, заодно не преминуть фигурально щелкнуть того по носу. Озорно рассмеявшись, он закружился в аэрокресле. За его спиной на экране дрогнул курсор.Центральный межгалактический космопорт, планета Аквос, система Далтон
Стеклянные двери плавно разошлись в стороны, пропуская посетителя внутрь зала ожидания. Высокий мужчина в дорогостоящем костюме тройке с антрацитовым кейсом в руке вошел в пластиково-стеклянное помещение. Он облегченно выдохнул, когда кондиционированный воздух окутал его разгоряченное тропическим солнцем тело. Уставшим взглядом нашел свободный столик у огромного аквариума, куда незамедлительно проследовал. Он шел мимо обтекаемых столов, стульев, скамеек, диванов в форме раковин, встроенных в стены аквариумов с пестрыми рыбками и журчащими фонтанчиками. Все убранство напоминало, а то и кричало всем посетителям, что они находятся на Аквосе — райской тропической планете, славящейся отличными курортами, золотыми пляжами, морскими рыбалками, дайвингом и огромным выставочным комплексом, принимающем у себя весь свет научного мира. В центре зала из потолка стекал водопад, на ровных низвергающихся струях высвечивались часы и табло вылета. Мужчина задержался возле водной завесы, сверил часы. Посадка на рейс начнется через час. Затем он подошел к приглянувшемуся столику. Из аквариума на него уставились круглыми глазами на тупых, безобразных мордах пираньи. «Как иронично», — подумал Катце, присаживаясь за столик и прислоняя кейс к ножкам стула. Он расстегнул пиджак и едва удержался от соблазна распахнуть жилет, который, как броня, стягивал ребра и мешал намокшей и неприятно холодящей кожу шелковой рубашке отлипнуть, наконец, от спины. Бесшумно подкатился к столику дроид, протянул меню, не забыв одарить гостя улыбкой на анимированной мордашке. Катце машинально выбрал кофе, но затем остановил махом руки откатывающегося робота и дополнил заказ. Пять дней он, будто ужаленный шершнем, под палящим солнцем метался от павильона к павильону, натер кровавые мозоли узкими лакированными туфлями, болванчиком кивал головой, вел светские беседы, услужливо улыбался так, что скулы свело, обменивался визитками, собирал презентации. Он устал и может себе позволить немного расслабиться. Аквос славился вдобавок еще и пряностями, добываемыми из частей высушенных водорослей Баладо. Торговцы не раз совали Катце под нос всякие проспекты и буклеты об чудо-специи, которая повышает либидо, очищает кровь, выводит токсины и прочее, прочее. Но он с ловкостью от них отмахивался, как от мошкары, роем кружившейся в вечернем небе этого райского уголка. На либидо он не жаловался, а с его стажем курения надеяться на исцеление от какой-то морской капусты полное сумасшествие. Тут впору собирать проспекты трансплантационных клиник, занимающихся пересадкой легких. Однако местные умельцы нашли пряностям применение не только в кулинарии и сомнительной медицине, но и в барном деле. Краем уха Катце слышал в курилках, как клерки и представители компаний между конференциями нахваливали коктейль на основе местного рома и пряности. Чем Ваджра не шутит?! Почему бы и… да! А вот задуматься о том, чтобы отказаться от вредной привычки, травящей организм, ему в хваткий на авантюры мозг не приходило. Курить он начал еще до того, как у него сменились последние молочные зубы. За теплицами в «Гардиане» раскинулось поле, где шелестели листвой кусты наркотической амки. Воспитанники пололи грядки, поливали, собирали и высушивали, а затем мололи листья. Дальше молотую амку отправляли среди прочего груза на Керес, где из нее делали сигареты. Но они, сопливые пацаны, прикарманивали щепотки дурман-травы. Катце вспомнил, как со щенячьим восторгом они делали самокрутки. О, это был целый ритуал! Забиться за сараем в стайку, ящик перевернуть и давай шаманить. Высыпать щепотку сушеной амки, с хирургической точностью перочинным ножом разделить ее на части. Труху они смешивали с вонючим и гнилым табаком, который удавалось