The union of hope

В ночь перед свадьбой Хенджину снился кошмар. Он проснулся в холодном поту с единственной мыслью — проверить, где Сынмин. Ещё не определив — где верх, а где низ — он соскакивает с кровати и большими шагами направляется к двери в покои младшего. Он не замечает ничего вокруг, словно для него освещен лишь кратчайший путь к двери. Он хватается правой рукой за косяк и уже собирается заглянуть внутрь, как его окликают сзади: — Доброе утро. Сынмин сидел на кресле у окна на коленях, обхватив руками спинку перед собой и положив подбородок сверху. Он выглядел взволнованным, это выдавали глаза и поджатые губы. Хёнджин шумно облегченно выдохнул, найдя того, кого и не терял вовсе. — Привет… — Прости, что пришел сюда, пока ты спал. Хотел посидеть у окна, меня это успокаивает. — Ничего, я даже рад. В смысле рад, что ты здесь. Что ты не… Сбежал. Лицо беты искажалось по мере того, как Хенджин продолжал говорить, в глазах отразилась оскорбленность, смешанная с противоречащим ей пониманием. Хван, погруженный в свои эмоции, не сумел вовремя остановиться, даже когда начал жалеть о сказанном. — Прости. Конечно, ты бы так не поступил, не подвёл бы меня. Это все просто моя неуверенность в себе, — спешит исправиться Хенджин. Сынмин моргнул как будто сочувствующе, и взгляд его потеплел. Он был сегодня ещё менее разговорчив, чем обычно. Бета перенаправил свое внимание на окно, оставив принца с замершим в приступе вины сердцем. Хёнджин не знал, что ему предпринять. Он заметил белеющие от холода голые ступни парня и подрагивающие плечи, взял со своей кровати одеяло и накрыл спину беты. Края покрывала валялись на полу, но это не особо волновало альфу. — Не слушай меня, ладно? Я не в ладу с собой. Я совсем не хотел тебя обидеть. — Хенджин, ты ни в чем не виноват. Хватит извиняться. Лучше посиди со мной, — Сынмин снова посмотрел на него, выгнув шею. Он двинулся на кресле в сторону и смял одеяло. Хёнджин неуверенно подошёл к нему и постарался уместиться одним бедром на краю. Кресло хоть и казалось большим, но двоих вмещало с трудом. Дождавшись, когда принц усядется, Сынмин снова вернулся к рассматриванию витражей, иногда боковым зрением косясь на рядом сидящего. У Хенджина на левой щеке была розовая складка от подушки, сонный взгляд и пушистые волосы. Ночная рубаха с большим вырезом сильно помялась и открывала обширные участки кожи на шее и груди принца. Было видно по его позе, что его клонит в сон, а ещё, что ему чертовски неудобно так сидеть. Но Сынмину было необходимо сейчас его присутствие рядом, человеческое тепло и мало-мальское ощущение домашнего спокойствия. Он все утро думал о родителях, и эти мысли навевали тоску. — Что тебя подняло сегодня так рано? — хрипло спрашивает Хван, укладывая голову на спинку кресла рядом с сынминовым подбородком — Ким мог чувствовать чужое дыхание на своей шее. — Джисон. Тоже приходил меня проверить на попытку к бегству. — Не принимай на свой счет. Мы просто волнуемся… — Я тоже, — дрожь пробивалась в его голосе сквозь шепот, а в конце он сделал глубокий рваный вдох, как после продолжительного плача. У Хенджина сложилось впечатление, будто он уже давно держит в руках хрупкий сорванный цветок, не опуская его в воду, не укрывая от зноя и мороза, а просто наблюдая за тем, как он борется, но увядает день за днём. А сам он настолько глуп, заворожен его зыбкой красотою и бесконечно рад, что смог заполучить, что не замечает пагубных изменений. — Что же ты наделал, Сынмин-и. — Я? — совершенно разбито спрашивает бета. — Ты. Захотел спасти глупый одуванчик. Глупый, глупый, никчёмный одуванчик. Подснежник не должен отдуваться за сорняк. Хёнджин закрыл лицо ладонями, чтобы не видеть младшего и чтобы его тоже не видели. Ему было невыносимо стыдно и страшно. Он тысячу раз жалел, что втянул в эту затею Сынмина, что он решился сделать это эгоистичное предложение, что его трепетное, некогда детское чувство влюбленности