Поработители и порабощённые

      21 сентября 1950 года       На улице стоял туман. Густой, прозрачно-белой дымкой он давил на глаза, забиваясь в них словно пыль. Дышалось тяжело, но прохлада хотя бы отрезвляла.       Я огляделась. Эдмунд всё ещё был там. Высокий, в тёмном плаще и шляпе, он выглядел точно копия своего отца. Следил украдкой, опустив голову, прислонившись к кирпичному углу здания и выжидал.       Думать долго не пришлось.       Я быстро, но не бегом, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, бросилась вниз по улице, одновременно с этим пристально анализируя каждого мимо проходящего магла, ведь любой из них мог оказаться Пожирателем. Моё лицо знакомо, наверное, двум дюжинам волшебников, мечтающих выпотрошить мне кишки (и это только те, кого разозлила конкретно я), а сколько врагов я косвенно нажила себе благодаря Реддлу — и представить страшно.       Я обернулась.       Идёт, широко шагая, почти наравне со мной, только с другой стороны дороги.       Идёт и смотрит.       Заворачиваю в узкий переулок, петляющий между старыми домами метров пятьдесят, а потом, если память мне не изменяла, выходящий к оживлённой площади.       Точно, туда-то мне и надо. К людям. Вниз по ступенькам, по лужам и грязи, я уже чуть ли не бежала, перебирая руками по стенам, ища опоры, потому что ноги слушались плохо.       Так, хорошо. Вот и площадь. Я прошла ещё немного и спряталась в глухом тупике между домами, где прятались магловские мусорные контейнеры.       Он должен был появиться, но прошла минута.       Потом пять.       И, десять.       Никого.       Отстал… или выжидает? Боже, эта жизнь сделала меня параноиком.       — Роксана! — голос прозвучал сразу после хлопка трансгрессии где-то позади, а после — меня крепко хватают за руку, заставляя обернуться.       От испуга я должна была завизжать или оцепенеть, как это раньше случалось, но вместо этого — врезала мужчине локтем под дых и рванула в сторону, чуть ли не налетев на стоящую рядом мусорку и приготовилась убраться отсюда как можно дальше.       — Надо поговорить! — крикнул Эдмунд, выставляя перед собой руки в мирном жесте.       — Иди к чёрту.       — Послушай, — проговорил он вкрадчиво, — я знаю, Эфир у тебя… Дамблдору Тома не остановить, переходи на нашу сторону пока не поздно, иначе…       — Иначе, во всех несогласных Авада Кедавра? Дамблдор остановил Грин-де-Вальда, неужели ты думаешь, что он не справится с каким-то зазнавшимся юнцом?       — Волан-де-Морт сильнее Грин-де-Вальда, — я опешила, услышав это имя. — Ты сама это знаешь. Не глупи, неужели ты не понимаешь, что я хочу помочь тебе?.. Защитить.       — Мне не нужна защита, — я вскинула волшебную палочку, — Остолбеней Триа*! — Эдмунда мощной волной отбросило к кирпичной стене, а я еле успела отразить заклинание, что он послал в меня перед этим. — Протего!       — Вот она! Экспульсо*!       — Протего Максима, Петрификус Тоталус! — Уильям Розье точно мешок картошки обездвиженный упал на землю.       — Круцио!       — Протего, Экспеллиармус! Конфринго*, — я не успела сообразить, что произнесла и в ужасе застыла. Нотт сначала стал синим, потом — красным, после — бордовым, а в конце, совсем, каким-то серо-буро-малиновым, и зелёным, и серым… а потом вспыхнул жарким пламенем. Пусть они враги, но никто не достоин таких мучений — говорила моя совесть, но в этом мире были другие законы, напоминавшие законы животного мира: не разумом и чувствами, а силой, выживают здесь лишь так.       Взгляд отыскал Лестрейнджа, внезапно оказавшегося совсем рядом с волшебной палочкой наготове. Я посмотрела на него, он посмотрел на меня и в безысходности выкрикнул:       — Империо!       У меня было, наверное, всего несколько миллисекунд, чтобы увернуться и избежать подчиняющего разум и тело заклятья, и мизерный шанс на успех.       Я подалась вперед.       Клянусь, самым невероятнейшим и загадочным образом, быть может, и вправду взлетев, преодолела расстояние в три метра за мгновение и приземлилась перед самым носом Эдмунда, большим и заносчиво вздёрнутым, а в следующую секунду — зарядила тому кулаком по морде. Хруст услышали, скорее всего, даже на магловской площади, потому как повисла ужаснейшая, накалённая, пестующая беду тишина, прерванная спустя секунду диким рёвом аристократа, прижавшего ладони лодочкой к кровоточащему носу.       Империо улетело в Мальсибера, и я воспользовалась образовавшейся заминкой. Эдмунд заорал что-то нечленораздельное, а потом попытался ухватить меня за волосы, но я вовремя увернулась. Потом увернулась ещё раз, от цепкой клешни пришедшего в себя Розье, отпрыгнула в сторону и снова увернулась… нет… прошла сквозь поток синего, настолько высокой была его температура, пламени, посланного, вроде бы, только что появившимся Эйвери в мою сторону, почувствовав лишь лёгкое покалывание на кончиках пальцев и щеках.       Мужчины охнули.       Я опешила, и поняла, что рубиновая заколка, спрятанная во внутреннем кармане мантии внезапно накалилась и стала пускать по моему телу пульсирующие волны магической энергии.       Земля под ногами содрогнулась, и в следующую секунду пространство свернулось в небольшую воронку и загудело. Всё вокруг закрутилось, завертелось и схлопнулось, утянув меня прочь от опасности.

