Невозможность

Вася сидит и глядит на спящего Федора. От случившегося вчера ночью, голова кругом идет. Не надо было ему это с ним делать, а если и надо, то вовсе не так, как вышло накануне. Но он всякий раз идет у Басманова на поводу, словно не имея сил противостоять его прихотям. Федя будто тянет его на дно какой-то бездны, а Вася, в силу своей любви, падает следом, не зная что там его ждет в итоге на дне этом, взаимность или смерть. Федор внезапно просыпается, и Васька им любуется невольно. Сам он обычно на утро после пьянки как леший выглядит, а Федя на лицо сейчас чудо как пригож, не опух даже. — На-ка огуречный рассол, от похмелья это лучшая вещь, — заботливо протягивает Вася глиняную кружку Феде прямо в постель. Басманов презрительно нюхает рассол и отдает обратно Васе. — Мне такое не вкусно, — словно капризный ребенок вдруг заявляет Федя. Вася от этого даже улыбнулся невольно. — А чай с пряником вкусно? — Вкусно. — Сейчас принесу. Спустя минуту сонный, чуть растрепанный Федя грызет пряник и чай прихлебывает. И сердце Васино от картины такой кажется пару ударов пропускает. — Ты на меня сейчас как дурак влюбленный глядишь, — беззлобно подмечает Федя, Васин взгляд ловя. — Это упрек? — спросил Грязной. Басманов плечами пожимает, вылезает из постели и принимается надевать одежду свою, как ни в чем не бывало. И только Вася хотел словом о прошедшей ночи обмолвиться, как Басманов его опередил. — К колдуну с тобой завтра поедем на мельницу. — К кому? — брови Васи вверх взлетели от новости такой. — Это ты еще чего удумал? — К кому слышал. Буду просить, чтоб помог мне милость царскую вернуть, — заявляет Федя тоном будничным. — А тебя с собой я в качестве подмоги возьму, а то мало ли что, кто их знает, колдунов-то этих. Васька лишь вздохнул, с Федей что ни день, то «праздник». Не заскучаешь. Приведя себя в порядок, Басманов отправился к себе, словно и не было ничего накануне. Перешагнули, как говорится, и дальше пошли. Но вот только у Васи такое вряд ли забыть получится. За ночь снегом землю запорошило, а утром солнце вылезло и морозец ударил. Все сверкает, сияет, красота! Васька полной грудью воздух свежий вдохнул и посмотрел на Федю, который нахохлившись на коне сидел. — Замерз что ли? — спросил Грязной. Басманов ничего не ответил, только шапку свою соболиную покрепче на голову натянул. — Ишь, мерзляк ты какой оказывается. Ну ладно, путь до мельницы не особо долог, всяко не околеешь. Добравшись до места, они увидели старика, вышедшего на крыльцо. Словно поджидал он их. — Здравствуйте, люди добрые, зачем пожаловали ко мне? — Здравствуй, мельник! Дело есть у меня к тебе. Помощь надобна твоя, — настороженно молвит Федя. — Без тебя, боюсь, не справлюсь. — Помощь? Ну коли так, то пойдем, пойдем, родимый, расскажешь что да как. А ты, добрый молодец, тут постой. Но без дела тоже не оставайся, на вот, погадай на любовь свою, — и протягивает Васе старик ромашку живую. Откуда она у него в руках взялась, ежели уже снег на земле лежит? Чудеса, не иначе. — Ну, давай, от чего бы не погадать-то, — соглашается Вася, осторожно цветок беря. Федор бросает на ромашку взгляд любопытный и уходит вслед за колдуном внутрь его домика, который подле мельницы стоит. Вася трогает пальцем лепестки нежные, что хранят в себе дух летний, и принимается отрывать по одному. Любит. Не любит. Любит. Не любит. Любит. Не любит. Любит. Вася отрывает последний лепесток. Не любит. Кто бы сомневался. Он бросает оставшийся стебелек в снег раздосадовано. Глядит, как воробьи у крыльца прыгают весело, резвятся, не зная забот, а вокруг этот день неправдоподобно яркий, залитый солнцем и свежестью. И посреди всей этой картины Васька понурый стоит, тоску всем сердцем ощущая. — Ну, что цветок тебе сказал? — спросил дед, когда вышли они с Басмановым на улицу. — То, что я и без него знал, — сухо ответил Вася. — И что же? — спрашивает Федя, глядя в упор. — А это ты лучше моего знаешь. Басманов лишь хмыкнул в ответ. Оседлав своих коней и со стариком попрощавшись, двинулись они обратно в Слободу. А мельник лишь улыбался загадочно вслед своими гостям глядя. Ромашка эта колдовская все настроение испоганила Ваське. Словно еще раз напомнила о том, что болью отзывалось. — Ну как, помог он тебе чем? — спрашивает Вася. — Поживем — увидим, — отвечает Федя, всем видом показывая, что тему эту обсуждать не желает. Утром следующего дня Вася входит в темницы и сталкивается с разъяренным Скуратовым, чья одежда кровью забрызгана, а лицо гримасой озлобленной искажено. — Чего это ты такой? — опешив спрашивает Васька. — Пытался выбить сейчас хоть что-то из холопов, которые у Муравьева