привело к такому исходу. Сынмин скатывается лбом по спинке и утыкается в острое хенджиново плечо. — Я не жалею, что согласился. И не хочу, чтобы ты думал, что я тебя в чем-то виню. Просто немного страшно. Совсем чуть-чуть. Но я знаю, что ты меня не обидишь- — Никогда, — подтверждает альфа. Сынмин сдержано улыбается. — Знаешь, нам придется дать свадебные клятвы сегодня. — Да, Джисон мне говорил. — Но там будут традиционно пафосные и громкие речи. Давай сейчас дадим настоящие клятвы, — скромная интонация просьбы Хенджина и бегающие под челкой темные зрачки придают его просьбе невинную интимность. — Х-хорошо. Два сердца замерли, прижавшись друг к другу вплотную на небольшом кресле. Хёнджин начал шепотом: — Я клянусь, что… сделаю все, чтобы ты и твои родные были в безопасности. — Я клянусь, что не сбегу, — Сынмин хихикнул и услышал, как старший фыркает. — Ну спасибо… Я клянусь, что не сделаю ничего против твоей воли и не посоветовавшись с тобой. — Я клянусь, что всегда останусь на твоей стороне. — Я клянусь, что, если нам выдастся шанс, мы сбежим отсюда вместе. — Пообещай мне, что никогда больше не будешь просить у меня прощение за свое предложение. — Хорошо, тогда ты пообещай, что всегда расскажешь мне, если тебя что-то будет беспокоить. — Обещаю. Как бы они ни старались прятать друг от друга глаза, их взгляды все равно встретились. Сынмин порозовел от долгого пребывания под одеялом, виском он все ещё упирался в чужое плечо, руками обнимал себя за живот, чего было не видно под одеялом. Хёнджин убирает левую руку от своей головы и одним плавным движением проводит от сынминовой макушки до спины, вызывая у другого табун приятных мурашек. Ким прикрывает глаза, все ещё ощущая ладонь между лопаток. Через пять минут он засыпает, разворачиваясь в чужих руках поудобнее, что приводит Хенджина в щенячий восторг. Вскоре дремота сламывает и волю принца. *** В таком скомканном состоянии их находит Джисон. Его в который раз приятно удивляет близость этих двоих. И становится немного грустно, что нет способа запечатлеть этот мимолётный момент на память, показать им самим. — Просыпаемся, голубочки мои! Милое гнёздышко вы свили себе, но надо вставать, — наводит суету Кан. — Хёнджин, ну отпусти ты своего ненаглядного, нам надо готовиться. Свадьба через семь часов. — Ещё целых семь часов, уйди, — бормочет принц сквозь сон. Кан руками начинает мельтешить и пытается бету достать из окоп одеяла: — Сынминушка, ну хоть у тебя-то есть чувство ответственности. Сладусик, успеешь ещё наобниматься с Высочеством, как заженишься, так он от тебя ни-ку-да не денется. Сынмин, находившийся в прострации после сна, на слове «наобниматься» резко и окончательно проснулся и густо покраснел, начал выбираться, сбрасывая хенджиновы ладони со своих плеч и распутывая складки одеял. Джисон тем временем из смежной комнаты вынес плотный шелковый халат и ловко набросил на него, как только Мину удалось встать на ноги. Хёнджин через полуприкрытые веки наблюдал за ним и улыбался куда-то внутрь себя. — Мы пошли. Ты тоже вставай, сейчас и по твою душеньку придут, — Джисон обхватил своей маленькой ладонью запястье беты и увел из комнаты, грозя пальчиком другой руки Хенджину на прощанье. Оставалось семь часов до церемонии бракосочетания. Но главные слова уже прозвучали. *** Церемонии бракосочетания членов королевской семьи традиционно проходят в самом большом зале дворца, называемом Вещальней. Зал находился на первом этаже и имел семь широких арок вдоль всей наружной стены, ведущих на террасу, а оттуда — в королевский сад. Помещение всегда было залито солнцем и полно ароматов роз. Его белые стены и потолки казались миражом в царстве света. Во главе зала находилась трибуна, откуда делали все самые важные для жизни страны заявления — отсюда и название. Это возвышение имело позади себя три высоких закругленных окна, с кристально-чистыми стеклами. Прямо над местом вещания потолок переходил в