      Не прошло и доли секунды. Всего лишь мгновение, наполненное теплотой, лёгкостью и чувством полёта, из которого меня грубо вытолкнуло и бросило без сил в тёмном замкнутом помещении.       Я зависла в воздухе, а потом, с высоты примерно в метр свалилась на грязный деревянный пол и вскрикнула, почувствовав, как искрят кончики пальцев.       Боже… как паршиво, неужели — расщеп*?       Я попыталась открыть глаза и осмотреться. Я всё ещё лежала плашмя на полу и подниматься, если честно, совсем не хотелось.       — Мисс Вилл, вы в порядке? — неожиданно раздался из темноты сиплый мужской голос. Я кивнула и с трудом поднялась на ватные ноги, чтобы поздороваться с человеком, преспокойно сидящим в кресле у камина и, таки да, поглощающим лимонные дольки из круглой жестяной баночки.       — Профессор Дамблдор.       — Хотите штучку?       — Нет, спасибо.       Дамблдор поджал губы и сверил меня усталым, изучающим взглядом.       — По вашему встревоженному виду я предполагаю, вы нашли то, что так долго искали?       Я кивнула и запустила руку в карман мантии.       — Да, но это едва не стоило мне жизни. Прихвостни Волан-де-Морта повсюду.       Профессор поднялся, прошагал к окну и устремил задумчивый взгляд вдаль.       — Думаю, нам не стоит называть его этим именем, дорогая Роксана, за ним мистер Реддл пытается скрыть свою истинную личину и придать своему образу некоторое устрашение и мистицизм в глазах окружающих… Я благодарен за вашу помощь, — мужчина обернулся, остановив свой взгляд на предмете, что я держала в правой руке, — позволите взглянуть?       — Да, конечно.       — Поразительно, признаться честно, я до конца не верил, что Эфир действительно существует.       — Ради этого погибли мои родители, надеюсь, вы знаете, что с ним делать, профессор.       Дамблдор, рассматривая рубин в падающем из окна лунном свете задумчиво ответил:       — Не могу вам обещать, что мы сможем использовать Материю в борьбе с мистером Реддлом, но, по крайней мере, он не сможет использовать её против нас, а значит — мы на шаг впереди.       — И что же дальше?       — Говорите, вы столкнулись с этими его…       — Пожирателями смерти, да. Если быть точнее — это были Лестрейндж, Нотт, Розье, Мальсибер и Эйвери.       — Самые верные друзья, что же, ожидаемо… Должен предупредить вас, что они не оставят своих попыток добраться до вас. Теперь, когда они узнали, что вы — обладательница Эфира, вам грозит серьёзная опасность.       Я не особо удивилась услышанным.       — И что же мне делать?       — Спрятаться, на некоторое время, и всеми силами избегать встречи с мистером Реддлом. Он великолепный легилимент, Роксана, и он без труда сможет проникнуть в ваш разум и узнать всё, что ему надо, — это я прекрасно знаю, ощутила на собственной шкуре не так давно. — Не поймите меня неправильно, я не боюсь за свою жизнь, но подобное стечение обстоятельств сейчас нежелательно.       — Вы говорите: прятаться. Как долго, профессор? Я уверена, что вы не планируете в ближайшем времени вступать в схватку с То… с ним, с Реддлом, и что же, мне прятаться годами, десятилетиями? А как же моя служба в Министерстве, как же моя жизнь? Меня это не устраивает, — Дамблдор удивлённо вскинул рыжевато-седые брови, а я тем временем продолжила вещать: — Я думаю, надо разработать отвлекающий манёвр, убедить Пожирателей, что ни я, ни вы Эфиром не владеем.       — Каким образом?       Раздумывать мне долго не пришлось. На такой случай: безвыходный, фатальный, я уже давно придумала план.       — Обливиэйт. Сотрите мне память, программа защиты свидетелей, так сказать.       — Нет, — мужчина заявил твёрдо и непоколебимо, — это, конечно, хорошая идея, но не в вашем случае. Воспоминания об Эфире у вас подкреплены таким сильным эмоциональным потрясением, как смерть родителей, а подобные воспоминания стереть или модифицировать крайне трудно и, подозреваю, даже невозможно. К сожалению, я ничем не могу вам помочь. Так уж сложились обстоятельства. Всё, что вам остаётся, если вы хотите продолжить вести обычную жизнь — это всё время быть начеку, соблюдать бдительность и осторожность, — с этими словами профессор спрятал Эфир в один из многочисленных карманов своей изумрудно-золотой мантии и прошёл в центр комнаты, готовясь трансгрессировать. Я же, ошеломлённая и опустошённая, осталась стоять у окна, молча обдумывая слова волшебника. Доля правды в них была, но то, с каким холодом и безразличием эти слова были сказаны, наводило на некоторые размышления. — Я свяжусь с вами, всего доброго.       Хлоп — и мужчины как ни бывало. Я устало прикрыла глаза и облокотилась на подоконник.       Меня, определённо, ждали очень непростые времена. Том Реддл, ныне в узких кругах именующий себя повелителем тёмных сил Лордом Волан-де-Мортом, по слухам, путешествует по Европе в поисках, как он выразился перед самым своим отправлением: «Величайших тайн и практик Тёмных искусств», пока его последователи, которыми он руководит жёстко и властно, разыскивают разнообразные магические артефакты, способные преисполнить могущество своего господина.       Магический мир спокоен, но только для незнающих, посвящённые же, чувствуют: надвигается настоящая буря, смерч, сулящий смести всё на своём пути и принести смертей и разрушений больше, чем сам Грин-де-Вальд в золотые годы. Стервятники не спят. Беда медленно, но верно приближается и скоро всем, всем без исключения придётся сделать выбор: пасть ли к ногам сильнейшего за тебя и продать душу Дьяволу, или же сражаться до последней капли крови за светлое будущее.       Я заплакала. Ведь я знала, я была уверена, я была убеждена: в этой войне не будет победителя, только проигравшие.       Отчего же так трудно? Отчего же каждый мой шаг отдаётся глухотой и пустотой в сердце? Отчего же там, внутри, под рёбрами, так неспокойно, так больно, так… что хочется убежать, забыться? Мир, он — чёрно-белый, и я точно знаю, вижу, где проходит эта грань и кто стоит по её сторону, кто там, куда советь не позволяет даже заглянуть, потому что ей известно: если смотреть в бездну достаточно долго, то бездна начнёт вглядываться в тебя в ответ. Однако покоя не давало другое: что если, что если эта бездна, её повелитель, уже давно обратил на тебя свой взор и ещё хуже: подчинил тебя себе, своей воле, своей прихоти и желанию, и что, если он знает, что один его взор властен над тобой? СНОСКИ: *Остолбеней Триа — более мощная версия заклинаний Остолбеней и Остолбеней Дуо. Оно также оглушает, но вдобавок ещё и отбрасывает. *Экспульсо — мощное проклятие, вызывающее взрыв, сопровождающийся синим светом. Напоминает по действию «Остолбеней», но сильнее, опаснее и труднее в использовании. Кроме того, заклинание способно отбросить человека в стену, оставляя при этом раны от взрыва. *Конфринго — проклятье, заставляющее цель взорваться. Прямое попадание в человека может нанести серьёзные повреждения или даже убить. *Расщеп — явление, при котором волшебник вследствие неудачной трансгрессии оставляет в начальной её точке часть своей одежды либо тела. Объем оставляемой части может варьироваться от маленького клочка волос до целой конечности либо куска тканей, однако какой бы ущерб ни был нанесен, он, как правило, поддается восстановлению.