Different ways

Не в силах смотреть на учителя, Калеб закрыл лицо предплечьем. Мысли в его голове роились растревоженным ульем, а сам Дьюм уже и не мог, и не хотел ни о чем думать. Он вообще не представлял себе жизни без Ордена, но теперь все это становилось бессмысленным. Он из последних сил попытался сосредоточиться, снова ощутив приступ разрывающей головной боли, но стиснул зубы, проглатывая вскрик, и попробовал еще раз потянуться к мягкому темному свечению, к которому он уже так привык, так с ним сроднился… Но ничего не ощутил. Не то, что б Калебу было нужно лишнее подтверждение потери, но отсутствие этой странной связи отдавалась болью во всем его теле, и он поспешил отпрянуть от пустоты в своем сознании, что некогда была теплым ощущением чужих чувств. Не сдержавшись, он просто зарыдал лицом в подушку. Дьюм был не готов к этому, никогда не был бы готов, ведь все только начиналось! Всего несколько дней назад они вместе думали над тем, как им быть дальше, искали варианты и говорили о чувствах, но теперь… теперь это ощущалось, как прошлая жизнь. Только осколок красного кайбера не позволял Калебу думать, что все это ему приснилось. Все это время Биллаба молчала, но джедай ощутил ее мягкое прикосновение к своему плечу и все-таки поднял голову. Она не торопилась что-то говорить, пытаясь дать время и себе, и своему бывшему падавану, но потом, чуть сжав его плечо, заговорила. — Ты совсем недавно стал рыцарем. — Мастер прервалась и коротко улыбнулась своему ученику. — Все мы совершаем ошибки. И я не могу позволить тебе просто бросить Орден. — Я вовсе не считаю это ошибкой, учитель. Это был мой выбор. Даже если бы я смог вернуться в прошлое, я сделал бы тот же самый выбор. Не отказался бы от него. — Дьюм устало уронил голову снова на подушку. Тело начинало ломить. Биллаба вздохнула. Но все же продолжила. — Я поняла. Но Калеб, я прошу тебя, не принимай столь поспешных решений. Не покидай Орден. Джедай вздохнул. — А как иначе, мастер? Либо я уйду сам, либо меня выгонят после разбирательств. Депа снова погладила по плечу своего ученика, коротко улыбнувшись. — Никто не знает, из-за чего ты упал без сознания. И никто, кроме нас двоих не в курсе об этой истории. И никто не узнает, я буду молчать. Калеб и хотел бы согласиться на это предложение. Но понимать, что ради него мастер будет лгать в лицо Совету… это было слишком. — Нет. Нет, простите, я не могу. — Подумай сам. Ты всю жизнь прожил в Ордене. Ты не знаешь другой жизни, Дьюм. Чем ты будешь зарабатывать? Пойдешь в фермеры, контрабандисты или торговцы? — Депа приподняла его голову за подбородок. — Ты сам это понимаешь. Джедай молчал. Конечно, он понимал, и отлично осознавал, что учитель права. За пределами Ордена он действительно крайне мало знает о жизни, и тем более где-то далеко от Корусанта. Он не боится остаться в Галактике совершенно одному, но сейчас Калеб настолько потерян, что сам не знает, что бы он стал делать, как только вышел бы из Храма навсегда. Уже не говоря о том, что при таком раскладе разбирательства все равно было не избежать… Дьюм привстал на локтях, поправив подушку и подтащив одеяло выше, уставился на Биллабу. Но на ее лице он не прочел ничего, кроме решимости довести дело до конца. От этого стало еще хуже – учитель сознательно готова была пойти на обман ради него, в попытках защитить. Калеб разрывался. С одной стороны, он не мог принять предложение и подставить мастера, но и не принять такую жертву было невозможно. Из размышлений его вырвал голос Депы. — Ты понимаешь, ученик? Дьюм опустил голову на грудь, глубоко вздохнув. — Да. Я согласен. Голова начинала болеть все сильнее, и Биллаба, погладив ученика по волосам, оставила его одного. Ему в любом случае нужно сейчас побыть в одиночестве. *** Самому Калебу хотелось побыть в одиночестве отнюдь не несколько часов. Все, на что он был способен