стеклянный купол, украшенный яркими витражами. Находясь в зените, солнце оставляло на полу округлый отпечаток всех цветов радуги. Аура этого зала была до того сказочной, что, казалось, нахождение под стоящими в десятки рядов лавками фей не вызывало ни капли сомнений. Хёнджин стоял в этом кругу света, напротив стоял Сынмин. Цветные блики переливались на их белых одеяниях и отражались в зрачках. Все существо принца было охвачено чувством, которому нет названия. Его до слез смешил, раздражал и радовал одновременно факт того, что, спустя все эти годы наблюдений из-за не любимых им витражей за малышом-охотником, он наконец сделает его своим, стоя именно в этом месте, с витражным куполом над их головами. Что это? Судьба ли, или ее насмешка… Зал был полон людей и запахов. Среди всех сильнее всего выделялся кардамон, он заглушал даже приторные розы. Зрители занимали сидячие места и стояли в арочных проёмах. В саду так же и яблоку негде было упасть — люди были готовы стоять под солнцем ради хотя бы обрывков фраз из зала и ощущения причастности к действу. Церемония только началась. Сынмин чувствовал взгляды на себе, в особенности родительские. К счастью для него, они сидели в первых рядах за его спиной. Это давало бете шанс сохранять спокойствие и умиротворенное выражение лица. «Плакать нельзя. Только если получится убедить всех в том, что это слезы счастья. Нельзя показывать страх, отвращение — любые отрицательные эмоции. Народ может взбунтоваться, заподозрив сие событие в неискренности, либо королевскую семью в жестоком обращении с тобой…» — вспоминает Сынмин последние наставления Джисона. В первом ряду на другой стороне, за спиной Хенджина, сидели король с королевой, за ними кронпринц с супругом и остальные наследники. У этой части зала не было проблем с самообладанием. В том может быть две причины: либо это результат многолетних уроков и выправка, присущая людям высшего света, либо им попросту было все равно. Сынмин немного задумался, засмотревшись в их сторону. Резко ворвавшаяся в зал симфония скрипичного квинтета застала его врасплох и заставила сосредоточиться. В порыве зарождающейся паники он ухватился взглядом за стоявшего напротив него Хенджина. Тот едва заметно кивнул, прикрыв глаза, и сдержанно улыбнулся. Музыка стихла, когда священник, ведущий церемонию, занял свое место позади брачующихся и обратился к собравшимся. Как и говорил Хенджин, в его словах преобладала торжественная напыщенность и важность. Он говорил о святости брака, о великом чуде любви и о вечном счастье, которое дарит союз, благословенный всевышним. Сынмин ожидал, что эта часть церемонии пройдет мимо него, что он будет слишком взволнован, чтобы слышать и замечать что-то вокруг себя. Но, как назло, каждое слово церемониймейстера отдавалось тревожным звоном во всем его теле. «… Тебе нужно будет точно повторять слова обета за священником и выполнять его инструкции. Будет несколько действий, которыми сопровождаются клятвы. Не волнуйся и не трясись. Смотри на Хенджина. Все будет весьма целомудренно, но торжественно — коль это на публику. Они, конечно, могут сколько угодно прикрываться традициями, но все это лишь часть шоу для привлечения внимания…» — Сынмин тогда был приятно удивлен собранностью Джисона, пока тот давал советы. Все же он мог отложить свою манерность и унять суетливость, когда этого требовала серьезная работа. — Протяните друг другу правую ладонь, возьмитесь за руки, — снисходительно-повелительным тоном произнес церемониймейстер. — Повторяйте за мной: «Я, Хван Хенджин…» — Я, Хван Хенджин. — «Клянусь своему супругу любить, защищать и превозносить его…» — Клянусь своему супругу любить, защищать и превозносить его. — «Я, Ким Сынмин…» — Я, Ким Сынмин. — «Клянусь своему супругу любить, уважать и повиноваться…» — Клянусь своему супругу любить, уважать и повиноваться, — неприязнь к последнему слову нашла отражение лишь в блеске глаз принца. Альфа сжимал сынминову