выторговать у пилотов сухогрузов, прилетающих за овощами и птицей. Не больше, не меньше в пропорции один к трем, понюшка амки и две понюшки табака. Иначе дрянь будет, а не самокрутка. Язык обожжёт, горло раздерет. Порвать тестовую тетрадь на кусочки с детскую ладошку, но чтоб без чернил, те будут гореть, опять будет дрянь. На листок высыпать аккуратным рядком смесь, ногтем еще поправить, чтоб ни крупинки не выбивалось, скрутить, а потом языком с удовольствием облизать край, приляпать, кончик подкрутить. Чиркнешь спичкой, пых-пых, задалась бумага. Ностальгия! Катце усмехнулся и невольно потянулся к внутреннему карману пиджака, вынул золоченый портсигар и зажигалку с выгравированным котом на боку. Обвел пальцами выгнутую дугой спину ощерившегося черного кота, постукал ногтями по крышке портсигара, распахнул его. Стройным рядком, как патроны в обойме, лежали сигареты с черным фильтром родом из Кереса. Язык зачесался, пальцы задрожали, рот наполнился вязкой слюной, требуя свою долю привычной отравы. Именной ей он и остался верен с детских времен. Тут вновь бесшумно подъехал дроид, немного напугав задумавшегося Катце своим появлением. С подноса на столик перекочевала чашка с крепким кофе и бокал на тонкой ножке весь в капельках конденсата. Затем дроид достал из ящика на брюхе пепельницу и деловито укатил к другим клиентам. Катце незамедлительно сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и затянулся. Позволив знойной истоме и усталости взять верх над собой, откинулся на спинку кресла. Лениво уставился в огромное, от потолка до пола, смотровое окно, за которым раскинулось взлетно-посадочное поле. Асфальт мерцал, как дискотечный шар, то и дело проезжали багажные погрузчики, тягачи, фуры с топливом, голубые пассажирские кары, на горизонте в стартовых комплексах лоснились белоснежные фюзеляжи кораблей, словно бока пузатых альбатросов, которых он видел на пляже отеля. Он вдыхал отравляющий дурман. Взгляд бездумно блуждал по открывающейся панораме, по матовому стеклу, пока не остановился на головирозе, висящем на стене в пролете между окон. На экране велась прямая трансляция какой-то очередной конференции саммита. Седой мужичок в твидовом пиджачке, интеллигентно поправляя то очки, то галстук, беседовал с ведущим. Затем мужичок исчез из кадра, его место заняла проекция планеты. Круглый шарик, опоясанный серо-песчаными облаками, крутился в космическом пространстве, потом от планеты откололся кусок, словно от пирога, обнажая пласты грунта, почву, недра, ядро. Катце опустил взор на бегущие строчки субтитров, успевая прочесть отрывки текста о тектонических сдвигах, сейсмической активности, радиоактивных осадках, образовании парникового эффекта, скоплении газа в атмосфере, гамма лучах квазара, еще каких-то терминах из квантовой физики, о которой он имел очень смутное представление. Но термин «термоядерная реакция», видимо, для таких же недалеких людей, как он, им услужливо продемонстрировали, эффектно разметав шарик планеты на тысячи маленьких осколков. На экране вновь возникло лицо седого мужичка, явно слишком оживленного, если не сказать возбужденного после просмотра имитации взрыва. «Ученый муж, а туда же, все они латентные садисты», — мысленно посетовал Катце, отворачиваясь от головизора. Он поднес к губам чашку, хлебнул успевший немного остыть кофе. Воспитание не позволило ему в ту же секунду выплюнуть обратно сделанный глоток. Все вкусовые рецепторы вопили о том, что это как минимум ракетное топливо, но никак не эспрессо. Он непроизвольно отер ладонью губы, пытаясь стереть из памяти заодно и мерзостный вкус. Недокуренная сигарета, оставленная на крае пепельницы, неожиданно была захвачена в плен какой-то студенистой жижей, наполнявшей нутро стеклянной тары. Катце припомнил, что в качестве очистителей и утилизаторов жители Аквоса использовали определенный вид медуз. По всей видимости, в пепельнице проживала одна из них и усердно переваривала позабытую сигарету. Он