The union of hope

Сынмин почти бежит вверх по ступенькам, по крайней мере очень быстро передвигается маленькими шагами. Распаренное после водных процедур тело с новой силой атакует благородный мороз дворцовых стен. У Мина успевает проскользнуть мысль о том, что немудрено, что многие здешние традиции и законы бесчеловечны. Видимо, люди теряли рассудок, живя в таком холоде. Выданные ему штаны велики, он придерживает их за пояс, чтобы не упали. Столько новых впечатлений за день вызывает в бете незнакомую ему прежде эмоцию — азарт. Хочется узнать, чтобы будет дальше, хоть страх и щиплет не хуже мороза. Но, пережив сегодня, Сынмину кажется, он готов к чему угодно в будущем. В комнате Хенджина тепло. Сынмин неаккуратно закрывает за собой дверь, та создаёт немного шума и будит дремлющего принца. Он разворачивается лицом к выходу и сонно причмокивает. А Сынмину только и остаётся, что стоять и держать штаны. —Кажется, мы пропустили ужин, — хрипит альфа, разминая лицо руками. — Чего ты такой розовый, что-то случилось? - в свете торфяного светильника Хенджин видит румяные щеки беты. —Я-я купался, — Сынмин растерянно касается своего лица руками и ойкает, когда штаны начинают свой путь к земле. Хёнджин смеётся, умиляясь ему. —«Купаться», какое милое слово. У нас так никто не говорит. - А как? —«Принимать ванну», — Хенджин делает голос как у старушки-воспитательницы, а после закатывает глаза. —Пойдешь спать? —Я, если честно, уже успел выспаться. —Точно, ты дремал, когда я уходил к отцу. — Как все прошло? Хёнджин от бессилия ударяет руку о постель и поджимает губы: — Как обычно: помолчал, посмотрел на меня, сделал замечание по поводу моего поведения вне замка… — «Поведения»? — Он недоволен тем, как я показал себя перед народом. Сказал, что я все ещё ребенок и только женитьба меня изменит. —Очень опрометчиво с его стороны так считать, — хихикает Мин. Хёнджин его смехом и голосом лечится, все грустные мысли затягиваются в памяти, как шрамы. Сынмин переминается с ноги на ногу, стряхивает с себя подкрадывающийся холодок. —Неужели тебе так холодно? Бета кивает. — Ты точно не заболел? Отрицательно мотает головой. — Я могу попросить приготовить горячий чай, хочешь? Опять кивает. Хёнджин улыбается. Он встаёт с кровати вместе с одеялом и идёт с ним на Сынмина, как с сетями на лиса. Младший отчего-то не пытается шагнуть ни взад, ни вперед. — Поймал, — улыбается принц, набрасывая ткань на чужие плечи. –Посиди здесь, пока я схожу за чаем. Сынмин в очередной раз кивает, перехватывая концы одеяла покрепче, заворачиваясь в него по самые уши. Стоять и дальше становится почти неприлично, потому он, оценив кресло и кровать как единственные предметы мягкой мебели в комнате, все же выбирает первое. Лезть на чужую кровать кажется ему дурным тоном. С ногами забравшись в большое кресло, стоявшее у окна, и зарыв нос в складки одеяла, он продолжает ждать ночной чай. Огонь свечей красиво преломляется о стекло витражей, создавая на полу сказочные узоры и блики разных цветов. Сынмин протягивает вперёд руку бессознательно, желая стать частью этого волшебства. Таким его застаёт Хенджин. Он тихо, не нарушая образовавшуюся идиллию, подходит ближе к бете с подносом в руках, оставляет его на небольшом столике и присаживается на корточки перед Мином. Младший переводит взгляд со своей руки на лицо принца — там и тут плясали цветные блики. — Очень красиво,— тихо, почти в себя, говорит Мин, снова опуская взгляд на пол. Хёнджин постепенно начинает понимать, что же так впечатлило малыша-охотника. Это позволяет ему по-новому посмотреть на ненавистные ему всем сердцем витражи. Раньше он замечал в них лишь преграду, поскольку всегда стремился куда-то туда, за пределы замка, и никогда он не пытался найти хоть что-то красивое, что-то приятное, что-то, к чему можно привязаться, внутри его стен. Но сейчас в стенах этого самого