холодную ладонь, одними глазами моля держаться. А бета, по указанию Джисона, судорожно улыбался и не сводил глаз с Хенджина. Ничего особенного не происходило, но его сердце, будто потеряв ноты, сбивалось с положенного ритма. — Протяните другую ладонь, возьмитесь за руки. Повторяйте за мной: «Клянусь своему супругу в неуклонной верности». Они говорят это в унисон. — «Клянусь отречься от старых мыслей и очиститься для вступления в новую совместную жизнь». Они повторяют и это. — В знак своей готовности к очищению, Ваше Высочество, возьмите руки Господина в свои и примите воду из них. Сынмин складывает ладони лодочкой, формируя чашу, а Хенджин придерживает их снизу. Из неглубокой серебряной ёмкости, с древними письменами по обеим сторонам, священник переливает прозрачную жидкость в их руки. Хенджин мешкает, проводит машинально большим пальцами по костяшкам сынминовых рук, немного тянет их вверх и наклоняется сам, чтобы прикоснуться губами к воде, случайно задевая кожу, а после сделать глоток. Зал вздохнул. Капля потекла по подбородку принца, и он облизнулся. — Соберите остатки влаги с его ладоней. Хенджин принял из рук помощника церемониймейстера небольшой лоскуток молочно-белой ткани с выдавленным очертанием герба королевской семьи на нем, аккуратно вытер руки беты. — Приложите чисто́ту к левой стороне шеи Господина. Хенджин выполнял, но чувствовал себя странно. Насколько ему было известно, ритуал омовения традиционно исполнялся для омег. Так как считалось, что необходимо было очистить кожу для метки альфы, которую ставили в первую брачную ночь. Но Сынмин бета, у него нет запаховой железы, потому все это теряло какой-либо смысл. Ему ведь не нужно будет ставить метку бете? Ким стоически молчал и улыбался через силу одними уголками губ. Потому что он знал ответ на непроизнесенный вопрос. «Семья Хван до тошноты консервативна в своих взглядах на брак. Они бездумно чтут традиции. Это для тебя как залог сохранности, так и наказание. Хенджину очень не понравится, когда он узнает, что ему предстоит сделать. Но ты должен убедить его не сопротивляться и не бунтовать. Иначе все закончится очень плачевно для вас обоих, — Сынмин помнит, как кивал на тихие слова Джисона под его сочувствующий взгляд. — Мне очень жаль, Сынмин». Покуда Хенджин старался найти во всем происходящем подвох, слеза предательски покатилась по щеке беты, и он сделал усилие, чтобы улыбнуться сильнее. — Обратитесь лицом к родителям и всем собравшимся. Они встали плечом друг к другу, держась за руки. Сынмин смотрел прямо перед собой, не имея душевных сил взглянуть на родных. — Повторяйте: «Клянусь перед Всевышним, перед родными по крови моей, перед супругом и пред самим собой! Клянусь!» — Клянусь перед Всевышним, перед родными по крови моей, перед супругом и пред самим собой. Клянусь, — с каждым словом они сильнее сжимали хватку рук. «И… Сынмин… Будь готов к тому, что ему придется тебя поцеловать». — Пожалуйста, закрепите свои клятвы первым поцелуем. Они вновь стоят лицом к лицу. Все ждут, а Сынмин прикрывает глаза — из-под ресниц вырывается еще одна слеза, его скулы сводит судорога от напряжённой улыбки. Хенджин берет его руки в свои, в желании согреть и успокоить, прижимает их к груди, когда подходит на шаг ближе и наклоняется к его лицу. Сынмин интуитивно приподнимает подбородок, чувствуя чужое приближающееся тепло. Целомудренно соприкоснувшись губами, они оба покрываются румянцем. Это особенно заметно на мертвенно-бледном лице беты. Хенджин искренне надеется, что делает всё правильно. Задумавшись на секунду вновь, не ошибка ли это, он вспоминает сегодняшнее утро, уютного доверчиво жмущегося к нему парня и их обещания, успокаивая нервы. Отовсюду уже больше минуты раздаются крики и аплодисменты, их новоиспеченную женатую пару горячо приветствует любящий народ. Но они этого не слышат, словно находясь в другом звуковом пространстве. Хенджин трепетно вытирает большими пальцами