уже потянулся за новой к портсигару, как заметил бежевое пятно на манжете рубашки. Осознание пришло с досадливым вздохом. Выудив из кармана пиджака зеркальце, Катце посмотрел на отражение. Конечно, он размазал покрывавший щеку тональный крем, открывая взору край давнего шрама. Рубец, пересекавший левую сторону лица, никак не вязался с образом добропорядочного коммивояжера из небольшой, но перспективной it-компании, роль которого тот периодически отыгрывал на таких саммитах, раздавая визитки своей подставной организации. Шрам слишком запоминающаяся примета. В повседневной, публичной жизни он предпочитал не выделяться, а вот в теневом бизнесе эта примета в итоге стала его визитной карточкой и псевдонимом. Меченого на черном рынке знали и уважали многие. Повозив подушечками пальцев по щеке, Катце попытался исправить хоть как-то ситуацию, идти никуда не хотелось, ноги жалобно ныли в узких туфлях, а наносить макияж прилюдно в зале ожидания — как-то не по-мужски. Растрепав рваную челку, он прикрыл ею левую сторону лица. Недовольно поморщился, отмечая подгоревший нос и пробивающиеся веснушки. — Рыжий, рыжий, конопатый, — прошептал он, в памяти всплыли звонкие голоса мальчишек из его отряда. — Как там меня дразнили… Тараканы обосрали. Уголки губ поползли вверх, а зеркальце отправилось обратно в карман. Он осторожно мизинцем зацепил тонкую ножку бокала и подтянул его ближе к себе. Голубая жидкость качнулась, словно морской прибой облизала стеклянные стенки. Ягодка на шпажке, как алый буй, нырнула и всплыла, то ли остерегая, то ли подманивая смотрящего. Если с кофе постигла неудача, может, хоть слухи о коктейле не соврут. «Джиневра», так назывался этот эликсир, подарила охлаждающий поцелуй, оставив на губах терпкий привкус рома и остроту пряностей. Катце сделал еще глоток. Что ж недурно. Он извлек из кейса глянцевый журнал, зашуршал лоснящимися страницами, предаваясь праздному созерцанию. Завибрировал коммуникатор, Катце принял звонок через гарнитуру. — Слушаю. — Йоу, как погодка на Аквосе? — раздался задорный голос. — Уже спалил свою бледную физиономию? — Я не на курорте отдыхал, а работал как пчелка. — Держу пари, сидишь сейчас и облизываешь взглядом двух и трехпалубных красоток, — язвительные нотки отчетливо слышались на другом конце провода. Катце нарочито медленно закрыл новенький судоходный журнал, вальяжно поправил челку, быстро и четко из-под нее отслеживая камеры под потолком зала ожидания. За этим вечным подростком не заржавеет взломать систему наблюдения и злорадно разглядывать его со всех ракурсов. — Нет, я не хакнул систему безопасности, — самодовольно продолжил потешаться Зико. — Ты параноик и мазохист, бро! Я знаю тебя уже десять лет. Нафига тебе яхта, у тебя же морская болезнь?! Будешь блевать в экстазе, радоваться и блевать. — Каждый имеет право на свои слабости. Ты же не это обсудить хотел? — Кто вирткороль? — дурашливо и настойчиво спросил дерзкий приятель. — От скромности не подохнешь, — закатив глаза, проговорил Катце. — Одна дама со скверным характером поддалась моему очарованию и провела со мной ночку другую. Но, увы, без марафета она оказалась не такой красавицей, но с портвейном потянет. С тебя бутылка, не жилься, купи хороший. Хоум видео я тебе скину, вуайерист! — У меня посадка на рейс через четверть часа. Как доберусь, вышлю тебе посылку с пойлом, алкаш! — Оки-токи, бывай, бро! — рассмеявшись, Зико сбросил вызов. Катце тряхнул челкой, он не сомневался в этом гениальном дурне, которого знал с молодых ногтей. И только тот мог так дерзить и веселить его. Именно Зико остался единственной ниточкой, что связывала Меченого с Нил Дартсем, с юностью, бесстрашностью и беззаботностью, оборвавшейся облавой. Погрузившись в воспоминания, он вновь невольно оглаживал пальцами ощерившегося кота на боку зажигалки. Рефлекс сработал на опережение. Он увидел краем глаза вспышку, затем раздался хлопок. А тело уже сгруппировалось, вмиг соскользнув со стула