Поработители и порабощённые

      Декабрь 1942 года       Каждое движение отдавалось тупой болью во всём теле. Было дурно, страшно и ужасно холодно: ледяной пол морозил спину и ноги. Где бы я ни находилась, вокруг царила тишина, разбавляемая разве только звуком капающей откуда-то воды. А ещё жутко воняло.       Пошевелившись, я разлепила опухшие веки и, скрепя зубами от боли, приподнялась на локтях.       В глаза ударило обилие зелёного и серого: камня, мрамора, воды и тусклого огня, изумрудно-салатового, волшебного. Первое, что я увидела, когда глаза привыкли к окружающей обстановке — это огромный каменный обелиск на стене, покрытый плесенью. Будто в гневном крике, он раскрыл рот и смотрел пустыми серыми глазами в пустоту, на меня. Это был Салазар Слизерин — поняла я с промедлением из-за больной головы и быстро поползла назад.       По бокам мраморного постамента, на котором я находилась, стояли каменные, оскалившиеся змеи, кобры, по дюжине на каждой стороне, а за ними виднелся тёмный водный бассейн, где плавали водоросли, плесень и диковинные кувшинки, тревожа спокойную гладь воды и не давая ей покрыться коркой льда. Оттуда жутко несло канализацией и мертвечиной.       Неподалёку, совершенно неподвижно лежала Мелиссандра. Она была бледна и холодна. Приблизившись, я потянулась к её ноге и, опустив чёрный порванный гольф на лодыжку, оглядела рану: царапины совершенно точно почернели, яд с каждой минутой отбирал у неё жизнь, расползаясь от узкой щиколотки сетью тёмно-бурых, где-то чёрных и фиолетовых вен вверх, к бедру, неминуемо приближаясь к сердцу.       Пытаясь сдерживать слёзы, я дрожащими руками обшарила мантию в поисках волшебной палочки.       Пусто.       — Это ищешь? — обернувшись на голос, я увидела стоящим в тени одной из змеиных статуй Тома Реддла. Он крутил в тонких пальцах моё единственное оружие. Я кинулась искать палочку Мелиссы.       — Пустая трата времени, её палочка тоже у меня.       — Роксана… — резко девочка слабыми пальцами схватила меня за руку.       — Тш-ш, держись. Всё будет хорошо.       — Я так не думаю, — Реддл неспеша приблизился и остановился рядом, взирая на нас сверху вниз, с высока, со стойким оттенком призрения, исказившим его лицо. Наклонившись, он с интересом взглянул через моё плечо на Мелиссандру. — Ей не повезло… укус василиска пришёлся в ногу — страшные страдания… яд распространяется по организму медленно, если бы рана оказалась ближе к сердцу, она была бы уже мертва.       — Спаси её! Пожалуйста! — я подняла него взгляд.       — Зачем мне это?       — Ты же не убийца, Том! Спаси её, ОНА УМИРАЕТ!       — И что с того? — с леденцой в голосе спросил он, изогнув бровь. В холодно-зелёном освещении подземелья его лицо казалось белым, точно бумага, и каким-то восковым, ненастоящим. Внутри, чувствовалось, вот-вот — и что-то надломится. — Ты не заметила, где мы находимся? Никто и никогда не найдёт её в…       — Да плевать мне на твою Тайную комнату! Она — мой друг!       — С чего ты решила, что мне не всё равно, Роксолана? Мне плевать на неё. И на тебя. Запомни это, — процедил Реддл настойчиво, наклоняясь к моему лицу, чтобы до меня дошло, чтобы до меня, наконец, дошло.       — Подонок! — закричав, неожиданно для себя, я кинулась на него с кулаками, вцепившись в ворот рубашки. — Ненавижу! — я настырно пыталась врезать ему под дых, но слизеринец просто отпихнул меня в сторону и я снова упала на пол, а он, разгневанный, нацелил на меня мою же палочку. В тени упавших ему на лицо волос его глаза мне на секунду показались багряно-красными.       — Жалкий мерзавец!       — Забыла с кем говоришь, Роксана? Знай своё место.       — А то что, убьёшь меня в пару к Мелиссе? Будь ты проклят!       — Закрой свой рот.       — За что ты так со мной?! — стиснув зубы, спросила я, пытаясь не заплакать. — Я никакого зла тебе не причинила! А если и так — никогда это не было нарочно! Когда как ты, только и делал, что… Зачем же ты так? Ты получаешь от этого наслаждение?!       — Да. Наблюдать за тобой, валяющейся у моих ног — настоящее удовольствие после всех проблем, что ты мне доставила. Ты сама виновата, ты едва всё не испортила, я предупреждал тебя что будет, если ты продолжишь…       — Мы наткнулись на него случайно! — отчаянно попыталась донести до него я. — Это ужасное совпадение и стечение обстоятельств!       Реддл скривился.       — Какая же ты жалкая.       — Я клянусь! Я клянусь, Том! — я вцепилась руками в подол его мантии. — Поверь! Я могу дать тебе Непреложный обет, хочешь, поклянусь на крови?! Это всё злой рок! Чёртов злой рок… чёртова Троземьóйль!       — Что ты несешь?!       — Она всё предсказала! — я была не в силах сдерживать слёзы; тело била крупная дрожь паники, хриплое дыхание Мелиссы рядом становилось всё тише и тише. — Она предсказала всё. Она знала про Эдмунда, знала, что, чтобы нам спастись от василиска, надо свернуть в этот чёртов туалет, иначе бы он просто сожрал нас, она знала про ногу, про укус! Мерлин… Она сказала, что в этом году кто-то УМРЁТ, ТОМ! Раз она знала про это, значит, знала и про Тайную комнату!       — Ты сошла с ума? — вкрадчиво спросил Реддл, бродя темным взглядом по моему лицу. Цепляясь за края его мантии и грудь окаменевшими пальцами, я поднялась на ноги.       Голова шла кругом.       Я выдохнула и дрожащим голосом попыталась объяснить.       — Помнишь ночь боггартов? Мы тогда встретились на третьем этаже? — Том молча кивнул, а я заметила, как под его скулами, острыми и осунувшимися, напоминавшими острия ножей, гуляли желваки. — Когда мы расстались, я встретила боггарта и он напал на меня, слава Мерлину, профессор Дамблдор появился вовремя. Он отвёл меня в свой кабинет, где собрались учителя, профессор Троземьóйль тоже была там… Она предложила мне чай, а потом неожиданно вошла в транс. ТОМ! ТРОЗЕМЬОЙЛЬ ЗНАЕТ ВСЁ! Она предсказала всё, что произошло! Она предрекла убийство и назвала убийцей одного из учеников, вот, почему учителя были так напуганы! Думаешь, она не видела тебя? Меня? Нас? Она видела всё, что я делала все эти недели! Думаешь, она не рассказала Дамблдору? Он был напуган, Том! — я вздрогнула. — Ещё она сказала конкретную фразу: всего семь минут на спасенье. Как долго мы здесь?       Реддл не мигая, смотрел на меня, обдумывая услышанное.       — Не долго.       — Время кончается…! — в панике проговорила я, оглянувшись к Мелиссандре. Снова посмотрев на мальчика, я поджала губы, молясь, чтобы мои слова нашли отклик в его холодном, неправильном разуме. — Не хочешь делать это просто так, пусть это будет огромным одолжением мне, я сделаю всё, что захочешь! Спаси её, Том, я умоляю тебя, я знаю, ты можешь.       — Неужели? — изогнув бровь, равнодушно спросил он, его тёмные глаза-колодцы оставались до жути сосредоточенными и отстранёнными.       — Да, как ты сделал это со мной. Лес, гадюка, помнишь?       Он промолчал.       — Ты напоил меня змеиной кровью.       — Это была вынужденная мера, — холодно отозвался он. Мелиссандра застонала, её голос звенящим эхом разнёсся по подземелью. — Твоя смерть была мне просто невыгодна. Её же кончина мне пригодиться, — с этим словами Том диковинно, совершенно безумно посмотрел на девочку, будто предвкушая что-то. — Ты даже не представляешь, что я собираюсь сделать… Ты переживёшь её кончину и увидишь всё сама, — он развернулся, всё для себя решив, чтобы отойти, но я сильнее схватила его за плечи и затрясла, как могла. Голос мой сел, поэтому сейчас, в окружении змей, мой хриплый шёпот чудился мне языком парселтанга.       — Как же ты не понимаешь, её смерть тебе не выгодна! Она из чистокровной семьи, её отец — приближенный к Министру. Думаешь, смерть ребёнка таких родителей не будут расследовать? Школу могут закрыть и тогда всех отправят по домам, и тебе придётся вернуться в…       — Замолчи, — произнёс он тихо, но вкрадчиво, доходчиво, и я замолчала, затаив дыхание. В груди клокотало отчаяние. Зелёные тени падали на его лицо, глаза были прищуренными и он виделся мне химерой змеи. Казалось, я и говорю с одной из статуй, затаившейся перед броском: непроницаемой, мёртвой, равнодушной и надменной. Хотелось сжать его за плечи со всей силы, чтобы донести правду, хотелось разорвать его в клочья за равнодушие, хотелось сделать что угодно, лишь бы он, наконец, стал живым.       — Пусть она ошибётся, Том, — всё же, добавила я и проговорила свой последний аргумент. — Будущее неясно, оно многовариативно… это — лишь один из вариантов развития событий, подумай! Мы должны сами выбирать свою судьбу! Надо быть умнее! Я знаю, по природе ты не злой человек! Ты такой же, как другие, как я, просто с тобой поступали зло, но ты способен на милосердие… Я же видела это! Обещаю, я никогда не буду злой к тебе, только спаси её, я дам Непреложный обет, что буду молчать.       Повисла тишина.       Я отсчитывала секунды.       — Такой же, как другие? — прозвучало тихо. Я открыла до этого в страхе закрытые глаза. Том протянул холодную руку и коснулся ею моего подбородка, медленно приподнимая его выше, чтобы можно было видеть глаза. Я снова зажмурилась, вдыхая запах его одеколона, который был чем-то похож на одеколон Эдмунда, однако казался более горьким, тяжёлым и своеобразным, каким-то вездесущим, густым, отталкивающим, будто — предупреждающим об опасности. — Я кто угодно, но не такой, как другие. Не смей больше думать, что способна понять меня. Я делаю что хочу, поступаю как пожелаю и никто не смеет стоять на моём пути, а если вздумает попробовать — сильно пожалеет. И ты не станешь исключением.       — Я на это даже не рассчитывала. Я всё уяснила, Том, — устало ответила я. Внутри не осталось ни надежды, ни чего либо другого светлого. Мелиссандра доживала свои последние секунды. Сдавшись, я убрала ладони плеч Реддла и рухнула на колени в слезах. — Это именно тот урок, который был мне нужен, чтобы понять, кто ты такой.       — Неужели?       — Да, — кивнула я, не поднимая глаз, — но знай: вместе с ней тебе придётся убить и меня, потому что чего бы мне это ни стоило: пусть ужасной боли или проклятия от невыполненного обещания Пакта, я всем расскажу про тебя, я отомщу за то, что ты сделал со мной и другими.       Послышалась усмешка. Я зло скривилась, подняв взгляд. Том стоял рядом, опустив вниз волшебную палочку и прямо смотрел на меня, но и тени веселья не было на его лице.       — Думаешь, я лукавлю? Мне не жалко этой жизни, потому что одну я уже прожила, а ты свою никчёмную, и единственную, Том, проведёшь в стенах Азкабана. Может, ты знаешь Роксану, но Веру ты не знаешь ни черта! Поэтому, давай! — я со всей силы стукнула ладонью по мраморному полу в ярости и сквозь зубы процедила: — Ты знаешь заклинание. Авада Кедавра! Авада Кедавра, Реддл, и дело с концом! Подозреваю, своей больной натурой ты давно хотел попробовать его в действии!       Я сглотнула и уставилась на слизеринца в злорадном ожидании.       