слезинки с чужого лица. Сынмин немного запрокидывает голову, в надежде успокоится, и натыкается на витражный купол над головой. Он, кажется, до этого момента его не замечал. Хван прослеживает его взгляд, придерживая за плечи. — Забавно, да? — сбитым голосом спрашивает Хенджин и чувствует, как Сынмин приобнимает его за талию. — Это должно быть хорошим знаком. — Считаешь? — Надеюсь… *** Ажиотаж от известий об окончании обряда бракосочетания проносится вихрем по всему саду, возвращаясь по кругу через другую арку снова в Вещальню. Пара спускается с помоста ближе к народу и терпеливо и приветливо принимает всеобщие поздравления. Они проходят рука об руку через зал, огибают колонну и выходят на террасу. Там их головы венчают цветочными ободками и пропускают на главную садовую аллею. Они направляются в беседку, окружённую цветущими яблонями, скрывающими место от глаз посторонних. Совершенно неожиданно для Сынмина здесь их ждали его родители. Глаза снова наполнились слезами, раньше, чем он успел это понять и очутиться в горячих объятиях матери. — Сынок! Как мы без тебя скучали, как волновались. Мини~ Миссис Ким судорожно осматривала сына, прикасалась к родным щекам, плечам, рукам. — Все хорошо, мам, я в порядке… — успокаивает тот, кого самого ещё пять минут назад надо было успокаивать. — Я тоже скучал. В тени одного из деревьев стоял Джисон. Хенджин направился к нему, издали до него уже доносились причитания омеги. Видимо, он был не полностью удовлетворен тем, как прошла церемония. — Надутые самодовольные индюшки! — озлобленно фыркает Кан, не замечая подобравшегося к нему альфу. — Что-то не так? — Хенджин пугает его своим появлением. Джисон отшатывается и хватается за сердце, но быстро приходит в себя, заговорщески подмигивая. — Ну, поздравляю, Твое Высочество. Будь счастлив в этом браке. — Благодарю. Так на что ты злился? — Они не изменили порядок обряда. Я просил найти записи, в которых описывается вариант свадьбы, когда брачуются бета и альфа. Но они сделали вид, что ничего не уцелело. Якобы страницы утеряны. — Мне тоже показалось это странным — омывание. Словно я должен буду ставить метку. Это ведь не так? Джисон поморщился под пристальным взглядом, но ничего не ответил. — Хенджин! — слегка повысив голос, позвал Сынмин. Принц недовольно зыркает на заулыбавшегося Джи, но возвращается в беседку под насмешливое: «Иди уже, муженёк зовёт». — Здравствуйте, господин Ким, госпожа Ким, — он кланяется обоим и встаёт рядом с Сынмином. — Хочу поблагодарить вас за то, что доверились мне. Я никогда не смогу отплатить вам за это сполна. Прошу, обращайтесь в любое время с любой просьбой, если я смогу вам чем-то помочь… — Ваше Высочество… — Зовите меня Хёнджин. Мама Сынмина взволнованно улыбнулась. — Все, что мы можем просить, — это счастье для нашего сына. — Этого я и сам для него хочу, — заверяет их Хенджин. Джисон даёт им знать знаком — время на исходе. — Навещайте нас почаще. Будем рады видеть тебя в нашем доме, Хенджин. — Обязательно, — кивает принц. — Мы можем выбираться на охоту вместе? — спрашивает Мин то ли у отца, то ли у Хенджина. — Я думаю, это вполне выполнимо, — с теплой улыбкой отвечает младший альфа и пожимает руку свёкру. Мама Сынмина порывисто обнимает обоих парней, и муж, чтобы снова не расчувствовалась, поскорее уводит ее за плечи. Сын смотрит им вслед, переводя дух. Вдруг он издает смешок и на удивленный взгляд новоиспечённого мужа выдает: — Это просто безумие! Хенджин кивает пару раз согласно, отчего пряди волос скатываются на лоб. — Нас ждут, пойдем? Они берутся за руки в который раз за день и после глубокого вдоха покидают место уединения. На их головы разом обрушивается дождь из лепестков, и всю дорогу до центрального входа в замок им вручают цветы стоящие по обеим сторонам аллеи гости. В руки нередко попадают розы, неприятно колющие своими шипами. Маленькая девочка протягивает Хенджину букетик ромашек уже у самых дверей, когда