«ДОСТОПОЧТЕННОЕ СЕМЕЙСТВО ВИЛЛ»
Семейство Вилл, чьей дочерью и единственной наследницей являлась я — было древним и богатым родом английских волшебников-аристократов (снобов и чистоплюев, если точнее). Оно занимало двадцать восьмое место в списке «Священных тридцати»*. Список висел здесь же, в библиотеке, в рамке с позолотой на стене над письменным столом, как напоминание каждому, кто решит сюда зайти. Даже не знаю, зачем отец его вообще повесил, так как сам не особо придерживался теории превосходства чистокровных, в принципе, как и мама (хотя и сама происходила из подобной семьи). Подозреваю, идея держать список на глазах принадлежала отцу папы, по слухам, ужасному консерватору и брюзге. Гобелен говорил следующее. Моя мать — Исида Вилл, урождённая Блэк* (фамилия под номером три) является дочерью Хеспер Гамп и Сириуса Блэка II, и имеет двух братьев и сестру: Регулуса, Арктуруса и Ликорис. Арктурус, в свою очередь, имеет дочь и сына — Лукрецию и Ориона, которые приходятся мне кузиной и кузеном, соответственно. Со стороны отца — Винцеслава Вилла, всё гораздо проще. У отца, старшего сына Клавдии Вилл (Пруэтт) и лорда Бальтазара Вилла, есть брат — Стани́слав, у которого имеется супруга Виктория. Живут они во Франции, детей у них нет, и контакта папа с ними, как я поняла, не поддерживает никакого. В прочем, как и мама со своими братьями и сестрой (вроде бы, у них случился какой-то серьёзный конфликт, и моя бабка, Хеспер Гамп, выгнала маму из дома и лишила всяких привилегий вполне себе знатной фамилии Блэк и положенного ей состояния). От иконок родителей отходила витиеватая золотистая линия к месту, где был нарисован мой миниатюрный, просто крохотный портрет с чрезмерно горделиво вздёрнутым подбородком (в таком стиле были нарисованы все члены семьи), написано имя — Роксолана Хара Вилл и дата рождения — 17 мая 1929 года. Да, вот она — моя семья. Моя новая семья, полная, на самом-то деле, множества противоречий. Мама объясняла мне всё постепенно. Сначала она объяснила мне, что значит быть чистокровным — не иметь в роду маглов или, хотя бы, быть в этом полностью уверенным (миссис Вилл в этот момент хитро подмигнула). Потом — рассказала кто такие маглорождённые волшебники (она не использовала слово «грязнокровки» — пренебрежительное обращение, которым любили оперировать друзья отца) и чем они отличаются от полукровок, а ещё кто такие сквибы (дети, имеющие родителей волшебников, но сами не обладающие никакими магическими способностями). Потом — за дело взялся папа. Пусть он и не был ярым сторонником борцов за чистоту крови, но дань семейному наследию не отдать он не мог, ведь когда-то, точно так же его отец вколачивал ему в голову точно такие же тезисы: «Портить кровь нельзя», «Чистота крови превыше всего»; «Лучшие мужья — это сыновья известных фамилий», «На твои плечи ложиться большой груз — ты единственный потомок Виллов, ты должна сохранить фамилию и чистоту крови»… А ещё я знала, что пусть мне только исполнилось десять лет, родители уже вовсю подыскивали мне подходящую партию. Упаси боже, но отец рассматривал на эту роль детей своих лучших друзей — Лестрейнджей и Малфоев — тех самых, жутко стереотипных, гадких, противных до зубного скрежета аристократов. Я просто молчала и согласно кивала (а что ещё мне нужно было сделать; мне десять лет от роду?), но знала, что придёт момент, и я сообщу родителям, что замужество по истечению восемнадцати лет в мои планы не входит. Как одну из интересующих меня сфер деятельности после окончания Хогвартса я рассматривала дипломатическую службу в Министерстве (уж очень мне по душе подобная работа) или, например, академическую стезю: знания и учение меня привлекали и интриговали. Именно поэтому я практически на сто процентов была уверена, что в Хогвартсе попаду на Когтевран. Мистер Вилл, окончивший Слизерин, говорил так: Гриффиндор — для безрассудных храбрецов, Пуффендуй — для добродушных мыслителей (его выпускницей была миссис Вилл), Слизерин — для целеустремлённых и амбициозных, а Когтевран — для рассудительных умников. Что же, рассудительность была одной из