Сын госпожи Оябун

      Два дня показались уставшему во всех смыслах Бакуго целой вечностью. Он сидел на кушетке возле двери палаты Киришимы, хмуро глядя на охранников. Каминари уговаривал его пойти домой хотя бы поспать, но тот ни в какую не соглашался. Дэнки вздыхал и приносил ему сменную одежду и кофе.       Мать отказывалась говорить, что ей рассказал врач. Она только повторяла, что если Киришима захочет, расскажет сам. Катсуки уже сломал себе голову в попытках узнать, что же произошло. После всей этой ситуации с лекарствами он уже не мог с уверенностью утверждать, что парень не был замешан в чём-то незаконном, а оттого сильнее злился от неопределённости.       И вот настал момент, когда к Эйджиро разрешили войти. Блондин сжал покрепче в руке упаковку с рисовыми данго и коротко постучался, после чего вошёл.       Киришима лежал на койке, накрытый одеялом. Торчала только рука, к которой был прикреплён катетер с какой-то прозрачной жидкостью. Сам парень выглядел неплохо и слабо улыбался.       — Ну привет, — тихо сказал он. Бакуго присел на стул рядом и нервно заломил пальцы.       — Как ты тут? Хорошо тебя кормят?       — Не жалуюсь. Повисла неловкая пауза, которая длилась несколько минут.       — Слушай, я… — начал было Бакуго.       — Думаю, нам стоит познакомиться ещё раз, да? В горле у Катсуки мгновенно стало суше, чем в пустыне Сахара.       — Как давно ты узнал?       — На каникулах. Отец говорил, что из-за коррумпированности сложнее накрывать бордели и казино. И постоянно упоминал какую-то женщину, которая «больше похожа на демона в юбке». Катсуки не сдержался и усмехнулся.       — У этой женщины твоя фамилия, Бакуго.       — Знаю…       — Как тебя зовут на самом деле?       — Катсуки. Бакуго Катсуки, — своё собственное имя показалось сейчас таким странным и чужим.       — Тебе ведь не шестнадцать, верно? — Киришима не выглядел злым или расстроенным, но в его глазах что-то неуловимо поменялось.       — Мне девятнадцать.       — Вашей семье что-то нужно от моего отца? — порой Киришима был слишком сообразительным.       — Мать дала мне задание. Нужно было через тебя повлиять на него, чтобы он перестал мешать нашей семье и другим оябунам Токио. Эйджиро кивнул и отвернул голову к окну.       — Ты спас меня только потому, что я важен как источник воздействия? — его голос задрожал.       — Что? — Бакуго закашлялся от удивления. — Нет конечно! С чего ты взял?       — А зачем ещё якудза вытаскивать самоубийцу с того света? — он резко повернулся и приподнялся на локтях. Смотрел сейчас он обиженно, исподлобья, как ребёнок выпятив нижнюю губу. Больничное одеяло съехало с него, из-за чего Бакуго смог рассмотреть впервые его шею и ключицы без водолазки. И сейчас там были… шрамы.       — Откуда они у тебя? — вмиг севшим голосом спросил блондин. Эйджиро покраснел и поспешил прикрыться.       — Тебя это не должно волновать. И не переводи тему! Раньше Бакуго казалось, что свой шрам над бровью дерьмоволосый заработал в драке, но шрамы, которые он увидел сейчас, были не похожи на полученные в какой-то стычке. Его как будто пытали       — Кто это сделал? — руки непроизвольно сжались в кулаки. Пришлось мысленно сосчитать до пяти, чтобы хоть как-то успокоиться. Киришима молчал.       — Если ты прямо сейчас мне не ответишь, я прикажу своим людям раздеть тебя и сам всё осмотрю, — Бакуго блефовал. Он бы не смог с ним так поступить, но Эйджиро этого не знал. Он обхватил себя руками и смотрел в одну точку.       Катсуки тяжело вздохнул, как начал делать в последнее время всё чаще, и взял ладонь парня в свою. Осторожно, чтобы не задеть порезы на запястье.       — Эйджиро, тебе стоит всё мне рассказать. Я спас тебя не потому, что ты важен для выполнения задания или ещё какой-то мути, а потому что ты это ты. Я спас тебя, потому что ты стал важен лично для меня, — каждое слово, которое он словно впервые произносил, давалось ему с трудом. Впервые в жизни он открыто сказал кому-то, что он важен для него. Теперь назад дороги нет. Они стали повязаны. Раз теперь Киришима важен для Бакуго, то блондин утащит его за собой во тьму и больше никогда никому не отдаст. Потому что это его дорогой человек. Киришима неверяще глядел на него.       — Это не может быть правдой. Ты такой же, как они все. Они тоже говорили приятные слова, а потом, а потом…       — Что потом? Кто они? Что с тобой сделали? — Тревога с каждой секундой всё больше затапливала сознание Бакуго. Он едва сдержался, чтобы не сжать руки в кулаки, иначе Эйджиро стало бы больно. Киришима прикрыл глаза, словно вёл внутреннюю борьбу. После минутного молчания он шумно вдохнул и открыл глаза.       — Помоги мне снять это. Катсуки поспешно начал развязывать узелки на спине. Увиденное под больничной рубахой всё меньше нравилось блондину и заставляло наливаться глаза кровью.       — Кто посмел?.. Всё тело Киришимы было покрыто различными шрамами и синяками. Было множество следов от укусов, засосов, ногтей. На спине было полно зарубцевавшихся полосок от плётки или хлыста, а поверх розовели совсем свежие, как будто его били совсем недавно. Все запястья были усеяны тонкими шрамами от лезвий, а ещё лиловые синяки на боках и плечах. И это только при первом беглом взгляде… Эйджиро сидел, свесив ноги с койки, и смотрел в пол. Его нижняя губа дрожала, а руки тряслись.       Бакуго был в ахуе. Ему часто приходилось применять к людям грубую силу, но они были в чём-то виноваты перед семьёй, так что никаких вопросов не было. А сейчас перед ним сидел божий одуванчик, тело которого было изломано и избито. Страшная догадка прошила Катсуки, и он едва смог устоять на ногах.       — Это… это твой отец сделал, да? По щекам парня покатились слёзы. Крупные и прозрачные. Они чуть ли не градом стекали по его лицу, а он был даже не в состоянии их стереть. Блондин, ошарашенный, присел рядом и молча положил голову парня себе на плечо, неловко приобнимая. Паззл наконец сложился в целую картинку. Киришима постоянно носил закрытую одежду, чтобы скрыть шрамы от всего того ужаса, что с ним происходил. Он так из-за этого не хотел ехать домой, и поэтому не хотел вспоминать лишний раз об отце.       — Это началось, когда моя мама умерла, — голос парня был тихим и жалобным. Он продолжал утыкаться в плечо Бакуго, схвативших за его рубашку, словно детёныш коалы за свою маму, — этот человек начал иногда звать меня к себе в комнату и ругать за плохие оценки. Учёба всегда давалась мне с трудом, но в его планах я был политиком с безупречным прошлым, поэтому мне нужны были отличные оценки. Я был всего лишь десятилетним ребёнком и не особо понимал, зачем мне пить какие-то лекарства, которые якобы помогли бы мне лучше учиться. Репетиторы постоянно жаловались на мою рассеянность, и этот человек решил от слов перейти к действиям. Он начал бить меня плетьми за каждую плохую отметку или любую другую провинность. Моя жизнь стала кошмаром. Но те таблетки, которые мне прописал доктор для учёбы, стали моим спасением. Пока я был под их действием, я мог практически не думать о том, что уже вечером меня опять привяжут к чему-нибудь и будут бить, пока я не устану кричать.       Когда я стал чуть старше, отец начал проявлять ко мне ещё больше внимания, но уже в другом плане. Впервые он изнасиловал меня в мой двенадцатый день рождения. Ему так это понравилось, что он решил поделиться радостью со своими «друзьями». Если он хотел заключить какую-то выгодную для себя сделку, то подкладывал меня под нужного человека. Меня били, насиловали, стегали плёткой до крови, и делали ещё много чего отвратительного. Чтобы хоть как-то избавиться от всей этой боли, я тайком покупал больше положенного этого Риталина. Пока я был под ним, я чувствовал себя хорошо, но отходняки становились всё тяжелее, а ломки — мучительнее. На каникулах отец был очень зол тем, что твоя мать крепко ему мешает, поэтому насиловал и пытал меня активнее обычного. Поэтому я решил со всем этим покончить. Я слишком устал, чтобы жить хоть ещё один день в этом жалком мире. Но потом появился ты, и всё стало легче. С тобой было так интересно и забавно. Когда ты поцеловал меня, у меня внутри всё замерло, но я испугался, что ты увидишь шрамы и не так всё поймёшь, поэтому оттолкнул.       Он отстранился и шмыгнул носом, избегая взгляда Бакуго. Катсуки впервые в жизни ощутил такую ненависть и жажду убить человека.       — Если ты хочешь, я заставлю его и всех, кто когда-либо сделал тебе больно, вымаливать у тебя прощения на коленях, прежде чем сдохнуть в муках, — Катсуки снова взял его за руку и слегка сжал.       — Мне ничего не надо, я просто хочу остаться один сейчас, — пробормотал парень, но руку не убрал.       — Я не брошу тебя в такой момент! — Бакуго тихо рыкнул и снова прижал его к себе.       — Зачем ты это делаешь? Ты же якудза…       — Сколько раз тебе ещё повторить, тупица? Ты стал дорогим мне человеком, а семья Бакуго не бросит близких.       — Тогда просто иди в общежитие и принеси мне флешку, — Бакуго показалось, что Эйджиро прижался к нему плотнее.       — Какую ещё флешку?       — Тебе нужен компромат, а у меня его предостаточно. В правом ящике стола двойное дно. Возьми флешку и вези её сюда. Надеюсь, у столь именитой семьи в личном распоряжении найдётся ноутбук? Бакуго слегка успокоился и потянулся за курткой.       — К тебе может заглянуть чувак с чёрной молнией на башке, и представиться Каминари. Возможно, тебе захочется послать его нахуй из-за его тупости, но этого делать не стоит, потому что он один из самых верных моих людей.       — Постараюсь… Катсуки на прощание неловко прижал Киришиму к себе и вышел из палаты. Кажется, впереди намечается просто сказочная вечеринка…