замка, рядом с теми самыми витражами сидит тот, к кому альфа привязан на каждом уровне своего существования. И это так красиво и так приятно… Сынмин скованными движениями берет в руки протянутую ему чашку чая. Одеяло немного мешает, поэтому Хенджин позволяет себе его поправить. — С-спасибо. Сынмин очень смешно отпивает горячий напиток, стараясь не пролить его на себя. При этом он задерживает дыхание перед каждым глотком и довольно широко раскрывает глаза. Ещё он шевелит пальцами ног, немного вылезшими из-под одеяла. Хёнджин одергивает себя, чтобы перестать рассматривать бету. — Знаешь, в детстве бабушка говорила мне, что не согреть печью тот дом, в котором живут холодные сердца. Я тогда не понимал ее. «Любовь греет, а безразличие оборачивает в лед», — для меня то были далёкие и просто красивые слова, — Сынмин смотрит все на танцующие блики на полу, не решаясь поднять глаз на Хенджина. Хёнджин пытается наложить эти слова на свой опыт, но, кажется, он слишком долго жил среди ледяных людей и привык к этому. У него не было мысли, ответной сынминовой. Он лишь глянул снова на ноги беты и прикрыл пальчики концом одеяла. Затем он взял свою чашку и встал у окна, оперевшись о рамочный выступ плечом. Они грелись и молчали. Сынмин смотрел на свечу, Хенджин на ее отражение в окне. — Я тебя обидел? — Сынмину становится не по себе. А Хенджину не по себе от того, что он промолчал, когда бета попытался открыться ему. — Нет-нет, что ты… Я просто боюсь, что ты здесь совсем «замерзнешь». — Звучит, как «я боюсь, что совершил ошибку», — замечает бета. — Ты не можешь быть ошибкой, только не ты. В отличие от… — альфа не заканчивает мысль, хотя по все ещё приоткрытому рту заметно, что некие слова продолжения вертятся на его языке, но он себя останавливает. Бета в который раз приходит в себя, начиная ощущать мир реальностью, а не затяжным сном. Иногда находиться рядом с Хенджином становилось так легко и приятно, что он забывал о всех душевных тяжбах альфы. Хёнджин все ещё жил прошлым, старыми ранами, прежними мыслями, но при этом он пытался предвидеть будущее, предсказать последствия своих решений и вычислить худший исход. Сынмин же был больше обеспокоен настоящим, ведь он был напуган посреди неизвестности прямо здесь и сейчас. Как альфа не способен отличить холод от тепла, так бета не может себе представить существование одного без другого. Эта разница в самоощущении и восприятии мира в некоторые моменты казалась слишком огромной, будто они стояли на разных полюсах планеты. Но поскольку это не так, поскольку здесь и сейчас они рядом, в одной комнате, смотрят на одну и ту же свечу, хоть и под разным углом, поскольку как бы чужды не были им проблемы друг друга, кому-то придется первым попытаться понять другого. Сынмин делает глубокий вдох. Он впервые знакомится с такой стороной альф, как неуверенность в себе. С детства Сынмин считал, что каждый альфа от рождения сильный, что невозможно поставить альфу в тупик или задеть за живое. Но он слишком идеализировал сущность этого пола, в душе тайно завидуя. Однако сейчас альфе перед ним требуется поддержка. Его поддержка. Сынмин ставит чашку на поднос, привлекая внимание звоном от соприкосновения керамики к металлу. Он под потерянный взгляд грустных глаз Хенджина встаёт с кресла и уносит согревшее его и нагретое им одеяло на кровать принца. Ступая нарочито медленно, чтобы подумать над словами, на внешней стороне босых ступней, Ким направляется к настежь открытой двери в свою спальню. — Спокойной ночи… — на выдохе произносит Мин, стоя в пол-оборота к принцу, лицом к дверному косяку. Он сам не знает, какой потайной смысл вкладывает в следующие слова и есть ли он там вообще, но надеется, что его поймет Хенджин. — Спасибо, что согрел меня. Чужой взгляд теребит, цепляется за его лицо, вызывая покалывание в щеках. Сынмин быстро кивает своим словам, но как будто