сейчас – лежать на кровати, свернувшись калачиком. Глаза покраснели от слез, под нижними веками залегли глубокие тени. Джедай чувствовал себя абсолютно разбитым. Стоило закрыть глаза и все, что он видел – красно-черный узор датомирских татуировок. Все это причиняло невероятную боль. В какой-то момент Дьюму начало казаться, что он сам больше не чувствовал своей собственной связи с Силой. Он вообще больше ничего не чувствовал, кроме пустоты и отчаяния. И мигреней, стабильно приходивших приступами раз в несколько часов. Джедай сжимал висящий на его шее красный кайбер, и это было единственное, что связывало две половины его жизни – Калеб был абсолютно уверен, что тот день на Набу разделил его жизнь на «до» и «после». И свое «после» он представлял крайне туманно. Без Мола и его незримого присутствия все стало пресным, серым, потеряло смысл. Дьюма не волновало даже то, что конкретно говорила мастер Биллаба в ответ на вопросы о его самочувствии от членов Совета. Он не хотел об этом думать и даже примерно не мог прикинуть, что будет отвечать сам, если его спросят. Пустота на том месте, где переливались мягким свечением темные оттенки уже не пугала, Калебу просто казалось, что у него вырвали все его чувства, что все это умерло с датомирским воином. Только спустя примерно неделю он впервые увидел Оби-Вана с его падаваном и, вопреки ожиданиям, это не вызывало у Калеба никакой реакции. Он не ощутил ничего – ни гнева, ни ярости, ни даже желания отомстить, хотя был уверен, что с трудом будет сдерживать себя, но. Ничего. Абсолютное ничего. Дни сменяли недели, недели – месяцы. И ничего не менялось. Из жизни Дьюма будто исчезла сама жизнь. Он продолжал заниматься делами Храма, слушал старших мастеров, тренировался, но в основном лишь по инерции. Опять же, лишь редкие беседы по душам с мастером Биллабой отвлекали его от бесплодных размышлений. Ничего уже не изменить, но принять, смириться Калеб так и не мог. В конце концов, когда джедай уже начал путать день с ночью и валиться с ног от усталости и загнанности (спать он тоже не мог – каждую ночь ему снилось, как его разрубают пополам), Депа предложила совместную медитацию. Прикоснувшись к его сознанию, когда он, наконец, полностью открылся, мастер дернулась от ощущения холода и лишь потом почувствовала дикое опустошение. Отпрянув, она совершила вторую попытку, вылавливая отдаленные мысли и образы, наполненные тем самым чувством. Проведя с учеником несколько часов и внимательно рассмотрев абсолютно все, что он сам позволил и показал, Депа прислонилась спиной о стену комнаты, прикрывая глаза и растирая виски руками. Калеб сидел притихший, не зная, что сказать. Он показал все, что счел нужным (конечно, были детали, о которых стоило умолчать), но он постарался показать все так, как видел и чувствовал сам. Некоторое время Биллаба сидела молча, но спустя несколько минут все же взглянула на своего ученика. — Возможно, джедаи и правда ошибаются. Дьюм опустил вниз смущенный взгляд, но учитель продолжила. — Ты получил нечто большее, чем просто опыт или важный урок. Свобода любить, сострадать и сочувствовать – то, что не дано большинству джедаев. Из опасности падения на Темную Сторону. — Но ведь это светлые чувства, мастер. — Если бы речь шла о ком-то, кроме тебя, я бы заволновалась о таком исходе. Но не в твоем случае. Тебе даже столь непродолжительные отношения дали больше, чем в итоге отняли. Тебе просто нужно время примириться. Джедай скрестил ноги и медленно выдохнул, стараясь успокоиться. — Мне никогда не станет менее больно, да? — Я бы посоветовала тебе не горевать о… об этом ситхе, он слился с Силой, но я видела в твоем сознании, как тебе не хватает его. Со временем станет легче, но не надейся, что это наступит скоро. Депа взяла с низкого столика чашку с уже давно остывшим чаем и протянула Калебу. Чай они пили в тишине.