Тишина давила на голову.       Но он просто молча размышлял, смотря тяжело, проникновенно, казалось, смотря сквозь кожу, череп, в самую глубь, в суть.       — Что ещё сказала тебе Троземьóйль? — наконец, подал голос Том требовательно. Он стоял нахмуренный и задумчиво-мрачный. Я посмотрела ему в глаза и покачала головой.       — Больше ничего.       Реддл кивнул.       И я спохватилась.       — Сехишь — значит милосердие.       Слизеринец вскинул брови.       — Что ты сказала?              Отвернувшись, я потянулась к Мелиссандре, чтобы прощупать пульс. Её грудная клетка еле-еле вздымалась и я подумала, что возможно в Тайной комнате время течёт иначе, ведь не может же быть, что эта пытка длиться меньше семи минут.       — Что слышал. Сехишь — значит милосердие. Подозреваю, это парселтанг.       — В парселтанге нет слова, определяющего милосердие.       — Так ты веришь мне? — резко обернувшись, сбитая с толку, спросила я, уловив в голосе Реддла тень… не сомнения, но какого-то причудливого замешательства.       — Я никому не верю, — оборвал слизеринец, поднимая волшебную палочку, — но я всегда могу проверить сказанное тобой. Легилименс!       Я не успела спохватиться, как всё закончилось.       Лоб пронзила ужасная боль, после которой тело выкрутило дугой и, сквозь пытку, я, наконец, узнала точно то, в чём долго сомневалась. Если на свете и могло быть что-то темнее и зловещее, нежели разум Тома Реддла, то только душа дементора, потому что одно его прикосновение к мыслям украло у меня всё, вплоть до биения сердца и теплоты крови в венах, которые, точно показалось, заледенели.       Пред глазами быстро пронеслись череды воспоминаний, словно в туманной дымке. Реддл не искал что-то конкретное, а нагло, бесцеремонно рылся, причиняя ужасную боль, точно насилуя изнутри. Я не только видела прожитые дни, но и ещё, где-то на отшибе, слышала свой ужасный вопль агонии.       — Впервые в жизни ты не обманула меня, Роксана, — сказало чудовище, когда я пришла в себя, мокрая от холодного пота на полу. Я просто раскрыла глаза и расплакалась от ужаса, глядя на него.       Не на человека, и точно не на ребёнка — на самого жуткого монстра воплоти.       — Поднимайся и посмотри, — нетерпеливо приказал он и дёрнул меня за руку вверх, от чего в плече что-то хрустнуло. Том развернул меня в сторону, где лежала Мелиссандра. На её оголённой ноге не было и следа от раны.       Я взглянула на девочку, а потом на Реддла, трясясь от напряжения.       — Ты вылечил её, — констатировала я тихо.       Он бесцветно кивнул.       — Ты дашь мне Непреложный Обет.       — Всё, что пожелаешь.       Реддл вскинул брови и наклонил голову влево, посмотрев на меня задумчиво.       Я посмотрела на него в ответ, сухо и бесчувственно.       — Спасибо, что спас её. Я никогда не забуду.       — Вот как?       — Да. Этот урок. Держаться от тебя подальше и не позволять даже имени твоему появляться у себя в голове.       Я сглотнула и протянула руку. Реддл, дрожащий от злости, сверлил во мне дыру.       Боль казалась ужасной, ведь я зарубила на корню то, в чём даже боялась себе признаться.       Какая глупость, если задуматься, но ещё и горькая правда.       Обида рвала грудь в клочья, потому что в человеке, в котором я отчаянно пыталась найти хоть что-то хорошее и светлое, этого просто нет.       Не было.       И не будет.       Лишь холодная кровь.       Холодный разум.        Ледяное сердце и ледяная душа.       Том Реддл — это надменный расчёт, равнодушие убийцы и затаённая, первородная злоба. Он не человек, нет, всего лишь его неумелая, надменная имитация.