моих (моих, не Роксаниных) сильных черт. Оторвавшись от разглядывания портретов на стене, я подошла к окну и посмотрела на ночной сад. Не верится, что прошло уже два года. Столько всего случилось и, кажется, я начала привыкать. Если и не привыкать, то, по крайней мере, адаптировалась точно. Думать о том, что впереди у меня целая жизнь: детство, юность, первая любовь, первые трудности взросления, несчастья и горести, без которых в жизни — никак, не особо хотелось. Но кое-что я всё-таки себе пообещала: сделать с этой жизнью что-то действительно стоящее. Если уж мне и дали второй шанс, глупо было бы его упустить, верно? СНОСКИ: *Гектор Фоули — Министр магии (1925-1939) — характеризуется как кипучий и яркий; недостаточно серьёзно воспринял угрозу, нависшую над мировым волшебным сообществом в лице Геллерта Грин-де-Вальда, за что поплатился своей должностью. *«Как устроена магия? Кратко и о главном. Пособие для детей, Сильвестра Нима», «Тайные сообщества: как строить заговоры и оставаться в тени», «Начинаем колдовать втайне от родителей», «Самые интригующие магические теории. Том 3» — книги являются авторским вымыслом, во вселенной Гарри Поттера не встречаются. *«Священные тридцать» — в оригинале — «Священные двадцать восемь» — список истинно чистокровных семей, опубликованный в «Справочнике чистокровных волшебников». Автор позволил себе его дополнить. *Вообще, у Хеспер Гамп и Сириуса Блэка было трое детей: Регулус, Арктурус и Ликорис. Исида (4 ребёнок) является ОЖП.Глава четвёртая. Достопочтенное семейство Вилл и ночные размышления
17 ноября 2020 г. в 21:18
Май 1939 года
В ночь с шестнадцатого на семнадцатое мая, в ночь, когда десять лет назад я появилась на свет, мне не спалось.
Вообще, ночь перед каждым своим днём рождения я проводила без сна и в некоем подобии на беспокойство. Ведь именно в эту ночь, два года назад в доме на Елейных полях, что около городка Силлермоуна, что близ Лондона произошло что-то странное и страшное, необъяснимое и пугающее, ужасающее, наводящее тоску одним упоминанием о себе. Случилось то, что случиться не могло, и не должно было — я умерла, а потом родилась заново. В ту же ночь, как рассказывала мама, которой рассказала служанка Катрин, в открытое кухонное окно залетела шаровая молния.
Мне десять. Не верится, что прошло столько времени.
На дворе — май тысяча девятьсот тридцать девятого года. Через несколько месяцев начнётся кровопролитная, Вторая мировая война… Что будет впереди — представить страшно…
Хотелось оглянуться назад. Как прошли эти два года и почему они убежали так быстро?
Я прикрыла глаза и, натянув повыше одеяло, задумалась. В голове вереницей поплыли картинки. Я всегда поражалась этой своей, Роксаниной, маленькой способности управлять своим разумом. Если моя голова и моё мышление всегда были больше похожи на хаотичные всплески, метания, полнейший и просто наглый бардак, то в её голове всё было разложено по полочкам и структурировано.
Вот тут, например, у нас воспоминания восьмого года жизни.
Это и первые успехи в магии — камушек в небе. И просто наиотвратительнейший званый родительский ужин (приехало куча снобов и аристократов, я бы назвала их обыкновенными выродками голубых кровей: вели они себя просто ужасно) — меня попытались заставить подружиться с гадким и высокомерным, как и его отец, щуплым мальчишкой с кучерявыми тёмными волосами по имени Эдмунд; я показала ему язык, за что он пнул меня ботинком по ноге, и нас обоих наказали.
Это и встреча (знакомство) с бабушкой по отцу — Клавдией — просто замечательнейшей, умной, мудрой, хитрой и сильной женщиной, которая втайне от родителей дала мне подержать в руках волшебную палочку (я кое-что взорвала, но об этом история умалчивает).
И первое посещение с мамой Косого Переулка в Лондоне — я объелась лакричных волшебных палочек в «Кондитерской Шугарплама» и меня вырвало в туалете, а ещё в «Волшебном зверинце» мне купили разговаривающего кота, которого, я, конечно же, назвала Саймоном (он щуплый нелюдимый кот с чёрной, как смоль шерстью и огромными жёлтыми глазами; как ещё мне надо было его назвать?)