всевозможные цветы норовят убежать из его объятий от своей многочисленности. Принц оценивает свои возможности и, перекинув охапку на правое предплечье, все же освобождает место для последнего подарка. Дитя воодушевленно кланяется, отдав ромашки, и сразу же убегает вниз по ступенькам. — Милашка, — смеётся ей вслед бета. Они скрываются за тяжёлыми дворцовыми дверьми. Внутри как всегда прохладно, но сейчас этот холод успокаивает и отрезвляет разум. К ним подбегают пятеро слуг, которые освобождают их от цветочной ноши и, вроде бы, искренне обижаются, когда Хенджин настойчиво не отдает им ромашки. Их приглашают к столу. После светлой, прогретой солнцем Вещальни, столовая давит своей мрачностью и безлюдностью. Король приподнимает бровь и на время перестает перемалывать челюстями пищу, когда молодожены проходят в зал и занимают крайние от него места. — Женился мой младший сын! — громко начинает король Хван. Он приподнимает свой бокал вина. — Поздравляю… — немного спокойнее и с хитрецой продолжает он. Хенджин невольно напрягает, как и каждый раз в его присутствии. Сынмин по правую руку от него замирает, предчувствуя приближающуюся бурю. — Хах, — гортанный короткий смешок издает Его Величество, — Правда жаль, что ты не смог найти кого-то, кто бы захотел от тебя родить. Правитель, довольный собой, возвращается к трапезе. Его супруга вымученно смотрит в свою тарелку, Хенджин впивается левой рукой в лежавший подле тарелки букет ромашек. Он стискивает челюсти, втягивает шею. — Но ведь все не так, — шепчет ему Сынмин, стараясь заглянуть в лицо. — Не важно, — выдавливает из себя Джин. — Что ты сказал? — насмешливо прищурившись, спрашивает король. — Я сказа- — Не ты, — обрывает Хенджина отец и смотрит на Сынмина. Такой расклад молодого принца не устраивает. Он сколько угодно мог бы продолжать терпеть такое поведение по отношению к себе, но если он переходит на Сынмина — он переходит черту. Пока альфа закипает, бета нащупывает его руку под столом и сильно сжимает. Сынмин выпрямляет спину и натягивает улыбку — так ведь заведено в этом месте: — Я сказал, что очень счастлив, Ваше Величество. Хенджин как-то странно дергается рядом с ним. Король проводит языком по зубам и цокает: — Ещё бы ты не был. Сынмин переводит взгляд на безмолвную королеву, на Хенджина и возвращается к своей тарелке. Похоже, Его Величество не заслуживает того, чтобы тратить на него свое обеденное время. Им обоим думается, что наскоро заканчивать трапезничать и сбегать из-за стола обязательно станет их традицией. — Ну ты даёшь, — Хенджин все ещё шокирован смелостью уже не такого уж и малыша-охотника. — Не ожидал от меня, да? — смеётся бета. Хвану только и остается, что честно самозабвенно покачать головой. Сынмин резко становится серьезным, аккуратные брови сходятся на переносице. — Мы с тобой это ещё не обсуждали, но ты должен понимать, что я не беспомощный. Я способен вынести столько же, сколько и ты. — Я… учту это. *** Они смогли свободно выдохнуть, лишь переступив порог их комнаты. Хенджин устало оттянул волосы за корни и прогнулся в спине. Сынмин оставил на столике у окна ромашки и присел на единственное кресло. Им дали ровно пять минут, прежде чем снова нарушить покой. В приоткрытую дверь втиснулся Джисон. — Прошу прощение за нарушение приватности молодой женатой пары, — якобы сожалея, пролепетал омега. — Хенджин, тебя просит помощник священника, — он указывает альфе на дверь. Сынмин поджимает к себе коленки, забираясь на кресло с ногами. — Я сейчас вернусь, — бросает ему настороженный Джин. Джисон по изменившемуся запаху считывает его нежелание отходить от парня дальше, чем на три метра. — Я посижу с ним, пока тебя не будет. — Эй, я не маленький, — возмущается бета наигранно. — Я замужний человек, между прочим, — подмигивает он супругу. Хенджин немного смягчается и спешит покинуть его, чтобы быстрее вернуться. Стоит двери за ним закрыться, как Сынмин