косяку, и скрывается в темноте своих покоев. Он резко касается горящих щек, ощущая ладонями жар, который стекает вниз, по локтям, к груди, лезет под ребра и ютится под сердцем. И вот тогда он по-настоящему согревается, будто причиной холода был не внешний мир, а его собственное сердце, опасливо избегавшее до этого момента чужого тепла. Хёнджин упирается лбом в каменный выступ, не отходя от окна и запоздалого шока. У него все нутро дрожит и поскуливает, радуется. На губах улыбка облегчения и долгожданного умиротворения. — Спокойной ночи, — отвечает принц черной пустоте в дверном проёме. *** Проснуться в чужой одежде, чужой кровати и чужом месте — ощущение, несравнимое ни с каким другим. Сынмин не подозревал, когда ложился в постель, что на утро он будет так напуган. Все началось с ощущений. Ещё в темноте закрытых век его настигли совершенно другие звуки, запахи и тактильные ощущения. Сынмин спал на краю огромной кровати, ближе к двери. Невероятно широкое, но при том лёгкое перьевое одеяло почти с головой скрывало его от дворцового воздуха. Потому среди запахов преобладали мыло и порошок, а также все ещё стоявшие на тумбе розы (первый запах обычного домашнего утра — мамин завтрак). Потом были звуки, точнее почти полное их отсутствие. Проснувшись в тишине, Сынмин на секунду подумал, что он оглох или умер. Но вскоре послышалось шуршание в смежной комнате (дверь была приоткрыта всю ночь). Следом, предварительно представив в голове картинку, которую он ожидаемо увидит, Сынмин открыл глаза. В комнате ничего не изменилось со вчерашнего вечера. Только цветы, казалось, устали и расслабили свои лепестки. Высунув из-под покрывала глаза и кончик носа, он подготовил себя к полноценному вхождению в этот мир. А ему так не хотелось — осколки некоторых вчерашних событий кололись и отталкивали. Хёнджин за стенкой встал с кровати и зашелестел по полу. Сынмин невольно начал прислушиваться, он забыл про волнение, потому что ему отчего-то стало интересно, что же альфа сейчас делает. Стеклянный звон — Хёнджин подошёл к столику у окна и налил себе воды из громоздкого хрустального кувшина. Сынмин присел на краю кровати, неприятно морщась от ощущения холодного пола босыми ногами. Скрежет половиц — Хенджин пересёк комнату наискосок. Шум открывания ящиков комода — Хенджин достает одежду. Шуршание ткани… Сынмин одергивает себя. Он разминает руками лицо. И решает тоже переодеться. Когда в соседней комнате стихают звуки, он идёт к двери, чтобы прикрыть ее. Он успевает увидеть альфу — тот шнуровал ботинки и не заметил его: его рубашка была лишь наброшена на плечи, но не застегнута ни на одну пуговицу, а волосы в утреннем беспорядке вились прямо перед его глазами. Сынмин с надеждой на то, что дверь закроется беззвучно, берется за ручку. Никаких скрипов не следует. В шкафу он находит несколько пар светлых брюк, таких же светлых блуз и туфель. Он выбирает светло-голубой верх, брюки цвета слоновой кости, скрещивает пальцы, чтобы они подошли ему. Он быстро, словно боясь, что его застанут за этим делом, переодевается, аккуратно складывая старые вещи на полку. Круглые, обшитые тканью пуговицы, туго входят в петельки, заставляя бету напрячься. Вся ткань такая лёгкая, что будто утекает сквозь пальцы. Сынмин и не ощущает, что одет. В углу комнаты стоит зеркало, которое опровергает его сомнения. Ким оглядывает себя мельком, автоматически расчесывает волосы рукой. Когда Сынмин медленно приоткрывает дверь и входит в комнату принца, то застаёт его сидящим за бумагами с пером в руках. Спустя две секунды они встречаются взглядами, что вызывает у Хенджина улыбку. — Доброе утро. — Доброе, Сынмин. Мы рано проснулись… Я тебя разбудил? –заранее виноватым голосом спрашивает альфа. Сынмин пытается припомнить, от чего он проснулся, но у него выходит: — Кажется, нет. А Хенджин не перестает улыбаться, уже не так открыто, как несколько