А ещё — это крупная ссора родителей, после которой они не разговаривали целый месяц, и странные люди «с папиной работы», нагрянувшие посреди ночи, из-за которых мама ходила белее снега с глазами на мокром месте.
А вот здесь у нас девятый год — трудное время.
Отца понизили в должности в Министерстве из-за, как мама выразилась: «политических игр Гектора Фоули*» и «неспособности твоего отца следовать приказам, пусть и глупым, но — приказам!».
Меня на всё лето отправили к бабушке Клавдии в Шотландию («Там тихо, мирно и безопасно; маглы («маглами» здесь называли всех не-волшебников, вот так) за это время успокоятся»), где я открыла для себя огромный и чудесный мир волшебных существ и гоняла метлой на чердаке гадких докси, пока бабушка не опрыскала весь дом доксицидом.
Осенью — очередной ежегодный званый ужин — папа хотел видеть лишь нескольких своих самых близкий друзей с семьями, но по обычаю в дом нагрянуло с полсотни гостей; в этот раз мы с Эдмундом Лестрейнджем (я узнала его фамилию!) не просто повздорили (повздорил он с моим котом, попытавшись выдернуть ему хвост; Саймон назвал его полудурком за что и был сброшен с лестницы), а подрались: за покушение на жизнь кота я сломала Эдмунду нос. Лестрейнджи были в шоке, мои родители были в шоке, Саймон был шоке, вся собравшаяся светская публика была в шоке — за выходку меня наказали на целую неделю…
Сидя в своей медленно обрастающей самыми разнообразными вещицами, магическими штуковинами и безделушками комнате, я читала. Читала всякое и разное. Начиная с «Как устроена магия? Кратко и о главном. Пособие для детей, Сильвестра Нима»* (её я зачитала до дыр), магловского труда «Тайные сообщества: как строить заговоры и оставаться в тени»* (её я нашла в бабушкиной библиотеке; интересно, зачем она ей?), и, заканчивая «Начинаем колдовать в тайне от родителей»* и «Самые интригующие магические теории. Том 3»*.
А ещё, в это же время я начала понимать, что мои воспоминания медленно-медленно, но начинают стираться.
Сначала, это были незначительные детали, вроде: «А как звали ту двоюродную тётку, которая опрокинула на себя миску с салатом на твоё восемнадцатилетие?» Но потом, я уже не могла вспомнить как звали моего любимого кота и какого цвета были глаза отца… Казалось, я сама начинаю исчезать, и от той меня остался лишь призрак, и тот, вот-вот и пропадёт, развеется на ветру.
«А вдруг», — подумала я однажды ночью, — мы все в детстве помним свои прошлые жизни, а с возрастом просто забываем их, с головой погружаясь в новую?»
Возможно, человеческий мозг слишком мал для того, чтобы уместить в себе несколько жизней. Столько воспоминаний и чувств, боли и радости — что он просто не находит другого выхода, кроме как стереть то, что перестаёт играть важную роль? Возможно, однажды настанет день, когда я забуду, как выглядела моя мама, и даже своего имени вспомнить не смогу. Тогда я действительно стану Роксаной Вилл. Боже… надеюсь этого никогда не случится.
Поэтому, я начала всё записывать. Стащила у отца толстый блокнот в кожаном переплёте с логотипом Министерства Магии, баночку с чернилами, перо, и однажды ночью начала писать. Мои записи не были похожи на классическое ведение дневника, а скорее напоминали хаотичные, не связанные друг с другом очерки: я оставляла на бумаге всё, что могла вспомнить.
«Воспоминание первое. Летнее утро. Кажется, это был июнь. Дома — никого, все уже ушли на работу. Я стою на балконе и пью кофе (такой как люблю: крепкий, чёрный, горький, отвратительный, но вкусный), наслаждаюсь; на часах: не больше шести утра. Я думаю о том, насколько прекрасен воздух: свежий, лёгкий, наполненный ароматом скошенной накануне вечером травы».
Я поднялась с кровати и, накинув на плечи халатик, подошла к своему письменному столу, заваленному многотомниками и свитками пергамента. Откопала во всей этой груде дневник: я совсем забыла спрятать его, а ведь скоро мы с родителями отправимся в Лондон, и, пока комната будет пустовать, любой сможет его найти. Например, домовые эльфы — Фло и Свитти (прямо как «сладенький»), а они всё докладывают хозяевам. Боюсь представить, что будет, если отец прочтёт мои, совсем не детские записи.