сникает. — Волнуешься, птенчик? Держишься молодцом. Хенджин от тебя прям глаз оторвать не может. — Спасибо, что присматриваешь за нами. Не думал, что это входит в обязанности организатора свадьбы. — Я просто поверил вам… Что-то в вас есть такое честное и искреннее. Поэтому, я думаю, у вас все будет хорошо. Только не дай ему натворить дел. — Ох, я очень боюсь за его реакцию. — Я буду на этом этаже, в гостевой спальне. Если что-то случится — сразу ко мне, — даже Джисон переживает, это просачивается в его интонации. Бета кивает и складывает голову на колени. Пока Хенджин отсутствует, в комнату приносят свежий букет лилий, графин с красным вином и два фужера. — Он скоро вернётся. Тебе лучше встретить его самому, — с этими словами омега покидает его. *** Хенджин зол. Это было слышно по звуку его шагов на лестнице, по громкому хлопку двери, по явному порыкиванию, исходящему откуда-то из недр его существа, по тяжелому дыханию; видно по расширенным зрачкам и стоящим дыбом волосам на руках. Он впадает в ступор и тушуется, как маленьких котенок, выброшенный из мешка, когда видит Сынмина. Такого спокойного, милого, доброго Сынмина. Как можно поступать с ним так? Как можно поступать так с человеком в принципе… — Ты знал? Бета кивает. — Это бесчеловечно. — Это традиция. — Это пережитки прошлого и ядовитое проявление альфьего гонора, помноженного на чувство безграничности королевской власти, и желания метить все, что они считают своим. Любым способом. — Нам придется это сделать, Хенджин. Хенджин устало садится на правый край кровати, а потом и вовсе откидывается назад. — Я не хочу. Не хочу делать тебе больно. Ты этого не заслуживаешь. — Это быстро закончится, я потерплю… У нас в любом случае нет выбора. Без этого брак будет считаться недействительным. Меня обвинят в неповиновении короне и сошлют за пределы королевства, а тебе найдут кого-то ещё, и вряд ли на этот раз спросят твоего мнения. Сынмин следует примеру альфы и садится на противоположный край кровати. — Все будет хорошо, Хенджин-а. Помнишь? «Просто будь рядом». Они лежат «валетом», слегка соприкасаясь висками, а их ноги свисают с разных концов кровати. — Если бы я был омегой, то тебе бы пришлось ставить настоящую метку? — Угу. — Это значит, нам бы пришлось, эмм кхм, — Сынмин многозначительно издает звуки, стесняясь произнести слово вслух. — Скорее всего. Метку можно поставить и без этого, но тогда омеге больно и рана дольше заживает. По крайней мере так написано в учебниках. — Впервые я рад, что родился бетой… … — Спасибо, что ты со мной. — Эй, не говорите такие смущающие вещи, Ваше Высочество. А то я в Вас влюблюсь. Сынмин зарывает красный от собственных слов нос в сгиб рукава свадебной мантии. Хенджин хрипло посмеивается где-то над его ухом. — Ты что, уже успел выпить? Альфа приподнимается на локте и оглядывается на столик. — Они спёрли наши ромашки, — бурчит он. — Вкусное вино? — Не знаю. Я пьян только Вами, — смеётся в голос Ким. — Ты что, флиртуешь со мной? — Надо же хоть как-то оправдать название брачной ночи. — Наверное, в этом замке за сто лет не было свадьбы страннее нашей. А у меня только одних братьев штук восемь. — Ты не уверен? — Никогда не считал, — честно признается принц, забавляя Мина. Они дожидаются захода солнца, коротая время за ни к чему не обязывающими разговорами. Выпивают по полбокала вина, плюются с его кислоты. И переодеваются в спальную одежду. Вскоре в дверь снова стучат. Они достаточно обсудили то, что сейчас будет происходить. Но витавшее в воздухе спокойствие рассеялось сразу вскоре после третьего стука. На этот раз служанка занесла поднос и, как можно быстрее оставив его на верхушке комода, покинула покои. — Тебе надо будет присесть, — говорит Хенджин. — Тебе тоже, — это может и прозвучало смешно для альфы, но бета был серьёзен. Альфа понял это по усталому взгляду. — Хорошо. Тогда на кровати? Он берет поднос и ставит его поверх плотного покрывала. — Джисон объяснил