служат, молчат, заразы, сколько не пытай. Не хотят на боярина своего клеветать, верные как собаки. — Да полно тебе, Лукьяныч, ты же у нас кого угодно разговорить можешь своими-то методами, — приободряет его Вася. — Могу-то могу, да только толку все равно мало будет, даже если добьюсь чего. Не смогу я к этому боярину поганому подобраться, пока царь мне воли не даст, — раздосадовано заявляет Малюта. — А он не даст, потому что Федька его с Муравьевым в родстве состоит. — Федька? — Он самый. Мешает мне Басманов, ой как мешает во многих делах, — рычит Скуратов. — Присел на ухо к царю, и ведь слушает Грозный этого срамника. Ну, ничего, уж найду я способ и до Феденьки добраться, никакая царская милость его не спасет. Сживу со свету, поганца! Васька замирает, ощущая как сердце рухнуло в пятки. Малюта сплевывает на пол и выходит на улицу. Никогда еще Вася таких речей озлобленных от Малюты в сторону Феди не слышал, а тут из него буквально неприкрытая ненависть сочилась. Вдруг из темницы раздается чей-то громкий плач. Грязной от этого вздрагивает невольно и на улицу выскакивает. Холод на дворе собачий, Вася ощущает озноб сильный, тело его пронзающий. А через некоторое время и вовсе понимает, что с ним что-то не то, кости ломит со страшной силой, пот течет, в жар кидает. Похоже хворь приключилась. Продрог он что ли пока Федю у мельницы вчера ждал? Кое-как до избы своей добравшись, он рухнул в постель, полежал, помаялся. Выпил морса клюквенного, да меда съел. Но к вечеру совсем дурно стало. Перед глазами словно марево, в голове путаница, жар дикий тело сжигает, будто в преисподнюю он провалился. И кажется ему в бреду, что Малюта все прознал и за ним пришел, стоит у постели его и зубы свои скалит. И Вася зовет Федю, то ли чтобы предупредить его и уберечь, то ли чтобы спас он его от погибели лютой. — Не зови его. Убил я уже Федю твоего, убил, — рычит Малюта. От слов этих Вася совсем связь с реальность теряет, по кровати метается в горячке, как вдруг из этой агонии его вырывает успокаивающее прикосновение прохладной ладони к щеке. Вот только Вася не понимает на яву это или нет? — Тише-тише. Я тут, с тобой. Слышишь? — Федя, Феденька, — шепчет Вася, чувствуя как ласково холодные пальцы касаются его разгоряченного лица. — Ты жив? — Ну что ты несешь такое? Жив конечно, от чего мне не живым-то быть, — успокаивает его голос знакомый. — Тшшш, сейчас все пройдет, только выпей вот это. В рот Васе вливают что-то горькое из маленького пузырька. Он послушно сглатывает и прикрывает глаза. — Сокровище мое, ты только не уходи, ладно? — срывается с губ шепот горячий. — Не оставляй меня, прошу. — Не уйду я никуда, Вася, не волнуйся. А сейчас постарайся заснуть, пожалуйста. — И еще.. пообещай мне не умирать, — просит Вася. — Обещаю. А теперь спи, Васенька, спи. Он чувствует мягкие ласковые губы, что оставляют поцелуй на его лбу, и ощущает как его пальцы осторожно сжимают и не отпускают. В конечном итоге, уже не желая разбираться где правда, а где морок, Вася проваливается во тьму, но все еще чувствует, что это создание бесценное здесь, с ним рядом. Наутро Васька просыпается в здравии, жар сошел, лишь голова побаливала. Вот только вопрос один остался — привиделось ему вчерашнее аль нет? Вскочив с постели он направился в сени. — Машка! Машка, к нам вчера приходил кто? Машка улыбается и кивает утвердительно. — Федя? — в голосе нескрываемая надежда звучит. Машка кивает еще раз. Теперь уже очередь Васи улыбаться. Вскоре в избу резво заходит Басманов и окидывает Грязного взглядом оценивающим. — Ну, ожил? Эк тебя свалило внезапно, благо не издох, — заявляет Федя. — Ожил. А что ты мне выпить такое дал? — спрашивает Вася, с тоской ощущая, как этот образ Феди разнится с тем ночным. — Отвар целебный. Я любого выходить могу, не дам хвори на тот свет утащить, уж будь уверен. За одну ночь тебя на ноги поставил, о как! — деловито заявляет Басманов. — Спасибо тебе, Федь. — Благодарность принимается, — Басманов с присущим ему изяществом опускается на лавку. Вася рассказывает про вчерашний разговор с Малютой, что его не на шутку встревожил. И в ответ получает лишь хохот Федин. — Не гляди на меня вот так, — просмеявшись заявляет Басманов. — Как так? — Будто Малюта мне уже нож к горлу приставил и режет. Думаешь, я с ним не разберусь? Да он пальцем меня не тронет, иначе Иван ему голову оторвет. Я хитрее и умнее, меня так просто не переиграть, — Федя легко поднимается. — Что ж, раз больше никаких новостей нет, тогда я пошел. Не хворай! Вася смотрит на закрывшуюся дверь и кажется ему, что вся эта Федина искренняя ласковость ему просто привиделась в горячке ночной.