секунд назад, но уголки губ его выдают. — Впервые встаю так рано не для того, чтобы увидеть тебя в окне… Очень странно-приятное чувство от этого. Будто мое единственное за все годы жизни желание на день рождения наконец-то исполнилось, когда я уже почти перестал верить в чудеса. — В моем присутствии здесь нет никакого чуда, Хенджин. — Правда? А как будто есть. Самое чудесное чудо из всех. Потому что мне даже нечего больше пожелать. Сынмин сдается — спорить с таким Хенджином было абсолютно бесполезно. Мин лишь кивает ему и отвечает тихое: «я рад». — Ещё слишком рано, завтрак подадут только через полтора часа. Но мы можем взять что-нибудь на кухне и устроить пикник. — Звучит неплохо, — с легкостью соглашается бета, предвкушая момент выхода за стены замка. Хёнджин радостно встаёт с места и прячет свои бумаги под подушку, проходит к двери, приглашая на выход. — Что-то личное? — оглядываясь назад, спрашивает Сынмин, проходя мимо кровати. —Да, довольно личное. Я позже тебе покажу. — Но оно ведь на то и личное, чтобы никому об этом не рассказывать… –возражает бета, смешно морща носик. — А я только тебе. По секрету. Друзья ведь делятся таким? — Да, наверное да. *** Они спускаются плечом к плечу, шаг в шаг вниз по лестнице. На первом этаже они посещают первую комнату купального помещения. Там служанки, недовольные гостями в такой ранний час, пытаются помочь молодым господам умыться, но Хенджин поползновения в их сторону останавливает. В это время Сынмин заново переживает эмоции вчерашнего пребывания в этом помещении: страх, холод, стыд, неизвестность. Из транса его вынимают чужие руки на его плечах. Мин поднимает голову и настраивает фокус, замечая в зеркале перед собой отражение двоих: потерянного беты и улыбчивого альфы. Шумные служанки скрываются за поворотом, а толстые дворцовые стены провожают их шум вместе с ними, оставляя из двоих внутри эха тишины. — О чем задумался? -…О том, что должны считаться неприличными попытки помочь человеку помыться. — Вот как… А я вот только собирался тебе предложить полить руки из кувшина. Что ж теперь, пожалуй, не буду, — наигранно куксится Хенджин. — Нет-нет, тебе можно… М-мы же друзья, — выкручивается Сынмин. — Точно, как я мог забыть, — смеётся, театрально бьёт себя по лбу принц и тянется за сосудом с едва теплой водой. Они помогают друг другу умыться, поливая руки из кувшина над глубокой мраморной раковиной. Потом Хенджин ведёт Сынмина по извилистым коридорам, приводя к широким дверям кухни. Они крадучись просачиваются внутрь и воровато оглядываются. На огромном подносе, размером два метра на полтора, накрытом вафельным полотенцем, томится свежеиспечённый хлеб. Хёнджин находит ещё одно полотенце, но поменьше, и заворачивает в него небольшой каравай. Туда же попадет пара пластиков ветчины и банан с яблоком. У самого выхода, рядом с дверьми черного хода, стоит корзина со свежим молоком. Они берут две бутылочки и покидают замок незамеченными. Хёнджин несёт кулек с пайком, а Сынмин — молоко. Они некоторое время проводят в уютной тишине, будто они уже тысячу раз вот так тайком сбегали из дворца в рассветные часы и для них это привычное и незаурядное занятие. Уже спускаясь к лесу, где течет ручей, они переглядываются и не сдерживают смешков. — Сбегать из замка с кем-то намного веселей, чем одному. — Для этого друзья и нужны — чтобы составлять компанию в аферах. — Последняя неделя — одна сплошная афера, – замечает альфа. — Ага, поэтому я здесь и оказался, — напоминает Сынмин. Они добираются до того камня, с которого Сынмин съехал в ручей, услышав признание принца, неделей ранее. Бету это воспоминание окрашивает не в красный, но около-персиковый цвет. Он вдруг понимает, что сейчас Хенджин старательно играет в друга для него, однако то признание было далеко от просьбы дружить, если вдуматься… Ким оборачивается на принца, который ведет себя совершенно