мне, что нужно делать, — предвещая массу вопросов и панику, говорит Сынмин. Они садятся рядом на кровати, и Хенджин даёт понять, что готов слушать его указания. Сынмин сам берет стакан с водой и маленькую склянку с пипеткой. — Это маковое молоко. Нужно добавить семь капель. У него есть обезболивающий эффект, — объясняет бета свои действия, пока смешивает раствор и выпивает его. — Теперь нужно взять бумажную салфетку и хорошенько промокнуть место, где будет стоять… печать, — продолжает он вслух. — Давай я помогу. Сынмин легко соглашается. Маковый экстракт имеет к тому же и снотворный эффект, потому бета становился с каждой минутой все спокойнее и заторможеннее. На подносе оставалось холодное полотенце, баночка с охлаждающей мазью и небольшой тяжёлый железный купол, накрывавший накаленную печать со специальной деревянной ручкой. — Когда поставишь печать, возьмёшь холодное полотенце и приложишь к шее, через время намажешь мазью. Сейчас полотенцем открой купол и возьми печать. Нужно ставить быстро, пока она не остыла. Возьми ее в левую руку, правой обхвати мою шею. Я рефлекторно буду пытаться отстраниться. Но нужны две секунды, поэтому держи меня. Хенджин очень внимательно его слушал, но на заднем плане носились мысли о том, чтобы остановить все прямо сейчас. — Давай быстрее, Хенджин-а. Я спать хочу, — широко зевает бета. Они придвигаются ближе друг к другу. Сынмин разворачивается левой стороной шеи к Хенджину, ведь именно там должна стоять метка. Теплая ладонь альфы ложится на его шею, Ким находит это довольно приятным. Но в следующую секунду он слышит тихое «прости», острая сжигающая боль пронзает сначала его место соприкосновения раскаленного железа с кожей, потом расползается по всему телу. Он не слышит себя, но на всю комнату раздается его пронзительный крик. Слезы непроизвольно начинают обильно смачивать его щеки. В болевом шоке он теряет способность мыслить. Внутренний альфа Хенджина воет, что нужно защитить, защитить, защитить, забрать боль себе. Он сам не помнит, как отбрасывает печать на пол, и в порыве инстинкта прижимается губами к вздувшейся коже на чужой шее, руками притягивая ближе к себе. Сынмин скулит, чувствуя давление на рану, но спустя несколько секунд, когда альфа первично отходит от состояния аффекта и собирается отстраниться, и даже делает это, бета сам прижимает его за затылок к своей шее. — Оставь. Так. Легче. Младший обмякает в его руках, отдавая контроль над собой альфе. Хенджин пересаживает его к себе на колени, успокаивающе поглаживает по спине, бокам, затылку, укачивает в своих руках. При этом продолжает прижиматься губами к поврежденному участку кожи и без перерыва про себя просит у него прощения. Когда Сынмин впадает в настоящий сон, Хенджин отстраняется, невольно целуя его в скулу. Холодное полотенце успело нагреться, поэтому принц пропускает этот этап и тянется одной рукой к мази, другой придерживает парня за талию. Он старается аккуратно обработать рану, однако ему мерещится, что Сынмин шипит от боли сквозь сон. Хенджин не без боли в сердце смотрит на милого, доброго, чудесного Сынмина с уродливой круглой печатью в форме герба королевства, выжженной на шее. В эту секунду уровень его ненависти к себе и своей семье достигает доныне небывалой отметки — он на пределе. И он абсолютно беспомощен. Худшее сочетание в мире. — Ты сказал, что можешь стерпеть столько же, сколько и я. Нет, намного, намного больше, Мини. Намного больше… Хенджин не может побороть даже соблазн остаться с ним на ночь. Он укладывает бету на правый бок, чтобы не потревожить метку, накрывает одеялом и ложится напротив. Сынмин как-то по-детски держит сжатые руки у груди, растекаясь щекой по подушке и подтягивая одну ногу к животу. *** Сынмин спит беспробудным сном. В отличие от Хенджина. Тот то и дело просыпается среди ночи, словно ожидая опасности. Но вместо этого видит, как Мин мирно сопит у него под боком, уткнувшись лбом ему в грудь.