и спрятавшись за стол. Разум оставался еще в неведении, когда на голову посыпался град мелкой пластиковой крошки. Стол сдвинулся на полметра. Бок прострелила тупая боль. Послышался звон битой посуды. Слух резанул скрежет. Сердце заколотилось. В ушах отбивал пульс. Бух, бух. Он выглянул из укрытия. Смотрового стекла нет. Знойный ветер свистел в пустом проеме. Обжигал кожу, сушил губы. Асфальт мерцал, резал глаза. Пахло гарью, едким топливом. На горизонте — пылевое облако. Сквозь него что-то мелькало, какие-то огни. Свист, грохот. На взлетное поле упал метеорит. С неба полился огненный дождь. Вспыхнул асфальт. Катце пригляделся к камню. Черный по краям, белый в центре. Это не камень. Кусок оплавившегося фюзеляжа. Корабль… Взорвался корабль. Катце застыл, словно влип в смолу. Сначала робко, словно капель, раздались первые голоса, затем шквал молвы налетел со всех сторон. Любопытство толкнуло людей к смотровым окнам. Захрустел пластик под ногами зевак. Заохали, залепетали. Защелкали затворы камер. Ожили роботы, замершие статуями у столиков. Тяжелый, вонючий, горячий воздух, словно молния, разрезала сирена. Ее визг как ток прошил все тело Катце. Он дернулся, схватил кейс и быстро зашагал прочь, рассекая людскую волну. В луже воды, в осколках стекла на полу били хвостами и беспомощно разевали зубастые пасти пираньи. Дроиды бессмысленно загребали в совки пластиковую крошку, пока посетители напирали на окна. Из служебных помещений выскочил персонал, метнулся к толпе, призывая к порядку. Катце ужом под гам юркнул в приоткрытую дверь служебного помещения. Коридор, пролеты, двери, кладовая, кухня, комната персонала. Быстро, четко оглядеть помещение. Мятая форма на вешалке, недоеденный сэндвич на тарелке, затертый диван, брошенный рюкзак. Вжикнула молния замка, рука обшарила карманы. Кусок пластика как литой лег в ладонь. То, что надо. Опять пролеты, лестница, служебный туалет. Катце толкнул дверь кабинки, брезгливо зашел. Захлопнул ее и присел на корточки, прислонившись спиной. Клацнули замки кейса, замигал экран планшета, загрузился диск с червем. Надо спешить, скоро служба безопасности закроет воздушное и космическое пространство над Аквосом, и он застрянет здесь непонятно на какое время. Подпрограмма начала вгрызаться в защиту системы безопасности космодрома. Катце заметил, что не он один взламывал полетные листы, кто-то шел тем же путем, но с нахрапа, не осторожничая, словно тараном, пробивая защитные коды. Есть контакт. На экране развернулся лист с данными о судах, получивших разрешение на взлет буквально за секунды до взрыва. Палец быстро прокручивал таблицы. Вот. Тяжеловоз, бортовой номер 65 109, пятая полоса, пункт назначения Джибрил. Да хоть пасть Ваджры, лишь бы подальше отсюда! Катце захлопнул кейс, подскочил и бросился прочь, не теряя драгоценного времени. Он бежал по коридорам и лестницам. Краденый пропуск, словно универсальная отмычка, распахивал перед ним двери. Наконец, он вынырнул в духоту улицы. Осмотрелся. Сирена визжала, к космодрому стягивались картежи спецтехники и оцепления. Солнце обожгло лицо. Костюм сковывал движения. Катце бежал что было сил, минуя ангары и здания. Подошвы туфель прилипали к раскаленному асфальту. Впереди показались взлетные площадки транспортников. В мареве дрожащего зноя расплывалась вожделенная цифра пять. Еще немного, он договорится. Дыхание сбилось, по спине катился пот. Он видел очертания корабля. Старый, неповоротливый баркас с облупившейся обшивкой. Люки задраены. Двигатели свистели. Катце замахал руками на ходу. Кейс вновь ударил по саднящему боку, заставив сжать зубы. Гул двигателей оглушал. Его обдало воздушным порывом, едва не сбивая с ног. Катце отшатнулся, остановился, присел. Пыль попала в глаза, забилась в рот. Он прижал ладонь ко лбу. Сквозь пальцы он видел кусок яркого бирюзового неба и потертое красное крыло стремительно взмывающего ввысь «пеликана». Спасительный билет упорхнул, оставив его в этом хаосе.