непринужденно, выбирая себе камень, на который можно присесть. Бета позволяет самому себе отбросить попытки анализировать ситуацию и искать подводные камни. Ведь здесь и сейчас они довольно хорошо справляются с игрой в дружбу. *** Они заканчивают свою скромную трапезу, сопровождавшуюся непринужденной беседой. Сынмин смущённо рассказывал, как ему понравилась королевская купальня (не считая некоторых моментов), а Хенджин неприлично искренне удивлялся информации о том, что в его доме не было ванны, лишь умывальник, и они мылись в общественной бане. Они также обсуждали предстоящую встречу беты с остальной частью королевской семьи, которая с большой вероятностью произойдет сегодня в обед. Возвращаться в замок не хотелось обоим в равной степени, они шли медленно, отвлекаясь на цветы и обсуждение планов на будущую охоту. Пустые стеклянные бутылки из-под молока и позаимствованное полотенце они без шума вернули на кухню и просочились в коридоры дворца также тихо, как его покинули. Хёнджин устроил экскурсию по главным помещениям и самым интересным местам в замке. Они прошли десятки лестниц и проходов, мимо сотен портретов. На одном из них был и Хенджин. Будучи ещё маленьким мальчиком с пушистыми белыми волосами и огромными доверчивыми глазами, он выглядел куда взволнованнее своим высоким положением, сидя на громоздком стуле в бордовой королевской накидке, чем сейчас, в юношеском возрасте. Они проходят мимо танцевального зала, в углу которого в одиночестве стоял белый пыльный рояль. Хёнджин показывает ему библиотеку, стеллажи которой доходили до самого потолка и, казалось, могли обрушиться на тебя в любой момент. Он делится сокровенной тайной о своем любимом месте на узком подоконнике за одним из стеллажей, куда он частенько прятался в детстве. Сынмин с интересом рассматривает укрытие и улыбается, представляя на этом месте маленького растрепанного принца. Они выходят на широкий полукруглый балкон с двумя колоннами и не успевают насладиться видом, как их окликает запыхавшийся Джисон. Он снова одет совершенно экстравагантно, но одновременно и со вкусом. Узкие кожаные штаны, темно-синяя полупрозрачная блуза с вырезами на плечах и воланами на руках, глаза подчеркивает подводка, а талию — черный корсет на шнуровке. Сынмин бы сказал, что тот выглядит вызывающе, но к Джисону это словно не применимо. Само существо этого омеги было тем ещё вызовом миру. Кан видимо бегал в поисках этой парочки немалое время, потому, остановившись, согнулся пополам и тяжело задышал, жадно вдыхая воздух. — Ну, пирожочки мои… — тяжёлый вдох. — Фух, погоняли вы меня. Я уж решил, что всё, сбежали вы. Ух напугали, ойй, — он похлопывает себя под сердцем, сильно жмурясь. Сынмин начинает паниковать: — Вы в порядке? Может воды? Присядьте… Бета подбегает к нему, чтобы придержать в случае чего. Однако после его слов Джисон медленно выпрямляется и с умилением смотрит в взволнованные глаза напротив. — Какой же он у тебя всё-таки прелестный, — говорит омега Хенджину. —Хорошая у тебя чуйка, Высочество. Я даже завидую. Сынмин оглядывается в растерянности на будущего мужа и получает в ответ лишь пожимание плечами. —Ты что-то хотел от нас, Джисон? —Да! — на ходу вспоминая цель своего визита, восклицает Джи, сам удивляясь высоте своего голоса. —Экхм, да, я по поводу церемонии венчания. Мне нужен Сынмин-и для примерки и… мм, поболтать — назовем это так. — Ладное, только не заболтай его до потери сознания, прошу. — Я за себя не ручаюсь, — весьма честно отвечает омега, поднимая согнутые руки вверх. — Тогда увидимся за обедом, — говорит альфа уже Киму. — А не, нет, пообедаешь сегодня сам, Высочество. Я составлю малышу компанию. К тому же тебе тоже нужно готовиться, портной ждёт тебя у себя. Хёнджин поджимает губы и краем глаза видит, как то же самое делает бета. За этим со стороны наблюдает Джисон. И один Сынмин ничего не замечает. — Он