Пробежавшись взглядом по последним строчкам, я закрыла дневник и поместила в тайник Рокси за платяным шкафом.
«Воспоминание тринадцатое. Моё восемнадцатилетие. Мне совсем не весело, домой понаприглашали кучу народу и родственников. Ненавижу подобные сборища, ненавижу суету и гам. Я хотела скромно отпраздновать: только самые близкие и несколько друзей. Но мне сказали: «Надо, это же восемнадцатилетие». И я сидела, опустив взгляд в тарелку с салатом, пока вокруг разворачивалась очередная семейная склока. Чтоб мне провалиться».
Настенные часы показывали без двадцати минут четыре часа утра: вот это я засиделась! Что же, учитывая, что вставать мне в полшестого утра, ложиться уже бессмысленно. Обув свои домашние тапочки, я решительно, но очень тихо выскользнула из комнаты.
В доме царил холодный полумрак.
Признаться честно, поместье Виллов, особенно в ночное время суток, пугало меня до чёртиков. Нет, здесь не водились призраки или полтергейсты, скорее — сам дом был достаточно мрачным и угрюмым. Он был огромным и, из-за того, что жило здесь меньше десяти человек (и два домашних эльфа) казался абсолютно пустым. Жизнь здесь текла так размеренно и медленно, что со стороны создавалось впечатление, что она вообще отсутствует.
В коридорах всегда тихо: ни людей, ни разговоров, ни движения; все заняты своим делом.
Папа, мистер Вилл — просиживает штаны в своём кабинете, курит трубку, работает с документами; в общем, редко показывается на глаза и создаёт впечатление очень занятого, важного и деловитого человека.
Мама, миссис Вилл — тратит свободное время на свои многочисленные хобби, свойственные всем знатным дамам: флористику (композиции, которые она составляет, надо признаться, очень красивы), вышивание, чтение романов, живопись и написание стихов (сейчас она работает над своим первым сборником; кажется, он будет называться «Сияние разума»).
Прислуга (мне не нравится это слово) на пару с домашними эльфами следит за порядком, чистотой в доме и занимается готовкой. Что удивительно, насколько я знаю (прочла в одной книге), волшебникам, особенно родовитым, не свойственно держать в доме человеческую прислугу, всю её работу обычно выполняют эльфы. Как я поняла, мама дала Марринет, её детям и мужу работу по дружбе (они познакомились ещё в Хогвартсе — школе, где обучают юных волшебников азам магии, и с тех пор не разлей вода; а когда у Марринет в семье случилось горе — она потеряла всё своё имущество, мама просто не смогла остаться в стороне).
В общем, парадокс. Люди есть, работа кипит, а дом — холодный, пустой и одинокий.
Я прошла к лестнице и тихонечко, на цыпочках, стараясь не наступать на скрипучие ступеньки, спустилась на первый этаж. Здесь располагался холл, кухня, прачка, выход на задний двор, где сушили бельё, обеденный зал, гостиная с камином и библиотека — к ней-то я и направлялась.
Библиотека была самой интересной комнатой в доме. Во-первых, потому что меня туда редко пускали («Книги там страшные, серьёзные и опасные, совсем не для детей, родная!»), а во-вторых, потому что была там одна стена, не заставленная от пола до потолка книжными стеллажами, которую мне ну очень хотелось как следует изучить.
Отец предупреждал, что дверь туда всегда заперта, но я-то знала, что ключ от неё он несколько дней назад случайно выронил из кармана брюк, и не стала рассказывать ему, что нашла его в гостиной на ковре. Теперь у меня был доступ ко всем знаниям нашей семьи.
Дверь поддалась легко, как я и ожидала. Внутри всё ещё горел камин, наверное, мистер Вилл работал здесь допоздна, отчего атмосфера создавалась теплая и уютная. Большие окна, от пола до самого потолка, непривычно не были прикрыты на ночь шторами, и холодный белый свет от растущего месяца беспрепятственно проникал в помещение, освещая несколько полок с книгами и письменный стол.
Я шагнула на полоску света и повернулась спиной к окну, оказавшись напротив пустой стены с потрясающим воображение огромным гобеленом ручной работы, выполненном в стиле барокко.