тебя не обидит, — тихо успокаивает бету Хван, подойдя ближе. — Иди с ним, ближе к вечеру встретимся в комнате и вместе пойдем на ужин. — Хорошо, — кивает балванчиком младший и чувствует, как его уже за рукав тянут на выход. Они не отходят и на пять метров, как до Хенджина издалека доносится звонкая дробь джисонового голоса: «Так повезло, что ты такой худенький, столько красоты можно на тебя придумать и надеть. Придворный портной будет в восторге. Да тебе и самому понравится». Хёнджин посмеивается, а в мыслях желает Мину терпения. *** Сынмин возвращается в покои Хенджина усталый, но более с него считывается какая-то принятая обречённость и потерянность. Он смотрит в пол, а после врезается напуганным взглядом в глаза наблюдавшего за ним Хенджина. Оба вздрагивают. Сынмин быстрее старается взять себя в руки и у него относительно неплохо выходит. У него получается это, потому что он знает причину своего состояния. Хёнджин же не знает. Окидывать на зады сознания ему нечего, кроме застывшего перед ним чужого взгляда. А альфа не хочет "выкидывать" ничего, связанного с Мином. - Что случилось? С тобой плохо обращались? - Хенджин подбегает к бете и берет за обе холодные руки. - Нет. Нет-нет. Нет, я в порядке. Просто столько всего... узнал, - после последнего слова он неестественного резко дёргается, словно от судороги в области шеи. - Но нет причин для волнения. Это лишь ещё один этап нашей "аферы". - Я могу что-то сделать, чтобы... помочь? Как-то облегчить этот "этап". "Ох, Хенджин..." - вздыхает мысленно бета, прокручивая в голове информацию, полученную от Джисона. - Нам придется просто пережить это, - Сынмин старается улыбнуться, хмурость принца его совсем не радует. - Просто будь рядом. Хёнджин непонимающе, но с полной искренней готовностью на все кивает два раза подряд. Просто быть рядом - все, что он сам просил не так давно у беты. Сейчас эта просьба адресована Хенджину, и ему совсем не трудно ее исполнить. И он рядом, ближе, чем вчера или полчаса назад. Он рядом, когда они спускаться на ужин, где Сынмина впервые представляют королевской чете. К счастью, король сегодня был весьма пассивен в своем желании придираться к младшему сыну и лишь окинул будущего члена семьи нечитаемым взглядом. Но и тогда Хенджин был рядом, ближе, чем пять минут назад. Они сидели за столом и не могли поесть, потому что были слишком близко друг к другу, и правая рука Хенджина под столом держал левую сынминову. В итоге они съели по куску мяса и, откланявшись, сбежали. По дороге в комнату их встретил Джисон, Сынмин при нем изменился в лице, они кивнули друг другу. Омега похлопал принца по плечу, подмечая все ещё сцепленные руки парочки. "Я пришлю к вам кого-нибудь с едой. Негоже голодать в канун свадьбы", - бросил им Кан на прощание и скрылся за очередным поворотом, виляя бедрами. *** Они с аппетитом, которого час назад ещё не ощущали, и огромной благодарностью съедают все, что им приносит помощник повара. - Мы с тобой такие тихушники, - смеётся Сынмин (что очень радует альфу), он поясняет свои слова: - Прячемся от всех, сбегаем, едим в неположенных для того местах. - Но нас это устраивает? - полувопросительно-полуутвердительно констатирует Хенджин. - Ага, - довольно кивает Мин, доедает последнюю куриную ножку и откладывает кость. Ели они, кстати, сидя на кровати в комнате младшего. Сынмин любезно пригласил его "в гости" - а как Джин мог отказать? Завтра день их свадьбы, а им думать ни о чем не хочется, кроме как о том, чтобы не запачкать покрывало томатным соусом. - Спокойной ночи, Сынмин, - сонно тянет Хенджин с порога, когда они прибрались после трапезы и все светильники были погашены. Он уже перешагивает на территорию своей комнаты и тянется закрыть дверь, чтобы не мешать бете спать, как его останавливает тихое сынминово: "Оставь так", - из-под одеял. И ещё более тихое: - Спокойной, Хенджин-а~